Восходит луна.

«Восходит луна.» — мысленно комментирует Консул смотря в огромное окно почти до потолка. Постепенно переводит взгляд на портрет висящий по правую сторону стола. Небольшой, написанный мягкими красками, в самой обычной раме, но значит он для Валериуса больше чем он сам. Губы мужчины трогает улыбка, но совсем не такая яркая как у человека на картине. Он отвернулся от неё, и расплёл тугую косу. Водопад спадает на уставшие плечи, а волосы будто шепчут «спасибо» своему обладателю. «Полнолуние.» — констатирует Консул. Луна уже полностью показалась из-за горизонта, и тускло освещала богато обставленную комнату. Лунная дорожка ложилась на отставленный в сторону бокал, и вино теперь блестит словно жемчуг. Валериус поднялся со стула, скинул на пол туго затянутый кафтан, еще несколько слоёв подвязок и украшений, и остался в одной только рубашке со штанами. Лишившись почти всей олежды дышать стало легче. Он сел обратно, и снова взглянул на портрет, и почувствовал как глаза стали влажными. Сейчас не хотелось вытирать слёзы, пускай текут, щекоча щёки и ненадолго застывая в пока-что неглубоких морщинах. Он смотрел на блеск волос сотканных из золота, на серебристые глаза, в уголках которых хорошо видно гусиные лапки, на белоснежные зубы, и на еле заметные веснушки под небольшими глазными мешками, являвшиеся работой годов. — Люцио. — далеко не в первый раз перекатывает его имя на языке Консул. — Увидел бы ты этот портрет знатно бы меня отругал. Не любил ты когда тебя изображали не как идеал… — он произнёс это с мягкой улыбкой на лице, и всё-таки вытер рукавом те несколько слезинок что успели скатится по лицу. И всё-таки не зря Валериус потратил бог знает сколько денег на портрет у лучшего художника Пракры. Казалось что Граф всё ещё живой и вот-вот подмигнёт Консулу, сказав что-то вроде: «Вал, ну не кисни, чего ты! Всё же нормально. А вот у меня такая история есть, когда и правда плакать надо.» — и начнёт рассказывать какую-то преувеличенную ересь, размахивая руками, смеясь, злясь и выражая столько эмоций сколько не смог бы Валериус за всю жизнь. Последний бы просто слушал, и прятал бы улыбку в бокал. Но нет. К счастью всей Везувии и к несчастью одного Консула, Граф Люцио умер почти три года назад. Поэтому он и купил этот портрет, что-бы хоть как-то скрасить тоску. Ведь Люцио был человеком которому Валериус доверился, на чьей стороне был готов стоять и с кем хотел бы провести всю жизнь. Проще говоря, он просто был влюблён в него. В высокомерного идиота неумеющего обращатся с деньгами, в фривольную сволочь которую никто не интересовал кроме себя. Любовь зла, полюбишь и козла. Так и случилось. Но теперь его нет. Всё ещё трудно к этому привыкнуть. Но город больше не тиранизируется, хоть что-то радует больного Консула. Взошла луна. И по лунной дорожке идёт он, и тусклый свет путается в золоте волос. Он протягивает руку Валериусу, и тихо говорит: — Валериус, пойдём со мной. Покажу тебе кое-что. — и на лице мёртвого Графа сияет нежная улыбка, а глаза блестят. Консул сглатывает комок в горле, и делает всё возможное что-бы слёзы не потекли из глаз. — Д-да, уже иду. — проклятая солёная жидкость всё-таки вытекает из глаз, и хотел он было отвернутся, как его прмжимают к себе укладывая его голову себе на плечо. Он прижался ближе, стискивая Люцио в обьятиях, как слепой котёнок тыкаясь то в его шею то в его висок, подрагивая и не находя в себе сил что-либо сказать. Его гладят по голове и мягко шепчут: — Я приду к тебе позже, видимо ты ещё не готов. — Руки соскальзывают со спины, и Граф выбирается из рук Консула. Тот всхлипывает, и пытается дотянутся до него, удержать на дольше. Но Люцио непреклонен. Он встаёт на лунную дорожку и распадается в белый пепел. Валериус падает на пол рядом с ним и сжимается в комочек, закрываясь от всего мира в своих коленях. Луна заходит. На утро Консул обнаружил себя на полу, лежащим возле белой кучки чего-то. Он поднялся, вздохнул и позвал уборщицу. А портрет Графа на стене сочувственно улыбнулся ему.