eenie meenie miny mo get your lady by her toes — if she screams, don't let her go eenie meenie miny mo.
Миранда раздражённо стягивает платок с головы, позволяя ветру свободно трепать не уложенные лаком волосы, и сердито засовывает его в сумку — от жары у неё начинается мигрень, а Эмили проявила чудеса некомпетентности, забыв положить в аптечку таблетки, и теперь она вынуждена мучиться от пульсирующей боли, щурясь даже в солнцезащитных очках и мечтая просто положить смоченную в ледяной воде тряпку на лицо. — Воды? Найджел сочувственно улыбается, протягивая ей минералку неизвестной марки и утирая пот с макушки. От отвратительного зноя дрожит воздух за окном, и, принимая с коротким кивком бутылку, она проклинает Ванессу, предложившую съёмки в Техасе, и вторую ассистентку, напортачившую с договором о транспорте, из-за чего им пришлось арендовать внедорожник и самостоятельно тащиться через штат, затолкав чемоданы в багажник и закупившись едой в низкопробном магазинчике. Её одежда от Армани совершенно точно не предназначена для поездок в восемьдесят девять градусов не одни сутки. Второй Эмили сильно повезёт, если она сумеет устроиться хотя бы официанткой в бистро. Мстительная ухмылка искажает лицо, и Миранда испытывает мелочное удовлетворение, предвкушая, как раздавит глупую девчонку за то, что она потеет в этой кошмарной машине, глотая омерзительную тёплую воду и вдыхая дорожную пыль, отдающую горечью на язык. Если бы всё прошло по плану, они бы уже были на месте, долетев на вертолёте за считанные часы, и она бы приняла ванну, смыв с себя грязь, и переоделась в чистый наряд — но нет, вместо этого она закована в слишком тёмное для подобной погоды сливовое платье, неудобное кружевное бельё и чулки, обута в классические лодочки и не может обновить макияж. Это катастрофа, и она совсем не хочет видеть своё отражение в зеркальце, поправить что-либо возможности нет так или иначе, и она скрипит зубами, ощущая жжение от минералки в желудке. Когда она последний раз ела? Натренированная до идеальности память услужливо даёт ответ, воскрешая бокал шампанского, салат и мясную нарезку около пяти часов назад, и Миранда благодарит свой организм за беззвучный режим — не хватало позориться перед сотрудниками урчанием. Хотя остальные не испытывают особых проблем, хрустя дешёвыми чипсами, едва слышно чавкая какими-то непонятными конфетами и потягивая диетическую колу, только Эмили страдальчески кривится каждый раз, отправляя в рот такое количество калорий. По крайней мере, она понимает, сколько занятий спортом потребуется, чтобы сжечь последствия долгого сидения на мягких сидениях и употребления этой низкокачественной химии. Её голова сейчас расколется на части, и, потирая висок, Миранда думает, что, возможно, дело не только в мигрени — возможно, ей просто требуется нормально поесть, а это всего лишь последствия голода, который она не испытывала уже многие годы. Мысли уходят в ненужное русло, и она поджимает губы, решив сосредоточиться на настоящем. — Где мы? Её голос перекрывает слабо работающий динамик с неизвестной песней гнусавой женщины, и все вздрагивают как по команде, словно забыв, что она вообще в салоне и ещё жива. — Мы, ээ, ну… Эмили невнятно бормочет, бледнея, и возится с картой, крутя её и тыкая пальцем в разные места, а Симона нервно улыбается, стискивая руль до побеления костяшек, и становится кристально очевидно, что никто не имеет ни малейшего представления, где они и куда им ехать. Чудесно, эта поездка просто не могла стать ещё хуже. — Всё ясно, вы завезли нас в незнакомую глушь, не удосужившись уточнить у местных маршрут, и оказались не в состоянии даже просто ехать по прямой дороге, умудрившись заблудиться в пустыне. — Миранда, я… — Мне не нужны оправдания. Исправьте это. Найджел кашляет, определённо маскируя смешок, и ей хочется развернуться и спросить, что такого смешного он находит в их положении, но эта маленькая речь вытянула все силы, и она глотает воду, чувствуя, как пот пропитывает ткань на спине и скатывается каплей между грудей. Она сравняет эту часть Техаса с землёй и позаботится о том, чтобы её вторая ассистентка никогда не нашла работу в Нью-Йорке. Эмили выглядит так, словно вот-вот расплачется, но Миранда не сожалеет о лаконичной жёсткости, в конце концов, это работа первой ассистентки, убедиться, что всё будет работать как положено, особенно когда дело касается поездки, особенно в Техас — Миранда надеется, что дорога останется такой же пустой, потому что три женщины и один мужчина, одетый в расшитый золотистыми нитями жилет, точно не лучший набор для рассекания на машине в глуши. — Я вижу магазин, почему бы нам не остановиться и не спросить дорогу? Найджел, как обычно, спасает положение, и она искренне рада, что сумела удержать его в «Подиуме», пойдя на мелкие уступки, которые, к счастью, только пошли ей на пользу, позволив снять с себя часть ответственности и обрести больше свободного времени. Назвать «это» магазином у Миранды не поворачивается язык, это больше напоминает старый сарай с вывеской, вокруг высокая трава и проржавевшая практически насквозь машина, и она не думает, что срок годности у здешних продуктов меньше десяти лет и уже не истёк — или опасно близок к истечению. Но все радостно вываливаются из салона, разминая мышцы, и у неё противно ноет всё тело, требуя того же, хотя бы какого-то движения. Её массажист будет в ужасе, когда она вернётся. Когда все трое скрываются за деревянной дверью, покрытой облупившейся краской, Миранда выбирается на воздух, устало растирая шею и потягиваясь, и каждый дюйм её мышц вопит о недопустимости продолжения поездки, но выбора нет — Миранда переступает с ноги на ногу, обмахиваясь руками, и оглядывает унылый пейзаж, ничуть не изменившийся с того момента, как они выехали. Они вообще движутся вперёд или просто нарезают круги? И почему так тихо, разве здесь не должны бегать койоты или кричать какие-нибудь птицы? Под ногами ползёт незнакомый уродливый жук, и она брезгливо морщится, отступая на шаг в сторону и с презрением вспоминая тараканов, живших в доме её детства, равнодушно сжиравших ядовитые комки и игнорировавших вызывавший дурноту запах дезинсекцирующих опрыскивателей. Ей действительно нужно домой, или она закипит настолько, что уволит Эмили, которая, в сущности, справляется со своей работой весьма неплохо — не настолько хорошо, как Андреа, но достаточно, чтобы Миранда могла не волноваться. Справляться как Андреа не сможет никто, и Миранда поджимает губы от прилива горькой ярости и яростной горечи — мысли об этой девчонке лучше оставить там же, где она сама оставила Миранду. Позади. Раздражённо пнув мелкий камешек, скрывшийся в сухой траве, она придирчиво разглядывает осевшую на лакированном носке пыль, осознавая, что всё, что на ней надето отправится в мусорную корзину — вряд ли даже химчистка способна вытравить весь пот и запах Техаса. Этой его скучной заброшенной части, во всяком случае. Первым возвращается Найджел, и его лёгкое беспокойство откликается тревожным цунами в ней. — В чём дело? — Знаешь, не хочу показаться параноиком или предвзятым идиотом, но продавщица откровенно жуткая. Наверное, поддерживает шарм этого местечка, мм? Миранда фыркает, закатывая глаза и не отвечая, желания задумываться о странностях местных жителей у неё нет совершенно, как и времени, и какого чёрта Симона и Эмили так долго делают? Эта неделя определённо проверяет её нервы на прочность, и она чрезвычайна близка к тому, чтобы сорваться, послать всех и уйти в настоящий отпуск, с мстительностью наблюдая, как журнал прогорает без неё, а сотрудники и остальные наконец начинают работать как положено, не отвлекаясь на выпивку по выходным, написание смс и другую ерунду, из-за которой они не справляются с простейшими задачами. Не может же быть, чтобы абсолютно все стали полными кретинами и утратили профессионализм — что это, весеннее обострение? Когда девушки появляются, Миранда готова разорвать их на куски, и судя по виновато-испуганным лицам, выяснить дорогу им так и не удалось. Просто потрясающе. — Если на фотосессии что-нибудь, что угодно, будет не так — вы уволены. Убедившись, что её угроза воспринята верно, она возвращается на заднее сиденье, сдерживая порыв сморщиться и выскочить, капризно топнув и потребовав вертолёт. Она могла бы, разумеется, но это не дало бы никаких результатов и только опозорило её, связь здесь плохая и ловит не везде, а если бы у них был в распоряжении вертолёт, они бы им воспользовались. Это то, что нужно перетерпеть, считая секунды, и Миранда прикрывает горящие веки, начиная отсчёт с единицы. Противный гудок заставляет её раскрыть глаза на семи, и мерзкое гудение в голове вместе с начинающимся закатом подсказывают, что она уснула, и румянец выступает на щеках — она выпрямляется, откашливаясь и надевая очки, которые кто-то, скорее всего Найджел, снял и пожил ей на колени. Заснуть при посторонних, что за чёрт. Эта проклятая жара её убивает. Снова раздаётся гудок, и колокольчики внутри её черепа отзываются звоном. — Что это? — Без понятия. Меланхоличный настрой Найджела вызывает у неё смутное подозрение, что он тайком покурил травку. — Это шериф. Миранда надеялась услышать что-то другое, вроде «это где-то далеко», или «это вон в том доме», или «это просто мимо проезжавшая машина», но наткнуться на полицию, сидя в арендованной машине, когда в таком захолустье едва ли вообще существует понятие каршеринга — это грозит катастрофой и дополнительной задержкой, если, конечно, им не улыбнётся наконец удача и шериф не окажется достаточно образованным, чтобы удовлетвориться их документами и показать им дорогу. Симона тормозит, взволнованно елозя и явно переживая о том же, о чём и Миранда, и когда шериф вальяжно подходит, пожёвывая собственную щёку изнутри и разглядывая их цепким неприятным взглядом, Миранда хочет приказать Симоне надавить на газ и разогнаться на максимум. С этим мужчиной что-то не так, и Миранда не испытывает желания узнавать, что именно. — Добрый день, шериф, мы что-то нарушили? Умная Эмили наигранно-испуганно щебечет, накручивая локон на палец, подражая дурочкам из нелепых фильмов, и шериф распрямляет грудь, усмехаясь. Идиот. — Добрый, ага, подумал, какая шикарная тачка, в наших краях на таких не ездят. Вы явно не отсюда, так как же вас сюда занесло? Эмили отвечает, рассыпаясь в ненужных абстрактных подробностях, и Миранда устало закатывает глаза, скучающе отворачиваясь к окну и не слушая разговор, размышляя о том, чем сейчас заняты девочки с отцом — должно быть, уже развлекаются на море в новых купальниках, если, конечно, он не решил сделать непредвиденную остановку в каком-нибудь нелепом городке с «простым американским очарованием», что бы это ни значило. — Мэм, вижу, я Вас утомил. Наступившая напряжённая тишина показывает, что обращаются к ней, и Миранда дёргает плечом на нелюбимое «мэм», поворачиваясь к шерифу, нагло опершимуся на открытое окно и смотрящему на неё с такой же неприязнью, с какой она — на него. — Мы спешим. — В таком случае езжайте следом и не теряйтесь, я дам вам нормальную карту. На этих дорогах орудуют байкеры, знаете ли. Все по очереди благодарят, а она молча возвращается к созерцанию наискучнейшего вида, ощущая, как пульсация в голове притупляется, превращаясь в фоновой дискомфорт, а Найджел осуждающе пялится. Неужели он действительно ожидал, что она скажет «спасибо»? Какая глупость, она не благодарит кого попало за мелкие одолжения, тем более непрошенные — и шериф наверняка ждёт, что они подсунут ему пару купюр в знак признательности, так что тратить слова бессмысленно. Но Миранда ничего не говорит, потому что за годы совместной работы Найджел всё это отлично знает сам. Они едут в гробовой тишине, нарушаемой только шумом шин по асфальту, и заикнуться о радио или кассетах никто не смеет, чувствуя неуютную наэлектризованную атмосферу, даже Найджел не посмеивается и не пытается разрядить обстановку, уставившись на страницы любовного романа про балет, судя по обложке. Миранда досадливо постукивает пальцами по колену, сетуя, что тоже не захватила, как он советовал, пару книг — но кто знал, что ей придётся коротать сутки в дороге, запланированный полёт был коротким и полным вопросов будущей съёмки, не до развлечений. — Мне очень жаль, Миранда. Тихий голос Эмили, пропитанный виной, отвлекает от размышлений о списке книг, которые она могла бы взять из домашней библиотеки с собой, и поутихнувшее раздражение снова подскакивает желчью к горлу — Миранда ненавидит пустую болтовню, и Эмили, прекрасно зная об этом, всё равно решила открыть рот. Её мигрени это не нравится, спазм охватывает голову несколько мучительных секунд, а когда всё заканчивается у неё ноют зубы. Она просто хочет вернуться домой, к кондиционеру, чистой одежде, свежей еде и водопроводу. Машина шерифа съезжает с основной дороги, и высокая сухая трава неприятно бьётся о дверцы — вокруг ничего нет, только чуть вдали виднеется небольшой квадрат, и Миранда кривится на уродство здания, что, впрочем, подходит этому месту и полицейскому участку. Но близи становится понятно, что это двухэтажный дом с прилегающим сараем, и на мили нет ни единого строения — и это совершенно точно не полицейский участок. Он что, привёз их к себе домой? Чёрт возьми, ноги её больше не будет в подобных захолустьях. Ущипнув переносицу, она смахивает упавшую на лоб прядь и осматривает окрестности, представляющие собой до отвращения жалкое зрелище — зданию явно перевалило за сотню и требуется ремонт, пусть и не капитальный, но косметический, а сарай вовсе вызывает дурноту и опасения, что он рухнет щепками и ржавыми гвоздями в любую минуту. И как кто-то может жить здесь, в такой жаре, бедности и изоляции? Шериф тормозит, выбираясь с кряхтеньем, слышимым даже ей, и намеренно громко хлопает дверью, зовя каких-то Монти и Томми, и грубость его речи режет уши — в обществе Миранды никто никогда не ругается подобным образом, если не выражает яркие эмоции или не пытается докричаться до слишком твердолобового собеседника, и то, что шериф разговаривает так в обычной жизни о многом говорит. Господи, Миранда действительно надеется, что он не станет спрашивать документы на машину. Эмили и Симона радостно выскакивают, а Найджел ободряюще улыбается ей и натягивает глупую зелёную кепку. Какая безвкусица, честное слово, но не время жаловаться, и Миранда, обессилено вздохнув, вылезает следом, не показывая и намёка на усталость, равнодушно наблюдая сквозь недостаточно тёмные очки за разминкой остальных. Шериф ловит её взгляд и в ответ на вопросительно вскинутую бровь криво усмехается, сплёвывая, а из парадного входа появляется старик в замызганной одежде и с ружьём. Что? — А теперь не двигаться, суки, или мы нашпингуем ваши городские высокомерные задницы свинцом. Симона взвизгивает, бросаясь прочь, и шериф ловко выхватывает из кобуры револьвер и стреляет, попадая в голень — она падает с криком, жалобно хныча, а Эмили прячет лицо в ладонях, что-то невнятно бубня. — Только молчи. Шипение Найджела едва касается её слуха, и Миранда давит привычное, но неуместное раздражение — он что, считает её полной дурой? Холодный пот стягивает кожу, она нервно поджимает губы, глубоко дыша тяжёлым воздухом и пытаясь унять почти больно бьющееся сердце. Это похоже на глупый фильм, страшилку для рассказа в лагере на природе, но не на реальность, не на её реальность — она же Миранда Пристли, с ней за всю жизнь не случалось ничего подобного, только один раз, когда она только приехала в Нью-Йорк, на неё напал грабитель с ножом и оставил некрасивый шрам на предплечье, от которого спустя годы не осталось и следа. И вот теперь она стоит чёрт знает где на мушке у двух психопатов, и скоро должен появиться третий. Никто ведь не имеет ни малейшего понятия, где они — их не найдут, не в ближайшее время, и рассчитывать они могут только на себя, и это в целом знакомое понятие вызывает ужас и перекручивает кишки. Они совершенно беспомощны, и скулёж Симоны, которую старик грубо пинает под рёбра с насмешкой и презрительным «не вопи», отдаёт сухим отчаянием. — Ненавижу городских, вечно нос задираете, будто не тем же дерьмом набиты. Он сплёвывает ей под ноги и издевательски вскидывает бровь, копируя её, а она молчит, сжимая челюсти и проклиная сегодняшний день. — А вот и малыш Томми! Появившийся мужчина топит её в новой волне панического страха — его рост не меньше шести футов семи дюймов, фартук заляпан кровью разной степени свежести, а половина лица скрыта уродливой маской. Он идёт стремительно, и убежать от такого просто невозможно, не ей точно, даже не будь она на каблуках и уставшая. — У меня для тебя подарочек. Шериф обхватывает её шею локтем, и Миранда машинально дёргается, пытаясь освободиться, а потом послушно замирает, осознавая тщетность своих попыток — у двоих оружие, третий очень быстр, шансов нет. Глаза начинает жечь, и она часто моргает, не желая показывать свою слабость и доставлять им такое удовольствие — но Эмили, бледная как снег, беззвучно плачет, смотря стеклянным взглядом перед собой, и Миранде действительно жаль. Следовало повысить её, переведя в другой отдел, и тогда она не оказалась бы здесь, и это богом забытое место не стало бы ей могилой, как станет им всем. По крайней мере, её дети в безопасности, и они расстались на хорошей ноте — девочки не будут сожалеть о своих последних словах ей. Мысль о близнецах увлажняет глаза, и она рада, что на ней всё ещё надеты очки, прячущие позорную горечь. Не время для слёз. Крепкая хватка мешает полноценно дышать, и начинает кружиться голова, а кислая вонь пота определённо больного человека забивает нос — Томми подходит ближе, и запах сырого мяса ввинчивается в мозг, взрываясь петардами. Их разделают как свиней, и грязные массивные руки явно привыкли держать кухонный топорик. Найджел до безумия боится физической боли, не соглашаясь ни на какие процедуры у дантиста без укола анестезии, и она взволнованно скашивает на него глаза, по его виду понимая, что он пришёл к тем же выводам, что и она — он балансирует на краю обморока, и Миранда надеется, что он потеряет сознание и не придёт в себя, разбив висок о случайно подвернувшийся камень. — Подойди, сынок, я тебе кое-что покажу. Томми, не отводя от неё лихорадочно блестящих глаз, в шаг преодолевает расстояние, которое она осилила бы за три или четыре, и выжидающе замирает, шумно дыша. Шериф, судя по звуку, убирает револьвер в кобуру, и властно берёт Томми за руку, направляя ей под платье. Миранда вздрагивает, пытаясь уйти от прикосновения, но её сильнее придушивают со смешком, и жаркое дыхание обжигает ухо, а мозолистые пальцы проникают под бельё, резко скользя между половых губ. боже. Её сейчас вырвет. Шериф посмеивается, выдёргивая их руки и суя под нос Томми. — Чуешь, Томас? Так пахнет живая женщина. Томас жадно нюхает, и голод, зажёгшийся в его глазах, ломает её рёбра — она слушает его ставшее шумнее дыхание и мечтает упасть в обморок вместе с Найджелом, но она не падает в обмороки, никогда, и ей остаётся только выгадать момент и вскрыть чем-нибудь вены, избавив себя от боли и унижения. Кого-то тошнит, и шериф швыряет её на Томаса, досадливо восклицая — она не может разобрать слов, отшатываясь и едва не вскрикивая, когда цепкие пальцы сворачиваются вокруг запястья. Её рука такая маленькая в сравнении с его — она вся маленькая. Он поломает её как куклу из сухих веток. — Ну какого чёрта? Ты будешь это убирать, милочка? Или думаешь из-за симпатичной мордашки я тебе всё прощу? Это была Симона, и Миранда понимает, что девушке недолго осталось — у неё расфокусирован взгляд, бледные губы и тёмные от крови брюки, и если не кровопотеря, то шок её прикончит. Ей повезло, и истеричный смех клокочет у желудка. Смерть считается везением, кто бы мог подумать. — Кончай её, Монти, она бесполезна, Томми ей займётся. Звучит выстрел, и Найджел падает рядом с трупом Симоны. — То же мне, а ещё строите из себя чёрт-те что, что за мужик грохается в обморок от такого? Тьфу. Симона мертва. Миранда прикрывает веки, и слезинки тоненько скатываются по щекам. Всё не должно было быть так. Ирв будет вне себя от счастья, когда узнает, что она пропала, ещё и вместе с самыми преданными сотрудниками, и Миранда зажимает рот ладонью, удерживая смех внутри. Этот человек — последнее, что её беспокоит, и она была бы безумно счастлива перспективе встретиться с ним вновь, но вряд ли она покинет Техас, даже если каким-то чудом ей удастся сбежать, то с низким трафиком движения она умрёт от истощения и перегрева, не сумев поймать попутку. Удача изменила ей, она должна рассчитывать исключительно на свои силы, но мысли неповоротливые и вязкие, и думать слишком трудно. Ей плохо, и головная боль не улучшает положение. Томас склоняется, утыкаясь лицом в декольте, и Миранду пронзает дрожь — он втягивает воздух, на пробу касаясь кончиком языка кожи. — Вижу, она тебе приглянулась. Забирай. Шериф машет ладонью, прогоняя Томаса, и мерзкая улыбка на его лице вызывает желание врезать ему — он хохочет, подмигивая ей, а Томас закидывает её на плечо, словно она сделала из льна и пуха, и быстрым шагом уходит. — Будь нежной с моим мальчиком, это его первый раз! Очки плюхаются на траву, рёбра вот-вот раскрошатся — последняя капля в её стакане скоро упадёт, она расплачется как маленькая девочка, обнимая колени и всхлипывая, просясь домой и забиваясь в угол. Но никто не придёт, не спасёт и не заберёт назад в Нью-Йорк, это последняя остановка, и кто бы мог подумать, что энная поездка, обещавшая просто быть проблемной, окажется последней — но Миранду заносят в дом, пропахший затхлой старостью и полынью, от солёного железа слезятся глаза и ступеньки подвала ощущаются дорогой в ад. Можно было бы малодушно надеяться, что они попали в аварию и теперь галлюцинируют, но Миранда не привыкла обманывать себя — ни под какими препаратами, ни за что её мозг не создал бы настолько больную фантазию, только реальность способна на нечто столь мерзкое, жестокое и неумолимое. Её сгружают на стол, и она нервно скользит взглядом по комнате, пытаясь держать панику под контролем и придумать план — но вид разделочных инструментов, деревянного стола, ставшего бордовым от пропитавшей крови, и массивного мужчины, шумно дышащего и таращегося на неё, не помогает, вливая в голову патоку. Они обречены, и, пожалуй, она бы посмеялась над иронией ситуации, если бы это не происходило с ней здесь и сейчас, без надежды на спасение — начала с низов и умрёт внизу, и никакие связи, никакие деньги не помогут. Её участь — мучительно подохнуть в подвале от рук сумасшедшего отсталого психопата, в самом деле, разве такой сценарий приемлем для Миранды Пристли? Нет, конечно нет, и пальцы судорожно впиваются в края стола. Но он вполне пригоден для Мириам. Надо что-то предпринять, но поблизости нет ничего полезного, а дрожь сотрясает тело и вот-вот переломает кости — или это сделает Томас. Он резко сокращает расстояние, хватая за щиколотки и дёргая на себя, вставая между её разведённых ног и нависая — Миранда чудом сдерживает крик и упирается ладонями в широкие плечи, давя кашель от вони. Показывать своё отвращение не лучшая идея, у мужчины явно проблемы с развитием, что можно использовать — судя по тому, как с ним обращаются, вероятно, он сейчас на уровне маленького ребёнка в теле взрослого, и она могла бы попробовать втереться в доверие, притвориться сдавшейся. Рвота крутит желудок от одной мысли об этом, но Миранда слишком любит жизнь, чтобы не уцепиться за единственную возможность. Её бледные руки осторожно поднимаются вверх, обнимая за шею и притягивая, и он послушно склоняется, позволяя ей коротко коснуться губами маски, будто бы любимого мужчины или дитя, и ему это нравится, он невнятно ворчит и обнимает за талию, очевидно не представляя, что делать дальше. Что ж, она была замужем трижды — пальцы выучено опускаются вниз с ласковым «тшш, всё хорошо» и расстёгиваются штаны под фартуком, пробираясь в трусы. Господи, её сейчас вырвет. Полутвёрдый член ложится в ладонь под восторженный вскрик, и она второй рукой ободряюще гладит его по предплечью, пытаясь подавить тошноту и не фокусироваться на мерзком ощущении сальной кожи. От такой вони не отмыться и отбеливателем, но выбора нет, и Миранда растирает смазку по всему стволу, слушая тяжёлые вдохи и морщась от цепкой хватки на талии — точно куклу держит, поднимет и будет вертеть, разглядывая со всех сторон. Кончает он на удивление быстро, всего несколько резких движений и он утробно рычит, пачкая руку — в голове набатом стучит неоново-слепящее мерзостьмерзостьмерзость, а он что-то неразборчиво бормочет и падает на колени, задирая платье и утыкаясь лицом между ног. Миранда кусает губу до боли, сжимая кулаки и заставляя себя не сдвигать колени, пока он жадно нюхает, обдавая жарким влажным дыханием сквозь тонкое бельё, слишком тонкое, почему она не надела что-то плотнее, почему не надела брюки? Бесполезные вопросы, прямо сейчас ей нужно собраться и запрятать эмоции подальше, делая вид, будто этот человек ей по крайней мере приятен, как бы плохо от этого ни было — он от внимания в явном восторге, как и в целом от неё, ничего нового, и она не уверена, сыграет этот факт ей на руку в подобной ситуации или нет. Горячий язык хаотично лижет её, и Миранда сдавленно охает, потрясённая, думающая, что всё завершается, но руки, грубо разодравшие трусы, и беспорядочные движения явственно намекают, что ни черта ничего не подходит к концу — он вылизывает её, а она дрожит, закрыв глаза. Ужасающий вид его грязной макушки между бёдер мелькает, отпечатываясь в сознании, и горько-приторный привкус оседает во рту. прекратипрекратипрекрати Разумеется, она молчит. Разумеется, он не прекращает. И почему по дороге их не сбил грузовик с пометкой «огнеопасно»? Миранда закрывает глаза и начинает отсчёт с единицы./////
29 мая 2023 г. в 15:47