***
Последние аккорды заветной «Andy Warhol» доиграли, и Боуи с нетерпеливой надеждой взглянул на того, кому она была посвящена. Но лицо Уорхола выражало только явное недоумение, смягчённое количеством выпитого. Ещё более дурным знаком было то, что он подошёл к проигрывателю, чтобы выключить его, и только тогда, стоя и в тишине, решил вынести вердикт: — Предыдущие песни явно были лучше. Это был провал. Дэвид сильно ссутулился, положив локти на колени, и опустил голову. У него больше не выходило прятать разочарование и стыд, а мысли были заняты тем, как ему всё-таки свалить отсюда поскорее. Он не заметил, как Уорхол сел обратно и разлил остатки шампанского по бокалам, а потому вздрогнул, когда тот коснулся его руки, чтобы обратить внимание. — Я сказал что-то не то? — Уорхол проследил взглядом за тонкой и в чём-то изящной рукой, забравшей у него шампанское, после чего попытался разглядеть лицо за ширмой из длинных волос. Хотя всего вида гостя в целом было достаточно, чтобы понять — определённо что-то не то. Дэвид поднял голову и медленно покачал из стороны в сторону. «Если честно, то есть такое». Открыто говорить о своём недовольстве казалось ему жирной точкой на попытке хоть как-то наладить контакт, не говоря уж о слабой надежде на хоть какое-то сотрудничество. Собственно, как и положено надеждам, только она и держала его сейчас здесь, всё на том же месте, где о нём благополучно забыли. Глядя на это, Энди уже набрал воздуха, чтобы сообщить что-то в духе «Я не собираюсь врать, если мне что-то не нравится», но вовремя остановился. Он и так весь вечер поступал с Боуи не лучшим образом, и даже шампанское не исправляет это в полной мере, тем более что парень, очевидно, понимает причины критики. Так что пришла пора собирать все свои навыки дипломатии и хоть как-то исправляться, если это, конечно, вообще возможно. Худая костистая рука поднялась со спинки дивана и, замерев, всё же коснулась длинных шелковистых волос. А затем немного, дружески потрепала, не то поддерживая, не то извиняясь.***
Довольно изящная длинная рука наконец прикоснулась к соломенно-сухим волосам, нерешительно подрагивая. И тут же вплелась в них, несдержанно сжимаясь на затылке, в тщетной попытке приглушить громкий вздох, больше похожий на стон. В ответ Энди недовольно поднял глаза и, прищурившись, показал зубы. Намёк был понят, и тонкая рука переключилась на воротник чёрной рубашки, сминая его и притягивая её обладателя как можно ближе.Как вообще так вышло?
Сколько минут, часов, месяцев, лет назад его кинули на фабричном диване, а потом напоили дорогим шампанским, не оценили песню, но потрепали по голове — перед тем как начать какой-то полушутливый диалог по типу «Мне бы хотелось извиниться, видишь ли, но чем? Разве что натурой…»?
Разве что натурой.
Пошутить, не пошутить, провести рукой, не отрывая взгляда от совершенно запутавшегося Боуи, сползти вниз, щелкая пряжкой ремня и снимая очки…
Острый кончик языка прошёлся по всей длине члена от самого основания, и, после отчётливого протяжного стона, следующего за этим, Уорхол мысленно расплылся в довольной улыбке. И неторопливо опустился снова, пока головка не упёрлась в мягкое нёбо, а подрагивающая рука в сухих волосах не вцепилась в них ещё сильнее, и шумный вздох не перерос в очередной стон. Несмотря на то, что Боуи был достаточно опытным, он всё ещё оставался чутким и стеснительным, и Энди находил в этом особый шарм. Всё это действо казалось ему похожим на эксперимент по выбиванию как можно более чувственной реакции — он менял темп, нарочно сбивался с него, брал глубже или же наоборот плавно водил языком по основанию головки. И реакция была — иногда даже более смазанная и глухая, чем обычно. То Дэвид, которого всё ещё беспокоила вероятность быть раскрытым, резко закрывал рот тыльной стороной руки и прикусывал кожу, стоило только очередному ощущению от непредсказуемых действий внизу молнией пройтись по всему позвоночнику. А ответом на эти звуки были лишь ещё более хаотичные движения, более тягучие, плавные и вместе с тем иногда маняще резкие — никто кроме него не задавался более вопросом лишних вздохов и стонов. В конце концов, разве это самое странное, что происходило на Фабрике?Дэвид проклял себя дважды: сначала — когда неконтролируемо залился краской в ответ на неожиданно откровенную шутку. Во второй раз — когда это заметили, и он был слишком растерян от неожиданности, чтобы хоть что-то возразить расстегнувшим пояс его брюк рукам. Проклятия эти, правда, не имели под собой оснований кроме «Как я потом ему в глаза смотреть буду?!», а потому жгучий интерес взял верх, и было решено, что в глаза потом смотреть вовсе необязательно. Тем более что Боуи явно был не из тех людей, которые любят упускать возможности, особенно такие — вряд ли один из известнейших художников эпохи сопровождает дружеским минетом каждое своё знакомство, хотя, судя по уверенным и точным движениям, в это можно было бы поверить.
…а впрочем, всё ещё не верится.
Слишком неожиданно раздались грохот и ругань — кто-то уронил стул себе на ногу? — и Дэвид резко дернулся, ища мутными глазами источник шума. Уорхол же наоборот никак не отреагировал — как знающий своё серебряное детище, он был уверен, что громыхнуло далеко от них, скорее всего вообще на другом конце Фабрики, и всем сейчас будет не до закутка с диваном. А потому, не желая прерываться, крепко сжал рукой бедро Боуи, как бы намекая, чтобы тот не обращал внимания — и парень медленно расслабился, а потом и вовсе благодарно накрыл своей рукой чужую. И благодарность не осталась незамеченной, подарив Энди новую идею. Рука плавно двинулась выше по бедру, нащупывая ширинку, а потом мягко, но настойчиво обхватила основание члена; ответом же на это был шумный выдох, переходящий в очередной протяжный стон, и нетерпеливое движение бёдрами навстречу. На что пальцы сжались немного сильнее, а умный тёмный взгляд Мастера поднялся на раскрасневшееся острое лицо и задержался на поджатых тонких губах и прикрытых тяжелыми трепещущими веками глазах, доходчиво объясняя этим, что лучше бы его гостю сидеть смирно. И губы поджались ещё сильнее, а подрагивающие бёдра всё же опустились обратно, вверяясь более опытным и настойчивым рукам, теперь слегка ослабившим хватку. Дразня и удовлетворённо прислушиваясь к каждому ускользнувшему от Дэвида звуку, Уорхол снова начал двигаться нарочито медленно, пока пальцы его поднимались выше, смыкаясь на члене полностью. Художник то дополнял ими точные движения губ, то наоборот задавал рукой совершенно другой темп; плавно сжимал пальцы, касался ими нежной кожи, надавливая, искал самые чувствительные места, исследовал незнакомого человека — эта игра увлекала, принося не меньшее удовольствие и тому, кто задавал её правила. И только когда наигрался он сам, все движения начали подчиняться одному ритму, настойчиво ускоряясь — на что Боуи без прежнего стеснения застонал в голос, пытаясь выразить этим не до конца понятную даже ему самому просьбу.«…чёрт возьми, хорошо, что меня забыли именно в этой дыре!»
Но просьба всё же была принята, и с каждым движением, быстрым и точным, всё внутри сжималось, предвещая скорую разрядку, пока наконец долгожданный, самый яркий разряд ощущений не прошёлся по телу, сменившись тихим свистом в ушах. Вот теперь все обиды точно забылись, вылетели из головы, оставив только приятный туман — обволакивающий, разливающийся с током крови по всему телу, отделяющий от всего людского и «фабричного» самого тебя и Мастера и почему-то слабо искрящийся, как Dom Perignon… Казалось, прошло несколько часов, не минут, прежде чем Дэвид смог заново осознать, где он, как попал сюда, и что только что с ним произошло. Рубашка была предусмотрительно задрана опытными руками в последние секунды, и белые вязкие капли попали только на впалый живот; брюки так и остались расстёгнутыми, а пальцы не хотели отпускать обивку дивана — выглядел он всё ещё разгорячённо, пускай и совершенно измято. Где-то сбоку маячила фигура, и спутанное сознание подсказывало, что это Уорхол, снова немногословный и невозмутимый, что-то ищет по сторонам, разглядывая пол сквозь свои фирменные очки. Завидев неуверенное движение со стороны своего гостя, тот наклонился, глянув за спинку дивана, после чего молча кинул в Боуи наконец найденной там тряпкой, не считая нужным пояснять, что с ней делать теперь. Непослушные пальцы поймали кусок ткани, и парень начал медленно приводить себя в порядок, пока в его сознании всё ещё роились сомнения в реальности произошедшего. Мастер снова ходил туда-сюда, совершенно не обращая на него внимания, да и руки уже почти справились с проклятой молнией — словно ничего такого не произошло, и он просто перепил до головокружения и заставшей невовремя слабости. Но реальность решила о себе напомнить здесь и сейчас, не давая даже передохнуть, поправить рубашку или же хотя бы встать на ноги. Голосом Уорхола, резко развернувшегося обратно к дивану с пустыми бокалами в руках, не желая упускать столь интересную новую идею: — Кстати, как ты относишься к видеосъёмкам?