аякс выдохнул горячий воздух в свои ладони, потирая их друг о друга и хлопая себя по холодным щекам. в этом году снег был тяжелее; казалось, в те моменты, когда ветер колол его кожу, словно крошечные иголки, становилось еще холоднее. он чувствовал, как маленькие снежинки падают на его ресницы и опускаются вниз, прямо в глаза. он толком не знал, что делал в
той стране, из которой фактически сбежал, но, увы, здесь он в разгар зимы.
кроме того, что он знал, а это было из-за постоянных писем и звонков от пульчинеллы, в которых он просил и фактически умолял вернуться на родину. и, возможно, была иная причина в глубине его сознания, легкий шепот в сердце, который тянул и тянул, пока он не почувствовал тошноту в животе.
аякс вошел в гигантский дворец, в который он долго не решался войти, его ноги становились все тяжелее и тяжелее, когда они поднимались вместе со снегом, в основном ему приходилось тащиться и заставлять себя просто переступить порог. тарталья действительно начинал сожалеть, что пришел на эту проклятую встречу, так или иначе, если он еще раз пропустит её, то царица не будет возражать против сотого отсутствия.
он, вероятно, уже опоздал, но мужчина был уверен, что никто не будут возражать против позднего прихода, уже ожидая, что тот просто не появится снова.
он снял свое тяжелое пальто и пушистую шляпу, решив оставить свой фирменный малиновый шарф. аякс почувствовал, как его желудок сжался и опустился от осознания того, что это была плохая идея с самого начала; с самого начала, когда тот снова ступил на эту жалкую землю, он был верен царице, и это была его родина, но то, что он должен делить даже землю с —
— тарталья! — раздались голоса, беспорядок столового серебра падал на пол и столы, горничные быстро клали их на место и шаркали вокруг.
ему уже хотелось отступить, захлопнуть гигантские кристаллические двери и убежать в другой регион, как можно дальше от сюда. он не ненавидел предвестников, несмотря на постоянные ссоры и драки; тем не менее, он все еще относился к ним довольно осторожно, но никогда не ненавидел их по-настоящему. но тарталья действительно ненавидел ту пару глаз, которые, казалось, сверкали черными дырами в его черепе.
— я рад, что ты решил прийти, мой мальчик. присаживайся к нам, — пульчинелла усмехнулся и протянул руку, пустой стул прямо рядом с ним и рядом с
тем самым человеком, которого он не очень хотел видеть.
— я не —
— я настаиваю, тарталья, — пульчинелла поднял голову, его подбородок чуть вздернулся.
— да, сэр, — тарталья обошел стол и сел на него, стараясь придвинуться как можно ближе к пульчинелле.
он знал, что слишком остро реагирует, человек рядом с ним даже не обращал на него внимания, но аяксу казалось, что если
он даже приблизится к нему, аякс упадет на колени и будет умолять того вернуться, неоднократно извиняясь за то, чего никогда не делал.
тарталья ненавидел
его, ему хотелось бы не любить настолько сильно, как он любил, тогда было бы намного легче отпустить и полноценно жить своей жизнью. это было невозможно, когда
его взгляд останавливался на нем, отвратительные ядовитые бабочки порхали у тартальи под ложечкой, сердце трепетало, пропуская несколько ударов.
он все еще был влюблен.
после ужина аякс подошел к дверям и схватил свое тяжелое пальто, просто перекинув его через плечо и направившись к выходу.
— подожди минутку, — тяжелая рука схватила его за запястье и втянула обратно, заставив отшатнуться.
аяксу хотелось отстраниться, отбить руку, которая так легко обвивала его запястье, оттолкнуть его, ударить ногой, убить — но он не сделал этого, просто остался на месте. его запястье будто горело, обжигало, а ощущение покалывания и щекотки на запястье вызывало у него небольшие шишки на коже — хотелось упасть.
его касания всегда были такими мощными против аякса.
— что ты хочешь? — аякс уставился в пол, будто это была самая интересная вещь в мире, и на самом деле, когда ты пытаешься избежать угнетающего багажа — воспоминания, которое ты не хотели бы вспоминать. того, что просто свободно гуляло, как ему заблагорассудится; будто это не он дал аяксу повод сбежать от собственной семьи и друзей.
мужчина мягко отпустил его руку, настолько нежно, что тарталья почувствовал, будто оторвался от земли.
— ты забыл это, — он схватил шляпу и нахлобучил ее на голову так, что та закрыла глаза.
— капитано! тьфу! — аякс схватил шляпу и стянул ее, качая головой и поправляя челку.
— какое ваше дело… — он посмотрел на капитано, вытянув шею, чтобы встретиться с ним взглядом. из легких мигом исчез весь кислород, в тот момент когда их взгляды встретились. аякс чувствовал, будто застревает в гипнотическом трансе,
его глаза тянут чайлда внутрь и удерживают там. запирают в ловушку, заставляя бесцельно бегать.
аякс отвел взгляд и отошел от капитано, снова глядя себе под ноги и надевая головной убор.
— благодарю, — прошептал он, на самом деле не заботясь услышат ли его тихий тон или нет.
глядя в его глаза, аякс не видел ничего, он был таким, каким был всегда. грубый подбородок, волосы были грязными и глаза опущены, все было то же самое, как в тот момент, когда
аякс влюбился в него, то же самое, когда
аякс его поцеловал,
прикоснулся к нему, это было схоже — и тарталье было гораздо больнее, чем он предполагал. капитано всегда был человеком, которого трудно прочесть, в моменты когда дело доходило до эмоций. он всегда вел себя так таинственно и храбро, хотя был таким же трусливым человеком как все, с которыми сталкивался аякс.
он медленно пошел прочь, возможно, в мыслях он надеялся, что тот закричит, убежит и схватит его, потянет и обнимет, как делал всегда, но ничего.
он ничего не сделал, когда аякс ушел в холодную зимнюю ночь.
***
аякс мягко улыбнулся, вытаскивая из кармана маленькую коробочку, тщательно завернутый подарок с красной лентой.
— сегодня канун рождества и я хотел подарить тебе это. и я подумал, может быть… — его румянец медленно расползается по щекам и шее.
— спасибо, аякс, — капитано взял в руки коробку и зацепился пальцами за край красной ленты, осторожно потянув за нее и следом поднимая крышку. внутри была серьга с золотой цепочкой и красным рубином на её конце.
— это одинаковые серьги для нас. мы вместе уже несколько месяцев, и это канун рождества, так что… — аякс посмотрел на свои сцепленные руки, ожидая ответа.
— понятно… спасибо, дорогой, — капитано наклонился и поцеловал его в висок, отложив подарок. он взял сережку, с шипением закрепив ее на непроколотом ухе. — это довольно мило.
аякс просиял и обнял его, обхватив руками торс. — я так рад, что тебе понравилось!
я люблю тебя, — аякс посмотрел на капитано и улыбнулся, его глаза светились надеждой.
— я —
***
шероховатость
его мозолистых рук о кожу заставила аякса вздрогнуть. руки скользили от плеч к талии и ниже, к бедрам, заставляя спину красиво выгибаться под
его прикосновениями. чужие руки так сильно сжимали кожу, что было ясно: на утро у чайлда появятся новые отметины, но ему это нравилось.
резкие толчки заставляли кровать яростно скрипеть, опасно грозя сломаться, но они, казалось, никогда не возражали или действительно заботились об этом. горячее наслаждение от секса, забивающего им мозги и наполняюшего чувствами.
аякс крепко сжимает подушку, рот был приоткрыт; по лицу капала слюна, а может быть слезы, он уже не мог точно сказать. чайлд был полностью разрушен, разобран по крупицам.
он был напуган. как кто-то настолько грубый мог стать таким уязвимым? аякс боялся, что стены внутри него рухнут, в тот момент когда
он будет обнимать его, когда
он будет целовать его, опускаться ниже к шее и съедать его.
тарталья был хищником, но охотно подставлял
ему свою шею. как он мог стать настолько жалким?
***
он — предвестник, было очевидно, что селестия никогда не позволит такому мужчине, как
он, любить. любовь аякса к капитано была не более чем мимолетной вещью — по крайней мере, он так думает. их любовь была запрещена, и ей никогда не суждено было стать чем-то большим.
возможно, поэтому
он никогда не отвечал, когда аякс говорил: «я люблю тебя».
а может быть, это было не так.
возможно,
он просто никогда —
***
— прости меня, что не сказал этого раньше, аякс. я не хотел, чтобы тебе было больно, но я эгоистично воспользовался твоими чувствами ко мне. я…
не люблю тебя, аякс.
может быть, когда
он это сказал, что-то внутри аякса сломалось. он не злился, но тело будто отвергало его. тарталья почти ничего не помнил из того дня, но глубоко в душе он просто знал, что потерял контроль над паразитом, живущим глубоко внутри. он вспомнил слезы, заливающие щеки, в тот момент когда он напал на человека, которого когда-то считал
своим.
ему казалось, что конечности разрываются на части, напряжение и боль в теле длились несколько дней; и как только эта боль утихла, он взял столько миссий подальше от своего дома, сколько смог. убивая и сражаясь со своими врагами, слушая грохот адреналина в собственных ушах. хотя, как только все это закончилось, он мог думать только о себе.
даже с кровью, прилипшей к одежде, и сильным запахом, переполняющим его нос. все, о чем он мог думать —
безопасные руки, которые когда-то обнимали его.
женщина, которой он поклоняется и клянется в своей вечной верности; даже ее благословение любви было выше его сил. никакое количество божьего благословения не может исправить его и без того истекающее кровью сердце.
