Домашнее видео

Пламя сотни свечей озаряет комнату. Они везде: на полу, на шкафу, на краю подоконника. В пляске теней на стенах наши искаженные силуэты. Твой тихий стон резонирует с моим, когда я двигаюсь в тебе, с каждым толчком приближаясь к долгожданному финалу. Хотя нет, до финальных титров еще как минимум две-три шикарные сцены. Да, нас с тобой снимают одиннадцать камер. Но даже самая совершенная технология не может разглядеть и передать то, что вижу я. Полыхающие бесноватым огнем зеленые глаза, бледную, вызолоченную пламенем свечей кожу, приоткрытые пересохшие губы, влажную от пота темную прядь волос, прилипшую ко лбу. – Камера девять. Шестикратный зум. Я хочу помнить все в мельчайших подробностях. Я хочу создать шедевр. – Тони…- ты выгибаешься, обхватывая меня руками, одним сильным движением расцарапывая мне спину до крови. – Камеры номер три и одиннадцать – поворот на 45 градусов. Камера семь – крупный план. Это была твоя идея. Снять видео. Да, твоя. И она была шикарной. А я взялся за нее со свойственным мне размахом. Тут речь не просто о какой-то домашней порнушке с трясущейся камерой, нет. Я создам шедевр, достойный «Оскара», ну или какого-нибудь «Золотого члена». Или как там еще можно назвать награду за лучшую эротику? Ты слегка поворачиваешь голову влево и медленно облизываешь губы. Очень вовремя. Как раз на ту самую камеру, которая сейчас снимает крупным планом. При монтаже я, пожалуй, замедлю этот кадр еще сильнее. – Камера номер о-о-один… – ты такой узкий и горячий, так двигаешься мне навстречу, что я выстанываю последнее слово, будучи уже не в состоянии дать указания о съемке. – Заткнись ты уже, – притягиваешь меня к себе. Целуешь собственнически, жадно, влажно. Кусаешься, стонешь, рычишь, как голодный зверь, заполучивший, наконец, свою добычу. – Такое ощущение, что ты армией командуешь или ведешь шахматную партию. О да, я веду партию. Партию, которая будет сыграна вничью. Потому что фигуры застынут в патовой позиции. – Еще скажи, что тебя это не заводит, – ухмыляюсь, наблюдая за твоей реакцией. Я изучил тебя. Досконально. Знаю все твои болевые. Успешно ими пользуюсь. Вжимаюсь, входя еще глубже. Ты дергаешься, прикусывая губу. Веду рукой по бедру, впиваюсь пальцами в ягодицы – оставляю отметины. Синяки на тебе расцветают ну просто мгновенно. Продолжая двигаться в ускоряющемся темпе, любуюсь игрой светотени на твоем лице. В этой постановке я режиссер, ты – автор сценария, и мы оба – идеальные актеры. Почему-то тут же вспоминается вопрос капитана: «Ну и кто ты без своего костюма?» – «Гений, миллиардер, плейбой, порноактер». Представляю его лицо после такого ответа. Улыбаюсь своим мыслям и, видимо, замедляюсь, потому что ты недовольно стонешь и дергаешь меня на себя. – Не отвлекайся. Мне так нравится, как срывается твой голос. Мне нравится эта возбужденная хрипотца в нем. Выхожу из тебя. Я слишком близок к разрядке, а у меня на тебя еще уйма планов. Дальше действие будет двигаться по моему сценарию. – Эээээй! – ты недоволен. Ну еще бы. Но как же ты прекрасен в гневе. Подожди немного. Пройтись перед камерами два и восемь. Тут уже Джарвис автоматически сделает поворот. Легкое дуновение из окна колышет пламя свечей и холодит разгоряченную кожу. Твои глаза – внимательные, дикие – пристально следят за каждым моим движением. Подойти к шкафу и медленно распахнуть его створки. Наблюдаешь. Вглядываешься так, словно видишь в первый раз. А этот шкафчик полон уже давно знакомых тебе игрушек. Терпеливо ждешь, что же я выберу. Хотя нет, нетерпеливо. Краем глаза замечаю, как ты начинаешь гладить себя. Завораживающее зрелище, но я не поворачиваю головы. Рассмотрю все позже – как скользят по напряженному члену изящные пальцы, как подрагивают ресницы. Камера номер четыре, кажется. Да, это будет лучший ракурс. С верхней полки к моим ногам падает ворох кожи и металла. Ну что ж, выбор, очевидно, сделан за нас. Вспышка возбуждения в твоих глазах – теперь я смотрю в них неотрывно. Ни одна камера потом не передаст этого блеска. Начнем с кандалов. Схватить за запястья, резко дернув на себя: – Я не позволял себя трогать. – Простите, мистер Старк, – в голосе ни капли ехидства, ты вступил в игру. Идеально, гладко, без предварительной подготовки. Ты вообще идеальный, ты знаешь? Щелчок наручников. Надежно зафиксированные запястья, цепь, перекинутая через решетку в изголовье кровати. Как знал, когда покупал ее. О, боги, какой же ты… Обожаю вот эту раскрытую позу. Высоко задранные руки ограничивают твои движения. Дергаешься, будто от боли, на самом деле просто дразнишь. Хочешь, чтоб я показал тебе, кто тут главный? Точнее, нет, не так. ХОЧЕШЬ, чтобы я это сделал. Чтобы подчинил. Беру в руки шипастый ошейник. Кусочек черной кожи, усеянный металлическими заостренными конусами. Его мы, кажется, купили под новый год вместе со сбруей. Ух. Затягиваю его потуже. Все еще сопротивляешься, но уже слабее. Да, вот так. Хороший мальчик. – Камера три… – Хватит уже, – недовольно шипишь. – Трахни же меня наконец! Слегка ударяю тебя по заднице: – А ну-ка тссссс! Выгибаешься, ерзаешь по простыни, сжимаешь руками цепи, тянущиеся от наручников. – Я сказал, отымей меня так жестко, как только можешь! Мммм, грязные разговорчики. Продолжаешь провоцировать. – И как только такой прекрасный ротик умудряется произносить такие пошлости? – Ты пожалеешь, если не трахнешь меня сейчас как шлюшку. Так, Старк, держи себя в руках. Дышу. Тяжело и сбивчиво дышу. Ты тоже меня прекрасно знаешь. Тоже великолепно дергаешь за ниточки. Ну и кто тут у нас главный? Ладно-ладно. Хочешь злого Тони? Хочешь хозяина? Будет тебе хозяин. Встаю с кровати и снова подхожу к шкафу. Он ведь волшебный, ты знаешь? Там наша собственная Нарния, с блэкджеком и…игрушками из секс-шопа с Коммерсстрит. Сквозь шорох пакетов слышу твой голос: – Камера десять, поворот на сто восемьдесят градусов, трехкратное увеличение. Задницу мою снимаешь, значит. Крупным планом. Что ж. Вытаскиваю огромный вибратор. Помнится, как навязчиво мне его втюхивала девочка-продавец. Перечисляла функции, количество скоростей, рассказывала про пульт управления. Разве что не разложила меня прям там и не трахнула им для более наглядной демонстрации. Вот сейчас я его и проверю. Краш-тест ему устрою, так сказать. Возвращаюсь к кровати с новой игрушкой в руках. Дергаешься и испуганно округляешь глаза – будишь во мне садиста, заставляешь его вырываться наружу. Мне нравится, когда ты боишься. Точнее, когда столь натурально изображаешь испуг. Я ведь знаю, какой ты. Видел твою силу, твой напор, твое коварство. Но эта игра – она только для меня. И мне хочется взять двенадцатую камеру в руки, и тринадцатую, и сотую. Мне хочется иметь обзор в триста шестьдесят градусов и научиться делать стоп-кадры взглядом. Хотя, в общем-то, для меня это более чем реально, надо будет не забыть эту идею. Расстегиваю наручники. Лишь на мгновение, чтоб только освободить тебя от прикроватного плена. Резко сдергиваю тебя на пол, ставлю на колени. Опираешься локтями на край кровати, изящно прогибаешься в спине, совершенно бесстыдно отклячивая задницу. Вот теперь мне впервые кажется, что освещения маловато – я хочу видеть все. Пристраиваю вибратор между твоих ягодиц и наклоняюсь ближе – свет реактора, контрастируя с остальным освещением, бросает на твою кожу синеватые отблески. Резко ввожу игрушку сразу на всю длину – дергаешься, сдавленно стонешь. Тебе точно не больно, ты хорошо растянут, я постарался. А сейчас начнется главная часть фильма. Беру в руки пульт и отхожу от кровати. Свет. Камера. Мотор. Сколько-сколько там режимов? Двенадцать? Теперь я чувствую себя дирижером, под командованием которого целый оркестр. Ну вот, я сказал «командование»? Чертов старый доминант. Дирижер ведь управляет. Хотя и это слово в данном контексте приобретает двоякий смысл. Теперь я могу одновременно управлять камерами и тобой. Зачарованно смотрю на твое идеальное тело. Ты умудряешься сочетать в себя изящность и силу, аристократичную утонченность и ярость воина. – Камеры два, семь и одиннадцать – крупный план. Джарвис, добавить освещения. У меня тут свой собственный бог на пульте управления. А бог тем временем так выгибается в спине, так извивается и стонет, что впору начать ревновать его чертовой игрушке из секс-шопа. Ты что-то сбивчиво шепчешь, а я переключаю режимы. И да, насчет дирижера… Помнится, у каждого дирижера должна быть палочка. У меня тоже есть такая. В простонародье она зовется стеком. Вытаскиваю ее, и тебе хватает секундного взгляда, чтобы понять, что тебя ждет. – Выпори меня, – тут же подхватываешь игру. – А ты меня заставь. Тем не менее, подхожу ближе. Не думал, что так быстро сдамся, но собственное нарастающее возбуждение уже не дает мне оставаться просто зрителем. Посмотрю все потом. Со всех ракурсов. Провожу стеком по спине, вдоль позвоночника вниз. – Хозяин… Знаешь. Знаешь, сукин ты сын, что мне нравится, пользуешься этим напропалую. Но я ученый. Я исследователь. Экспериментатор. Выпороть тебя – да, это феерически сладко. Смотреть, как ты вздрагиваешь от ударов, как шипишь мне «сука», «мразь» и тут же снова «хозяин» и «господин». Но мне этого мало. Мне мало одиннадцати камер, мало твоих пошлых фраз, мало стонов и мало света. Идея приходит мгновенно. Рывком выдергиваю из тебя вибратор, разворачиваю тебя лицом к себе. Укладываю на самый край кровати. Сам встаю на колени рядом и вхожу в тебя. Раз. Хватаю свечу, которая находится ближе всего к нам. Два. Опрокидываю горячий воск на твой живот. Три. Ловлю губами твой не успевший сорваться крик. Это волшебно. Идеально. Видимо, последнее я говорю вслух. – Твой…ах…твой перфекционизм сводит меня с ума… – Тебя слегка подергивает, ты закатываешь глаза. Я хочу смотреть на тебя, слышать тебя, чувствовать. Вдыхать твой запах. Я отравлен тобой, я одурманен, опьянен. Мы с тобой решили поиграть и заигрались, знаешь? Но это самая лучшая игра. Мои движения становятся хаотичными. Предоргазменные судороги накатывают волнами, прошивая тело сквозь позвоночник. Прикасаешься к моей голове, а я не сразу понимаю, что происходит. Я вижу себя. Разгоряченного, в каплях пота, окруженного вихрем багровых и золотистых теней. Красный и золотой. Мои цвета. Требуется несколько секунд, чтобы понять – я вижу себя твоими глазами. Значит, я в твоих глазах такой огненный, да? Все дело в контрасте температур? Лед и пламя, так? Ну что, мой ледяной бог, выдержишь еще немного пыток огнем? – Камеры один и четыре… – голос срывается, но Джарвис умен, иногда мне даже кажется, что слишком. Я часто говорю и думаю о нем, как об одушевленном существе. И, о боже, на что мы заставили его смотреть. Будь он человеком, он, возможно, выколол бы себе глаза. Надеюсь, он не отформатирует сам себя. Или… Почему-то легко представляю, как мстительный дворецкий делает подборку неудачных дублей и выкладывает на Ютуб. А ссылку отправляет Нику Фьюри в зашифрованном конфиденциальном сообщении. Я продолжаю двигаться в тебе. Еще пара рваных движений, несколько капель раскаленного воска, моментально застывающего на коже – и ты кончаешь, выкрикивая мое имя. Боже, произнеси его еще раз таким же тоном, и я кончу сам. Я и так уже близок. Ты будто читаешь мысли. – Тониииии... – выстанываешь, выгибаясь, и это финиш. Обессилено наваливаюсь на тебя, целуя в шею. Ты соленый. Ерошишь мне волосы, глядя в потолок. – А когда мы посмотрим наш фильм? – Вот завтра, как проснемся – я сразу смонтирую, – отвечаю из последних сил и отдаю последнюю команду – сохранить файлы. Выключить камеры. С трудом залезаю на кровать. Нам бы в душ, но сил совершенно нет. Веки тяжелеют. – А когда следующая серия? – Не понял, – ухмыляюсь, – мы кончили, но не закончили? Шоу маст гоу он? – А то. Утром я обязательно все смонтирую. А вечером мы примемся за новую съемку. Порыв ветра из окна, погасивший свечи – твоих рук дело. Все, на что хватает оставшихся сил – расстегнуть и выбросить наручники. – Спокойной ночи, Локи. И мирное посапывание в ответ.