***
Сяо провел предыдущие восемнадцать лет без прикосновений своего господина, но вот прошло уже два года, как тот сложил с себя мантию Властелина Камня, и за последние полтора Чжун Ли уже пять раз навещал его на постоялом дворе Ваншу. Сяо не знает, что с этим делать, столетия за столетиями он не имел возможности даже видеть его — лишь молился его святыне и, в минуты слабости, подходил к своей любимой статуе Гео-Архонта, чтобы посмотреть на его величественную фигуру — и потому сейчас Сяо сбит с толку тем, что тот так близко; его физическим присутствием вместо духовного. Манеры смертного тела его господина скромны, скрываются за роскошной одеждой и элегантными жестами. Чайные сервизы и изысканные сладости, которые приносит Чжун Ли путешественник со всего мира, чтобы тот передал их Сяо. Поначалу Сяо отказывается есть из чувства почтения, но Чжун Ли лишь улыбается и кормит Сяо сладостями, которые на вкус напоминают самые сладкие мечты. Чтобы избавить себя и Чжун Ли от смущения из-за таких действий, Сяо послушно начинает пробовать их сам. Когда что-то из сладостей остается, Чжун Ли оставляет угощения на обеденном столе Сяо и обязательно напоминает ему насладиться угощениями прежде, чем те испортятся. Сяо хочет положить их перед алтарем в своей комнате, сделав из них подношения. Совершенно бессмысленные, по сути, ведь он просто возвращает своему господину то, что тот подарил ему. Чжун Ли не говорит ни слова, хотя Сяо уверен, что тот прекрасно обо всем догадывается. В первый раз Чжун Ли кормит его со своих рук: он держит моти из сакуры — маленький лепесток лежал на нежно-розовой подушечке, присыпанной пудрой — в своих длинных пальцах, без перчаток – он снял их, когда они сели обедать. Он не дотронулся до губ Сяо даже кончиком пальца, и Сяо был безмерно огорчен этим — он не видел рук своего господина так долго, не чувствовал их еще дольше — но он не мог позволить себе расстраиваться хоть мгновением дольше, потому что каждый момент подле господина был для него на вес золота. Случайное прикосновение сделало бы ситуацию еще более неловкой, и, в конце концов, это прикосновение ничего не значило для другого человека. Он предпочитает преднамеренные прикосновения, возложенные на него подобно благословению, ведь каждое из них было особенным. Начиная с самого первого дня. Ну а пока он ел, Чжун Ли кормил его, и ни один цунь кожи их не соприкасалась, но они были так близки. Расстояние между ними было не больше длины палочки для еды. Это разбивало Сяо вдребезги.***
Чаще всего его господин снисходил до прикосновений, когда лично обрабатывал раны Сяо. Что десятки лет назад, что сейчас Сяо был беспечно неосторожен в битвах, если Властелин Камня лично не оберегал его. Якса всегда довольствовался тем, что его тело просто функционировало, и не подавал виду, если у него что-то болит, расценивая хромоту, синяки и сломанные ребра, царапины на щеке как знак того, что он победил каждого демона и яростного духа ушедшего бога, несмотря на раны. Дело было не в том, что он забывал позаботиться о своем теле, а в том, что его тело было продолжением его воли, и независимо от того, что вынесла его смертная форма, воля Сяо превыше всего. Так он показывает свою службу Рексу Ляпису. Сяо вспоминает, как он принес домой голову левиафана, одного из меньших речных богов, и Чжун Ли посмотрел на него с одобрением. В тот день он положил свою голову на колени Властелина Камня, тот был полностью облачен в свою публичную одежду, но Сяо чувствовал тепло его божественного тела и его внимание к нему, и этого было достаточно. Сяо вспоминает, как однажды он был так искалечен, что едва мог ходить. Его господин унес его в собственную обитель на руках и положил на кровать так деликатно, будто подношение. Задыхаясь, Сяо мог думать только об одном: как он мог смотреть на своего господина и чувствовать себя таким любимым, таким желанным, просто глядя на его спокойное лицо. Он без колебаний мог бы расстаться с жизнью в тот момент, если бы это значило, что последним, что он увидит, будет умиротворённое лицо его господина. Но Властелин Камня не допустил бы этого. Рекс Ляпис не произнес ни слова, но сидел подле него всю ночь. Он положил два указательных пальца на лоб Сяо, чтобы направить в него свою энергию, ускорив процесс выздоровления и сшив его плоть. Сяо подумал, что тот сделал это для того, чтобы он, по крайней мере, перестал позорно пачкать простыни своего господина кровью. Если бы он мог говорить, он бы прохрипел, что господину не следует так заботиться о существе, созданном, чтобы быть оружием, менее человечном, чем насекомое. Но в то же время он опасался, что его хозяин рассердится из-за таких дерзких слов. Если Властелину Камня так угодно, Сяо будет жить. И в любом случае Сяо не мог говорить. Его лорд вынул рулон бинтов и мази, чтобы перевязать раны. Закончив, он встал и какое-то время просто смотрел на Сяо, прежде чем наклониться вперед и коснуться губами лба. Его мягкие губы прикоснулись к коже, его господин шептал слова на древнем языке, который сейчас едва ли кто-то понимал. Язык и те, кто на нем говорил, давно утеряны во времени. Поэтому Сяо не знал, что было сказано, но он сделал вид, что понял; его господин не стал бы использовать этот язык ни для чего, кроме самых важных моментов. Когда он отстранился, лицо Рекса Ляписа было задумчивым, но на нем расцвела улыбка такая крошечная, что никто, кроме Сяо, не смог бы ее разглядеть. Сяо мог сказать, что хочет, чтобы тот сейчас отдохнул, и он изо всех сил старался сказать это. Однако изнеможение увлекло его, и все звуки ночи превратились для него в колыбельную, которая убаюкивала его.***
Сяо всегда приходит, когда его зовут, и теперь появляется еще один человек, на чей зов он непременно откликается. «Сяо», — зовет Чжун Ли с крыши, и через мгновение Сяо оказывается рядом с ним. Чжун Ли разворачивается и протягивает к нему руку, но опускает ее, так и не прикоснувшись. Сяо, застывший на мгновение, вновь начинает дышать, лишь когда она опускается.***
«Мой Сяо», — шепчет Властелин Камня в следующий раз, когда приезжает. Они стоят перед великолепным и живописным видом на болота Дихуа, но Сяо не замечает этой красоты, ведь его господин проводит рукой по его щеке. Глаза Сяо расширяются, а сам он непроизвольно тянется за мягкой перчаткой, желая продлить прикосновение. Он хочет, чтобы его господин окружил его. Показал, как легко мог бы обхватить каждую его конечность одной рукой. С широко раскрытыми глазами и лишенный дара речи из-за этого короткого прикосновения, он наблюдает, как солнечный свет играет на челке его господина с янтарными кончиками, как мерцают его зрачки, усыпанные бриллиантами. А затем тот отступает и манит за собой внутрь.***
— Сяо, иди сюда, — Чжун Ли подзывает его ближе. Он сидит на не застеленной гостиничной кровати, будто на филигранном троне, созданном его воображением. Его глаза наполнены какой-то новой эмоцией, чем-то ищущим и умоляющим, и Сяо с удивлением понимает, что это максимум, что он видел во взгляде своего господина. Что за месяцы и месяцы их встреч эта эмоция все росла в его глазах, пока не расцвела сейчас. Подобно золотому песчаному дереву, которое прорастает годами, пока однажды не станет ярким, пылающим маяком, усеивающим землю Ли Юэ. Когда он садится на колени Чжун Ли — ноги по обе стороны от массивных бедер, способных раздавить голову любому обычному человеку — руки его господина, облаченные в перчатки, работают быстро. Глаза Чжун Ли всматриваются в каждый дюйм обнажающейся кожи. Сяо знает своего хозяина так же хорошо, как длину и форму своего копья. Его руки не дрожат, это почти невозможно, но если бы тот мог потерять контроль, он бы потерял его именно сейчас. Глаза Чжун Ли невыносимо теплые и он почти не дышит, когда раздевает Сяо, медленно снимая с него одежду: его белая туника, его ожерелье, его штаны. Его кадильница уже стоит на столе у двери. Когда он обнажается до нижнего белья, Сяо чувствует, что воздух в комнате замирает. А может, это происходит на самом деле. Большой палец оглаживает его бедро, а Чжун Ли все смотрит, смотрит и смотрит, как будто никогда не насытится. — Мой господин, — шепчет Сяо. Он тянется к Чжун Ли и наблюдает за его реакцией, когда стягивает с его руки перчатку болезненно медленно, но не так медленно, как если бы он позволил Мораксу диктовать ход их действий. Зная своего господина, он опасается, что все закончится ужасающе ледяным темпом. Когда, наконец, последняя преграда оказывается отброшена, и Сяо кладет на свою кожу голую руку своего господина — большую, достаточно большую, чтобы обхватить половину его талии — он закрывает глаза и вздрагивает. Одно прикосновение дарит слишком много эмоций. Чжун Ли снимает вторую перчатку, его движения ловкие и выверенные, и Сяо ошеломлен. Руки на его талии, которые скользят вверх и вниз по коже. Чжун Ли наклоняет голову вперед, и кончик его носа ведет дорожку вверх по тонкой шее Сяо. Прикосновение его челки к горлу Яксы ощущается мягким, как шелковый цветок. Сяо поворачивает голову и утыкается носом под правое ухо Чжун Ли. Закрыв глаза, он прислушивается к едва слышимому шуршанию теплых крепких рук, которые касаются его спины и лопаток. Эти руки, которые совершили бесчисленное множество прекрасных и ужасных поступков, хватаются за него, как за спасательный круг. Они касаются его везде: его тазовые кости, его ребра, каждый бугорок перекатывающихся мышц в данный момент становятся подтверждением его существования. Подтверждением того, что они оба здесь, не смотря ни на что. Они сидят так до вечера, и Сяо засыпает, убаюканный прикосновениями своего господина.***
В следующий раз Сяо ждет Чжун Ли на балконе. Каждый третий месяц, как по расписанию, тот привозит лекарства, какие-нибудь диковинки из гавани Ли Юэ и сладости. Как и всегда, они идут в апартаменты Сяо и обедают, наслаждаясь мягким бризом из широко открытых окон. Сяо проглатывает миндальное печенье и суп из красной фасоли даже не запоминая их вкус. Еда это последнее, о чем он думает в этот момент. Затем он ведет Чжун Ли в свою спальню и усаживает его на кровать, тут же опускаясь перед ним на колени. — Милорд, — шепчет он, прижимая кулак к сердцу, — Пожалуйста, удовлетворите мою просьбу. — Сяо, — Чжун Ли поднимает руку, чтобы успокоить его, — нет необходимости в формальностях. Точно так же, как мои желания принадлежат тебе, я могу исполнить твои. Сяо на мгновение прикрывает глаза и выпрямляется. — Тогда позвольте мне сделать это. Он не прерывает зрительный контакт, когда раздевается. Снимая вещь за вещью, оценивая взгляд и выражение лица Чжун Ли. Поток холодного воздуха проходится по обнаженной коже, и это напоминает Сяо мгновения, когда он ходил купаться в природные источники в горах, позволяя чистой воде и воздуху очистить хотя бы его тело, раз они не могли очистить его душу. Но сейчас он готовился к совершенно другому ритуалу. Оказавшись полностью обнаженным, Сяо не дрожит, ощущая себя здесь в такой же безопасности, как если бы он был облачен в полный боевой комплект, готовясь изолировать себя, чтобы справиться с остатками кармы, которая течет по его телу. Он подходит все ближе и ближе, пока не разводит длинные ноги своего господина. Моракс откидывает голову назад, чтобы не отрывать благоговейного взгляда от лица Сяо. — Пожалуйста, — адепт сглатывает сквозь пересохшее горло, сердце стучит так сильно, что мешает дышать, — отведите меня в постель, — он поднимает руку, и Чжун Ли ловит ее своей рукой, будто приглашая на танец. — Поцелуйте меня, — шепчет Сяо едва слышно. Но несмотря на тишину в комнате и во всем мире, Чжун Ли слышит его. И Чжун Ли следует его приказам, целуя каждый отдельный палец, каждый сустав получает нежное прикосновение его мягких губ, затем он переключает внимание на тыльную сторону его ладони, его запястье, где он уделяет особое внимание выпирающей косточке. Дыхание Чжун Ли оседает на его коже невесомыми облачками, и все тело Сяо становится слишком чувствительным из-за действий его господина. Чжун Ли ведет поцелуями по правой руке до плеча, останавливаясь, чтобы прижаться носом к отметинам адепта на теле Сяо. Затем его руки в перчатках мягким движением скользят вниз к бедрам и замирают там. Он смотрит на Сяо снизу вверх так, будто уже никогда не сможет отвернуться. Он аккуратно опускает Сяо на простыни и возобновляет поцелуи. Руки его господина работают отдельно от его губ, оглаживая каждый миллиметр кожи, пока Сяо не чувствует, что каждая клеточка его тела начинает сиять от радости и любви, а сам он возносится в божественное царство наслаждения. На самом же деле он просто лежит и наблюдает, как господин поклоняется его телу, которое познало всю вообразимую боль. Огладив руками все тело, Чжун Ли полностью накрывает его собой – бедра к бедрам, губы прижимаются к груди Сяо. Его спина изгибается, когда он слишком увлекается поцелуями. Наблюдая, как его господин целует его, Сяо может представить, что каждый отпечаток, оставленный губами Властелина Камня на его коже, оставит после себя видимый след. Он знает, что Чжун Ли предпочел бы, чтобы к нему больше не обращались как к Рексу Ляпис, но от привычек трудно избавиться. На протяжении веков Сяо знал его именно таким. И теперь своим смирением, своим эгоизмом, своей привязанностью они подпитывают друг друга. Они последние, кто остался друг у друга, и самые близкие. Сяо закрывает глаза и позволяет всему случиться. Он мечтал об этом так долго.***
В свои права вступает прохладный полдень. Идеальную тишину нарушают лишь отдаленное птичье пение и влажный, мягкий звук нежного поцелуя. Их следы покалывает от ветра, но в то же время этот контраст с теплыми губами Чжун Ли заставляет Сяо таять от наслаждения, глубже зарываясь в мягкость постели. Он представляет, что на каждом месте, где его касаются губы Чжун Ли, распускаются прекрасные цветы. Их стебли и корни разрывают его плоть, мускулы и сухожилия, а сам Сяо перерождается во что-то новое, созданное руками и губами его господина. Каждая фибра его существа была сплетена с создателем. Не было другого существа, которое могло бы повелевать им, и за кем он бы так покорно следовал. Он знал, что это извращенное желание неестественно. Но он не может отделить его от экстаза, который растекается по его венам всякий раз, когда Властелин Камня прикасается к нему на протяжении всей их долгой жизни. Сяо считает, что если он был разрушен Богом Снов в своей прошлой жизни, то смог возродиться в нечто прекрасное лишь благодаря своей любви и служению Рексу Ляпису, Мораксу, Чжун Ли. Каждый невесомый поцелуй, который Чжун Ли дарит ему, делит между ними мягкость и нежность, но Сяо представляет себе, как его господин мог бы завладеть им. Заполняя его своей божественной сущностью, пока Сяо не станет лишь оболочкой самого себя, полностью растворяясь в нем. Когда приближаются сумерки и в комнате темнеет, мир за порогом их спальни напоминает о себе. Чжун Ли делает паузу и прекращает поцелуи, чтобы зажечь лампы, и Сяо чувствует, как они вынужденно выскальзывают из своего наваждения, разделенного на двоих. Атмосфера в комнате заметно меняется. Сяо судорожно сглатывает и заставляет сердце, переполненное эмоциями, вновь начать биться. Оба делают вдох. — Сто сорок семь. — Сто сорок семь. Они говорят одновременно, затем подаются друг к другу, посмеиваясь себе под нос. — Сто сорок семь поцелуев, — говорит Чжун Ли с теплом в глазах, и глаза его горят ярче скрывшегося за горизонтом солнца. — Мм. — Тебе этого достаточно, Сяо? — Возможно, — отвечает Сяо с напускным раздражением. Он следит за Чжун Ли, когда тот поднимается. Он зажигает лампы; красивые очертания его лица подсвечиваются тусклым оранжевым светом. Любовь написана на его чертах. — Я думаю, что пришла ваша очередь, — шепчет Сяо, прищурив глаза. Он манит к себе, и Чжун Ли идет к нему. Сяо расправляет его рубашку, снимает ремень, наблюдает, как в поле зрения появляются подвязки и простое нижнее белье. Чжун Ли растягивается под ним, когда адепт вяло толкает его на кровать, все это время не отрывая взгляда от Сяо. Он не знает, сколько у них впереди лет и будет ли их достаточно. Но он постарается наполнить это время тем, что у них есть сейчас. — Я весь твой, — бормочет Чжун Ли, его глаза загораются азартом. Сяо наклоняет голову вниз, его челка касается тела его господина. — Вы мой, сейчас.