не правильные решения и правильные исходы

Ойкава выглядит так глупо, пытаясь вылезти из кожи вон, чтобы стать самым лучшим. Ойкава выглядит глупо, когда натягивает свою фальшивую, уверенную в себе улыбку. Ойкава не выглядит глупо, когда целует его в кончик носа, переплетая пальцы их рук. Иваизуми безумно любил этого дурня и Ойкава тоже его любил. Возможно, он любил этого дурня сильнее, чем любит играть в волейбол. Определённо сильнее. Душевные чувства ведь не должны отражаться на физическом здоровье, верно? Но тогда почему сердце Хаджиме будто бы протыкают тысячи иголок, когда Тоору в очередной раз отшучивается насчёт разбитых костяшек. Он слишком хорошо его знает, ведь это не «у меня случайно соскочила, пока тренировался». Но каждый раз больно до трясущихся рук. В голове сразу же возникают навязчивые мысли: «я что, недостаточно близок ему?». И каждый раз они исчезают, когда Ойкава ласково целует его в уголок губ. Но Иваизуми всё равно заставляет обработать руку. Укол не иголок, а удар ножа Хаджиме чувствует, когда краем глаза замечает рваные царапины у капитана на рёбрах, пока тот один из последних переодевался в раздевалке. Сил что-то говорить не было. Хотелось закричать, прижать к стене, ударить по затылку, много чего сказать. Но даже сделать вздох было трудно, все мысли скопились в один сплошной ком, слова застряли в горле. Забрать свои вещи и выбежать из раздевалки, не дожидаясь Дурокавы, в тот момент было единственным на что хватило сил. Нет, Иваизуми не был сентиментальным или не знал, что такое селфхарм, но видеть подобное на теле любимого человека – доводило до безудержных слёз. Было неописуемо тяжело от боли родного. «Ойкава похож на чистенького и маленького котёнка, который насрал мимо и его надо на ругать» – думал Хаджиме раньше. Эта мысль пришла ему в голову почти 4 месяца назад. Сейчас капитан из волейбольной команды был похож на облезлого, уличного и уставшего кота. Только в этот момент в голове сложилась единая картинка. Тоору похудел, всё больше тренировался, скорее всего, в тайне от Хаджиме, меньше спал, что было видно в глазах, в которые Иваизуми любил смотреть. Хаджиме искренне считал, что, пока он рядом, всё будет хорошо. Всё хорошо никак не было. С этим надо было бороться, но как с этим бороться, когда Иваизуми сам едва сдерживает слёзы обиды? Ради Ойкавы Тоору нужно было стать сильным. Ойкава Тоору – капитан волейбольной команды Аобаджосай, обольститель сердец. Человек, который внушает уверенность своей команде каждый матч, человек, который не был волейбольным гением, что достиг всего упорными изнурительными тренировками. Человек, который наедине с собой себя ненавидит. Смотря в зеркало каждое утро, Ойкава видел лишь отголосок чего-то стоящего и чёткая мысль стояла в голове: 《 Ты должен стать лучшим, старайся больше.》 Брюнет был готов сделать всё, чтобы эти мысли просто ушли. Это привело к привычке их слушать. Ойкава каждый день выкладывался на все сто, даже тысячу процентов, чтобы избавиться от мыслей. Волейбол и нахождение Иваизуми рядом очень помогало их заглушить. Ровно до следующего утра. Тоору совсем упустил тот момент, когда стал беспокойно спать настолько, что средняя продолжительность сна стала пять часов в сутки – максимум. Тоору упустил тот момент, когда стал вымещать свою злость на себе в виде тонких жгучих полос на рёбрах. «Но все ведь хорошо, пока я улыбаюсь, верно?» Только вот Ойкава не понимал насколько его улыбки были пропитаны фальшью, но никто из команды или близких не предпринимали попыток помочь, спасти утопающего, пока он сам не замечает, что тонет. Тонет в самом себе. Когда-нибудь это должно было закончится. Когда настанет это «нибудь»? Руки неловко тряслись. Иваизуми стоял перед входной дверью в дом Тоору, его семья сейчас должна быть не дома. И если этот Дуракава сейчас на тренировке, то Хаджиме обязательно его убьёт своими же руками, учитывая тот факт, что сегодня выходной и волейбольный клуб закрыт. После нескольких коротких звонков в дверь, за нею послышалось шуршание. Прямо перед глазами показалась растрёпанная макушка головы его милого Тоору, который недоумевающе хлопал своими глазками, смотря на парня. — Неужели не впустишь своего любимого на порог, капитан? Тяжёлая рука легко легла на худые, аккуратные плечи Тоору, проходя внутрь дома, в котором был отнюдь не впервые. — Да что ты, я просто не ожидал увидеть своего прекрасного парня в этот чудный день. Что-что, а флиртовать и переводить темы Ойкава умел превосходно. Но губы, которые Хаджиме так любил целовать, искажались в неловкой улыбке. Разувшись, Иваизуми молча потянул младщего в его комнату. В комнате царил полумрак и сущий беспорядок, будто бы Ойкава стоял всё утро на голове. Время серьёзного разговора пришло. Усадив Тоору напротив себя на широкую постель, в которой они часто спали вместе на ночёвках, Хаджиме крепко взял холодную руку Тоору в свою, чтобы Дуракава не сбежал от разговора, и заглянул в любимые карие глаза, в которых читалось беспокойство – чуть менее яркое, чем у самого вице-капитана. — Ива-чан, что-то случилось? Ты чего такой серьёзный? Или я опять где-то оплошал? Ойкава не собирался убирать руку, лишь крепче её взял, но тут играла больше излишняя тактильность Тоору. — Я хочу с тобой поговорить, Ойкава. Это очень важно. Даже эти слова давались совсем нелегко, но зеленоглазый обещал себе быть сильным, хотя бы ради того, что сидел перед ним и смотрел на него испуганным взглядом. — Почему ты занимаешься сефлхармом? Почему ты мне ничего не рассказываешь? Ты знаешь как мне было больно, когда случайно увидел твои рёбра? Они все в порезах, Тоору. В комнате повисла минутная тишина. Оба парня были взбудоражены происходящим, Ойкава пытался опустить голову. — Ты мне не доверяешь? Почему ты молчишь? Я вижу как тебе больно, но ты каждый раз натягиваешь свою глупую ухмылку и отшучиваешься. Знаешь как это мучительно – видеть тебя таким каждый день?! Ойкава, ты не представляешь как это – чувствовать себя беспомощным по отношению к тебе... Я хочу быть твоей опорой, твоей поддержкой, быть твоим близким, в конце концов. А ты молчишь. Пожалуйста, пожалуйста. Поделись со мной своей болью, обещаю, я буду рядом. Я хочу помочь тебе, Тоору. Голос сошёл на тихий шёпот, зелёные глаза с любовью, понимаем, с частью обиды и беспокойством смотрели на дорогого человека. Ойкава затих, стеклянными глазами смотря на Хаджиме. Глаза наполнялись слезами, хотелось спрятаться, хотелось уйти, было стыдно. Стыдно за своё поведение, стыдно держать его в неведении. Крепкие руки обняли, прижали к себе, к груди, давая разреветься на своем плече. Крепкие руки осторожно гладили по содрогающейся спине, гладили по плечам, давая волю чувствам, что давно были спрятаны очень глубоко. Спустя некоторое время, они начали разговор. Говорили о мыслях, говорили обо всём, раскладывая на нужные полочки. Иваизуми внимательно слушал, за весь разговор ни разу не опустив руки Тоору. Тот смотрел вымотанно и... Благодарно. — Пожалуйста, пообещай, что будешь рядом. Тоору выглядел очень уставшим, больше, чем за последние несколько месяцев. Иваизуми мягко улыбнулся тому, аккуратно притягивая к себе и нежно целуя в лоб своего дурака. — Обещаю, я тебя не оставлю. Хоть на часах и был полдень, но Ива-чан прекрасно справился с задачей: накормить своего любимого Тоору, который ни на минуту не выпускал старшего из объятий и уложить сытого, уставшего Ойкаву спать, конечно же, обнимая того, чтобы спалось спокойнее. Их любовь началась из детского доверия друг к другу. И продолжилась на обоснованном доверии. Иваизуми смог помочь, как минимум тем, что постоянно был рядом, помогал с мыслями, учил любить себя. Со стороны они выглядели... Отнюдь не глупо, скорее, правильно.