Крепче, чем прежде

Рамси начал с малого. Сперва он выбил Теону несколько зубов. Отрезал пару пальцев. Снял один-другой лоскут кожи. Последнее заставило жертву орать до визга, потом до хрипа, потом до потери сознания, но, если сравнить с ходом охоты, ничто из этого не напоминало даже первую стрелу, вонзившуюся в плоть. Это были ещё только звуки рожка, хоть и очень задорные. А иногда Теону казалось, что он — птица, которую готовят к обеду живьём. Удивительно стойкая птица. Проклятая стойкостью. Каждое выдернутое перо приносит неописуемую боль, но впереди ждут вещи гораздо хуже. Сначала Теон надеялся, что он осуждён на смерть, и его пытают перед казнью. Но Рамси отлично сумел донести, что хочет отнять не жизнь, а разум, и это было куда страшнее. Не по каким-то философским причинам, а потому, что помешательство, в отличие от смерти, не могло избавить его от окружающего кошмара. По крайней мере, он хотел в это верить. Он должен был держаться за эту мысль. Мыслей, которые могли стать ему опорой, становилось всё меньше — его прореженные пальцы скользили по ним, как по мокрым выступам отвесной скалы. За какие-то ему удавалось держаться, даже когда он терял сознание, а какие-то ускользали, как бы он ни старался их схватить, и не было в этом ни системы, ни смысла. Содержимое его бедной головы окончательно превратилось в хаос, к которому, похоже, стремилось всю жизнь. Порой, в лихорадке, Теону даже хотелось возблагодарить крест, на котором он распят — за то, что создаёт хоть какую-то опору в растворяющемся мире. Надо отдать ублюдку должное, он бы и куда более крепкий рассудок погрузил в хаос. А уж вялые извилины Теона, стоило ему за них взяться, сразу начали гнуться и путаться, как свиные кишки в руках мясника. Рамси часто менялся, как меняется море, на милость которого привыкли полагаться жители Железных островов. Он становился то гневным, то игривым, то вкрадчиво-ласковым. Вот только, растянув губы в милой улыбочке, он мог выдирать ногти, а, напустив на себя грозный вид, мог нежно гладить лицо. Или промежность. И вот для этого у Теона уже не имелось никаких образов. Морская пучина была куда более предсказуемой, чем засасывающее его безумие. Всё, что угодно, было более предсказуемым. Когда Теон впервые понял, что его муки заводят Рамси, в каждую из его ран будто вонзилось по ядовитой игле. Теперь ни одна из них не заживёт, подумал он. Как они могут затянуться, когда их растравляет каждый похотливый взгляд, каждое алчное касание?! И каждая мысль о взгляде и касании… То, что испытывал Теон, когда его липкую кожу трогали подрагивающие от возбуждения пальцы или губы, даже омерзением нельзя назвать — люди не придумали имени этому чувству, потому что все, кто хоть раз испытал его, должны были умереть на месте. Но Теон не мог умереть. Слишком зыбки стали границы между жизнью и смертью, чтобы такое конкретное, такое простое действие могло совершиться. «Я сдеру кожу со всей твоей головы, — стонал Болтонский ублюдок, вжимаясь в бедро Теона твёрдым, как перекладины креста, стояком. — Сначала с губ — бережно, словно кожуру с сочного плода. Представляешь, каково будет чувствовать такими губами мой солёный член? А через несколько дней примусь за остальное, — дыхание опаляет шею. — Возможно, я захочу стянуть её зубами. Ты знаешь, что если снять у человека всю кожу с лица, он может жить? Главное — снимать постепенно». «Вчера я дрочил, обернув член лоскутом, который срезал с твоей спины, — доверительный шепоток прямо в ухо, прямо в мозг. — Прости, постеснялся сделать это перед тобой, всё же мы пока не до конца привыкли друг к другу, — острые ногти впились в сосок. — Эй, почему ты плачешь? Со временем я смогу открыться тебе, обещаю». «На тебе так много крови, будто ты ею потеешь. У меня был такой псарь. Мучился кровавым потом. Поговаривали, что это проклятие за то, что он служит мне, — несдержанный поцелуй в рот, склизский язык на сколотых зубах. — Кстати, я не дрочил лоскутом твоей кожи. Ты что, думаешь, я сумасшедший?» И всё же, всё же это были ещё только звуки рожка. Первая стрела угодила в самое уязвимое место.

***

В очередной день — уже нельзя было сосчитать по пальцам, в который, — Рамси разбудил пленника, ткнув в середину его соска острым ножом. Теон не знал, от чего он проснулся — от боли или от своего крика, но произошло это моментально. — Как ты думаешь, чего я хочу от тебя больше всего? — спросил Рамси деловитым тоном, внимательно глядя в распахнутые глаза. — Н… Не знаю, — едва смог просипеть Теон. Слова драли сухое горло изнутри, а снаружи на нём сжимались тиски спазмированных страхом мышц. Это был плохой ответ, он не годился даже в качестве отсрочки, и Теон начал судорожно соображать. — Ты хочешь… Хочешь моей покорности. — Верно! — обрадовался Рамси. Искренне обрадовался, без тени разочарования, что жертва так быстро угадала. Если, конечно, не притворился. — Верно, и я добьюсь её… Как думаешь, когда? Теон растерянно дёрнулся, хлюпнул скопившейся в носу кровью, задышал глубоко и часто. Давать ответ на такой вопрос не стоило опрометчиво, а думать было невозможно, и не думать — нельзя, и не ясно, как угадать, чего он хочет, и что будет хуже — угадать или не угадать… — Я добьюсь её, — Рамси взял Теона за подбородок, — в ближайший час. От того, как уверенно это было сказано, у Теона внутри всё заледенело, а его раны вспыхнули трескучим пламенем, искры которого, казалось, отразились у подонка в глазах. Что он будет с ним делать?! Заплакать не получилось — видимо, для этого уже не хватало влаги. Но глаза защипало даже сильнее обычного. — Хорошо, только… Пожалуйста… Дай попить… Пожалуйста… — выдавил он безумное. Как ни боялся он Рамси, теплящаяся в нём жизнь не могла не воспользоваться хорошим настроением мучителя, чтобы попросить воды. Рамси плотоядно усмехнулся. Затем обдал лицо жертвы горячим дыханием и вгрызся в запёкшиеся губы. Теон запоздало понял, что это поцелуй. Во рту у Рамси было очень мокро — будто он истекал слюной от мыслей о теле Теона, но из гордости не глотал её, а растрачивать на плевки в лицо не хотел. Язык мучителя колыхался в слюне, как щупальце Утонувшего бога — уже действительно мёртвого. Грудь Теона разрывало от стыда, но он прильнул ко рту гада, чтобы пить эту слюну, и когда она заструилась по подбородкам и шеям, он едва не кинулся её слизывать. Потом Рамси, наконец, оторвался, и Теон осознал: всё это время ублюдок так сильно сжимал его волосы, что выдрал большой клок. Упиваясь влагой, он не чувствовал боли. Отстранившись от Теона, Рамси усмехнулся и поглядел на него с деланным укором. А потом приставил к его губам горлышко фляги. Каждый глоток воды причинял резкую боль и давался большим трудом, но Теон выпил всё до конца. В голове немного прояснилось, и он тихо завыл от бессилия. — Что, Грейджой, остатки чести утекают сквозь пальцы? — Рамси схватил его ладони и стиснул культи. — Давай я им помогу. Теон дёрнулся в ужасе, но, к счастью, кромсать его руки Рамси не собирался. Вместо этого он с наслаждением припал поцелуями к его грязной шее, ловя губами трепещущий кадык, и, нетерпеливо расправившись с завязками, сдёрнул его штаны. Пальцы ублюдка сжали член и начали двигаться — требовательно, но не быстро. — Сегодня ты ублажишь меня как следует, порченый кусок мяса. Теон едва не рассмеялся от облегчения. Он устал ждать, когда это произойдёт. Наконец-то кошмар воплотится в реальность, и, быть может, со временем станет пугать чуть меньше. Раньше ласки Рамси не могли пробиться сквозь ужас, усталость, боль и бред — собственная эрекция напоминала Теону скорее трупное окоченение, и от этого было ещё страшнее. Теперь же шок вдруг решил отступить, и Теон почувствовал волны непрошеного наслаждения. Слёзы тоже вернулись — он всхлипнул, а потом разрыдался. И до того горячо и сладко было внизу, что слёзы показались холодными и куда более горькими, чем обычно. — Гляди-ка, в тебе ещё достаточно крови, чтобы она могла прилить к члену, — поддал жару ублюдок. — И знаешь… — он сильно оттянул нежную крайнюю плоть, — Мне нравится твоя кожица здесь. Если бы я даже содрал всё, это было бы единственное место, где оставил. Теон трясся. Его грудь ходила ходуном, и он с ужасом понял, что не может её успокоить. Воздух метался в лёгких, горло сдавило окончательно — если бы от Теона сейчас потребовались какие-то слова, он бы физически не мог их выговорить. Облегчение улетучилось так же быстро, как и явилось. С ним нельзя было по-другому. С ним никак нельзя. — Ну, ну, что ты, дружок, — Рамси мягко сжал в горсть грязные волосы на лобке. — Ты ведь хочешь доставить мне удовольствие? Теон отчаянно закивал, надеясь, что такого ответа будет достаточно. Чтобы перестраховаться, он сам поймал губы Рамси и, зажмурившись, постарался запечатлеть на них подобие кроткого поцелуя. Рамси охотно ответил. Пусть возьмёт, что хочет, пусть выебет, если нужно, у Теона бывало с мужчинами, ничего, может, и не сильно порвёт, может, обойдётся, главное — покориться, отдаться, в ближайший час ему больше ничего не понадобится, только покориться — и всё, вытерпеть, он сильнее боль терпел, он даже во сне каждую ночь сильнее боль терпит, лишь бы не мучил ещё, не пытал, бить, наверно, будет, ножом резать спину, хлестать, но лишь бы не мучил… Рамси прервал поцелуй и Теон почувствовал лёгкий холодок на губах. Не сразу он понял, что Рамси свистит ему в губы — тоненько, протяжно. Через секунду одна из дверей распахнулась, и в комнату ворвалось четверо крепких парней. Они подскочили к задёргавшемуся в путах Теону и поочерёдно сорвали ремни с его рук и ног — только для того, чтобы, повалив его на спину, прижать все конечности к полу. — Ну-у-у, не волнуйся, моя радость, — умиленно протянул Рамси, пожирая безумным взглядом бьющееся тело. — Я ведь должен позаботиться о безопасности. Дальше произошло нечто поразительное. Нечто, заставившее Теона моментально замереть и вытаращиться на ублюдка во все глаза. Рамси вальяжно переступил через поверженное тело, широко расставив ноги по обе его стороны, а затем резко опустился, устроившись задом повыше паха. Сдвинулся на таз, поёрзал, попримерялся. Вжался в чудом не опавший член самой ложбинкой — даже через штаны чувствовалось. По резво меняющимся на лице эмоциям было видно, что он внимательно прислушивается к ощущениям — ну или изображает это. — Да, похоже, хер отличный, — весело заключил Рамси. — Слухи оказались правдой. Я бы с таким и дольше часа поебался. Теон почувствовал себя оглушённым. Едва дыша, он смотрел, как Рамси, не утруждаясь встать с его бёдер, стаскивает сапоги, для удобства ставя ноги опасно близко к его лицу, расшнуровывает штаны и избавляется от них, чудом не путаясь в штанинах. Часто он больно задевал член Теона, но эти ощущения меркли перед осознанием того, что ждёт впереди. Теон впервые увидел бледные бёдра Рамси, его худые ноги, розовый член в гнезде тёмных лобковых волос. Напряжённый член, обильно блестящий предсеменем в тусклом свете факелов. Совершенно завороженный, Теон смотрел, как Рамси проникает в себя пальцами — неужели правда, и это не игра теней? — Я готовился, — подмигнул ублюдок. — Так что не волнуйся, ты не сделаешь мне больно. Твой язык… наверняка… был бы приятнее масла, но эту игру мы ещё успеем опробовать. «Когда он целовал меня и дрочил мне, его зад истекал маслом, — непривычно чётко подумал Теон. — Оно глубоко в нём, но он хочет, чтобы членом я достал ещё глубже». Пальцы мерно погружались в анус, и было отчётливо видно, как вместе с ними погружаются мозоли от тетивы на средних фалангах. Потом те же пальцы нащупали член Теона… Рамси плавно опустился на него с долгим, громким стоном. Или это он Теону показался таким громким — в то время как свой он не услышал вовсе, лишь ощутил, как распахнулся рот и завибрировало горло. Нутро Рамси не было тугим — даже наоборот, просторным. Так хорошо подготовился? Так часто делал это раньше? А может, и то и другое? Эти мысли едва не отправили Теона за край, но Рамси, будто угадав их, сильно сдавил пальцы на корне его члена. Теперь живая игрушка не кончит, пока этого не пожелает хозяин. Рамси самозабвенно двигался на члене, поднимаясь и опускаясь — даже фирменное ехидство ненадолго покинуло его, и лицо с опущенными веками и открытым ртом, из которого доносились хриплые звуки, выглядело странно-одухотворённым. Не отводя глаз от Рамси, Теон вспоминал, как, будучи в осаде, сравнил клич его рожка с зовом течной самки. Хорохорился, смеялся. Кричал, что не против вставить, раз уж его так настойчиво зовут. Теперь это казалось ему одновременно младенчески-наивным и страшно-пророческим. Вскоре движения Рамси стали быстрее, на его лицо вернулось злорадство, и он с наслаждением отвесил жертве две пощёчины. Пыла Теона это не умерило. Он с ужасом подумал, что, наверно, его теперь ничто не умерит. Происходящее было убийственно деморализующим. Теон ненавидел Рамси до помрачения разума. И всё же он наслаждался тем, что делает этот одуревший от безнаказанности гад. По какой-то страшной причине наслаждался не только телом, но и тем самым померкшим рассудком… Пользуясь несчастным органом, Рамси оставался удивительно властным — у Теона мелькнуло в голове, что схожим образом человека седлают во время драки, когда бьют в лицо: решительная поза, победная. Хотя Рамси не был узким, его «хватка» на члене ощущалась куда более жёсткой, чем хватка лап молодчиков на ногах и запястьях. Теон и вовсе бы забыл о них, если бы не желание освободить руки: одной хотелось обхватить Рамси за крепкое бедро, а другой… Впрочем, тот в этом не сильно нуждался — он даже сам не касался своего члена. Пару раз Теону почудилось, что он на несколько секунд потерял сознание — а возможно, так оно и было. В тот миг, когда ему позволили кончить, Теон зашёлся криком. Наслаждение оказалось таким сильным, что вынести его было сложнее, чем пытки. Он чувствовал, как залпы его спермы тонут в нутре Рамси, достигая недр гнилой души и становясь её частью. За всю жизнь он не испытывал ничего и отдалённо подобного. Рамси кончил мигом позже. Он так и не использовал руку. Его семя брызнуло на грудь Теону, задело шею, слегка попало на губы. Тот сам не заметил, как слизнул его с них. Однако впадать в благостную истому Рамси не спешил. — Если бы ты знал меня лучше, ты бы не расслаблялся, — сказал он. — Думаешь, я отпущу тебя так быстро? Он резко привстал, побудив Теона вздрогнуть, и переместился так, чтобы пах оказался полностью в поле зрения. Затем он протянул руку в сторону, и один из помощников с готовностью вложил в неё какой-то шнур. По петлям на концах Теон узнал тетиву. Сверкая ледяными — даже теперь — глазами, Рамси шустро стянул тетивой основание члена жертвы, и завязал крепкий узел. — Вряд ли ты сможешь два раза подряд, учитывая, что вместе со спермой едва не отдал мне последний вздох. Теон хотел возразить, что шнур не требуется, и что Рамси затягивает больно, очень больно, но понял, что его не послушают. Рамси тут же оседлал его снова и задвигался с ещё большей прытью, чем раньше. Что-то изменилось в его поведении, но Теон не мог об этом задумываться — его снова унесло в водоворот экстаза. Дальнейшее произошло стремительно. В руке у Рамси сверкнул нож, и на живот Теона потоком хлынула кровь. Через миг явилась боль — безумная, непосильная, скрутившая всё тело сразу. Теон заорал во все лёгкие. Руки и ноги едва не вырвались из хватки парней — и откуда сила взялась — а потом обмякли. Горло драл хрип. Вылезшими из орбит глазами Теон смотрел, как Рамси, встав с его бёдер, выуживает из себя кровавый кусок мяса, перетянутый снизу верёвкой. Член. Отрезанный член. Его член. Рамси отрезал его, пока он ещё находился в нём. Он для этого его перетягивал. — Сильно же ты брыкался, — недовольно процедил ублюдок, вытирая лезвие о своё голое бедро, так близко к собственному паху. — Тебе повезло, что я хорошо обращаюсь с ножом и не порезался, даря тебе свободу от этой штучки. Теон тоскливо, отчаянно завыл. Он попытался отвернуться, но чьи-то руки не дали ему этого сделать. Другая пара рук в это время зажимала пылающую рану какой-то тряпкой. К сожалению, Рамси даже теперь не хотел позволить Теону умереть. — За что?! — вой наконец-то сложился в слова. — Почему?! Почему-у-у-у… — Хороший, очень хороший вопрос, — с энтузиазмом похвалил Рамси и ненадолго сделал вид, что задумался, рассматривая ужасный трофей. — Думаю, дело вот в чём, — он резко взмахнул рукой, и кровавые капли веером оросили корчащееся тело Теона. — Так проще показать, какой глубокой преданности я от тебя хочу. Я пытался объяснить на пальцах, но ты не понимаешь. Рамси сделал знак парням, и они грубо подняли Теона под руки. Тот безвольно повис, едва не вывернув плечевые суставы. Впрочем, ему было бы всё равно, даже если бы это произошло. — Ты должен понимать, что это не кара, — продолжал Рамси наставительным тоном. — Я не наказываю тебя. Я меняю тебя к лучшему. Теон не глядел на него. Он глядел на свой отрезанный член, из которого на пол по капельке сочилась кровь. Проследив за взглядом жертвы, Рамси поднял трофей над своим лицом и поймал несколько капель на язык. В свете факелов они блестели так же остро, как, парой минут назад, блестело семя на их телах. Затем он будто спохватился и перевернул трофей, чтобы остановить ток. Грудь Теона кольнуло тупое беспокойство, но он не смог осознать его причину. — Я ведь много наслышан о тебе, — продолжал Рамси, пока Теона закрепляли на ремнях. Дерево креста до сих пор пылало жаром его тела, а скользким от пота и крови оно было всегда. — Тебя всю жизнь убивала гордость, которая мешала тебе быть тем, кто ты на самом деле. Ты хотел самоутвердиться, и из-за этого всегда становился ведомым, а потом вновь искал самоутверждения… Одно перетекало в другое, и вскоре стало не различить, где что. Я разомкну этот круг, — резким движением ножа Рамси перечеркнул воздух крест-накрест, повторяя линии перекладин. — Положу конец твоим метаниям. Он заткнул нож за пояс, но впервые за всё время это не принесло Теону облегчения. — Понимаешь ли, — не замолкал Рамси, поймав волну вдохновения, как с ним часто бывало после особо жестокой расправы, — ты как садовое растение. Твой рост направляли, ставя тебе разные преграды, и чем больше преград, тем непредсказуемее и уродливее ты разрастался. Такие растения рано или поздно приходится рубить. Увы, топору нужно хорошенько потрудиться, ведь ветви так запутаны… Будем считать, что сегодня мы отрезали толстенную ветку. И я не про хер. Благодаря тому, что Рамси сопровождал каждую реплику выразительными жестами сжимавшей несчастный член руки, эти безумные слова вреза́лись в память Теону, хотел он этого или нет. Не находя сил поражаться сам себе, Теон вдруг осознал, что кое в чём был насчёт Рамси в корне неправ. Он не намерен погружать его в хаос. Он пытается привнести в его разум порядок. Абсурдный, нечеловеческий, невиданный — но порядок. И подчиниться этому порядку будет сложнее, чем любому хаосу, потому что придётся обезуметь, не теряя рассудка. Вот она какая — покорность… А он-то думал, что еблей отделается… — Прочь! — вдруг крикнул Рамси, и Теон затравленно дёрнулся — испугался, что приказ обращён к нему, несмотря на нелепость такого предположения. Впрочем, он не смог надолго утешиться тем, что мучитель обращается к подручным. Дождавшись, когда смолкнут шаги за дверью, Рамси поймал взгляд Теона и улыбнулся самой обезоруживающей улыбкой из возможных. Он ещё раз окинул до сих пор твёрдый орган оценивающим взглядом, поморщился и завёл руку за спину, вновь направляя его в себя. Это явно принесло ему огромное удовольствие — из обмякшего рта вырвался стон, а прозрачные глаза будто бы стали ещё прозрачнее, выжженные истомой. Рамси подмигнул Теону и плавно задвигал рукой между ягодиц. Затем эта картина взмыла куда-то вверх и вбок, и Теон провалился в долгожданную тьму. Да, первый удар пришёлся по самому уязвимому месту. Но он не был самым болезненным.