Шум

Шумно.

      Тобирама Сенджу привык к шуму. Быть сенсором само по себе сложно, а быть сенсором в большой деревне — ещё сложнее. Особенно, когда рядом с тобой люди, объемы и сила чакры которых припечатывает к земле, оглушает, сбивает с мыслей и давит на организм.

Шумно.

      Тобирама Сенджу привык к шуму. В его голове, двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю, крутятся сотни и тысячи мыслей. От них порой болит голова. Болит так, что ни одна настойка или лекарство не помогает. От них не помогает ничего.

А от них ли?

      С недавнего времени к боли в голове прибавилась боль в глазах. Острая, жгучая, внезапная боль. Слабые от природы глаза не выдержали нескольких недель беспрерывной работы ночью в полумраке.

Но ведь кто-то должен работать, пока брат… не может.

      Тобирама сидит в полной темноте. Даже окна плотно закрыты, чтобы ни один луч света не проник в помещение.

Шумно.

      В доме — гробовая тишина.

Шумно.

      Полопавшиеся капилляры — неделя без сна. Белки́ стали почти одного цвета с просвечивающейся сквозь прозрачную радужку кровью.

Шумно.

Как же шумно.

      Тобирама закрывает глаза. Последние намёки на освещение скрываются за ве́ками. Он наклоняет голову и давит кончиками пальцев на виски. Давит сильно. Шум не утихает.

Тише. Слишком шумно.

      Тобирама точно не помнит, когда это началось. Возможно, когда Мадара ушел из деревни. Возможно, когда Мадара проиграл в битве Хашираме. Может быть, когда умер Изуна?

Раньше. Гораздо раньше.

      

***

      Посмотри на его глаза.       Тобирама обернулся. Осуждающие взгляды соклановцев. Тихое перешептывание. Скрежет оружия.

Шумно.

Идиоты.

— Ты снова уходишь? — Да, ухожу. Ты, если что, ничего не видел. Вечером я с тобой потренируюсь, хорошо, отото?       Хаширама улыбается. Его глаза закрыты, губы широко растянуты, обнажают белые зубы. А глаза закрыты. Хаширама знает, что брат умеет читать эмоции. Хаширама не придет раньше десяти. Будет поздно для тренировок. Тобирама знает.

Ты… Обещаешь?

— Хорошо? — Хаширама оборачивается. — Да.

Хорошо.

Хорошо…

Но ты снова не пришел.

— Отец зовёт тебя на тренировку. — Меня? — Тобирама поднял голову от свитка. — Да, тебя. Он сказал, что ты уже достаточно взрослый, чтобы начать тренироваться с ним… по-настоящему. — Я понял.

По-настоящему.

— Не разочаровывай меня ещё больше, Тобирама! — голос отца резал уши. — Да, отец.

Шумно.

— Что за стойка! — голос отца рядом.

Шумно.

— Всё, достаточно. Принеси хлыст.       Тобирама поднял голову. — …Хлыст?.. — Сейчас же.       Кое-как встав, Тобирама принес хлыст. Тонкий, с деревянной ручкой. Что будет дальше думать было не нужно. — Повернись, — голос отца совсем близко, звучал в самое ухо.       Тобирама повернулся.       Послышался свист.

Шумно. Больно.

***

      Тобирама сидит на полу, давит на виски пальцами. Веки защищают полопавшиеся капилляры. Он открывает глаза и поднимает взгляд к потолку.

Отец бил, не жалея.

А стоило ли жалеть?

***

— Пятьдесят, — едва слышно, но четко произнёс Тобирама. Отец опустил прут.       Тонкий железный прут, с кончика которого капала кровь. Тобирама не шевелился. Ему нужно было встать, но рассеченая до мяса спина сильно мешала.       Хлыст сменился на железный прут, когда Тобирама не выдержал суточную тренировку. Отцу было все равно на усталость сына, а вот на слабость — совсем наоборот. Прут свистел тише. Гнулся хуже. Бил больнее. — На сегодня все. Проваливай.       Тобирама встал и ушел. Молча, без единой эмоции на лице.

От боли хочется кричать.

***

      Где-то далеко, а может, в соседней комнате, разбивается бутылка. Громко, стекло стучит об пол. Тобирама вздрагивает и смотрит на дверь. Пальцы сжимаются на горле водолазки.

Что же ты, нии-сан?

***

      Тобирама смотрит. Он может только смотреть, ведь от него не зависит ничего.

Помог бы Хашираме-сама, бесполезное создание.

Тобирама даже не оборачивается. Зачем? Этот шепот сопровождает его всю жизнь.

      Хаширама возвращается. Его взгляд пуст, но Тобирама видит в нем что-то странное. — Я не смог помочь. Он мертв.       А Тобирама смотрит. Буцума Сенджу лежит на снегу, его кровь стекает алыми ручьями и окрашивает снег.

Скажи что-нибудь! Он твой отец, ублюдок!

Тобирама не обращает внимания на толчки, он подходит к брату.

— Идём. Дальше они сами. — Идём. Я должен тебе кое-что рассказать.

***

      Тобирама прерывает это воспоминание. Он его ботся, но все равно испытывает незнакомый трепет перед ним. По одной простой причине. Тобирама поднимает голову и смотрит на стену, за которой сейчас его старший брат.

***

Это я убил его, Торью.

      Слова брата отпечатываются в мозгу. Они не причиняют боли, нет. Но Тобирама всё ещё помнит пустой взгляд Хаширамы, едва заметную улыбку облегчения на лице старшего брата.

Он больше тебя не тронет.

За стеной подозрительная тишина.

***

      Тобирама, конечно, не против. Если Хаширама считает, что это правильно, значит, это правильно.

Этот брак нужен нашему клану, Хаширама-сама.

      Хаширама улыбается. Разговаривает вежливо, как принято, как нужно. Глава клана Узумаки сидит перед ним, его голос нарочито суров.       Брак между главой Сенжду и принцессой Узумаки укрепит связи между кланами. Мито, обученная всем правилам и поведению жён, ожидала увидеть изрешеченого шрамами озлобленного на мир мужчину, но никак не молодого, едва ли двадцатилетнего, парня.       Хаширама улыбается.       Тобирама, как положено, сидел за спиной брата, внимательно слушая и не вслушиваясь. Мито была как кукла.

Хашираме такие не нравятся. Не живые.

      Через два дня заключили договор. Хаширама женился.

***

      Тобирама, конечно, не вмешивался в битву брата с Учихой. Никто в здравом уме не подходил даже на сотню метров к ним. Но Тобирама был рядом. На всякий случай.       Какой-то Учиха, молодой совсем парнишка, налетел на него сзади. Тобираме пришлось отвлечься на него.

Я тебя, кажется, где-то видел...

      От мечей летели искры. Учиха бил не жалея, удар в челюсть был довольно болезненным, но почему-то приятным. Тобирама отбросил лишние мысли.       Это был совершенно обычный бой, Тобирама не церемонился. Единственное, что отличало его от других - Тобирама решил опробовать новую технику. Учиха слишком полагался на свои глаза - его это и погубило.       Это был совершенно обычный бой. Ничем от других не отличающийся. И меч, проткнувший насквозь противника, и удивлённый взгляд чёрных глаз.

Совершенно привычно

      Крик Мадары прорезал тишину, и вот глава Учиха уже здесь. Он держит парня почти на руках, что-то ему говорит, Тобирама ничего не слышит. Хаширама рядом, Тобирама его чувствует, его чакра сейчас... Пугает.

Я сделал что-то не так?

***

- Хаши... - Тобирама сжимает в руках меч. Сзади слышны голоса - пленных Учиха собирают вместе. Их глава бросил их на милость Сенжду. - Тобирама, - голос Хаширамы хрипит, будто брат долго молчал.       В его тоне Тобирама слышит то, что услышать боялся. Обвинение.

Это я во всём виноват

      Хаширама идёт к нему, встаёт рядом. Лицом к лицу. Тобирама не поднимает голову, смотрит вниз. Он лишь видит, как брат поднимает руку. Сейчас брат его ударит.

И это будет заслуженно.

      На его плечо ложится рука. Хаширама притягивает его к себе, прямо на поле боя.

Спасибо, что остался жив.

***

- Убей своего брата... Или себя...       Тобирама смотрит на Учиху. Смотрит и не видит. В его мозг врезалась эта фраза, врезалась до кровоточащих ран.

Убей меня, Хаши.

Это будет правильно.

      Хаширама снимает доспех.

***

      Тобирама открывает глаза, убирает от висков руки. К его комнате кто-то идёт. Знакомые до боли шаги прорываются через шум в голове, через мёртвую тишину дома.       Хаширама открывает дверь. Тобирама не шевелится, почти не дышит даже. Хаширама садится рядом. Тобирама не поворачивает голову.       От брата несет алкоголем, но он не пьян. Его взгляд слишком... осознанно пуст. - Ты чего тут? В темноте сидишь.       В его голосе нет ни заботы, ни тревоги, ни банального интереса. Ничего нет.

Прости меня.

- Голова болит.

Прости меня.

- Иди сюда.       Хаширама кладет руку ему на голову, прижимает к себе. Тобираме чертовски плохо.       Сквозь закрытые веки Тобирама видит свечение чакры. Боль отступает. Шум нет.       Хаширама встаёт. Уходит также тихо и молча, как и пришёл. Тобирама сидит на коленях, смотрит перед собой потерянно. Ему хочется оглохнуть.

Прости меня.

***

      Брат ушел - Тобирама слышал, как открывалась дверь. Тобирама остался один. Ему хочется кричать.

Шумно.

Хватит.

Замолчите.

Пожалуйста.

Хватит!

... Чёртов уродец. Проклятье для клана. Я волнуюсь, понимаешь? Ты чертов ублюдок! Хватит. Да лучше бы ты не родился! Ты не оружие, ты человек! Я устал, замолчите. Посмотри в его глаза! Урод. Чудовище. Позор для клана. Я люблю тебя, слышишь ты или нет? Ты разочаровал меня, Тобирама. Это ты во всём виноват! Я... Не виню тебя. Замолчите. Ты чем-то болеешь? Спасибо, что остался жив. Простите. Что за стойка? Я обещаю. Убей его... Или себя. Простите меня. Изуна! Он больше тебя не тронет. Я виноват. Я во всём виноват. Это я убил его. Урод. Ублюдок. Замолчите, пожалуйста. Ну пожалуйста. Ты не пустое место. Ты мне не нужен. Тобирама! Тобирама! Что? - Тобирама?       Тобирама поднимает голову. Брат держит его за руки, отводя их на расстояние. Тобирама чувствует кровь на лице и боль. Они сидят на коленях, в комнате всё ещё пусто. И мертвенно тихо.