***
— Buongiorno, ученики! Цезарь Антонио Цеппели — высокий, плечистый мужчина — вошёл в класс и бросил на преподавательский стол стопку учебников и классный журнал. Гул в кабинете тут же прекратился, и ученики обратили свой взор на преподавателя. Тот снял свой цилиндр с шахматным принтом и аккуратно, не в пример учебникам, устроил на краешке стола, усаживаясь на лакированный стул и взлохмачивая без того пушистые светлые волосы. На первый взгляд мужчине нельзя было дать больше сорока-сорока пяти лет. И каждый раз случайные люди удивлялись, когда узнавали, что Цезарь на самом деле на целый год старше заместителя директора, Джозефа, которому, на секундочку, в этом году стукнуло шестьдесят восемь. Ученики гадали, в чём же секрет молодости преподавателя, родившегося и выросшего в солнечной Италии, но так и не находили ответов. В зеленоватых глазах Цезаря всё ещё горело пламя юности, которое сейчас, однако, было едва-едва затянуто сонной поволокой. Опоздания не были прерогативой учителя, так что некоторая часть их класса заинтересованно перешёптывалась, гадая, что же такого приключилось с учителем. Джотаро не нужно было гадать. Он прекрасно знал, что прошлой ночью его дедушка и Цезарь отправились на задание, выслеживая какую-то супер сильную ведьму. В подробности Джозеф не вдавался, ограничился коротким рассказом. Это удивило Джотаро, ведь дед всегда любил почесать языком и в красках расписать свои миссии и подвиги. В последнее время силы тьмы как-то уж чересчур активизировались. Будто следуя какому-то плану, они совершали нападения на мастеров, а недавно вообще едва не выкрали из архива какой-то мощный артефакт, чьё название не разглашалось. Ни у одного учителя в академии не осталось свободного времени. Даже Джозеф был озабочен. Помимо должности заместителя директора академии Джостар являлся также членом секретного фонда, которому он, как и Цезарь, были обязаны жизнью из-за событий прошлых лет. Поэтому дед никогда не отказывал фонду в просьбах и частенько отправлялся на вот такие дела вместе со своим орудием. Вернее, одним из них. Можно резонировать с более чем одной душой одновременно, но, как известно, эту технику сложно контролировать и эффективно использовать. Цезарь был орудием, в точнее — косой смерти Джозефа, вот уже сорок шесть лет. Их знакомство, произошедшее в Италии, было не самым гладким, однако они сразу смогли войти в резонанс. С бабушкой Джотаро, Сьюзи Кью, Джозеф познакомился там же, и спустя год они поженились. Девушка также была орудием, которым Джостар, правда, почти никогда не пользовался. Ему лучше работалось именно с Цезарем, и за эти годы они прошли через многое, одолев несчётное количество существ хаоса. Семейная техника резонанса душ Джостаров, названная дедом хамон, передавалась из поколения в поколение, постепенно видоизменялась, но всё также оставалась одной из самых сильных, уступая разве что проклятой крови. Хотя дед то ли в шутку, то ли всерьёз говорил, что самая сильная техника Джостаров — вовремя сбежать с поля боя, когда ситуация выходит из-под контроля. — Как я уже упоминал на прошлом занятии, сегодня мы будем тренировать стабильность вашего резонанса. Займёмся этим на втором уроке, — произнёс Цезарь, покручивая между пальцами шариковую ручку. В классе поднялся радостный гул. Занятия по практике вдохновляли учеников намного больше, чем хоть и нужная, но нудная теория. А уж о письменных тестах, что так любил внезапно преподнести им Цеппели-сан, и говорить нечего. Он был справедливым, но довольно-таки строгим преподавателем, требующим от учеников выкладываться на максимум. Для Джотаро же это означало очередной урок, где он будет как дурак просиживать штаны на стуле и наблюдать за одноклассниками, уже полгода назад разбившимися на пары мастер/оружие и участвовавшими в миссиях, что каждый день вывешивали на специальной доске в холле академии. В те моменты, когда ученики, вернувшиеся с подобного рода практики, делились впечатлениями, Джотаро чувствовал себя каким-то неполноценным. Вида он, конечно, не подавал, лишь сильнее натягивал на лицо козырёк своей кепки, которую носил практически не снимая вот уже несколько лет. Привычным жестом парень надвинул фуражку на лицо, собравшись доспать необходимые ему часы, как вдруг дверь класса открылась, пропустив внутрь поток холодного воздуха, а вслед за ним парня, которого Куджо раньше никогда в академии не видел. Средний рост, худощавое телосложение и тонкая, почти как у девчонки, талия. Незнакомец был одет в плащ до колен, из-под воротника которого выглядывала белая рубашка. Светлый шифоновый шарф покоился на его шее, красиво контрастируя с изумрудно-зелёным цветом верхней одежды. Взгляды всех присутствующих в аудитории, не исключая Джотаро, цеплялись за рыжевато-красные волосы, длинная прядь их забавно завивалась и ниспадала на правую часть лица молодого человека. В его ушах покачивались серёжки с круглыми камнями, похожими на спелые вишни, оттенком чуть темнее, чем волосы парня. Большой рот, застывший сейчас в нервной полуулыбке, и необычного лавандового цвета глаза. За всю жизнь Джотаро никогда не встречал у людей подобного оттенка. — Прошу прощения за опоздание. Этого больше не повторится. — Парень учтиво поклонился преподавателю, остановившись недалеко от дверей аудитории. — А вы, должно быть, тот самый новый ученик? — Цезарь приветливо улыбнулся. — Всё в порядке. Коридоры этой академии настоящий лабиринт, обычно первокурсники почти месяц изучают расположение аудиторий и лишь потом начинают нормально ориентироваться. Не стесняйся, проходи и представься классу. Новичок нерешительно сделал несколько шагов вперёд, к столу учителя. В руках он теребил ручку текстильной сумки, похожей на кейс. Со своего заднего ряда Джотаро видел, что сумку украшают пара значков, картинки которых он рассмотреть, однако не мог. А ещё он подметил забавную чёрно-белую собаку-брелок, что свисала с одного из многочисленных замочков сумки. — Меня зовут Нориаки Какёин и я здесь в качестве оружия. Приятно со всеми вами познакомиться, — промолвил он, вновь кланяясь. Класс улыбнулся в ответ на приветствие Какёина, а Жан-Пьер Польнарефф — парень с высоко уложенной причёской, яркими голубыми глазами и крапинками веснушек на щеках, удивлённо присвистнул, вызвав этим действием строгий взгляд Цезаря. Жан невинно захихикал, а затем резко притянул к себе сидящего рядом Мохаммеда Абдула — старосту их класса, и начал быстро что-то шептать тому на ухо, перескакивая с японского на английский, и обратно. — … говорю же тебе! это скорее всего он, тот самый… Ошибки быть не может, — доносились до Джотаро обрывки разговора Жан-Пьера. Тот самый? Польнарефф что-то знает? Хотя это неудивительно. Француз, приехавший учиться в Японию по обмену, постоянно лезет не в свои дела и знает всё обо всех, словно он какая-то старушка-сплетница. Несмотря на то, что у Польнареффа язык без костей, он умел хранить секреты близких друзей, к которым Джотаро был причислен, так что он не переживал на этот счёт. Не то чтобы Жан знал какие-то его сокровенные тайны, но вот то, что подушкой Куджо служит большая плюшевая акула, а в квартире он носит тапочки с морскими звёздами, некоторым людям знать абсолютно необязательно. Меж тем Нориаки бегло оглядел учеников. Одних он осматривал достаточно пристально, других не же удостоил даже секундой своего внимания. Когда очередь дошла до Джотаро, глаза новичка чуть прищурились, словно оценивая развалившегося на заднем ряду Куджо. Тот слегка округлил глаза, будто не желая уступать. Повисшее между ними лёгкое напряжение прервал Цезарь: — Мест полно, так что присаживайся куда хочешь, я запишу тебя в классный журнал. Остальные тонкости обсудим после моих уроков. — Эй! Какёин, садись к нам! — Жан подскочил на месте, размахивая рукой, а Мохаммед уже освободил место от сваленных на лавке рюкзаков, прикрытых блестящей кожаной курткой Жана. Нориаки помешкал, оглянувшись на учителя, но, встретив его одобряюще-подбадривающую улыбку, стремительно поднялся по ступенькам аудитории и сел рядом с Абдулом, в трёх местах от территории, где устроился Джотаро. Какёин вновь повернулся к Куджо, но тот лишь нахмурился и натянул кепку на лицо ещё ниже. Новичок разочарованно отвернулся, и Польнарефф тут же увлёк его в беседу. Француз улёгся на парту, прячась за сидящим перед ним широкоплечим одноклассником, и с горящими от интереса глазами начал о чём-то расспрашивать Нориаки. Джотаро практически не слышал, о чём они разговаривают, но видел, что Какёин отвечает либо короткими фразами, либо кивком головы, производя впечатление довольно сдержанного человека. А Цезарь тем временем наконец приступил к своей лекции. Она интересная, но для Джотаро, плохо спавшего этой ночью, интонация преподавателя подобна лёгкому шелесту волн. В прошлом они, как своеобразная колыбельная, убаюкивали парня, выросшего около океана. Засыпанию также способствовал шёпот Жана, что словно большой шмель гудел где-то слева. Поэтому парень, не противясь этим звукам, медленно провалился в лёгкую полудрёму.***
— Куджо, тебе что, необходимо особое приглашение? Джотаро приоткрыл глаза, не изменив своего положения. От резкого пробуждения его взгляд ещё был недостаточно ясен. Когда же он наконец сфокусировался, то увидел, что одноклассники уже расположились в свободной от столов части аудитории. Они разбились на пары и ожидали своей очереди. Цеппели-сан, сложив руки на груди и послав к чёрту все формальности, возвышался над Джотаро, а чуть позади стоял Какёин. — Доброе утро, молодой человек. Останешься после урока, обсудим твоё отношение к моей лекции, — строго произнёс Цезарь, — а сейчас я хочу, чтобы ты попробовал войти в контакт с Какёином. — Чего? — Джотаро пропустил мимо ушей ожидающее его наказание, но подобное предложение от учителя он пропустить точно не смог. — Ты меня прекрасно услышал. — Да бросьте, сенсей, — хихикнул Польнарефф, моментально оказавшись на лавке рядом с Джотаро. Он всё ещё возился около своих вещей, потому что для него, очевидно, в приоритете было ответить на смс, от которых разрывался смартфон Жана, — неужели вы думаете, что вот сейчас-то это наконец произойдет. Не обижайся, mon chèri, — он посмотрел на Куджо и невинно улыбнулся, хлопая белёсыми ресницами — но никто не может терпеть твой характер. Кроме меня. — Отвали, — Джотаро беззлобно пихнул Жана локтем в бок, из-за чего тот нарочито громко охнул и застонал от воображаемой боли, ругаясь на французском. По классу прокатилась волна смеха. Джотаро же поймал себя на ненужной сейчас мысли, что его окружает слишком много иностранцев. Да и он сам, к слову, не был чистокровным японцем. На пятьдесят процентов японец, но на двадцать пять итальянец и британец. Такая родословная само собой отразилась на его внешности. Особенно выделялся необычный цвет глаз, который достался брюнету от дедушки. Куджо хмуро перевёл свой взгляд на учителя. Глаза цвета морской волны, как всегда, выражают лишь отблески эмоций, скрытые за хладнокровным стеклом. — Кто знает, что может случиться — Цезарь пожал плечами, — ты до сих пор не нашёл себе орудие. Нужно использовать каждый данный тебе шанс. Вперёд, вы будете первыми. — Хо-ро-шо. — Куджо отчеканил каждый слог, вложив в интонацию всё своё отношение к этой затее. Не то чтобы он окончательно отчаялся найти своё, то самое, особенное оружие, но как минимум пыл его несколько поубавился. Он встал с места и, оставив Цезаря позади, прошёл мимо Нориаки, который не высказал какого-либо недовольства касательно приказа учителя. Брюнет невольно втянул воздух и почувствовал запах миндаля, вишни и чего-то ещё, напоминающего растворитель для краски. Необычное сочетание, но весьма приятное. Спустившись по ступенькам, парни встали лицом к лицу, вновь с неким вызовом рассматривая друг друга. Было видно, что неловкость Какёина немного отступила и сменилась живым интересом, с которым он разглядывал назначенного ему напарника. Лавандовые глаза Нориаки поблёскивали в свете флуоресцентных ламп, а губы изогнулись в вежливую улыбку. — Ты же помнишь правила, Куджо-кун? Попытайтесь войти в резонанс. Он молча кивнул. За эти полгода Цезарь стопроцентно так же, как и Джотаро, сбился со счёта напарников, с коими парень пытался установить контакт. Одноклассники, ребята из параллели, старшие ученики… Ни один из них не смог добиться необходимого резонанса с душой Куджо. И проблема была лишь в нём, откровенно говоря, ибо подстроиться можно под любое орудие, но вот почувствовать связь — отнюдь. Резонанс души — это особая техника, используемая мастерами и оружиями, в которой они синхронизируют длину волны своей души. Поступая так, они могут использовать очень мощные техники, переворачивая ход битвы. Не раз сильнейшие мастера, не без помощи верных орудий, спасали мир от сил хаоса. Партнёры становились максимально близкими друг для друга людьми, разделяя не только общее дело, но и свои чувства, ведь именно они влияли на стабильность резонанса. Родственная душа — это тот, у кого есть ключи от наших замков, и к чьим замкам подходят наши ключи. К замку по имени Джотаро Куджо до сих пор никто так и не смог подобрать подходящий ключ. Непростой характер и холодное безразличие, которое парень словно бетонную стену выстроил вокруг себя, отталкивали и даже пугали большинство окружающих. Польнарефф был каким-никаким исключением — их души смогли вступить в резонанс, который, однако, на подсознании, вызывал у обоих какой-то непонятный дискомфорт. Резонирование требует, чтобы и мастер, и оружие были спокойны и единодушны. Если одна из душ не синхронизирована, техники не могут быть выполнены. Единодушием в их паре и не пахло. Партнёрства хватило всего на неделю, они даже не успели приступить к практике, не говоря уж о каком-то там совместном задании. Они неплохо ладили друг с другом, но этого всё равно было недостаточно, так что Джотаро сам попросил Жана поискать более подходящую пару. Француза это ничуть не расстроило, и он быстро нашёл себе нового, теперь уже постоянного напарника в лице ещё одного ученика по обмену — Мохаммеда Абдула, который прибыл в Японию из Египта, а если точнее — из Каира. Именно с Абдулом в качестве мастера Жан-Пьер смог раскрыть свой потенциал. Они каждую неделю бывали на миссиях и каждый раз возвращались с новыми душами в копилку, которой являлся сам Польнарефф. Каждое орудие стремилось собрать и поглотить девяноста девять душ существ хаоса и одну душу тёмной ведьмы или волшебника, ведь достигнув именно такого числа, оно сможет измениться, превратившись в свою усиленную версию — косу смерти, как до сих пор по-старомодному называли эту модификацию. Коса смерти — высший титул, вершина эволюции орудия. Трансформация открывала доступ сильнейшим техникам, способными кардинально менять ход битвы. Поэтому сбор душ перетекал в своеобразное соревнование между учениками каждого класса. И в их классе Польнарефф и Абдул были несомненными лидерами. С Мохаммедом Джотаро также неплохо поладил, и они иногда проводили время вместе. Чаще всего инициатором досуга выступал Польнарефф, главный экстраверт их класса. Жан-Пьер легко заводил друзей и так же легко их терял. Ему недоставало чувства такта, хотя Джотаро бы вообще сказал, что такт и Польнарефф — понятия несовместимые. К примеру, французу хватало наглости без приглашения заявляться в общежитие, в квартире которого проживал Джотаро. Обычно мастер делил жилище со своим орудием, но так как Куджо не нашёл родственную душу, он жил квартире в одиночестве. Комната, которая предназначалась будущему партнёру всегда была закрыта и не использовалась парнем. И ему думается, что вряд ли Нориаки Какёин будет тем, кто займёт её. — Какёин-кун, от тебя требуется повиноваться мастеру, достичь резонанса и принять форму орудия. Ты уже делал подобное раньше? Мне сообщили, что ты был на домашнем обучении, — голос преподавателя, обратившегося к Нориаки, вырвал Джотаро из потока мыслей. — Да, — коротко ответил Какёин, а затем протянул руки вперёд в пригласительном жесте, — постараемся же… Эм… — новичок запнулся, вопросительно глядя на Куджо, но тот резко шагнул вперёд, не тратя время попусту, и крепкой хваткой сжал ладони Нориаки.***
Он закрывает глаза, стараясь отключить ненужные мысли и сосредоточиться на предстоящем резонансе. Куджо чувствует, как прохладные пальцы Нориаки сжимают его более теплые руки, усиливая и без того мёртвую хватку. Он тяжело вздыхает и очищает разум, погружаясь в своё подсознание. Темнота. Привычный вид после того, как сомкнёшь свои веки. Вязкая и тяжёлая: кажется, что она окутывает медленно, но на самом деле вовлекает в свои объятия моментально. Но сейчас не время тонуть в ней, Джотаро необходимо попытаться установить контакт с так любезно предложенным ему напарником. Получится ли? Он слегка приоткрывает глаза, и темнота немного рассеивается. Он находится в странном эфемерном пространстве, лишённый точки опоры, дрейфующий в невесомости. Прямо перед собой он видит тёмно-серый светящийся шар — свою душу. Она слабо мерцает, словно светлячок в тумане летней ночи. Смешно, что даже у его души есть фуражка, настолько въевшаяся в образ Куджо. Он протягивает руку и хватает душу. Её пламя покалывает даже хозяина — под пальцами словно вспыхивают сотни маленьких искр. Но это покалывание хоть и болезненно, но терпимо. Теперь ему нужно найти душу Какёина. Искать долго не приходится — Джотаро почти сразу замечает ещё один мерцающий шарик чуть левее места, где он сейчас находится. По размеру душа Нориаки чуть меньше, но светится гораздо ярче, чем душа Джотаро. Под пристальным взглядом аквамариновых глаз форма неровно дышащей души начинает изменяться — кончик пламени сгибается на бок, а затем забавно извивается, повторяя форму необычной пряди волос новичка. Сфера пульсирует резко и хаотично, словно боится замершего в нерешительности Куджо. Её пламя ослепляет: кажется, протяни руку — и сгоришь в этом белом огне. Но выбора нет, сейчас или никогда. Джотаро, заранее готовый к очередному разочарованию, осторожно поднимает ладонь и легонько дотрагивается пальцами до души, не ожидая ничего сверхъестественного. Яркий свет ослепляет, а время замирает на пару секунд, оглушая своей тишиной, закладывающей уши так, словно он находится на дне самого глубокого океана. Интересный эффект — в некоем удивлении отмечает Джотаро. Ни с одним из предыдущих орудий, с которыми ему приходилось совершать попытки резонирования, такого не было. Он приоткрывает глаза, подмечая, что его рука всё ещё на месте и не сгорела от пламени, которое оказалось тёплым и приятным. В голове непроизвольно проносятся ассоциации с нежными руками матери, что крепко-крепко обнимала его в детстве. Цвет тоже слегка поменялся — пламя приобрело красноватый оттенок, подобный волосам Нориаки. У сферы появилась ещё пара небольших отростков, похожих на тонкие щупальца, что обвились сейчас вокруг пальцев Джотаро. Его собственная душа в другой ладони вдруг становится ярче и слегка подаётся вперёд. Они с Нориаки всего лишь два незнакомца, абсолютно ничего не знающие друг о друге, но их души странным образом тянутся одна к другой. Любопытство перед чем-то неизвестным или же нечто другое? Джотаро не знает, но уже смелее дотрагивается до души Какёина, которая, на секунду замешкавшись, устраивается в его руке. Чужие души всегда держать интересно — у них свой ритм, своя особенная форма. Как не бывает одинаковых снежинок, так не может быть и одинаковых душ. Каждая уникальна по-своему, уж ему-то, столько времени подыскивающему партнёра, это известно как никому другому. Джотаро, действуя машинально, подвигает одну ладонь к другой, соединяя свою душу с душой Нориаки. Между ними словно вспыхивает разряд, складывающийся в тонкую светящуюся нить, сотканную из искр-звёздочек. Она похожа на пульс, что изображают на мониторе аппарата электрокардиограммы. Вдруг нить резко вспыхивает, одновременно с учащением ударов в груди парня. Джотаро глубоко вдыхает и чувствует едва ощутимое биение чужого сердца, что взволнованной дробью чеканит ритм в унисон с его собственным сердцем. Этот стук приятным жаром разливается по телу брюнета, пробирая до кончиков пальцев. Линия укорачивается и соединяет горящие шарики. Синее пламя окутывает образовавшуюся большую душу и сжимает, сливая сферы друг в друга ещё больше. В конце концов огонь раздвигается, и перед парнем горит уже одна единая душа. Он резко втягивает в себя воздух и открывает глаза. Всё ещё внутренне потряхиваемый от неожиданного резонанса Джотаро оглядывает одноклассников, а они в свою очередь круглыми от удивления глазами пялятся на него. Даже Цезарь не может скрыть удивления: его глаза заинтересованно блестят и смотрят они куда-то ниже, прямо на руки Джотаро. Тот и сам чувствует в них какую-то тяжесть, поэтому переводит взгляд на свои ладони и не может не вздрогнуть от удивления. На его руках красуется подобие боевых перчаток с металлическими заклёпками, что словно жидкое серебро блестят под лампами их огромной аудитории. Гравировка и виде изящных щупалец и драгоценных камней украшает орудие. Оно эстетично и утончённо, но по-своему смертоносно. — Перчатки, серьёзно? — Куджо хмыкает, не произнося вопрос вслух. — Не просто перчатки. Я ещё и стрелять умею. Изумрудами. — Раздаётся в его мыслях мягкий голос Нориаки. Приятный баритон вызывает у Куджо непонятные чувства. Ему думается, что такой голос он мог бы слушать часами и ничуть от него не уставать. — Mamma Mia! — Цезарь радостно всплёскивает руками. — Это было очень неожиданно, но, видимо, Куджо-кун наконец-то нашёл себе потенциального напарника! Короткая вспышка света и перчатки пропадают, обращаясь человеком. Нориаки вновь стоит напротив: его волосы слегка растрепались, а щёки покрылись едва заметным румянцем. Он, слабо улыбается, будто извиняясь, и выпускает из мёртвой хватки руки Джотаро, которые всё еще горячи от нахлынувшей эйфории резонанса. — Прости, что так в тебя вцепился… И ещё… Ты не сказал мне своего имени. — Джотаро. Или ДжоДжо, — неожиданно даже для самого себя отбросив все формальности, отвечает Куджо. Он чувствует смущение, зарождающееся где-то глубоко внутри. Это тоже последствия удачного резонанса? Неужели этот мальчишка и есть родственная душа Джотаро? — ДжоДжо… — Нориаки произносит его прозвище медленно, пробует на вкус, катая буквы на языке словно вишню, форму которой принимают его серёжки. — Что ж, ДжоДжо… Попробуем собрать девяносто девять душ?