Дева, чьи кудри — злато

Нет ему покоя нигде. Нет ему покоя за морем, нет ему покоя здесь, в Эрегионе, не было бы ему покоя в Валиноре. И дома у него тоже нет. Ничего у него на самом деле нет, несмотря на то, что окружает сына Феанаро столько всего, несмотря на множество преданных ему людей, несмотря на его мастерство, позволяющее творить чудесные вещи, уступая в этом лишь Аулэ да Куруфинвэ. Ничего у него нет. Сердца тоже нет. Она сожгла сердце его до самых корней. Видит Келебримбор Галадриэль и замирает — он помнит ее Артанис, он помнит ее Нэрвен, помнит, как она сердилась, требуя никогда не звать ее данным матерью именем, помнит, как росла она, обучаясь у Йаванны, помнит, какую резкую отповедь дала она Феанору, попросившему прядь ее волос. Он помнит ее девой, чьи кудри — злато и серебро, сравнимые с Телперионом и Лаурелином. Он помнит ее гнев в Альквалондэ, тщательно сдерживаемый, но так и рвущийся наружу — в очах Артанис горело желание не молча взирать на морские воды, но в лицо Феанору кричать обвинения и проклятия за учиненную им резню, за пролитую кровь тэлери, ее родичей. Он помнит, как гордо держалась она, единственная из дев во время Исхода, что не просто ушла, но возглавляла Дом свой наравне с отцом и братьями. Он помнит… Келебримбор предложил бы ей руку и сердце, но — мог ли обречь ее на ту участь, на которую обрек себя, как все Феаноринги? Они добровольно произнесли Страшную Клятву вслед за Феанаро, и их одного за другим губило это. Келебримбор знал, что его путь будет кратким, что он, как дым, пролетит по ветру, в то время, как век Артанис должен быть долгим и счастливым. Сделать ее своей женой — значит, рано или поздно сделать ее скорбящей по мужу вдовой, так же, как их общий дед Финвэ скорбел по Мириэли. Нет, она заслуживает большего. Если бы она любила Келебримбора в ответ — он бы решился. Если бы он увидел в глазах ее нежность к нему большую, чем родственная и дружеская — он не смог бы молчать. Но их разделило время, расстояние, словно сами валар их разделили. И сами валар ее создали, эту златокудрую деву, не родилась она из материнского чрева, не верится Келебримбору, что появилась она на свет, как все квенди. Она дочь земли самой, а не Финарфина и Эарвен. Аулэ вылепил ее фигуру, дивную, стройную, неповторимую, Ульмо пенный образ ее создал, влив в кровь морские воды, Варда подарила ей белый свет, который источают ее локоны, Йаванна напоила хмелем, чтобы речи ее звучали медовой рекой, Несса сняла оковы с души ее, научив смеяться, научив быть уверенной, Несса, с которой так часто играла Артанис в Валиноре, бегая наперегонки с оленями… Да, только валар могли создать его любимую. Не его любимую. В Эрегион приезжает не та Артанис. Совсем не Артанис — Галадриэль. Взрослая — уже не пытается держаться уверенно, но источает уверенность так же, как кудри ее источают свет. Не принцесса — королева. Владычица. Чужая жена. Что она нашла в Келеборне? Что она увидела в нем такого, чего не увидела в Келебримборе? Чем принц Дориата лучше него? Он выковывает для нее почти точную копию Элессара, старается день и ночь, только чтобы увидеть улыбку, только чтобы невзначай коснуться ладони, когда передает камень из рук в руки. Он бы сделал для нее все — Светильники, Сильмариллы, любые сокровища… Если бы ей было это нужно. Если бы он был ей нужен. Сын рода Феанаро горд, сын рода Феанаро не выпрашивал бы любви, особенно зная, что ничего не получит. Может, это и есть его кара за Страшную Клятву отца и деда? Дева, чьи кудри — злато, создана ему на беду. И все равно любовь к ней для Келебримбора — величайшее счастье.