Red scarf.

***

      В холодном поту Хенджин резко встает с кровати, судорожно оглядывая комнату на наличие ужасающих монстров, готовых напасть на него ещё несколько секунд назад. Вновь кошмар, вновь лица погибших родителей, вновь увеличенная доза успокоительных. Данная рутина порядком надоедала, но что поделать, обратиться за помощью не к кому, привык справляться с душевными терзаниями самостоятельно.       Свою семью он любил, любит и будет любить всегда, не умеет отпускать прошлое. Всего пару лет назад он желал им смерти, в особенности отцу, который в пьяном состоянии нанес мальчику множество травм, уничтожив мечту Хенджина — заниматься танцами. Хван пытался, усердно старался заниматься дома, после реабилитации, но режущая боль в правой ноге не позволяла осуществиться мечте. Тогда мальчик танцевал без резких движений, в основном верхней частью тела, однако было недостаточно, и в очередной запоминающийся вечер, отец, уже в трезвом состоянии, избил Джина пряжкой ремня, сломав тому ребра. Тогда Хенджин понял, что судьба перегораживает все пути к его развитию и мечта останется не осуществленной.       Мать видела всё, что можно и нельзя, но отказывалась что-либо предпринимать. Когда-то в детстве она вроде-то и любила сына, после рождения младших детей её забота и внимания заменились на хладнокровие и безразличие.       В школе его не принимали, издевались, как только могли: тушили сигареты о запястья, плевали в лицо, сжигали вещи и придумывали разные, уже давно не обидные клички. Каждый день Хенджин приходил домой с синяками, в надежде отдохнуть, сбежать от проблем и провалиться в сон... О, какое его ждало разочарование, когда вечером повторялись его дневные муки.       Однажды Джин не выдержал и в свое пятнадцатилетие закрылся в ванной, вскрывая вены отцовской бритвой.       Вся семья скончалась в аварии. Хенджин тогда лежал в коме три месяца после неудачной попытки умереть, а узнав о смерти родных, в больнице попытался наглотаться таблеток, провалившись в кому ещё на два месяца.       Жил он один в старой квартире. Выбросить все вещи помогли ему дальние родственники, оставив достаточное количество денег на первое время. Тетушка пообещала присылать каждый месяц нужную сумму на проживание. Обещание она исполнила, а Хёнджин поступил в университет.

4:39

      Хенджин медленно поплёлся в ванную комнату, замечая в отражении уставшее, опухшее от слез лицо. Губы искусаны в кровь, во рту привкус железа, а шрам, пересекающий нижнюю губу ровной белой полоской окрасился в красный из-за стекающей по подбородку крови. Джин вытер её тыльной стороной ладони и решил принять холодный душ, надеясь избавиться от страшных мыслей.       Всё та же рутина: Хван забывает позавтракать, лишь принимает успокоительные и курит на балконе двадцатого этажа. Сигареты и таблетки на голодный желудок дают о себе знать лишь в середине дня, когда Хенджин выбегает с аудитории и мчится в уборную, вновь нагибаясь перед унитазом.       Метро заполнено разными людьми, которыми Хенджин не интересуется. Садится на нужный поезд, подключает наушники к телефону и слушает какой-то плейлист под названием "Cry baby<3".       Зима. На улице полно снега, небо до сих пор чёрное, а белый земной покров хрустит под ногами. Люди куда-то торопятся, кто-то на учебу, кто-то на работу, а кого-то родители отводят в детский садик.       В университете Хвана вроде как уважали, по крайней мере не трогали и немного боялись. Шрам на губе, пирсинг брови, множество проколов в ушах, черная одежда и усталый взгляд создавали образ самой, что ни на есть сучки. Девочки перешёптывались, желая заполучить внимания Хенджина, а парни косо смотрели, не решаясь подойти. Лишь одна заносчивая блядь всё лезла в глаза со своими дружками.       Ли Феликс, сын Ректора. Богатый мальчишка, самый популярный парень во всем университете. Учился в школьные годы на домашнем обучении, имеет двух сестер и полноценную семью. Очень активный и до чёртиков назойливый. Белые крашеные волосы, россыпь веснушек на лице, которые он всем сердцем обожал и никогда не пытался скрыть, яркая одежда и компания таких же весёлых ребят за спиной.       Хенджин сам не понял, как задумался о нём, слишком много Феликса в его жизни. Все о нем только и говорят, что очень раздражало Джина.       Много раз Ли пытался познакомиться с Хваном, но его попытки не увенчались успехом.       — Так это ты, тот самый badboy, от которого все девчонки текут?       Хёнджин сидел на подоконнике в наушниках, читая очередную электронную книгу. До конца перерыва оставалось полчаса и парень чувствовал себя более, чем спокойно, сидя в пустом коридоре, однако его наслаждению пришел конец, когда тот самый смазливый блондин опёрся рукой на его коленку.       — Что надо?       — Оу, зачем так грубо, мы просто хотели познакомиться и узнать тебя поближе! — с приторной улыбкой поговорил Феликс. Было непонятно, искренние у него намерения или саркастические.       Хенджин ничего не ответил, слез с подоконника и быстрым шагом отправился в столовую. Феликс не стал за ним гнаться, лишь разочарованно посмотрел вслед.       — Забей на него, парня жизнь видимо покалечила и тупой он, раз не хочет дружить с самим Ли Феликсом, — проговорил Минхо, обнимая Ликса за плечо.       — Прекрати. — посмеялся Феликс, легонько оттолкнув друга.       С тех пор Ли пытался подойти ещё несколько раз, но его попытки не увенчались успехом.       Аудитория была закрыта, Хёнджин сел на свое излюбленное место — подоконник и достал книгу.

6:41

      До начала занятий оставалось больше часа, по коридорам тихо ходили преподаватели, косо смотря на Хвана, мол, зачем так рано пришёл. Хенджин и сам не знает ответ на этот вопрос. Наверное, из-за неприятной атмосферы в квартире и кошмара, который до сих пор заставлял всё тело трястись.       Руки, кстати, у него дрожали с самого детства. Родители не обращали внимания, а в универе, когда Хенджин не мог написать ничего в тетради, отправили к психотерапевту. Это был первый человек, кому Джин рассказал всё.       Вышел он из кабинета с букетом диагнозов: ПТСР, тяжёлая депрессия и многое другое. Хвану прописали множество таблеток, которые он всё же решил купить и принимать, ибо бесконечные кошмары и панические атаки порядком надоедали.       Пары начались так же быстро, как и закончились. День был затуманенным, Хёнджин почти ничего не запомнил, потому пулей выскочил из аудотрии и помчался в библиотеку.       В огромном помещении, заполненным запахом старых книг, никого не было. Огромный потолок, полки с тысячами историй, всё это сопровождалось спокойствием и меланхолией, которую Хёнджин так сильно любил. Пожалуй, библиотека была единственным местом, где Джин чувствовал себя комфортно. Сюда практически никто не ходит, лишь преподаватели берут книги для лекций и старый библиотекарь, сидящий на своём излюбленном диване с чашечкой крепкого кофе. Ключи от библиотеки лежали на столе с небольшой конфетой. Хёнджин тепло улыбнулся: библиотекарь уходит рано, оставляя Джину пользоваться читательным залом столько, сколько он пожелает. Хван пошел в самый конец, к стенду с книгами английских драматургов.       Книги делали его жизнь интереснее и разнообразнее, добавляли капельку цвета в чёрно-белую картину перед глазами и помогали сбегать от жестокой реальности. Мягкие и твердые переплёты, старые, рваные или новые, плотные странички. Всё это было родным для Хёнджина.              Книга в правой руке Хвана падает на пол, парень вытягивает перед собой ладони и видит, что они трясутся сильнее обычного. Тревога расплывается по организму, заставляя ноги подкоситься. Хёнджин оседает на пол, скатываясь по стене и судорожно роется в рюкзаке, в надежде найти нужные лекарства. Их не оказалось, видимо он принял неделю назад последние.       Паника окутывает с ног до головы, Джин поджимает под себя колени и утыкается в них носом, стараясь всеми силами успокоить себя и не упасть в самое худшее состояние, которое он когда-либо испытывал.       "Ты убил их!"       — Хватит. — прошептал Хенджин голосам, но они не останавливались. Кричали с новой силой, их фразы заседали глубоко в сердце, вызывая множество самых отвратительных чувств.       "Если бы не ты, они сейчас были бы живы!"       — Хватит... — Хёнджин вырывает тонкие пряди красных волос, совершено не чувствуя боли.       "Ты не достоин жизни"       — ХВАТИТ, ЗАТКНИСЬ!

***

      Пары у Феликса закончились давно, парень сидел в кабинете отца, помогая тому с важными бумагами и болтая о жизни. Своего папу он очень любил, они были чрезмерно похожи. Отец полностью разделял интересы сына и даже пробовал учить с ним танцы разных корейских групп. Мама записывала их на камеру для семейного архива и потом присоединялась к ним.       — Ликси, можешь отнести эти документы в библиотеку? Надеюсь старик Ви Чан не ушёл раньше времени... — устало проговорил мужчина, протягивая сыну стопку бумаг.       — Да-да, хорошо, пап.       Библиотека находилась на самом верхнем этаже в конце коридора, наверное поэтому в неё никто толком не ходил. Феликс ненавидел читать. Пытался конечно, но у него никак не получилось сосредоточить внимание на тексте.       Ли поднялся на нужный этаж и открыл огромнейшую, тяжёлую дверь. Пылинки сразу заставили парня чихнуть и чуть не рассыпать все документы.       — Господин Ви Чан? Вы здесь? — немного повышенным тоном позвал библиотекаря Феликс. Никто не откликнулся. "Опять ушёл, старик, только не понятно, почему библиотека открыта" — подумал Ли и положил документы на стол. Феликс уже собрался уходить, как услышал приглушённое бормотание где-то в конце библиотеки.       Суеверие заставило Ли перекреститься и парень медленно направился к источнику звука. Чем ближе он подходил, тем отчётливее были слышны чужие всхлипы, что заставило сердце Феликса сжаться. Наконец Ликс остановился за последним, огромным стеллажом, не решаясь заглянуть в конец помещения. Совсем близко кто-то бормотал такие слова, как "Хватит, заткнись, перестань, пожалуйста".       Феликс ни разу не слышал подобное в жизни, только в фильмах. Переборов свой страх, Ли вышел из-за стеллажа и замер: перед ним сидел парень, дрожащий как лист. Его лицо невозможно было разглядеть, только по красным волосам Феликс понял, кто это.       Ликс опустился и протянул руки к голове Хенджина, заставляя посмотреть на себя. Красные опухшие глаза метались по комнате, щеки были мокрые от нескончаемых слёз, а сам Хван походил на маленького слепого котёнка, который убежал от мамы и не может найти свой дом.       — Хэй, ты меня слышишь? Хёнджин, это я, Феликс! — тихим голосом сказал Ли, придерживая лицо старшего за щеки. — Хёнджин, посмотри на меня, я не причиню тебе вреда.       Хван поднял взгляд на Феликса, а у того сердце ещё больше сжалось: "он смотрел с такой надеждой, будто я смогу сейчас избавить его от всех страданий" — успел подумать Феликс и взял руки Хенджина в свои.       — Хён... Джинни, я рядом, я с тобой, что ты хочешь, что я сделал?       Хёнджин продолжал смотреть на него мокрыми глазами, слабо покачивая головой. Феликсу казалось, что он сам заплачет от такого жалобного взгляда.       — Так... Хорошо, попробуй посчитать пуговицы на моей рубашке. — Ли ткнул пальцем Хенджина куда-то себе в грудь. — Повторяй за мной, один.       — Од-дин... — дрожащим голосом проговорил Хёнджин, пытаясь сфокусировать взгляд на маленьких пуговицах.       — Умница, два.       — Два.       — Три.       — Три.       Феликс незаметно убрал свою руку и теперь Хёнджин считал пуговицы сам.       — Ч-четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять... — парень зевнул. — Десять, одиннадцать...       Глаза Хвана медленно закрылись и он уронил голову на грудь Феликса. Ли сначала испугался, но убедившись, что пульс есть, аккуратно уложил Хёнджина на свои колени, перебирая запутанные красные волосы. Ему удавалось читать в интернете, как успокаивать людей с панической атакой: мама страдала ими какое-то время и когда отца не было рядом, Феликс придумывал разные методы успокоения. Обычно мать не засыпала, а просто ложилась на кровать и смотрела долго в одну точку, однако в случае с Хёнджином было сложнее. Видимо, организм был сильно вымотан за последнее время и решил дать себе отдых таким непростым способом.

***

      Через какое-то время, Хван открывает глаза и резко встаёт, хватаясь за голову.       — О, ты проснулся! Как ты? — более оживлённым тоном спрашивает Феликс.       — Что произошло? — Хёнджин оглядывается, не отвечая на вопрос Ли.       — Оу, ты ничего не помнишь? Отец попросил меня занести документы Ви Чану, но его здесь не оказалось. Потом я нашел здесь тебя в... Не самом лучшем виде, так сказать.       В память всплыли отрывки произошедшего.       — Блять.       Хёнджин накинул на себя куртку, заранее взятую из гардероба и взяв рюкзак, направился к выходу.       — Куда ты? Даже спасибо не скажешь? — Феликс побежал за ним. — Да стой же ты!       — Что тебе от меня опять нужно?       — Я застал тебя в паничке и помог достаточно быстро успокоиться! После этого ты ещё спрашиваешь, что же мне от тебя нужно.       — Да-да, спасибо тебе большое, мне стыдно, я не хотел, чтобы кто-то видел меня в подобном состоянии, — устало говорит Хван, продолжая идти по лестнице на первый этаж, не оглядываясь на собеседника. — Теперь ты от меня отъебешься?       Феликс театрально взялся за сердце.       — Какой ты грубый и неблагодарный.       — Это комплимент?       — Пошёл нахуй.       Хёнджин слегка посмеялся, сразу же прикрывая рот.       — Что смешного?       — Ничего, просто у тебя такая смазливая мордашка, а голос, как у прокуренного деда, характер, кстати, такой же.       — Ты себя то видел? Выглядишь, как последняя сучка!       Парни добрались до гардеробной, Феликс надел черную куртку и завязал красный шарф, прикрыв половину лица. Хёнджин сам не знал, почему остановился и подождал Ли, но об этом он подумает позже: с Феликсом он впервые за последние месяца почувствовал облегчение. Казалось бы, обычный диалог с подколами и сарказмом, однако это вызвало у Хёнджина теплоту в груди. Пожалуй, он просто давно не говорил с людьми своего возраста.       — Далеко живёшь? — спросил Феликс, выходя на морозную улицу, покрытую новым слоем снега.       — Нет.       Они шли в одну сторону молча, Хёнджин находился в своих мыслях, не обращая внимания на сзади идущего Ли, а тот старался топать тише и не хрустеть снегом, сам не зная, почему.       Они остановились возле многоэтажного дома, косо переглядываясь.       — Я здесь живу, а ты..? — осторожно спросил Феликс.       Хёнджин провел рукой по лицу, не понимая, за что судьба так над ним издевается.       — Какое чудесное совпадение. — с явным сарказмом ответил он, двигаясь к входной двери.       Ли побежал за ним. Хёнджин уже вызвал лифт. Феликс не мог понять, что испытывает Хван, его лицо не выражало абсолютно никаких эмоций.       Двери лифта открылись и парни зашли внутрь.       — Ты на каком этаже живёшь? — спросил старший, нажимая на двадцатый.       — Шестнадцатый.       Как только лифт поднялся на нужный этаж, Феликс махнул рукой и оставил Хёнджина в одиночестве.       Одиночество, каково его ощущать? Как это, чувствовать боль, мысли которые разъедают твой мозг изнутри. Хёнджин сидел в тёмной комнате, тишина которой давила ему на уши, сигарета, за сигаретой - которые он скуривал, мысли о том что это поскорее убьёт его, как наивно. Сколько ещё раз ему придется возвращаться домой после скучного дня, а ночью мучиться от кошмаров? Сколько ещё раз ему придётся выпивать одному и курить по целой пачке за раз? Сколько ещё раз он встретит Ли Феликса и будет смеяться над его вредностью?       Стоп. А при чем здесь Феликс?       Из мыслей его выбил настойчивый стук в дверь. Хёнджин затушил сигарету и кинул в кружку с остывшем чаем.       На пороге стоял никто иной, как Ли Феликс.       — Ты?       — Я?       — Откуда ты знаешь мой номер квартиры?       — Мне пришлось постучаться во все двери на этаже и слушать крики соседей!       — Между прочим я тебя не заставлял.       — Ну так что, пропустишь?       Хёнджин закатил глаза и отошёл от дверного проёма, запуская Феликса.       — Итак, Ли Феликс, проявите честь рассказать, что же вы забыли у меня дома в столь поздний час?       — Какой галантный. Я просидел под дверью в свой же дом час, ожидая родителей! Но отец, оказывается, ночует сегодня на работе, а мама у подруги, не известно когда вернётся.       — Понятно. У меня скромное жилище, прошу не судить, всё-таки я не сын Ректора.       — Да иди ты.       — Только после тебя.       Феликс прошёл на кухню, морщась от запаха табака.       — Фу, как у тебя воняет, можно окно открыть?       — Ага, только смотри не простудись, малыш.       Феликс подавился воздухом.       — Это кого ты малышом назвал? Себя то видел, кожа да кости!       — Да-да, спасибо за комплимент.       — Какой ты противный.       — Стараюсь.       Хёнджин сделал две кружки крепкого горячего чая и поставил на стол, сев напротив Феликса.       — А ты один живёшь? — осторожно спросил Ли, делая глоток из кружки. Хёнджин кивнул. — А почему?       — Семья погибла три года назад, квартира по наследству досталась мне.       — Оу, прости...       — Ничего.       — Э... Расскажи о себе. Чем увлекаешься?       Так у них завязался диалог. Хёнджин рассказал, что хотел заниматься танцами, но из-за травмы, полученной в детстве, не может, а Феликс показал ему несколько выученных танцев К-поп групп. До глубокой ночи парни смеялись и говорили обо всём, о погоде, о музыке, о прошлом, о фильмах, о чём только можно. Хван впервые чувствовал себя счастливо. По настоящему счастливо. Его не волновали кошмары, не волновали навязчивые мысли, Хенджину было чересчур комфортно в компании этого весёлого, жизнерадостного мальчика, от которого так и льётся нескончаемая энергия. Феликса можно было сравнить с солнцем, который освещает этот грязный мир своими лучами.       — Уже рассвет, а нам через пару часов на пары, — улыбаясь, проговорил Хёнджин.       — Плевать, я уговорю отца прикрыть нас.       — Ха-ха, какой ты плохой мальчик. Ляжешь на диване в гостиной тогда.       — Хорошо.       Пока Феликс ходил в душ, Хван расстелил диван и дал гостю постельное белье с домашней одеждой. Она была велика Феликсу и висела на нём, как мешок.       — Ха-ха, смешно выглядишь.       — Ты специально дал мне пижаму с мишками? Они очень милые! — с искренней улыбкой восхищался Ли.       — Да-да, специально. Ложись, я тоже спать пойду.       Хёнджин пошел в сторону душевой, как Феликс схватил его за руку.       — Постой.       Хван вопросительно взглянул на него.       — Ты хороший человек, Хёнджин. Не против стать моим другом?       Юноша замер, открывая и закрывая рот, как рыба. У него никогда не было друзей, а тут человек, с которым он познакомился совершено случайно и не лучшим образом предлагает дружить.       — Я не думаю, что смогу стать достойным другом, Ли...       — Это уже не тебе решать. Ну так что? Согласен?       — Да, Ли Феликс, я буду твоим другом.

***

      Прошло две недели с их знакомства. Феликс познакомил Хёнджина со своими друзьями: Ли Минхо постоянно подкалывал, но по доброму, Бан Чан часто спрашивал о самочувствии, Джисон был слишком впечатлён внешностью Хвана и говорил что-то про модельную карьеру, а Чанбин покупал всем булочки за свой счёт. Кошмары мучали не так часто и Хёнджин чувствовал сейчас более, чем стабильно. Психотерапевт заметил значительные улучшения в состоянии пациента и понизил дозу антидепрессантов. Феликс заходил к Хвану в гости каждый день, часто ночевал у него. Жизнь никогда не казалась настолько счастливой, как сейчас.       Хан рассказал про читательный клуб, который открылся совсем недавно. Хёнджин был впечатлён и сразу же записался в него. Люди, составляющие этот клуб были на первый взгляд хорошими, больше всего времени Хёнджин проводил с Джисоном. Он часто шутил и разбавлял атмосферу, помогал Хенджину освоится, они даже гуляли пару раз по торговому центру, покупая книги. Он имел вредные привычки, как курение, это ещё более сблизило их. Они курили по утрам перед парами, разговаривая на разные темы. Джисон был прекрасным собеседником и очень умным, несмотря на свой средний балл. Учились они, как потом оказалось, на одном факультете и даже были одногруппниками.

3 march, 7:01 am

      — ...ну и так мы познакомились. — Джисон докуривает последнюю сигарету из пачки.       — А сейчас что у вас?       Хан грустно вздыхает.       — Я и сам не знаю. Мы вроде расстались       — Оу. Если не хочешь...       — Нет, я хочу. Мне кажется, я могу тебе доверять. Ты будто... понимаешь меня.       Хёнджин слегка удивился.       — Э... Спасибо наверное.       Джисон усмехнулся.       — Когда я был с ним, мне казалось, что времени не существует, только он и я. Родители не понимали меня, друзья отвернулись, только в клубе я нашёл успокоение и способ сбежать от проблем. Хотя... — блондин почесал нос. — Влюбенность это не такая глубокая проблема, правда ведь? У многих и посерьёзнее бывает.       — А ты уверен, что он любил тебя?       — Ну мы же встречались, он говорил много хороших вещей и делал подарки. Я помню всё, что он делал для меня.       Хёнджин видел, с какой болью и любовью Хан вспоминает своего бывшего. В знак поддержки, он положил руку ему на плечо и легонько похлопал.       — Мне жаль.       — Всё нормально.       Джисон смахнул одинокую слезу с щеки и продолжил:       — Я думаю, ты прав. Может он и не любил меня, иначе зачем он так резко ушёл?       — Может, были причины? Или семья как-то надавила, кто знает. Старшее поколение до сих пор плохо относится к... — Хёнджин запнулся.       — К геям. Не бойся произносить это слово. В литературном факультете это стало более менее нормальным явлением. Мы с Минхо не скрывали отношений, могли держаться за руки или я мог обнять его при всех. Я видел, что ему было стыдно, но ничего не мог с собой поделать. Хотелось, чтобы все знали. Этот парень мой-... Был моим.       Хёнджин протянул ещё одну сигарету Джисону, на что тот благодарно кивнул.       — Пары скоро начнутся, идём.

***

      После двух пар наступил часовой перерыв. Хёнджин и Джисон спустились в столовую, где их уже ждал Феликс с остальными.       — Малыш Джисон! — радостно крикнул Чан и подбежал к Хану, слегка приобнимая. — Как у тебя дела? Никто не обижает?       — У Бан Чана слишком сильный материнский инстинкт, — толкнув в плечо Минхо, сказал Чонин       — И не говори.       Феликс сел рядом с Хёнджином, заранее купив тому еду.       — Феликс...       — Ничего не говори! Ты совсем ничего не ешь.       — Феликс.       — У тебя в холодильнике мышь повесилась! Питаться по одной булочке в день я тебе не позволю!       — Феликс!       — Да что?       — Я мог и сам купить. Теперь я должник.       — Ты ничего мне не должен, у меня достаточно средств, чтобы покормить тебя. Вот, посмотри, как Чанбин покупает вторую порцию обеда Джисону и Минхо! Они ничего не говорят, так и ты молчи. — те подавились морсом, а Чанбин довольно заулыбался.       Хёнджин смущённо закрыл лицо руками.       — Спасибо. — почти шепотом поблагодарил он, но Феликс услышал.       — Так бы сразу! Приятного аппетита, ребят.       Хёнджин наелся первой порцией супа, но пришлось есть и второе, чтобы не расстраивать довольного Феликса. Желудок был готов порваться от такого количества еды и Хван еле сдерживал порывы тошноты.       Феликс толкает Чанбина в плечо.       — Хёнджин, Чанбин хотел тебе кое-что предложить.       — О, слушаю?       Чанбин замялся, но всё-таки начал говорить:       — С недавних пор я увлекаюсь фотографиями и... — он смущённо отвёл взгляд. — Не хочешь побыть моделью? У тебя просто яркая внешность и ты станешь идеальной обложкой для моего портфолио.       Хёнджин задумался. Почему бы и нет? Он ничем не увлекается особым, а попробовать что-то новое кажется достаточно интересным.       — Я не против.       У Чанбина загорелись глаза.       — Правда?       — Ну да.       — Боже, спасибо, друг, я тебя обожаю! — радостно произнес парень и пожал руку Хенджину.       — Я визажист! Косметики дома много у меня. — поднял руку вверх Феликс.       — Тогда я сценарист и придумываю локации, — более спокойно сказал Минхо.       — Я стилист. — произнес самый младший из них Чонин.       — А Сынмин... — задумался Джисон.       — А? — парень, которого Хёнджин ранее не знал, поднял голову.       — Ты подбираешь качающие треки, а я снимаю влог для канала.       — У вас есть канал? — удивился Хёнджин.       — Да! И мы достаточно популярны. Думаешь, почему почти весь универ знает, кто мы и не лезет к нам? — похвастался Джисон.       — Ого.       — У нас скоро пять миллионов, своих подписчиков мы называем Стэй. Думаю, они будут рады, если ты будешь новым участником нашего, так сказать, шоу.       — Оу, было бы классно.       Глаза Феликса загорелись.       — Вот и славно! Джинни, я так рад, что ты теперь с нами! — Феликс неожиданно крепко обнял Хёнджина. Тот вздрогнул и впал в ступор, но секунды спустя обнял Ли в ответ.       Вечером Хёнджин и Феликс возвращались домой, как обычно вместе. Весна делала день длиннее, заставляла снег таять и... приближался день рождения Хёнджина. Ему было так-то всё равно, Хван никогда не бывал на праздниках, только в детском саду, однако осознание, что теперь у него есть друзья и возможно они смогут его как-то поздравить грело душу.       — Эй, Хёнджин. — позвал Феликс его перед лифтом.       Тот поднял голову.       — Спасибо, что согласился быть моим другом. — Феликс улыбнулся и раскинул руки для объятий.       Хёнджин помедлив, прижался к Ли, утыкаясь в красный шарф. Здравый смысл кричал бежать, не давать Феликсу обнимать себя, но изголодавшееся тело само поддалось объятиям дорогого человека. Он неуверенно погладил Ликси по спине, а тот прижался крепче. Кажется, лифт давно уехал. На них пялились соседи, но никого это не смущало. Хёнджин не заметил, как его щеки покрылись красным румянцем и слились с шарфом Феликса. И конечно он не заметил, как Ли на прощание взял его холодные руки в свои и оставил незаметный поцелуй на щеке, быстро запрыгнув в лифт. Он не будет думать об этом сейчас, Хван глупо держится за горячую щеку и ледяная рука кажется почти обжигающей. Улыбка сама расползается у него на лице, но он сразу же стирает её, надевая маску безразличия и поднимается на свой этаж.

***

      Воскресенье, выходной день. Все будильники выключены. Казалось, идеальный день, чтобы отдохнуть от учебной стабильности, но не тут-то было. Назойливый рингтон поднимает Хенджина в 8 утра, что парень был готов разбить телефон о стенку. Звонил Чанбин.       — Ало. — сонно пробормотал Хёнджин.       — О, Хван, ты проснулся! Собирайся, через час собираемся у Феликса дома.       — Чанбин, я живу на несколько этажей выше Феликса.       — О, тогда отлично, не опоздаешь! Помой голову и не заморачивайся с одеждой, Чонин всё подготовит. Отбой.       И сбросил трубку. Хёнджин положил телефон на тумбочку и уткнулся лицом в подушку, не желая вставать. Кошмары не мучали его уже долгое время и Хван полюбил проваливаться в сон. Понимая, что больше не уснёт, парень поплёлся в ванну, вставая под душ. Холодная вода взбодрила и после шампуня окрасилась в красный. Хёнджин посмотрел в зеркало и подумал, что скоро пора опять подкрашивать волосы: цвет вымывался в розовый.       Время 8:50, Хёнджин стоит перед квартирой Феликса, стуча в дверь уже несколько минут: владелец либо не дома, либо спит.       Наконец дверь открылась и показался Ли с огромной коробкой в руках.       — О, Джинни, привет, все почти пришли.       Хёнджин сдавленно кивнул: он не привык, когда его так называют. С уст Феликса, сокращённая форма имени звучала красиво. Его низкий, басистый голос произносил имя с нежным акцентом, что являлась настоящей музыкой для ушей.       Когда пришла вся компания, начался процесс подготовки. Феликс поставил на стол огромный набор с различными тюбиками, баночками, кисточками и палетками. Ли просил Хенджина то закрыть глаза, то открыть, всё это было новым для красноволосого.       Спустя полчаса, Феликс оглядел свою работу и открыл рот.       — Все плохо? — тихо поинтересовался Хёнджин.       — Вау... — Чонин посмотрел на Хёнджина и прикрыл рот рукой.       — Чувак, ты выглядишь охуенно! — громко сказал Джисон и принялся делать миллион селфи с Хваном.       — Джинни, ты такой красивый.       Хёнджин вылупил на него свои глаза и смотрел неотрывно.       Феликс сказал это с такой заботой и нежностью, что хотелось плакать. Черты его лица казались особенно мягкими, он был похож на улыбающийся смайлик, возле которого летают сердечки. Конечно, парни сделали ещё много комплиментов, но почему-то Хёнджина тронули именно слова Ли. Ему много раз говорили, что его внешность весьма необычная, даже собственная мать, однако Хенджину было всегда плевать.       Хван посмотрел в зеркало и слегка удивился: глаза были подведены черным карандашом, на веках золотые тени, затемняющиеся на концах. Яркий красный блеск идеально подчёркивал пухлые губы и шрам, а брови стали слишком ровными. На щеках красовался небольшой румянец, скрывающий настоящий, за что Хёнджин был благодарен.       — Тебе нравится? — в надежде спросил Феликс.       — Да. Но почему ты не скрыл это? — слегка морщась, Хван показал пальцем на шрам, пересекающий нижнюю губу. Из-за тремора рук, он слегка размазал блеск. — Черт, извини...       — Ничего, дай сюда. Приоткрой рот.       Феликс взял диск и лицо Хёнджина в руки, сосредоточенно стирая все неровности.       — Всё, готово!       — Отличная работа Феликс. Чонин, твой выход. — произнёс Чанбин, настраивая камеру.       — Я подготовил несколько образцов, выбирай. — мягко улыбнувшись, Чонин протянул Хёнджину одежду на вешалках, отправляя в другую комнату.       Белая рубашка, черный пиджак, черный гластук и такие же черные брюки с цепями, что идеально сочетались с кольцами и пирсингом Хёнджина.       — Ну как?       Все парни закричали и кинулись осматривать недоумевающего Хвана.       — Бро, ты выглядишь сногсшибательно! Стэй, посмотрите, какой наш новый участник сексуальный! — говорил в камеру Джисон, показывая на Хёнджина, который пытается выдавить что-то на подобие улыбки.       — Отличный выбор. — похвалил Чонин.       — Полностью согласен с ребятами, Феликс, что скажешь?       — На Джинни всё смотрелось бы потрясно, но я удивлен. У тебя прекрасное чувство вкуса, как и сказал Джисон, выглядишь сногсшибательно! — радостно протараторил Ли и принялся дальше складывать косметику.       Собравшись, парни проехались по нескольким локациям. Хёнджин, казалось, был создан для модельной карьеры. Идеальные черты лица сочетались со всеми локациями. Чанбин просил расстегнуть пуговицы на рубашке до конца груди и оттянуть галстук. Хёнджин без вопросов выполнял все поручения, хотел быть полезным и помочь Чанбину продвинуться в своём увлечении. Снимки, по словам ребят, получились самыми лучшими, что они когда-либо видели. Чанбин подбирал нужный ракурс, где красота Хёнджина передавалась с новой силой. Это был первый день, когда ему сказали так много комплиментов. Под конец дня Джисон предлагает пойти к нему выпить и прогулять завтрашним днём пары. Чанбин звонит Бан Чану и приглашает его.       — Бери с собой Элис! — крикнул Ли в телефон Чанбина.       — Кто такая Элис? — спросил Хёнджин. Впервые слышит это имя.       — Это наша общая подруга, частенько тусуется с нами.       — Подруга..? — непонимающе посмотрел на Феликса Минхо.       — Да, подруга.       — Ясно.       Феликс долго уговаривал отца прикрыть их и в итоге добился разрешения. Хенджину было нечего терять, поэтому он без вопросов согласился.       Дом у Джисона был двухэтажный. Живёт он так же один, переехал с родного города для поступления в ВУЗ.       По пути парни купили достаточное количество алкоголя и Хенджин был уверен, что к концу месяца точно обанкротится, хоть и тётушка присылала более, чем нужно для проживания, денег.       Хван успел переодеться, в запасную чёрную футболку, откинув рубашку и пиджак на диван гостиной Джисона. Студенты включили светодиодную ленту и громкую музыку.       Спустя час некоторые уже пьяны и отжигают под музыку. Хёнджин выпил не мало, чтобы здраво мыслить, но и не много, чтобы падать замертво.       Хван бродил по второму этажу, рассматривая длинные коридоры и просторные комнаты. Внизу во всю гремела музыка популярных групп. Из окна виден первый весенний дождь и Хенджин невольно улыбается. Не сказать, что весна его любимое время года, он скорее предпочитает лето, когда его никто не трогает. В последнее время его начали радовать такие мелочи, как распустившийся цветочек прям под снегом, солнечная погода, розово-красные рассветы. Руки тряслись меньше, наверное, это воздействие препаратов. Он часто думал о прошлом, но теперь ему было, на что переключить мысли и отвлечься. Вскоре исследовать дом стало скучным занятием и Хёнджин спустился к остальным.       Чонин и Сынмин о чём-то разговаривали, Бан Чан убирал пустые бутылки, Элис, Джисон и Чанбин танцевали, а Феликса и Минхо не было видно. Хван сел за стол и налил рюмку коньяка, поджигая сигарету. Курить ведь никто не запрещал?       Рюмка за рюмкой, сигарета за сигаретой. Слушая философские размышления Чонина и Сынмина, Хёнджин не заметил, как много он выпил и перед глазами всё начало размываться, а желудок скрутило в узел.       Хван каким-то образом встал направился сторону туалета, придерживаясь за стенку. Проходя мимо кухни до него дошли обрывки фраз: —...потому что я не хочу, чтобы он знал. — Рано или поздно он всё равно узнает. Почему ты скрываешь это именно сейчас? — Блять, я не знаю, это сложно.       Заметив яркую, красную голову, еле как проходящую мимо кухни, Феликс прошептал "Джинни? Блять." и кинулся удержать того от очередного падения.       — Ты как?       — Хуево...       — Идём.       Минхо остался сидеть на кухне и допивать кружку чая. Пить совершенно не хотелось, присутствие Джисона делает лишь больнее. Каждый день он звонит снова и снова, кажется, мучительные часы. Ли больно видеть, как Хан думает, что это его вина в расставании. Минхо видел Джисона в стольких состояниях боли, но он всегда мог помочь ему пережить это, однако в этот раз Ли даже не может сидеть рядом с ним и прижимать его к своей груди. Убрать волосы с его заплаканного лица и нежно поцеловать его в нос.       Он не может собраться, взять себя в руки, взять под контроль внезапные всплески агрессии и сдержать наступающие слезы. Крики матери в детстве затмевают слух, а глаза начинают быстро краснеть.       В такие моменты Минхо сбегает к уборную и садится на пол, облокачиваясь на дверь. Он обнимает колени и судорожно шепчет "помогите". Всё тело трясёт, его бросает то в жар, то в холод, Ли боится открыть глаза и увидеть пьяного отца, кричащего на сына: "Педик!". Сейчас он не имеет возможности скрыться где-то, зато видит заходящего на кухню Джисона.       — Что с тобой? — холодно спрашивает он, замечая красные глаза Минхо.       — Прости.       Ли закрывает лицо руками и поддается рыданиям. Хан смотрит и не решается подойти. Сердце кричит ему: "Что же ты стоишь, помоги ему!", а здравый смысл заставляет холодно смотреть и бездействовать.       — Зачем ты строишь из себя жертву? Думаешь, я не вижу, как ты всем наговорил, какой же я хуевый? — Джисон не выдерживает и переходит на повышенные тона. — Ты, блять, даже не объяснил ничего, просто взял и кинул, как... Как последнюю блядь!       Хан закрывает рот рукой и покидает кухню, а Минхо за ним. Он пытается закрыться в рандомной комнате, что к сожалению не получается из-за вошедшего сразу Ли.       — Чего ты добиваешься? Отъебись уже от меня.       Минхо сглатывает и пытается подобрать слова.       — Послушай, я не хотел, чтобы так получилось.       — Ах, значит ты не хотел! А что ты, блять, хотел? Все носятся с тобой, как курица с яйцом, мол, бедный Минхо, страдает, блять. И всем почему-то похуй, что же мог чувствовать я! Тебе ведь тоже поебать, верно? Ты даже не спросил у меня, хотел ли я расстаться с тобой! А знаешь, ничего не отвечай и свали к чертовой матери.       Безысходность, что Хан ощущал за всё время их разлуки давила на сердце.       — Ты найдешь девушку, тебе станет лучше и...       — Блять, Минхо, мне не нравятся девушки, мне нужен ты!       — Окей, слушай, я не виноват, что тебе не нравятся девушки! — убирая со лба дождевую воду, выплёвывает он, зло сверкая глазами и, конечно, намекая на самого себя.       «Я не виноват в твоих чувствах ко мне»       Джисон на его слова отшатывается, неверяще распахивая глаза. Иногда чёрная кошка сидит в тёмной комнате, а иногда комната оказывается вовсе не такой тёмной, а кошка — чёрной. В таком случае игнорировать её практически невозможно. Кошка — их общая проблема, потому что пусть Минхо мудак и урод, подтверждающий это своими словами, сердцем ему в последнюю очередь хочется бросать уже бывшего парня наедине со всей этой дерьмовой ситуацией.       — Джисон, — зовёт его Минхо, протягивает руку, но Хан поджимает подрагивающие губы и резко отворачивается, уходя в тишину и темноту дождя. Ли бестолково пялится ему вслед, не выкрикивая извинения, не бросаясь вдогонку, пытаясь остановить и переубедить. Вместо этого он до судороги сжимает кулаки и откидывает со лба противно липнущую чёлку, прикусывая нижнюю губу. Вода застилает глаза, что больно моргать.       — Просто дай мне всё объяснить! — тоже переходит на крик Ли.       — Мне не нужны твои объяснения, блять! Ты бросил меня в тот момент, когда я нуждался в тебе больше всего!       Лицо искажается от боли, а слезы во всю омывают щеки. Он даже не пытается их сдержать: слишком много накопилось.       Минхо не знает, что ответить, поэтому он поддаётся вперёд, хватает юношу за шею и прижимается к губам, как в последний раз. Джисон замирает вначале, просто позволяя Минхо быстро касаться его губ своими, поглощая рваное дыхание, а потом неуверенно поднимает руки, кладет их на плечи Ли, чем заставляет того углубить поцелуй, провести по контуру языком, прикусить мягкую плоть, зализать место укуса. Хан теряется в ощущениях, не замечает, как непроизвольно крепко сжимает ткань одежды на плечах Минхо, как послушно размыкает губы, позволяя своему человеку скользить внутри, касаться неба, ровной поверхности зубов, сплетать языки, из-за чего по телу Джисона проходит нервная дрожь, которая электрическими разрядами растекается по коже. И Хан отвечает вскоре, хватается за Ли, как утопающий за соломинку, позволяет своему человеку вести его в ощущениях, полностью доверившись и осознав, что Минхо, наверное, сожалеет о содеянном, но об этом он подумает позже. Что сейчас существует, так это губы Ли на его губах, руки, скользящие под одеждой и чувство облегчения. Прикосновения не горячие. Мягкие, бережные, будто Джисон какая-то статуэтка. Такая хрупкая, что даже от ветра может пойти трещинами. Но прикосновения нежные, почти щекотные, проходятся под рёбрами, по тазовым косточкам, и аккуратно зачёсывают мешающую взмокшую чёлку.       Движения не заставляют несдержанно кричать. Они томят, растягивая удовольствие, заставляют насаживаться самому и делать самое постыдное: молить. Молить сжать сильнее, грубее, резче. Хан не хрусталь.       Минхо так не думает. Он бережливо целует каждый выступающий позвонок, прикусывает загривок, мягко проводит руками по груди, к животу, осторожно сжимает основание члена и довольно шепчет что-то прямо рядом с ушком       Джисон почти скулит, хватает ртом воздух, а Минхо не торопится, размеренно толкаясь в податливое тело, что-то шепча и прижимаясь близко-близко, чтобы Хан кожей чувствовал чужое тёплое дыхание у себя на шее. Так хорошо.       Тепло. Джисон чувствует себя сокровищем. И стоны у Минхо урчащие, словно он всю жизнь был котом, довольные. Он утопает в этой ласке.       Русые, почти рыжие волосы щекочут щёки и ключицы, он почти смеётся, но давится стоном, кончая на сбитые простыни.       А затем Минхо мягко переворачивает его на спину, целуя горло, прикусывая выразительные ключицы и целуя мягкие приоткрытые губы. Как будто Джисон был божеством. Нежно проводит языком по ним, отмечая привкус недавних молочных конфет. Целует снова, позволяя Хану самому вести.       Они не спешат. Никто их не торопит. Минхо вновь целует: касается губами лба, горящих щёк, прикрытых век, кончик носа, подбородок. Прикусывает кожу, втягивая и пробуя на язык, отпускает — алое пятно красиво расцветает над ключицей. Джисон почти затихает, готовый уснуть в любой момент, а Минхо лишь хмыкает. Так по-кошачьи, что Хан зарывается пальцами в мягкие волосы, прикрывая глаза. Медленно массирует кожу головы, перебирая тяжёлые пряди, и довольно вздыхает.       Ли жмурится, накрывая их одеялом.       И тихо-тихо шепчет слова любви, что теряются где-то в складках одеяла и в закромах сознания Джисона.

***

      Хёнджин падает перед унитазом, а Феликс держит его за волосы. Казалось, желудок сделал уже несколько кувырков и встретится с туалетом сам, а не его содержимое. Глаза слезятся от порывов тошноты, руки крепко держат ободок, Феликс терпеливо успокаивает и говорит что-то на подобии: "Давай, ещё немного.", придерживая за лоб. Наконец Хёнджин встаёт не без помощи Ли и младший ведёт его к раковине, опуская под напором воды. Без всякого отвращения Феликс умывает лицо Хвана, всё так же держа за волосы. Закончив, блондин сажает Хёнджина на пол и находит мицеллярную воду с ватными дисками в шкафу Джисона. Феликс аккуратно проводит диском по закрытым глазам Хвана, стирая остатки макияжа. Тот не сопротивляется, лишь мычит что-то. Закончив, Феликс хочет встать, однако, Хёнджин хватает его за руку, легонько сжимая.       — Не уходи.       — Джинни... Я только уберу всё и мы пойдем спать, хорошо?       Хёнджин смотрит на него стеклянными глазами, пытаясь что-то сказать:       — У тебя такие красивые веснушки, как звёздное небо в августе. — заплетающимся языком говорит Хван, пьяно улыбаясь.       Феликс замирает и не знает, что сказать. Мигающий свет в уборной скрывал смущение парня, за что он был благодарен. Относительный запах уже не так ощущался, будто, его вообще здесь не было. Время остановилось, существуют только Хёнджин и Феликс. Ли, поддавшись порыву чувств медленно приблизил лицо к лицу напротив, что они буквально касались носами. Феликс мог разглядеть глубокие карие глаза, каждый перелив в них и едва заметный черный зрачок. Хёнджин тоже замер, рассматривая те самые веснушки, что так манили. Пьяная голова не соображала, действовал Хван из-за скрытых желаний, которые он потом даже не вспомнит. Поддавшись вперёд, он не знал, на что идёт и возможно Хёнджин частично благодарен Феликсу, за то, что он вовремя отстранился и потащил старшего в спальню. Заходя в первую попавшуюся, Феликс прикрыл рот рукой, Хёнджин произнес тихое "охуеть". На кровати лежали полностью голые Минхо и Джисон.       — Какая мерзость. — произнёс Феликс и они быстро покинули комнату.       — Ты против?       — Нет, просто видеть лучших друзей голыми не самое приятное, что я мог узреть.       Хёнджин издал тихий смешок и, открыв вторую дверь, сразу рухнул на большую, двухспальную кровать.       — Доброй ночи, Джинни. — Феликс уже собрался уходить, как Хёнджин ухватил того за палец.       — Не уходи пожалуйста, в незнакомых местах меня мучают кошмары. — уже сонным голос прошептал Хван, отпуская руку Ли.       — Оу... Хорошо, как скажешь.       Феликс лёг на другую сторону кровати, перед этим открыв окно и слушал спокойное сопение Хёнджина. Мыслей было слишком много, но одна из них выделялась: "Что я, черт возьми, чувствую к Хёнджину".       Феликс проснулся посреди ночи от тихого шуршания. Пока глаза привыкали к темноте, он внимательно прислушивался к звукам, которые раздавались из противоположной стороны кровати. Шорохи стали тише, но теперь к ним примешалось хриплое дыхание и тихие, невнятные стоны. Феликс бесшумно встал, моргнул несколько раз и аккуратно, стараясь не шуметь, повернулся на звук.       Прямо перед ним, на любезно предоставленной Джисоном кровати, комкая простыни, метался Хенджин. Его глаза были крепко зажмурены, руки до треска сжали белую ткань, которая уже намокла от пота, волосы красным огнём разметались по подушке, а тело неистово билось, как вольная птица в клетке. Очевидно, ему снился кошмар, но он никак не мог проснуться...       Ли подполз поближе, сел на колени, перехватил руку друга и тихонько позвал:       — Джинни...       Тот мгновенно открыл глаза и испуганно посмотрел на Феликса. Взъерошенный, с трясущимися руками и широко открытыми глазами он выглядел так, словно ему сообщили, что в данный момент уничтожают его душу. Феликс даже испугался — что же такого могло ему присниться?       — Что случилось? - поинтересовался Ли у старшего, который слегка удивлено рассматривал пространство вокруг, всё ещё не веря, что кошмар закончился. От вопроса Хёнджин чуть вздрогнул, но всё же ответил хриплым ото сна голосом:       — Кошмар приснился...       Вслушиваясь в тихий дребезжащий голос, Феликс кое-что вспомнил. В детстве, когда ему снились плохие сны, он приходил к отцу, и тот всегда сажал его к себе на колени, приговаривая "Не держи это в себе. Расскажи кому-нибудь — станет легче". И вот, спустя столько лет, Феликс наконец решил воспользоваться его советом. Всё ещё не отпуская руки испуганного друга, австралиец пересел за спину Хёнджина, бережно обнял его и, прижав красноволосую голову к своей узкой груди, тихо, чтоб не спугнуть, сказал:       — Расскажи. Станет легче.       Хёнджин судорожно вздохнул, ещё сильнее прижался к тёплой груди Феликса и забормотал:       — Мне отец говорил... Про то, что таких, как я, уничтожают. Он сам давно умер и мне кажется, что это моя вина. Если бы... Если бы я тогда не, — он поднимает левую руку, показывая едва заметный, но достаточно большой шрам. — Они могли жить! — в отчаянии Хёнджин поднял голову. Взгляд у него был слегка расфокусирован, в глазах плескался тихий ужас. — У меня есть право жить. Должно быть... — тут его голос сорвался, и он замолчал. Феликс почувствовал, как по щекам у него потекли слёзы. Хёнджин не всхлипывал, не рыдал навзрыд, нет. Он просто давал выход эмоциям, которые обычно скрывал под маской безраличия. Но после очередного ночного кошмара он не мог успокоиться.       Ли сидел, не шевелясь, и, кажется, даже не дышал, боясь спугнуть Хенджина, так доверчиво прильнувшего к нему. Ну почему он... такой? Устроился у него на груди, доверчивый, как Маленький Принц. Феликс знал, что Хван способен постоять за себя, и физическая боль была ему знакома, судя по его многочисленным рубцам на теле и боязнь резких прикосновений, но... как быть с душевной болью?.. Кроме книг и пустой библиотеке поделиться душевными муками не с кем, но в последнее время Хёнджин редко заходил в излюбленное место. Хван теперь с Феликсом, и отныне Ли был в ответе за его душевное спокойствие. По крайней мере, именно это пообещал себе Феликс. Хёнджин потихоньку успокоился, но отталкивать Ли не спешил. Было какое-то странное ощущение защищённости — до того спокойно было в кольце сильных тёплых рук.       Они так и сидели до тех пор, пока Феликс не услышал тихое сопение друга. Он осторожно заглянул в лицо Хвану и убедился — красноволосый уснул. Помедлив ещё несколько секунд, Феликс, едва касаясь, провёл рукой по мягким волосам Хёнджина. Аккуратно, чтобы не разбудить, потрепал по затылку, а потом всё так же нерешительно убрал с глаз пышную чёлку и удивился, какое же красивое у Хенджина лицо. Феликс впервые видел его так близко, и где-то глубоко внутри зародилось чувство благодарности к родителям Хёнджина, которые создали такое чудо. Это единственное, что они сделали хорошее, подарили жизнь этому мальчику.       Размышляя обо всём этом, Феликс не заметил, как Хёнджин сполз вниз. Теперь красноволосая макушка покоилась у него на коленях. Ли слегка замешкался, но, взяв себя в руки, осторожно переложил голову Джина на подушку и уже собрался вернуться к себе на своё место, как внезапно почувствовал руку, удерживающую его за пижамные штаны.       — Не уходи, Ликси. — сонно пробормотал Хёнджин.       Феликс подумал, что его друг опять проснулся, но, обернувшись, убедился, что тот спит. Ли легко дёрнул штанину, но, видимо, отпускать его никто не собирался. Феликс ещё раз тряхнул ногой. Снова безрезультатно. Тогда он посмотрел вниз и слегка обомлел – спящий красноволосый мальчик выглядел так беззащитно, что австралиец не выдержал и сдался. Вздохнув, Феликс лёг рядом с Хваном, дотянулся до одеяла и укрыл их обоих, как бы закрывая от реального мира, пряча в кокон. Хёнджин сразу же прижался к нему и улыбнулся сквозь сон. Его дыхание пришло в норму, теперь он спал спокойно, самым глубоким сном. Феликс широко открыл глаза, удивившись неожиданно приятному теплу, исходящему от тела друга, и, помедлив, неуверенно обнял его, прижав к себе, как самое дорогое сокровище.       И тотчас же заснул, чувствуя, как внутри поднимается странное чувство радости за то, что его друг – или уже нечто большее? – больше не мучается от кошмаров. А ещё Ли очень хотелось верить, что когда весь учебный год закончится, они проведут время вместе. Потому что Феликсу очень уж не хотелось отпускать молчаливого друга. Пожалуй, завтра он будет сожалеть обо всем содеянном.       А сейчас Феликс спит, но спит очень чутко, ведь он готов в любой момент проснуться, чтобы вновь защитить сон своего красноволосого сокровища.       Чтобы Хенджину больше никогда не снились кошмары.

***

      Весь следующий день Хенджин пролежал в своей постели, выпивая несколько таблеток от головной боли. Хван пообещал себе, что никогда больше не будет пить и половину событий он вообще не помнит. Джисон и Минхо видимо решили свои разногласия, а вот что было ночью, Хёнджин совершено не запомнил.       Прошла ещё неделя, близилась сессия, Хёнджин нихуя не делал весь год и сейчас он грыз ручку в попытках что-то выучить. Мысли о когда-то ненавистном, веснушчатом мальчике не давали сосредоточиться на материале. Хван кинул тетрадь со стола, крикнув "К черту" и вышел на балкон, закурив последнюю сигарету из пачки. Навязчивые мысли не давали покоя, поэтому красноволосый набрал номер Джисона и произнес лишь одно слово "приезжай", давая понять, как необходимо ему поговорить в данный момент.       — Что случилось? — без стука вломился Хан, стягивая вязаную шапку.       — Сигареты есть?       Джисон кивнул и прошел с Хёнджином на балкон.       — Как у вас с Минхо?       — Всё отлично, оказывается, ему отец запретил со мной встречаться, но Ли пригрозил самоубийством и сейчас вроде как всё хорошо. — мягко улыбнулся Джисон.       Хёнджин задумался и посмотрел на ночной город.       — Как ощущается влюбленность? — набравшись сил спросил он.       — Оу.       — Без вопросов.       — Э... хорошо. Ну, у каждого по разному. Тебе становится не плевать на человека... Тоесть... Блять, я не знаю.       — Мне не плевать на всех своих друзей. Значит я влюблен в каждого..?       — Нет, что ты. Тебе хочется как-то прикоснуться к человеку, поцеловать к примеру, часто думаешь о ней, радуешься каждой встрече... Не знаю.       — Пиздец. — лишь сказал Хёнджин и поджёг ещё одну сигарету.       Хван не помнит, когда всё это началось, просто однажды Феликс мягко поцеловал его в щеку и холодное сердце Хвана растопилось. Он не сразу заметил, как начал задумываться об этом солнечном мальчике. Феликс присутствовал везде: дома, в универе, во сне, в библиотеке, на улице, вообще повсюду. И Хенджин не может сказать, что ему не нравится о нем думать, наоборот — мечтать о Ли казалось одним из самых приятных занятий, которые Хван когда-либо делал.       — Кто этот человек? — ожидаемо спрашивает Джисон.       — Феликс.       У Хана округлились глаза.       — Что?       — Всё, что ты описал, я чувствую к Феликсу.       — Блять. Ты разве не знаешь?       — Что не знаю?       — Нет, ничего, забей.       — Ладно.       Джисон решил умолчать об Элис. Если Феликс не сказал ему, значит на то имеются причины и Хан не хотел портить их дружбу.       — Что ты предлагаешь делать? — после приличной паузы спросил Хёнджин.       — Может, проявлять больше знаков внимания со своей стороны... Если твои чувства взаимны, то Ликс будет делать тоже самое.       — Эй, полегче, я ещё не уверен.

***

      Хёнджин всегда считал, что он недостоин любви и теплого отношения к своей персоне. В детстве о таких вещах он даже не задумывался, нужно было выживать. Но, поступив в университет и встретив Ли Феликса, осознал, что такие вещи существуют и никому вроде как и не чужды. И даже сильные мира сего могут испытывать привязанность в той или иной форме. Сначала он считал это слабостью, но потом решил, что судить не стоит, не прочувствовав подобное на своей шкуре. Стоило дать слабину, Хван стал нечто похожее испытывать к Феликсу. Как оказалось — чувство приятное. Только вот терпеть насмешки и унижения от отца в кошмарах стало вдвойне больнее. Психотерапевт, узнав о его чувствах, не стал кричать и не запихнул в психушку, как ожидал Хёнджин, наоборот, поспешил поздравить и сказал быть осторожным. "Влюбенность — прекрасное чувство, чтобы почувствовать себя живым, но оно может принести много боли, если человек попадётся, грубо говоря, не родственный твоей душе."       Хван эти слова воспринял серьезно и решил пока не поддаваться внезапным порывам нежности в сторону Ли. Не сказать, что его жизнь изменилась после осознания своей ориентации, однако теперь он не мог нормально воспринимать Феликса рядом с собой. Иногда он забывал, что они всё ещё просто друзья и мог невзначай взять Ли за руку, а тот вроде-то и не против — сжимал хвановскую ладонь своей маленькой ручонкой в ответ.       И сейчас, 19 марта, он смеётся к забавной истории Феликса, а скорее с его выражения лица и идёт на учебу. Через два дня сессия, Хван успел выучить некоторый материал, на остальное ему не хватило терпения. Ли что-то увлеченно рассказывает и Джин старается вникнуться в историю, а не засматриваться на яркую улыбку и смеющиеся глаза Феликса.       Пары проходят стабильно и Хёнджин, заходя в квартиру, сразу плюхается на кровать, доставая очередную книгу из его домашней библиотеки. Время близится к ночи, Хван принимает нужные препараты для спокойного сна и проваливается в царство морфея.

20 марта, воскресенье.

      Утром его будит не солнечный свет, а навязчивый звонок в дверь. Хёнджин плетётся к входной двери, проклиная человека, что потревожил его, на редкость спокойный сон.       Хван открывает дверь и:       — С днём рождения! — хором кричат друзья, взрывая хлопушки в лицо Хёнджину.       — Какое сегодня число...       — Двадцатое марта, Джинни, твоё девятнадцатилетие! — улыбка Феликса расползалась до ушей. Хёнджин мгновенно оживился и пропустил друзей в квартиру, сам замыкаясь в ванной комнате.       Хван на скорую руку умылся, почистил зубы и причесался. Парни сидели в гостиной, а Феликс не снял куртку и постоянно что-то поправлял под ней.       — Хёнджин, тебе лучше присесть. — предупреждает Чанбин и Хёнджин настораживающе садится в кресло.       — Мне начинать? — спросил у парней Феликс и выдохнул: — Джинни, я очень рад, что мы познакомились с тобой, ты отличный друг и хороший человек, правда очень забывчивый конечно, раз не предупредил нас о своём дне рождения, — Феликс активно жестикулирует одной рукой и нервно посмеивается. — в общем, я не знал, что тебе может понравится из подарков, — Хёнджин про себя сказал "ты". — поэтому... Знакомься, это твой новый друг. — Феликс вытаскивает из своей куртки маленького щенка, размером двух ладоней Хёнджина и Хван быстро, чтобы не уронить, берёт собачку в руки, прижимая к себе.       Джин смеётся, когда щенок лижет его руки и виляет хвостиком.       — Кками. Назову тебя Кками. — едва слышно произносит Хёнджин и щенок ловко перепрыгивает на руки Чонину.       — Тебе нравится? — осторожно спрашивает Феликс.       — Очень. Спасибо огромное, Фе... Ликси.       Хёнджин бросает все сомнения и неуверенно обнимает Феликса. Тот отвечает и спустя несколько секунд отпускает, пряча едва покрасневшие, веснушчатые щеки.       — Я слышал, ты любишь Ремарка... С днём рождения, бро! — Джисон протягивает коробку с несколькими книгами одного из любимых авторов Хёнджина.       Остальные подарили свои подарки и Хёнджин никогда не чувствовал себя таким нужным. Друзья просидели у Хенджина до самого вечера, играясь с Кками и разговаривая на разные темы, а когда стемнело, Сынмин, Банчан и Чанбин с Чонином ушли. Джисон и Минхо играли в приставку Хёнджина, Феликс гладил щенка, пока тот засыпал, а сам Хван убирал на кухне после парней. Его сердце распирало от радости, он не хотел, чтобы этот день вообще когда-либо заканчивался. Теперь у него есть маленький друг и он никогда не будет один дома, пугающая тишина, с которой Джину пришлось смириться, больше не станет мучить и давить. Это его самый первый настоящий праздник, Хёнджин ощущает, как его дыра в душе заметно затягивается.       Минхо предлагает пойти в парк аттракционов, на что все соглашаются. Хан и его парень идут за ручку, сзади них Хёнджин и Феликс. Парк не находится слишком далеко, поэтому студенты приходят туда достаточно быстро. Феликс сразу же бежит к чему-то на подобии американских горок и тащит за собой Минхо. Хёнджин и Джисон отказались, сваливая всё на "если вы упадёте, кто вас ловить будет". После ужасающего аттракциона, Феликс долго смеётся и пересказывает в ярких красках свои ощущения, на что Джисон и Хёнджин лишь вздыхают.       Минхо предлагает прокатится на колесе обозрения, так как закрытие парка через час, а посмотреть на ночной город с огромной высоты в свой же день рождения кажется потрясающей идеей.       В кабинке колеса обозрения было тихо и спокойно, она мягко качнулась и размеренно поплыла вверх, отгороженная от мира надежным стеклом. И дверцу фиксировали внизу, ее даже не открыть. Хёнджин с неподдельным любопытством посмотрел вниз — земля медленно удалялась.       — Тут хорошо, — мягко выговорил Феликс.       Отчасти да, так и было. Тут спокойно, никто не кричит, тихо настолько, что слышно чужое дыхание.       — И будет ведь, что вспомнить потом, — продолжал он.       Такой живой. Щеки слегка разрумянились, взгляд открытый и теплый, смотрит с благодарностью и почти нежностью. Он смущен? Или это отголосок прежних эмоций?       — Воспоминания приносят только боль, — вздохнул Хёнджин и опустил веки, сложив на груди руки.       — Однако мы тут, обоим сейчас относительно хорошо, мы никуда не торопимся и катаемся на аттракционе. Это не так уж и плохо, разве нет?       Он ощутил странный покой, вызванный его словами, его голосом и, возможно, его присутствием. Словно оказался в коконе, теплом и уютном, но до ужаса хрупком. Если отбросить все мысли и прислушаться к ощущениям, то можно понять, что такого чувства спокойствия он давно не испытывал. И что оно… ему нравится?       Это внезапно испугало и заставило распахнуть глаза, возвращаясь к привычному безопасному холоду. Хёнджин не до конца может принять, что слаб перед Феликсом.        — О чем думаешь сейчас ты? — решил он отвлечься от темы, которая вызывает странные эмоции.       Феликс задумался. Посмотрел куда-то вниз, за стекло. Он казался потерянным и при этом до странного расслабленным. Губы сложились в легкую полуулыбку – если не приглядываться, можно и не заметить.       — Думаю, что ты очень милый, — мягко проговорил Ли.       Его слова несказанно удивили. Он внимательно всмотрелся в лицо напротив. Красивый мальчик, он никогда этого не отрицал. Такой сладкий и нежный, но упрямый, с твердой волей. Эти черты характера легко читаются по его лицу. А оно сейчас выражает смятение. Губа закушена, взгляд отведен в сторону, на щеках уже выступил легкий румянец. Еще и мнет пальцами край толстовки.       Феликс засматривался на идеально нежные черты лица Хёнджина. Глубокие, карие глаза, до блядства пухлые, алые губы, острый подбородок, ровный, узкий носик.       Он выглядел в этот момент совершенно невинно, но улыбка делала его откровенно красивым, благородным. Гетеросексуальность, о которой Ли буквально кричал Минхо, вдруг стала такой незначительной, и захотелось совсем другого – не более, чем порыв, на который, однако, Феликс не знал, что может быть способен.       Злость, желание доказать, подмять, раздавить – эти темные, гнетущие чувства тоже растворились, момент поглотил их, растопил всеобъемлющим светом. Не поддаться стало трудно, но ощущение его неправильности прошло, так и не возникнув.       Феликс поднялся, подался вперед, приближаясь к удивленно наблюдающему за ним Джинни. Ближе, еще ближе, к самому лицу – позволит? Да, все разрешал, но его глаза становились совершенно огромными и в них наконец мелькнул страх – хотя куда больше было недоумения.       Застыл он всего в паре миллиметров от губ Хёнджина. Ощутил его дыхание, тепло, идущее от кожи. Так близко – и он все еще не отстраняется. Тепло обернулось жаром, и Феликс приблизился еще, касаясь губ, но это даже не было поцелуем – лишь торопливым эмоциональным действом, непонятно, зачем нужным – просто так захотелось.       Губы у Хенджина мягкие, нежные, словно цветок, шрам идеально ощущается на собственных губах. Отстранился он так же быстро, возвращаясь на свое место. Губы горели. Сердце колотилось внезапно сильно. И в спокойной тишине кабинки он отчетливо слышал, как тяжело дышит Хёнджин.       Хван хочет провалиться под землю или сразу выпрыгнуть из кабинки, лишь бы не смотреть в глаза Феликсу. Что это сейчас было? Ли поцеловал его? Все, что Джин сейчас слышит, так это ужасающе громкий стук своего сердца. Руки задрожали сильнее, вцепившись в черные джинсы, а лицо, похоже, было краснее самого яркого и сочного помидора.       Пока Хёнджин думал, пришло время слезать с колеса и идти домой. Джисон и Минхо выглядели, как никогда счастливыми, видимо свидание на колесе обозрения вышло просто отменным. Хёнджин старался не выдавать своего смущения, а Феликс, кажется отличный актер, раз легко идет и болтает с Минхо.       Пришло время расходится. Хёнджин и Феликс молча идут к дому, не решаясь заговорить друг с другом. Вот они уже стоят в мучительно медленном лифте и у Хёнджина, вероятно, адреналин в крови заиграл ещё сильнее, а оковы страха резко спали. Перед шестнадцатым этажом, где-то между двенадцатым и тринадцатым, Хёнджин мягко кладет руку на щеку Феликса и смотрит на те самые завораживающие веснушки. Медленное приближается к лицу и прикасается своими губами к его губам. Феликс словно наркотик: попробуешь и хочется ещё. Манящие губы такие сладкие, такие нежные и идеально смотрятся на пухлых губах Хёнджина. Дверь лифта открывается, Хёнджин отстраняется и нежно, почти ослепительно улыбается. Ли хочется плакать. То ли от предательства самого себя, то ли от счастья, поэтому он быстро выбегает из лифта, оставляя Хвана сползать по стенке вниз и глупо зажимает рот, в попытках скрыть улыбку.       Всю ночь Хёнджин не может уснуть и еле как сдает сессию. С Феликсом заговорить не решается, лишь под конец дня приглашает его посидеть у Хвана дома, на что тот отказывается и говорит, что уезжает к бабушке на каникулы, собираться нужно и т.д. У Хенджина все надежды на идеальные каникулы вместе с любимым человеком разрушаются, что он естественно скрывает. Идёт домой вместе с Чонином, миленьким мальчиком, что так сильно успел полюбить Кками. Расходы на корм и лежанку с остальными принадлежностями не обошлись в весь бюджет Хёнджина и ему пришлось звонить тётушки. Благо, она была той ещё любительницей домашних животных и выслала сумму более, чем достаточную.       Все каникулы Хёнджин проводит в компании Джисона и Чонина. Иногда к ним присоединяется Минхо, но в основном он занят подработкой в кошачьем кафе. Хван рад бы зайти к нему, но аллергия на маленьких пушистых созданий не даёт ему насладится компанией с Минхо.       Хёнджин решает, что красный ему как-то поднадоел и идёт в салон с просьбой: сделайте мне, пожалуйста, платиновый блонд. У парикмахера, кажется, глаза чуть не выпали, но за крупненькую сумму всё-таки согласился. Выходит Хёнджин из салона со слегка испорченными волосами, но зато с идеальным, светлым цветом.       И вот каникулы заканчиваются, весна во всю распускает цветы и заставляет небо плакать бесконечными дождями, а Хёнджин предвкушённо идёт в университет. Конечно же, впервую очередь, чтобы увидеть Феликса, а потом уже для оценки новой прически.       Джисон более, чем оценил Хёнджина. Кричал на всю аудиторию: "Как же тебе идёт!", а девочки смотрели томным взглядом, из-за чего Джину стало как-то не по себе.       Первые пары проходят мучительно долго, а когда заканчиваются, Хёнджин несётся в столовую и...       Феликс стоит с какой-то девушкой, что буквально висит на нём и разговаривает с остальными парнями.       — О, Джинни, привет! Тебе очень идет новый цвет, — слова звучат насколько приторно и слащаво, что Хван сейчас заработает диабет.       — Привет, а кто это с тобой? — игнорирует комплимент Хёнджин.       — О, это Элис, моя девушка.       Хван разворачивается и быстро выходит, нет, выбегает из столовой. Хватает куртку с гардероба и несётся домой.       Блондин шел быстро. Практически бежал, еле сдерживая слезы. Небо обрело темно-серый оттенок, что означало дождь в ближайшее время. Оно было похоже на состояние Хенджина: слезы только ночью и дома, чтобы никто не видел.       Осадки обещали в ночь.       Вот он уже доходит до дома и, заходя в подъезд, содрогается от боли, но ещё нельзя. Нельзя давать слабость в этом чертовом подъезде, в этом чертовом лифте.       Дрожащими руками Хенджин вставляет ключ в замочную скважину, и он как назло не проворачивается. Хван старается больше и уже всхлипывает. Наконец замок открылся. Парень закрывает дверь и облокачивается на нее. Перед глазами всплывает его образ. Он наверное счастлив с ней. До чего же мерзко и противно. В книгах так красиво описывается любовь, но так больно испытывать её на самом деле.       А чего ты ожидал, Хенджин? Он выбрал ту самую девочку с мягкими; каштановыми, волосами и зелёными, большими глазами. С прекрасной фигурой и нежной кожей. Он выбрал ее, а не тебя. Такого неудачника, как ты не полюбит ни одна девочка, что уж говорить о Феликсе.       Ноги подкосились, и парень скатился по двери, оседая на пол. От боли он вцепился ногтями в собственные плечи, стискивая зубы, чтобы не закричать. Соседей на уши ему поднимать не хотелось.       — Почему? — прошептал Хенджин и слезы с новой силой омывали его бледное лицо.       Настолько хуёво он ощущал себя при первой попытке самоубийства. Феликс подарил ему счастье и так умело растоплал, поигрался, как с куклой, шлюха.       Он злился на Феликса, злился на Джисона, злился на всех, кто не сказал ему злосчастную правду. Злился на самого себя, потому что дал себе слабину, отдал сердце какому-то... Какому-то Ли Феликсу, чьё лицо не выходит из головы ни на минуту.

22:47

      Сил плакать уже не оставалось. Куртка была мокрой от слез и пота, поэтому Хенджин снял ее и бросил куда-то вглубь комнаты, оставаясь в красном свитере.       Еле как он поднялся с пола и на ватных ногах поплёлся в спальню. Незаправленная постель и разбросанные на полу вещи создавали бардак, но в таком помещении Зеницу было комфортнее всего. Здесь он чувствовал себя, как рыба в воде, ведь никто его не потревожит. И никакой, блять, Феликс не достанет его здесь. Кками тихо скулила и от этого становилось ещё больнее. Нахуй Феликс вообще так заботился о нём, если у него есть эта... Элис.       Блондин повернулся в сторону зеркала и увидел в нем измученного человека с красным, опухшим лицом; мятой одеждой и с ужасно трясущимися руками. Светлые волосы были взъерошены и запутаны, что предавали Хвану ужасающий вид.       — Ненавижу… — сказал парень, не отводя глаза от зеркала, — Ненавижу… Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу!

Он начал кричать.

Опять слезы.

Опять боль.

Опять ненависть.

      Не выдержав, Хёнджин со всей силы ударил по зеркалу, и оно рассыпалось на мелкие и большие осколки. Ненависть взяла над ним верх, и парень начал разбрасывать вещи по комнате ещё больше.       Хёнджин схватился на волосы и вырвал несколько прядей. Взгляд блондина упал на осколки зеркала. Он быстро взял средний кусочек и начал рассматривать. В нем отражалась часть лица Хёнджина. Такая же разбитая, как и зеркало. Дрожащие пальцы осторожно обхватили острый предмет. Когда он поднес его к себе, водянистые глаза открылись, и по его щекам с новой силой полились слезы. Черные глаза смотрели вниз, глядя на отражение. Отвратительный. Он выглядел отвратительно. Лицо слишком узкое, губы слишком большие, глаза слишком маленькие, ресницы слишком длинные. Ему было противно. Неудивительно, что Феликс выбрал совершенную противоположность Хвану. Отвратительный. Все, чего он хотел, — это свернуться калачиком и навсегда спрятаться. Глаза скользят по осколку, соблазняя его. Так соблазнительно. Слабо рыдая, он немедленно обратился к своему единственному спасению. Боль. Проведя стеклом по нежной коже, он смотрел, как рана раскрывается и покрывается кровью. Красный малиновый цвет медленно стекал по его руке, капая на пол. Это зрелище казалось мальчику странно успокаивающим. Это отвлекало его от тяжести, свисавшей с груди. Когда его крик начал стихать, стекло всё чаще и чаще контактировало с его кожей, окрашивая её. Из белоснежного в темно-красный цвет.

Потом ещё.

И ещё.

И ещё.

И ещё.

Сильнее.

Глубже.

Больше.

      Шло время, кровь вокруг него растекалась по полу. Легкие рыдания от боли продолжали вырываться с губ, однако большую часть времени он выпускал только резкие, прерывистые вдохи. Тело парня отказывалось двигаться. Он просто лежал в темной комнате в луже собственной крови, мечтая умереть.       Почему-то он решил взять телефон из кармана штанов. Хёнджин открыл «Инстаграм» и увидел сообщение от Джисона       — Привет, как ты?       Ничего не ответив, Хёнджин бросил бесполезный гаджет в глубь комнаты и закрыл глаза.

***

      — Ало, Минхо?       — М... Да, Сонни?       — Быстро собирайся и к дому Хвана. С Хёнджином беда. — Джисон надевал джинсы и выбегал из квартиры.       — Блять. Все серьезно?       — Я не знаю, мне безумно страшно, он не отвечает на звонки и... — из горла вырывается всхлип.       — Солнце, тихо, я уже собираюсь. Мне недалеко, встретимся у подъезда.       — Хорошо...       Минхо и Джисон ворвались в дом и стояли под дверью Хёнджина.       — Открываем?       — Да, давай.       Парни зашли внутрь.       — Хёнджин..?       Минхо включил свет в прихожей. Джисон прошел в гостинную.       — БЛЯТЬ, ДЖИННИ!       Ли подбежал к ним и ужаснулся: Хёнджин лежал в луже крови с перерезанной рукой. Кками тихо гавкал, пытаясь разбудить хозяина.       — Вызывай скорую.       В больнице перед дверью операционной, Феликс до сих пор не мог поверить в то, что произошло двумя часами ранее. Для него все это было слишком дико и очень неожиданно. Честно говоря, он никогда всерьез не верил, что такое может произойти в самом деле. Когда он говорил, что имеет девушку, он думал, что Хёнджин просто воспримет это, как знак прекратить их игры, но всё оказалось гораздо серьезнее. Сразу после произошедшего ему позвонил Джисон и сообщил ужаснейшую новость.       Где-то за белой дверью находился Хван Хёнджин, за жизнь которого уже около двух часов не переставали бороться лучшие врачи этой больницы. Да и вообще города. Но никаких гарантий они дать по-прежнему не могли, заставляя Феликса мысленно материть беспечного и глупого себя, а так же Хёнджина, для которого собственная жизнь не значит ровным счетом ничего.       Врачи сновали мимо Ли туда-обратно, заставляя блондина еще больше нервничать. О Джинни до сих пор ничего определенного ему не смогли сообщить. Никто не знал, что будет с Хваном, будет ли он жить. Потому что сейчас Хёнджин находился в коме. Только это и было известно Феликсу. Он сидел перед дверями реанимации, сцепив руки в замок и низко опустив голову. И в страшном сне Феликсу не могло присниться, что когда-нибудь он будет вот так вот сидеть в больнице и ожидать каких-либо известий о том, кто давно перестал быть для него просто другом. Жаль, что понял это Ли при таких печальных обстоятельствах. Интересно, а давно ли все это известно Джисону? И почему, скажите, он не мог раньше объяснить это такому глупцу, как Феликс? И что теперь делать с этими чувствами. Джисон и Минхо уехали из-за приступа панической атаки Хана, находится в больницах было для него равносильно смерти.       — Ли Феликс? — врач возник перед Феликсом словно из воздуха. — Мне необходимо поговорить с Вами.       Ликс мгновенно вскочил, смотря врачу в глаза. Ну вот, сейчас наконец-то все и решится.       — Ну, что? Как он? — не выдержав молчания, Феликс требовательно заговорил: — Да скажите же мне!       — Молодой человек, успокойтесь, — врач заставил Ли вновь приземлиться на скамейку. — Я — лечащий врач Хвана Хёнджина. Так вот, о нём. К огромному счастью, нам удалось вытащить его с Того Света. Конечно, он все еще очень слаб, но, будем надеяться, что рецидива не будет и его жизни больше ничего не угрожает.       Совершенно неожиданно Феликс почувствовал, что глаза его защипало от еле сдерживаемых слез облегчения и радости. Напряжение наконец отпустило его.       — Могу я… — Ли не смог договорить.       — Он по-прежнему без сознания, — спокойно сказал сенсей. — Сейчас к нему нельзя. Это же реанимация.       — Ну, пожалуйста, — Феликс умоляюще смотрел на доктора. — Я должен его видеть.       — Ли Феликс, он все равно не увидит и не услышит Вас, — предпринял последнюю попытку врач. — Как только Хван Хёнджин придет в себя, я Вам немедленно сообщу.       Но и это не могло изменить решения Феликса. Просто он был обязан быть рядом с Джинни. Хотя бы немного. Пока он спит. Потому что позже такой возможности может и не представиться. Любить-то парня парню нельзя. Не положено.       — Ну, хорошо, — врач пропустил Феликса. — У меня могут быть неприятности из-за Вас.       Ли, молча кивнув, проскользнул тенью в палату. То, что он увидел, заставило на какое-то время замереть на месте. Лежащий на белых простынях среди белых стен Хёнджин абсолютно не походил на прежнего себя. Лицо его осунулось и практически слилось с теми самыми простынями. Из вены Хвана к капельнице тянулась тоненькая трубочка. От запаха лекарств Феликсу стало немного дурно, но уходить он не собирался. Медленно подойдя к кровати, Феликс вгляделся в бледное лицо Хёнджина. Так ему сейчас хотелось, чтобы этот парень хоть что-то сказал или сделал.       — Джинни... Прости меня... — Ли поставил стул рядом с койкой Хёнджина. — Я не знаю услышишь ты меня или нет, — Феликс взял его за ледяную руку. — Даже если и услышишь, я как всегда скажу что-то другое или просто скажу "забей".       Феликс всхлипнул.       — В тот день когда мы с тобой... Я сначала не осознавал что говорил или делал, в итоге свалил всё за минутную слабость, но...       Из-за слез почти всё было мутно, Феликс вытер их рукавом и продолжил держать руку Хёнджина.       — Тот сон, я его теперь запомню на всю жизнь, а теперь когда ты тут лежишь и за твою жизнь борется этот аппарат, возможно сейчас не самое время признаваться в чем-то но этот камень меня уже слишком далеко утянул вниз, я надеюсь что ты меня слышишь, Джинни, я люблю тебя, да это возможно странно услышать, тем более от меня, когда я буквально сутки назад представил свою, уже бывшую девушку... — Феликс зажмурил глаза и содрогнулся. — Просто хочу ещё раз услышать твой голос, твои глаза, которые светились от радости, хочу проводить с тобой время чаще, я просто хочу чтобы ты был рядом в целости и сохранности. Джинни, ты мой свет, мой ангел, моё солнце, я так тебя люблю.       Ли гладил свободной рукой Хёнджина по волосам, пока его слёзы падали на руку любимого человека.       — Когда я тебя нашёл там, в библиотеке, ты выглядел таким напуганным. Я хотел поскорее помочь тебе и укрыть от всего мира, но путал это с простой дружеской привязанностью. Тогда я предложил тебе стать моим другом и... — Феликс разрыдался в руку Хёнджина. — И ты сказал да. Ты сказал да. Это было моё лучшее решение за всю жизнь.       Поднявшись с места, Феликс наклонился к Хвану и дрожащими губами поцеловал в лоб.       — Прости меня за всё, солнышко. Я люблю тебя.

***

      Всю ночь Ли просидел у кровати Джина, не отпуская его руку. Джисон пришёл под утро. Его не пустили в палату и Феликс вышел к нему в коридор.       — Как он?       — Его удалось спасти, большая потеря крови и сейчас он в коме, — Ли стыдливо опускает глаза на пол. — Это моя вина... Если бы я осознал всё раньше... Блять.       — Люди начинают ценить только когда теряют.       — Мы знакомы месяца 2-3 от силы и я успел полюбить его. С первого дня. Почему ты не сказал мне?       — Я не знаю... Это тоже моя вина.       Они сидели в тишине долгие минуты.       — Тебе нужно поесть.       — Схожу в буфет как-нибудь. Ты иди, у тебя пары через час, со мной всё хорошо будет. — криво улыбнулся Феликс.       Джисон осторожно обнял его за плечи и скрылся в белых коридорах.       Прошла неделя. Хёнджина перевели в обычную палату, однако его жизнь держалась на аппарате жизнеобеспечения. Феликса отправили домой на вторые сутки, он все равно каждый день приходил и сидел рядом с Хваном, рассказывая истории и читая его любимые книги вслух.

8 дней, как Хёнджин в коме.

      — Хэй, привет, я снова пришёл. И ты вновь спишь. Я надеюсь, что тебе снятся хорошие сны и тебя ничего не беспокоит.       Феликс держал руку Хёнджина, как обычно.       — Знаешь, ребята говорят мне взяться за учебу и оставить тебя, но я просто не могу. Я не могу смотреть, как человек, что дорог мне больше всех на свете, сейчас лежит на грани жизни и смерти. — первая слеза скатывается по щеке. — Вчера я сорвался и рассказал родителям всю правду... Ну, что я такой... Отец был в шоке, но принял меня, мама тоже. Я был так рад, что больше мне не придется скрывать свою любовь к тебе, — Феликс продолжал держать руку, уже не друга? — Даже если мне придётся просидеть здесь ещё одну ночь, я обещаю что уже не куда не уйду от тебя, Джинни, я тебе обещаю.

Писк.

Писк.

Писк.

      Хёнджин слышит не громкий писк чего-то, но не может понять, чего. Открыть глаза кажется самым трудным, что он когда-либо делал. Слова Феликса эхом отдаются в голове и конечно, Хван всё слышал. Он застрял в темноте, не зная, что происходит снаружи. Яркий свет ослепляет на несколько секунд и Хёнджин опять закрывает глаза. Через силу, Хван пробует ещё раз, у него получается! Глаза заслезились, но Хёнджин не сдавался и старался держать их открытыми, как можно дольше. Когда зрение привыкло к яркому свету в палате, парень увидел белую макушку на своем животе. Прибор стал пищать чаще, что ужасно действовало на нервы. Голова раскалывалась. Мышцы словно ватные и отказывались работать. пошевелить правой рукой, точнее пальцем, было гораздо сложнее, чем открыть глаза. А ещё ужасно хотелось пить.       — Джинни..? — Феликс поднялся с живота Хёнджина и неверующим взглядом посмотрел на него. — Джинни! — улыбка сама расцвела на лице. — Это сон или...       — Воды. — прохрипел Хёнджин.       — Ой, да-да, сейчас. Доктор, он очнулся!       Феликс выбежал в коридор, приводя врача.       — Хван Хёнджин, вы огромный молодец, мы думали, вы не справитесь. — доктор аккуратно поднял голову Хёнджина и напоил его стаканом холодной воды.       Ли стоял рядом с ним и еле сдерживал слезы, не веря своему счастью.       — Завтра вы попробуете самостоятельно дышать, а пока отдыхайте.       С этими словами, лечащий врач покинул палату, оставив парней наедине.       — Джинни, я думал... Я думал, что больше не увижу тебя! — глаза Феликса были полны слёз. — Умоляю, прости меня за всё, я расстался с Элис и...       — Феликс, успокойся. — Хёнджин дрожащей рукой накрыл руку Ли, сплетая пальцы. — Я всё слышал.       — Оу... Я...       — Ничего не говори.       Голос Хёнджина был до сих пор хриплым, а язык заплетался.       — Я тоже тебя люблю. — с этими словами Хван закрыл глаза и провалился в сон. Он потратил много сил после пробуждения. Феликс снова плакал, теперь уже от счастья.

***

      Последний месяц весны, солнце во всю светило и грело, цветы давно распустились, от зимы осталось только слово.       Хёнджин и Феликс гуляли вместе с Кками по городу, поедая мороженое. Близится конец первого курса, важные экзамены и т.д., но парней это никак не интересовало. Они шли, разговаривая о чём только можно, наслаждаясь времяпровождением друг с другом. Плохое давно позади, от него остаются лишь воспоминания. Хёнджин ощущает себя, как никогда счастливым. Гуляет с любимым человеком по городу, что может быть лучше?       Совсем неожиданно начался сильный ливень. Феликс схватил Хёнджина за руку и они побежали домой.       — Фух, льёт как из ведра...       — И не говори.       — Пойдём ко мне, Кками помыть нужно.       — Окей.       И вот Хван моет щенка в теплой воде, а Феликс держит его — Кками не любит купаться.       Под вечер парни сидят на диване перед телевизором с чашкой горячего шоколада. Фильм ужасно скучный, но никто не говорит об этом. Хёнджин устало прикрывает глаза.       — Эй, ты спишь?       — Не-а, устал просто.       Феликс достает телефон и включает знакомую обоим песню.       — In spite of how the world decides to see my life, — начинает Феликс.       — Would I still have a chance for us to say goodbye. О нет, Ликси, это слишком грустная песня.       — Но какая красивая!       — Соглашусь.       Песня играла где-то на фоне, Феликс смотрит в глаза Джинни. Оба хотят одного, но не решаются. После стольких страданий и боли, что они пережили, они ни разу не говорили о своих отношениях.       — Можно..? — спрашивает разрешения Феликс, придвигаясь ближе. Хёнджин, как на автомате кивает.       Феликс касается чужих губ быстро, словно хочет заново ощутить, каково это — быть настолько близко.       Второй поцелуй дольше первого. Хёнджин даже расслабляется, ему нравится. У Феликса губы мягкие — думается, что похожи на лепестки каких-нибудь цветов, — пухлые и такие горячие, что Хёнджин теряется, расплывается по дивану.       Он сбивается со счета. Ли уже у него на ногах, покусывает губы, гладит где-то под шеей и тяжело дышит. Приятно, думает Хёнджин. Он потерялся в этих ощущениях, в голове пусто и хочется еще. Руки уже смело лежат на бедрах, хочется немного выше или ниже, Хван не разобрался.       Они часто сталкивались зубами из-за неопытности Джина, но это никак не мешало наслаждаться процессом. Феликс внезапно отстраняется, берёт за руку и тащит в спальню, кидая Хёнджина на кровать и наваливаясь сверху.       — Как же я люблю тебя...       Ли целует мягко и напористо, как бы показывая, "ты, блять, мой". А Хван и не сопротивляется, зарывается пальцами в мягкие, отросшие волосы.       Вдруг, Джин чувствует что-то горячее на губе, а потом у себя во рту. Феликс решает углубить поцелуй. Хёнджин повторяет тоже самое и Ли так сладко стонет ему в рот. Хван никогда не целовался, он не думал, что это может быть таким приятным занятием, особенно с любимым человеком.       Феликс переходит на шею. Нежная кожа покрывается красными пятнами, Ли, оказывается, не такой милый мальчик, каким является в жизни. Хёнджин тяжело дышит, пытается найти руку Феликса, но они уже под его футболкой, оглаживают живот, ребра, спускаясь ниже. Ладонь Феликса ложится на член и Хёнджин едва заметно вздрагивает.       — Ликси...       — М?       — Прости, я ещё не готов к... подобному.       Феликс убирает руку.       — Оу, прости пожалуйста, я не подумал.       — Ничего страшного. Я люблю тебя. — эти слова Хван говорил крайне редко, но каждый раз у Феликса сносило крышу.       — Я тебя тоже, Джинни!       Ли ложится рядом с Хваном, обнимая и целуя в подбородок. Они засыпают в объятиях друг друга.       Любовь долго терпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а порадуется истине. Любовь все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит.