в ад ещё рано

— Достаточно, — выдохнул Леви. — Пора дать ему отдохнуть. — Капитан, я бы не терял надежды на вашем месте. Может, ему действительно ещё рановато в ад. Посмотрите сами. Осторожно переступая по черепице, Леви присел и положил два пальца на шею. Сердце ещё бьётся, да и спасибо этому несчастному новобранцу, что смог неплохо перевязать — кровопотеря могла быть и серьёзнее. Губы абсолютно белые. Что-то совсем безумное в голове. Надо бы быть реалистом, но, впрочем, терять уже нечего. — Так, — язык во рту перестал поворачиваться, — сколько, говорите, ехать до Троста? Можно было бы перелить кровь на месте — не пожалел бы ни капли своей. Пусть шансов и нет практически. Идея безумная и почти что на провал обречённая, но ничего, если уйдёт один, значит, и второму не так долго осталось. Эрвина, перевязав ещё раз, взгромоздили на лошадь за спиной Леви, как самого лёгкого в уцелевшем отряде — нет, его сил точно не хватит, чтобы держаться самому, это было ясно с самого начала. Нет, это невозможно, тихо сказал кто-то; Леви всё равно услышал, огрызнулся. Отправил собрать ремни с кого-нибудь из погибших, сам наклоняясь и не давая Эрвину упасть. Быстро, но крепко привязали спиной к спине — посмотрим, что из этого выйдет, терять уже нечего. Вопреки ожиданиям, Леви всё так же держался в седле уверенно и ровно, не заваливаясь в стороны — хоть и горбился немного: похоже, кружилась разбитая голова. — Ханджи, наверняка сможете меня обогнать. Вперёд — и чтобы эти черти готовили, блядь, тёплый приём. О себе тоже не забудьте. К приезду действительно было всё готово — Ханджи добралась немногим больше, чем за четыре часа; вымотанную лошадь встречающие взяли под повод ещё в движении. Помогли развязать ремни и спешиться, хотя, в целом, он не очень об этом просил. Не просил — но ноги всё равно чуть не подкосились, касаясь земли. Эрвина подхватили на руки сразу несколько человек, понесли, на ходу смазали высохшие губы мокрым полотенцем. Шатающемуся Леви тоже хотели предложить помощь, но тот только отмахнулся, тоже поспешив в здание. В коридоре — Ханджи с кровавой тряпкой, прижатой к голове. — Как, жить будешь? — Я — буду, глаз — нет, — криво улыбается. — Тебе нельзя так надеяться, капитан. Будешь потом винить себя и превратишься во второго такого же, взвалившего на себя все возможные грехи. Зелёный плащ с «крыльями», по дороге почти наполовину окрасившийся в неопределённый тёмный цвет, можно было выжимать. Куртку, кажется, тоже. Если Эрвин действительно ещё жив, то в любом случае уже потерял столько крови, что долго не протянет, да он и продолжает её терять — говорило что-то, похожее на здравый смысл. Всё закончится тогда, когда ты тоже, как и другие, потеряешь надежду, — говорило что-то ещё. — Вы не нашли никого получше молокососов? — ворвавшись, разъярённый Леви перепугал и без того напуганных присутствующих в кабинете главного врача. — Может, забыли, что на кону жизнь командующего? — Капитан Леви, выбора не было, вы сами знаете. Выбрали лучших из лучших и даже оторвали от работы главного. И, кстати, вам бы тоже перевязать вашу голову и побыть сейчас в покое. — И что, больше никого было не оторвать? — Леви проигнорировал предложение. — Никак нет, капитан. — И где он сейчас? — развернулся, уже ринулся к выходу, стуча каблуками сапог. — В первой операционной, я думаю, вам неплохо знакомо это место. Куртку и плащ снимите, если будет нужно, можете попросить одежду. Капитан хмыкнул, выругавшись под нос. — Если с ним что-то случится — вы здесь все будете отвечать головой. Быстрым твёрдым шагом добрался до уборной в конце коридора, выбрался из ремней привода и повидавшей полное дерьмо рубашки, переоделся в предложенную чистую одежду — крайне странно, конечно, носить какую-то ещё обувь, кроме высоких сапог. Долго тёр запачканное в пыли, поту и крови лицо, отмывал с мылом стёртые об повод за неполные пять часов бешеной скачки пальцы, потом окунул руки в воду по самый локоть и продолжил тереть — так же отчаянно, как только что гнал уставшую лошадь. Полотенце пахнет чистым, наверное, ему можно доверять. Почти бесшумно вошёл в ярко освещённую комнату — совсем посеревший Эрвин лежал, укрытый белой окровавленной простынёй. Рядом с раной копошились сразу трое. Леви жестом спросил разрешения и, получив утвердительный ответ, подошёл ближе, взглянул в лицо — ссадины на лбу и скулах, похоже, посажены при падении с лошади на полной скорости; хорошо ещё, что получилось дать подышать кислородом, которого обычно не достать. Стучат осколки камней, которые бережно достают и выбрасывают в жестяную миску. Глаза чуть приоткрыты, веки будто подрагивают. Дышит медленно, хрипит. — Вы хотите сказать, что он в сознании сейчас? — осторожно проговорил Леви. — Похоже, что так. И лучше ему в нём оставаться, иначе он может уже к нам не вернуться, — тихо сказал главный врач. — Возможно, ваше присутствие ему в этом поможет. Потому и пришлось привязать к кровати: у нас почти не осталось анальгетиков, пока он в сознании, может начать дёргаться. Узкие глаза Леви даже на секунду расширились — если Эрвин всё чувствует и в той или иной мере осознаёт, то даже ему стало сложно понять, как командующий здесь не извивается от боли. Хотя, впрочем, у него наверняка просто совсем не осталось ни на что сил. — Очень серьёзных разрывов, похоже, нет, иначе умер бы на месте, но если и выберется — останется на пару-тройку месяцев в госпитале, — добавил один из курсантов, держащий миску. По ощущениям, Леви стоял с рукой на лбу Эрвина несколько часов, пока из него вытягивали камни, зашивали повреждённые внутренности и чистили рану. Иногда — сначала по просьбе, потом осознавая необходимость сам — бил по щекам, тянул за уши, повышал голос, лишь бы сохранить сознание. Эрвин явно старался смотреть затуманенными глазами в глаза, хоть и моргал очень долго. К переливанию крови готов был с самого начала: надо отдать долг, пару раз Эрвин сам так его спасал в полевых условиях. Ясно, что небезопасно совсем, но будто более безопасно всё остальное происходящее, да и прокатывало раньше: чудом оказались совместимыми. Сел рядом, вытянул руку, не отрываясь взглядом от бледного лица. — Мы не можем, — сказал один из курсантов, вытирая лоб белым рукавом. — Ему снесло большой кусок кожи, её просто не хватает, чтобы зашить… Леви помолчал пару секунд. — Значит, возьмёте её с меня. — Капитан, вы же… Вы отдаёте себе отчёт в том, что вы делаете? — Ну-ка быстро проглотили языки и режьте, я кому сказал! Устроился на стоящей рядом пустой кушетке, расстёгивая потряхивающимися руками рубашку. Никто как-то не осмелился сказать слова против. — И дайте, что ли, тряпку какую-нибудь в зубы, мне они, наверное, пригодятся ещё. Без обезболивающего херово, но реально: только простонал пару раз сдавленно, когда начали резать и пока шили, но понимание, для кого это делается, облегчало боль, да в бою бывало и куда потяжелее. Перевязали живот и заодно голову, о которой он уж и успеть забыл; его порывались уложить обратно, но он сразу встал, полусогнутый, подошёл, снова посмотрел в потускневшие голубые глаза. Слышно, как старается дышать ровно — похоже, есть ещё у самого силы держать сознание, есть силы двигаться дальше. Хоть бы выжил, хоть бы весь проделанный путь был не напрасным.