***
Смешанные учреждения для альф, омег и бет — одни из самых суровых реалий современного мира. Страшнее только в тюрьмах, особенно в общих тюрьмах строгого режима, где количество свиданий ограничивается двумя посещениями в год. Контрабанду от родственников и друзей ты можешь получить всего лишь два грёбанных раза за год, и мы говорим о месте, где омег лишают возможности принимать подавители, а у альф периодически искусственно вызывают гон. Здесь страх ни на секунду не покидает тебя, он поглощает последние остатки человечности, медленно и мучительно расчленяя твою нервную систему на безобразные лоскуты кровавого рагу. Здесь всё высмеивает твою жалкую природу, напоминает о том, что ты лишь слабое и никчёмное животное, что всё, на что ты способен, так это тупо следовать за своими инстинктами.Тебе остаётся лишь надеяться на то, что завтра не будет хуже, чем вчера.
***
На холодной плитке душевой комнаты, распластавшись безвольной грудой костей и мяса, корчится от ярких вспышек боли изуродованный омега, оказавшийся не вовремя в столь неудобном и опасном для себя месте. У него период течки и остаётся только надеяться, что никто из альф не успеет до него добраться и он мирно переживёт эти нелёгкие дни, оставшись целым и невредимым хотя бы изнутри. Его тело не отличается фантастическими габаритами, что свойственно большинству представителей его пола. Оно покрыто броскими гематомами, непослушно выглядывающими из-под небрежно перевязанных бинтов, которые давно не помешало бы сменить, ведь они все пропитаны кровью. Ещё свежие раны ноют и доставляют массу дискомфорта. — Ты ведь был в курсе, что после обеда в душевую ходить нельзя, не так ли, Линг? Тем более во время течки. О последствиях не думал? Тусклый свет от одинокой лампочки, то и дело перегорающей, загораживает высокая фигура. На мгновение Линг замирает в ожидании, предполагая, что перед ним стоит альфа, но никаких феромонов вокруг он по каким-то причинам не чувствует. Запаха просто нет и это значит всего две вещи: либо перед ним альфа, принимающий подавители, либо перед ним самый обычный бета. Он и подумать не мог, что перед ним может стоять кто-то другой, потому что в этой тюрьме омегам не выдавали таблеток, их держали здесь в роли шлюх для развлечения. Они были цирковыми марионетками, счёт которым даже не вели, ведь их никогда не было жалко. Все самоубийства омег тюрьма очень тщательно покрывала, ведь не в её интересах заниматься кучей бумажной волокиты и бегать по судам. У человека, чью принадлежность определить пока не представлялось возможным, было спортивное телосложение и идеально заточенное лицо. Волосы были выкрашены в цвет кармина, а в глазах сквозила ленивая насмешка. Весь его образ кричал о том, что перед Лингом никто иной, как самый настоящий альфа. Встретившись с изучающим взглядом незнакомца, омега невольно вздрагивает, сглатывая вязкую слюну. Инстинкты сводят его с ума, даже не чувствуя запах человека напротив, он всё равно горит желанием, истекая смазкой на мокром полу, будучи неспособным вставить что-то поперёк задумки блядской природы. Обветренные губы не идентифицированного заключённого расплываются в прохладной улыбке. Он разминает затёкшую шею и, взглянув на омегу, треплет его по белоснежным волосам. Линг почти не дышит, отчаянно цепляясь за крупицы неожиданной ласки. — К сожалению, ты меня не возбуждаешь. Но ты не переживай, я знаю, чем можно притупить боль. Я помогу тебе. Линг не знает, что чувствует после ухода того парня. То ли разочарование, то ли облегчение, но он точно уверен в том, что одних пальцев ему будет недостаточно.***
Трое молодых людей входят в наполненную гулом столовую, где тут же рассеивается гробовая тишина. Все рассаживаются по своим местам и опускают глаза в пол, не горя желанием встретиться с тяжёлым взглядом Ханзо. Ханзо — самая самовлюблённая ханжа из всех существующих, особенно в рамках заключения. О нём постоянно ходило множество нелестных слухов, большинство из которых даже не отклонялись от чистой правды. Всем здесь давно стало понятно, что Ханзо не из тех, кто не выпустит тебе кишки сквозь анальное отверстие, даже если ты просто стоишь рядом и дышишь не в нужном ему ритме. С губ Ханзо слетает недовольное ворчание. Он просовывает разрисованные шрамами руки в карманы оранжевого комбинезона и, направившись вперёд, проходит мимо первых пяти столов, останавливаясь подле шестого. Оценивающим взглядом окинув столовую и сделав какие-то пометки у себя в голове, он лениво смотрит на двух других парней — Хаябусу и Дариуса, которые в тот же момент оказываются рядом с ним. Для всех оставалось загадкой, кем был Ханзо на самом деле, но они точно знали, что Хаябуса и Дариус были альфами. При чём, очень сильными и выносливыми альфами, с целой кучей заморочек и некоторыми отклонениями в психике. Кто-то однажды сказал, что Ханзо наверняка альфа всех альф, тот самый доминирующий вид, который рождается раз в сто лет, ведь не мог же он взять под контроль тех двоих просто так? Не стали бы они слушаться какого-то заключённого, у альф на роду написано быть непокорными и властными засранцами. И вряд ли дело заключалось в больших деньгах, коими располагал Ханзо, даже будучи запертым в клетке. — Давайте резче, расчищаем стол и валим отсюда, — говорит Хаябуса, перекатывая фруктовый чупа-чупс за щеку. Люди, занимающие нужный Ханзо стол, невольно вздрагивают, стараясь как можно быстрее подхватить свои подносы с едой и пересесть на другие места. Дариус всё это время молчит, лопая жвачные пузыри, ведь нет смысла куда-то лезть, когда Хаябуса прекрасно справляется сам. Когда пространство, наконец, освобождают, Ханзо пренебрежительно закатывает глаза, ведь ожидание оказалось слишком долгим, а ждать он совершенно точно не умел, да и не считал нужным обучаться этому бесполезному навыку. Завалившись на стул, он без тени стыда закидывает ноги, облачённые в тяжёлые берцы, на стол. Взъерошив непослушные волосы и зачесав их к макушке, Ханзо ещё раз окидывает столовую циничным взглядом, морщась от специфической какофонии запахов, повисшей душным туманом в помещении. Какой придурок придумал помещать альф и омег под одну крышу в изоляцию, это ж надо было додуматься до такого извращенства. И ответ государства прост, как два пальца об асфальт: не хочешь жить в таких условиях — не совершай преступлений. Возможно, в этом что-то есть, но неужели они и правда думали, что такими нововведениями смогут притормозить рост преступности в стране? Спустя какое-то время бестолковых разговоров с перерывом на поесть, в просторных стенах, пропитанных терпкими ароматами, появляется Селена. Со всех сторон начинают доноситься тихие перешёптывания, ведь Селена была единственной бетой во всём блоке. А ещё Селена была тюремной парой Ханзо. Фиктивной, конечно же, так как Ханзо к ней ровным счётом ничего не испытывал, как и она к нему. Очень многие хотели бы оказаться на его месте, ведь такой редкий экземпляр хрен, где встретишь, это что-то из разряда чёрной магии, но Ханзо всегда побеждает, во всём. Пока все боялись, опасаясь того, что Селена может оказаться альфой, Ханзо видел цель и не видел преград. Дариус любезно освобождает для Селены рядом стоящий с Ханзо стул, садясь напротив. Селена благодарно улыбается в ответ и незаметно для всех бросает на Дариуса лукавый взгляд из-под опущенных ресниц. Дариус виду не подаёт, только едва заметно усмехается и продолжает есть. Ханзо тоже делает вид, будто бы ничего не замечает, прислоняясь виском к плечу Хаябусы. Сам Хаябуса совершенно точно был не заинтересован в происходящем, к еде он до сих пор так и не притронулся. — Когда ты уже научишься манерам? Разве игнорировать свою пару не дурной тон? — с наигранным осуждением причитает Селена, мельком взглянув на меланхоличного Ханзо. Ханзо в ответ издаёт хриплый смешок, ведь он давно привык к подобным выпадам с её стороны. — Милая, я очень надеюсь, что сегодня ты позавтракала за троих, — он говорит это без единого намёка на искреннюю заинтересованность и Селена прекрасно это чувствует, нисколько не обижаясь. В конце концов, она сама была бы не против проводить все те бессонные ночи с Дариусом, но, как говорится, деньги никогда не пахнут. Ханзо хорошо платил за молчание, не меньше платил за поддержание своей неоднозначной репутации и отменный секс. — За четверых, набираюсь сил перед скорым «праздником», — Селена хищно облизывается, складывая руки на металлической поверхности стола. Ханзо невольно смотрит на Хаябусу, который умоляюще заваливается лицом в свои ладони лишь при одном упоминании о предстоящем «празднике». У кое-кого скоро начнётся течка, так что впереди тяжёлые дни. Хаябуса чуть ли не ведёт календарь, чтобы успеть морально подготовиться ко всему этому дерьму. Любой другой альфа сказал бы ему, что он кретин, раз не понимает все прелести этого блаженного периода, но Хаябуса не кретин, Хаябуса просто очень эксцентричный. Из тысячи текущих омег, которые будут прямо просить его о сцепке, он выберет ту, которая пошлёт его на триста двадцать четыре угла. — Я бы не назвал это праздником, — сухо бросает Хаябуса, пытаясь спихнуть со своего плеча голову Ханзо. Он, конечно, пёс послушный, но и у него есть определённые границы личного пространства. Ханзо на это вообще никак не реагирует, скидывая одну ногу на колени Хаябусы, что Хаябуса расценивает, как самый настоящий вызов. Он не торопится освободить себя от тяжёлых частей тела Ханзо, но сжав пальцами его острую коленку, планирует сделать достаточно больно. И у него получается, так как Ханзо тут же шипит, пихая его пяткой в бедро.***
Хаябуса подпирает спиной дверь медицинского кабинета, скучающе насвистывая себе под нос. Ханзо и Селена очевидно трахаются за тонкой стенкой из гипсокартона, по крайней мере пытаются, ведь Хаябуса отчётливо слышит её приглушённые стоны и трёхэтажный мат. Они там уже полтора часа, но что-то подсказывает Хаябусе, что до наслаждения и развязки им ещё очень далеко. И чутьё его не подводит, так как спустя пару минут из кабинета вылетает разъярённая и полностью обнажённая Селена, без лишних комментариев удаляясь прочь. Хаябуса тактично прикрывает глаза ладонью, пока на горизонте не высвечивается долговязая фигура растрёпанного Ханзо. Он стоит перед Хаябусой обнажённым по пояс, спущенные рукава его комбинезона едва ли не протирают собой пыльный пол. Хаябуса на мгновение теряется, едва сдерживая порыв прикоснуться к молочным рёбрам языком. — Какая же она бесячая, я просто не могу, — устало приговаривает Ханзо, неохотно натягивая верх комбинезона на плечи. Хаябуса ещё раз окидывает его бесстыжим взглядом, после чего уверенно смотрит прямо в глаза. — Найди кого-нибудь, кого потом можно будет без шума убрать, — многозначительный взгляд ниже пояса заставляет Хаябусу понять всё и сразу. Он разочарованно закатывает глаза к потолку, будто перед ним не омега со стояком и предтечным синдромом, а надоедливый ребёнок лет десяти. Ему, конечно, очень хочется предложить себя на роль помощника в столь благом деле, но пожить ещё чуть-чуть нужно, да и планов у него на ближайшее будущее слишком много, чтобы вот так просто умирать из-за двухчасовой хотелки. — В чём Селена провиниться успела? — Даже не знаю, — задумчиво протягивает Ханзо, а после надменно хмыкает. — У неё нет члена, кретин, найди мне того, у кого он есть. Хаябуса на выпад не реагирует, хотя на кончике языка вертится целый шквал нецензурной брани. Он кидает напоследок недовольное «окей» и без особого энтузиазма бредёт к ближайшему повороту, душа навязчивое желание вернуться к Ханзо и вытрахать из него все внутренние органы. Внешнее спокойствие и прилежное исполнение всех желаний этой капризной омеги позволяют Хаябусе оставаться рядом, не ставя под сомнения собачью преданность. Ханзо уже в который раз поражается тому, что у его альфы на побегушках в арсенале слово «нет» просто-напросто отсутствует.***
Ханзо обратно заваливается в медицинский кабинет, орудуя в нём, как в своём собственном доме. Он перебирает целую кучу разных тюбиков и пластинок со всевозможными свойствами, но не находит жизненно-необходимые подавители. С усталым вздохом он падает в мягкое кресло, запрокидывая голову назад. Прикрыв глаза, налитые свинцом, Ханзо самому себе обещает, что в следующий раз обязательно предложит Хаябусе присоединиться к веселью. Никто ведь не виноват в том, что Хаябуса чертовски привлекательный засранец? Ханзо с этим никогда не спорил, но и комплиментами в лицо не бросался, да и кто тут осудит его за желание кончать под таким красивым альфой? Он сидит в этой тюрьме второй год, за бесчисленное количество сложных и очень болезненных течек был вынесен всего один вердикт — представлять лицо Хаябусы во время секса ему уже недостаточно, его тело требует непосредственной близости и едва ли не самого узла. — Ты в курсе, что весь коридор пропитан твоим запахом? Когда ты в последний раз пил таблетки? — Дариус появляется в комнате резко и без всяких формальностей, но на теле Ханзо ни один мускул не дёргается. Он учуял запах Дариуса задолго до того, как тот вошёл внутрь, такова уж награда всевышнего за мучительные боли в низу живота и сочащийся смазкой задний проход. — Тебя это так сильно волнует? Хочешь засадить мне? — безразлично интересуется Ханзо, на что Дариус только смеётся, подходя ближе. Он засаживал Ханзо бесчисленное количество раз, почти во все доступные отверстия и даже во время последних нескольких течек. К сожалению, Ханзо никакого интереса больше не вызывал. — Я бы мог, тебе стоит лишь попросить. Ханзо особого восторга от этих слов не наблюдает за собой, а потому гордо молчит, пересекаясь с Дариусом взглядами. Дариус долго не паясничает, он что-то ищет в своих карманах и, найдя, склоняется к Ханзо поближе, демонстрируя ему небольшую стопочку каких-то фотографий. Ханзо на секунду впадает в ступор, ведь кто и за какие такие заслуги смог получить в тюрьме камеру, и только потом до него доходит, что Дариуса больше волнуют запечатлённые на снимках детали. На них изображён Ханзо во время течки, подставляющий зад одному из заключённых альф, смерть которого обнаружили на следующий же день после окончания этого ужасного периода. Лицо Ханзо не выражает особых эмоций, он перебрасывает пропитанный скептицизмом взгляд с глянцевых фотографий на Дариуса, вопросительно вздёргивая бровь. — И что ты хочешь этим сказать? Думаешь, тот, кто сделал эти снимки, покажет их надзирателям? Им плевать, что здесь происходит, они сами провоцируют насилие. Никто не станет рыпаться. Что они скажут? Крутого и сильного альфу изнасиловал и убил омега? Просто смешно. Дариус снова смеётся, забираясь на одну из медицинских коек. Ему невероятно весело от слов Ханзо, потому что даже представить себе эту картину сможет не каждый. — Ты на прицеле у кого-то из них, нам просто нужно понять, кто именно сделал эти снимки. — Просто избавься от этого мусора, пока на этом остановимся, — Ханзо кидает фотографии на пол, не горя желанием разбираться с этим дерьмом сейчас. У него есть проблемы куда поважнее, например, предстоящая течка и отсутствие грёбанных подавителей, в которых он отчаянно нуждался. Ведь не могли таблетки, два года лежащие в одном месте, взять и бесследно пропасть? То, что его запах учуял Дариус, а не другой альфа, простое везение. Когда феромоны дойдут до других — вопрос времени.***
— В чём дело? — в вопросе Ханзо ни намёка на заинтересованность, скорее некоторая неохота, вытекающая в связи с последними событиями. Снимки, конечно, сущий пустяк, от них очень легко избавиться, прервав всякое распространение, но Ханзо просто не может оставить отморозка, сделавшего их, с целой рожей. — От тебя несёт за километр. Я нашёл подходящего человека, который удовлетворит все твои капризы, только, пожалуйста, избавь меня от участи снова зашивать тебе задницу и… Хаябуса не успевает договорить, так как Ханзо резко его прерывает одним взмахом руки. Он всё ещё чертовски возбуждён и ему бы не помешало сходить в душ, потому что штаны от комбинезона практически насквозь мокрые. Смазки пока что не так много, но достаточно, чтобы она успела пропитать тонкую ткань. Ну и вдобавок к этому, Ханзо просто не хотел вспоминать тот случай, когда Хаябуса реально зашивал ему задницу после неудачной попытки Дариуса войти в него с разгона. — Вы с Дариусом такие заботливые, так печётесь о моих феромонах, но если бы у меня была возможность принять подавители сейчас, думаешь, я бы их не принял? Кто-то перерыл весь кабинет и не оставил ни одной таблетки. Я в дерьме. Хаябуса очень хочет возмутиться, ведь ни у кого бы наглости не хватило выкинуть что-то подобное, скорее, Ханзо просто не хотел принимать дозу из-за неприятных побочек в виде мигрени и тошноты. Но Хаябуса не успевает выдвинуть свои обвинения, потому что по комнате разлетается стандартный рингтон смартфона, которым Ханзо разрешили пользоваться просто потому, что он умеет быть чертовски убедительным. На самом деле, у Ханзо была невероятная способность налаживать нужные связи, ведь люди бессознательно подают окружающим множество знаков. Стоит их запомнить и любой человек превратится для тебя в открытую книгу. Ханзо редко демонстрировал свои настоящие эмоции, предпочитая оставаться в тени холодного расчёта, но сейчас, пока он с кем-то говорил по телефону, Хаябусе посчастливилось лицезреть целый шторм из скоротечно сменяющихся гримас на его поистине красивом лице. После того как Ханзо сбрасывает вызов, мрачнее с каждой последующей секундой, Хаябуса порывается спросить, в чём дело, так как он ничерта не понял, но его опережает раздражение, слетающее с чужих губ. — Иди за мной.***
— Он в прачечной. Хотел бы я на это посмотреть, но придётся воздержаться, потому что мне срочно надо в душ. Пойдёшь вместо меня и проследишь за всем. Если не справишься, то я обещаю, что самолично всажу тебе пулю в лоб и трахну в образовавшееся отверстие, усёк? — Ханзо вальяжно разгуливает по длинным коридорам, минуя одну пустующую камеру за другой. Следом за ним плетётся Хаябуса, как обычно перекатывая фруктовый чупа-чупс во рту. Он пристально следит за каждым движением впереди идущего, усилиями воли не цепляясь взглядом за округлые бёдра, наверняка очень мягкие и нежные во время течки. От Ханзо реально несло, с каждым часом его запах только усиливался, повисая густой пеленой на стенках воспалённого мозга. Влажное пятно на заднице немного веселило, было бы куда смешнее, если бы Хаябуса не был альфой, а Ханзо не был бы омегой, у которой на днях начнётся траходром. — Усёк, — хрипло отвечает Хаябуса, засовывая руки в карманы своего комбинезона. Член порядком ныл и начинал болеть, да и лежал он в штанах уж как-то очень неудобно. Даже несмотря на то, что Ханзо наговорил кучу дряни, возбуждение Хаябусы ни на минуту не пошатнулось. Ханзо в ответ на столь терпеливую реакцию издаёт смешок, совершенно довольный краткостью своего собеседника, и медленно останавливается, поворачиваясь к Хаябусе лицом. Закинув руки на его плечи, он смотрит в ничего не выражающие глаза, будто выискивая хоть какой-то подвох, но ничего не находит. Сократив дистанцию между ними до минимума, Ханзо приторно-сладко улыбается в липкие от леденца губы. — Эй, здоровяк, тебе и правда так сильно хочется? Вопрос нисколько не смущает Хаябусу, он даже не пытается что-то скрывать, ведь какой в этом смысл? Ханзо всё равно чувствует его запах, чувствует его возбуждение, он сам почти плывёт от его феромонов, но из последних сил держится. Есть небольшая доля вероятности, что вся индивидуальность Хаябусы и его внутренний протест природе поверхностны, а сам он — обычная материя, состоящая из шаблонных инстинктов, ограничений социума и жалких попыток отрицания двух предыдущих пунктов. В общем, Хаябуса внутри давно скулил от желания, но демонстрировал всем ненавистную непоколебимость. — Это просто инстинкты, меньше бы ходил и вонял, придурок. Количество плотских удовольствий, доступных человеку, ограничено. Однако, интеллектуальное удовольствие безгранично. Хаябусе жутко нравилось смотреть на то, как Ханзо верил в свою власть над ним, как он ощущал этот привкус победы и господства над чем-то непокорным, как он терялся в безграничном восторге от того, насколько Хаябуса был ему предан. Ханзо думал, что Хаябусу можно просить о чём угодно, ведь он никогда не скажет «нет». Если бы он только знал, что живёт в иллюзии, которую Хаябуса целенаправленно создавал на протяжении нескольких лет, он бы наверняка повесился. Хаябуса одной ногой переступил черту, за которой их привычные жизни могут обернуться новой трагедией. В любом случае, сейчас неподходящее время, чтобы ломать хрупкую душевную организацию Ханзо, Хаябусе нужно ещё немного всевышнего терпения, чтобы получить желаемый результат. И он его обязательно получит. — Я так и думал, ведь кто захочет трахать омегу, похожего на альфу? Ну ничего, ты главное помоги мне разобраться с тем типом из прачечной, хорошо? — Ханзо хватает Хаябусу за воротник длинными пальцами, из-за чего Хаябуса по инерции подаётся вперёд, склоняясь к его лицу почти вплотную. Схватив Ханзо за шейные позвонки, Хаябуса лишь немного оттягивает его назад, набирая минимальную дистанцию. Он, конечно, словил бы пулю за возможность разложить этого засранца прямо здесь и сейчас, но Ханзо сам бы этого хотел, а значит, что Хаябуса не может себе это позволить. — Я бы трахнул, — честно признаётся Хаябуса, хотя мог бы вообще проигнорировать этот вопрос, который вероятнее всего был просто риторическим. А врать он не стал потому, что играть в русскую рулетку с полным барабаном безопаснее, чем пытаться наебать Ханзо. С Ханзо нельзя расслабляться, если ты вдруг видишь, что между вами царит идиллия, это ещё не значит, что через три секунды в твоё лицо не всадят топор. — Я всегда решал твои проблемы, решу и эту.Не срывай с кого-то маску, ведь она может оказаться намордником.
— Ты такой честный, я не могу. Раз уж ты решишь все мои проблемы, то так и быть, дам тебе разок, — Ханзо стаскивает ткань воротника в кулак и, усмехнувшись, внимательно смотрит в глаза Хаябусы, налитые непонятным шифром. Ханзо не чувствует страх, он уверен, что Хаябуса не причинит ему вреда и не станет резко на него набрасываться, но что-то в его взгляде заставляло тревожиться и Ханзо не мог точно сказать, что именно. — Одного раза будет мало, лучше хорошенько подготовься. Вряд ли Дариус так же быстро согласится зашивать твою задницу. Ханзо почти забывает про свою тревогу, когда Хаябуса едва ощутимо кусает его за нижнюю губу. Хотелось бы, конечно, на столь неожиданный жест не реагировать, но Ханзо не может, невольно потянувшись к Хаябусе за поцелуем. Хаябуса на это только усмехается и, отпихнув от себя забывшегося омегу, ретируется под предлогом «не хочу, чтобы ты трахал мою голову». Когда Хаябуса уходит и Ханзо остаётся наедине со своим возбуждением, за его спиной раздаётся какой-то шорох. Он оборачивается назад, встречаясь взглядом со знакомым парнем. — Надо же, твои синяки заживают. Отлично выглядишь, Линг. Кстати говоря, ты случайно не видел Дариуса? Вопрос звучит слишком приторно и натянуто, из-за чего Линг вздрагивает, прямо как в тот злосчастный день у душевых кабинок, делая шаг назад. Он настолько теряется перед Ханзо, что не может контролировать ни себя, ни своё тело. Всё живописно расписано на его лице, всё отчётливо видно по его дрожащим рукам и подкашивающимся коленкам. Линг лишь на секунду затягивается терпким запахом, с неким облегчением осознавая, что всё это время перед ним был омега. Омега, трахнувший его в душе пальцами. От одной мысли об этом ему хочется выть битой собакой. — Не видел, — тихо, но достаточно для того, чтобы Ханзо разочарованно выдохнул. Проходя мимо Линга, он снова треплет его по белоснежным волосам, напоследок бросая елейное «ещё увидимся».***
В этом мире есть два типа людей: те, кто используют других, и те, кого используют. Ханзо всегда относил себя к первой категории, даже не допуская причастность ко второй, но так ли это было на самом деле?
***
Неожиданный толчок в спину и болезненное падение на грязный пол. Ханзо морщится от пронизывающей боли в затылке, пытаясь быть в моменте, здесь и сейчас, но его мысли словно захватывают всё тело, не давая возможность подняться. В его организме начинаются какие-то непонятные процессы, с которыми он старается бороться изо всех сил, но разрывающаяся мигренью голова просто не даёт ему сосредоточиться. Он старается не закрывать глаза, чтобы хотя бы мельком увидеть лицо того, кто осмелился на него так грязно напасть, но у него едва ли это получается. Его резко подхватывают на руки и перекидывают через плечо, волоча безвольной куклой вдоль тёмного коридора, и это последнее, что Ханзо чувствует, теряя сознание.***
На глазах тугая и очень плотная повязка, руки связаны, они чешутся и горят так, словно их только что огрели упругим хлыстом. Кожа покрыта липкими мурашками, Ханзо весь в холодном поту. Кто-то шлёпает его по щекам, чтобы он хотя бы немного пришёл в чувства, и на долю секунды Ханзо думает, что этот кто-то — его спаситель. Когда отрезвляющие шлепки прекращаются, прикосновения «спасителя» начинают набирать обороты. Лишённое возможности видеть, тело начинает яростно сопротивляться. Ханзо вырывается всеми оставшимися силами, ощущая меж ягодиц твёрдый член. Он едва ли не плачет от бессилия, осознавая всю трагичность своего положения. Ханзо пытается кричать, но его крики глушит чья-то ладонь, в которую он тут же вгрызается зубами, надеясь на то, что её уберут, но никто даже не думает о том, чтобы позволить ему открыть рот. Его задница против воли сочится естественной смазкой и Ханзо хочется блевать от самого себя, ведь родиться омегой в столь безнадёжном, жестоком мире — равносильно суициду. Резкое проникновение вызывает неожиданный всплеск эмоций, хлынувший из глаз поток новых слёз скатывается к ямкам под ключицами, а после стекает на пол, из-за чего руки, пережатые верёвкой, предательски скользят в стороны. Ханзо заходится приступом паники, падая лицом на мокрую плитку. Он скулит, как щенок, пытаясь собрать вместе разъезжающиеся коленки, из-за чего его изрядно потряхивает. Его определённо насаживает альфа, так как член внутри Ханзо большой, огромный, он едва ли не разрывает внутренние органы изнутри. Вся эта пытка длится порядком трёх часов, Ханзо уже даже не чувствует боли, всё тело — одна сплошная гематома. За эти три часа он отключался несколько раз, весь марафон осел краткими фрагментами в его воспоминаниях, он благодарен лишь за то, что не был в сознании на протяжении всего этого блядства.***
— Очень самоуверенно с твоей стороны. Спать перед насильником совсем не страшно? Пол кафельный и холодный, похож на тот, что стелется сероватым полотном в прачечной. Голос сверху пропитан издёвкой и кажется до боли знакомым, но Ханзо всё ещё туго соображает после случившегося. Его определённо перенесли из другого места, предположительно из кухни, но какое это вообще имеет значение, ведь всё худшее с ним уже произошло. — Ничего, душа моя, скоро ты охренеешь и сойдёшь с ума. Повязка с глаз сползает не без чужой помощи. Какое-то время сфокусировать взгляд на чём-то конкретном не получается, но Ханзо не винит себя, ведь это он здесь жертва обстоятельств. В помещении слишком ярко, свет буквально слепит глаза, Ханзо не может нормально видеть, зато прикосновения и дистанцию между телами он ощущает особенно остро. Ему хватает считанных мгновений, чтобы вонзиться зубами в руку, приближающуюся к его лицу. — Всё ещё есть силёнки, чтобы кусаться? — насмешка никуда не девается, Ханзо ещё сильнее бесится от этого, не во состоянии дать должный отпор. Он отползает назад, к одной из стиральных машин, прижимаясь к ней спиной. Его взгляд скользит по чужим ногам, не осмеливаясь подняться выше. Резко ударивший по мозгам запах Хаябусы заставляет его облегчённо выдохнуть, он вертит головой по сторонам, с ужасом осознавая, что Хаябуса стоит перед ним, и никого в этой комнате, кроме них, больше нет. — Хаябуса? — Ханзо сам не верит тому, что видит. Он моргает несколько раз, пытаясь отмахнуться от навязчивой картинки, ссылаясь на то, что он просто очень хочет к Хаябусе и его заботливым рукам, поэтому его подсознание не в состоянии отличить правду от вымысла. — Это был ты? Мне ведь не кажется, я же чувствую твой запах. Несчастный ублюдок. — С кем, по-твоему, ты разговариваешь? — Хаябуса присаживается на корточки перед Ханзо, возложив ладонь на его красную макушку. Он смотрит не то нежно, не то безразлично, но Ханзо отчётливо читает меж строк угрозу. У него перед глазами вся жизнь проносится, словно кадры из какого-нибудь дешёвого кинофильма. До него с ужасом доходит, что всё это время его наглым образом использовали. Хаябуса, который всегда его защищал, который всегда был рядом, который своеобразно заботился о нём и хранил миллионы его секретов, сейчас был прямо перед ним, и от него пахло сексом. — Ещё не дошло? — голос Хаябусы проникает в самые отдалённые уголки души, он выворачивает все внутренности наизнанку, заставляя Ханзо ещё сильнее жаться назад. Его губы на опасном расстоянии от губ Ханзо, а на дне антрацитовых зрачков плескается холодное безразличие. Ханзо было страшно, когда его насиловали, но страшнее становится только от осознания того, кто именно это был. Видеть Ханзо таким — очень приятно. Хаябусе ещё многое хочется сказать, но он продолжает тактично молчать, позволяя Ханзо переварить произошедшее. И Ханзо переваривает, не хочет, но переваривает, поджимая изувеченные колени к груди. — Ты меня предал, мразь. Ты меня предал. Господи, поверить, блять, не могу, что это был ты. Я был готов лечь под тебя, какого чёрта было меня насиловать, урод? — сердцебиение Ханзо замедляется, на треснувших губах расползается нервная улыбка, настолько красивая, что Хаябуса на мгновение бессовестно залипает на неё. Перекатив чупа-чупс за щеку, он внимательно наблюдает за тем, как Ханзо медленно сходит с ума, заходясь приступом истерического смеха. — У тебя крыша из-за течки поехала? Или ты настолько шокирован своим положением? — скучающе и немного разочарованно интересуется Хаябуса, склоняя голову на бок, чтобы лучше видеть заплаканное лицо Ханзо. Ханзо в ответ только орёт. Орёт так, что буквально чувствует, как надрываются волокна его голосовых связок. Он вплетает мелко дрожащие пальцы в алые волосы и с ненавистью сжимает их в кулаках, чудом не выдирая с корнем. Разодрав себе виски ногтями, он даже не обращает внимания на резкую боль и спазмы в низу живота. Он уверен, что всей его репродукции пришёл конец. — Ты восхитителен, Ханзо. Всегда хотел увидеть твоё лицо, перекошенное от страха и боли. — Иди к чёрту, сволочь. Я не отказывал тебе ни в чём, чего тебе не хватало? — Ты до сих пор так и не понял? Послушай, Ханзо. Засунь свои мечты поглубже в задницу и улыбнись, когда они с треском взорвутся в твоём анальном отверстии, и не забудь поблагодарить Бога, если в это время не начнётся внутреннее кровотечение. Засунь свои мечты куда подальше, они никому не всрались. Заткнись и не думай, что ты какой-то особенный, потому что это не так. Твоя калька, возможно, не такая же, как у большинства, но тоже скопирована. И секс с тобой никогда не был моей целью, позволь спросить, je peux jouir sur ton visage? — Хаябуса усмехается, стирая с щёк Ханзо застывшие слёзы. Ханзо даже не рыпается, просто сверля лицо напротив неверующим взглядом. Теперь он уверен, что в Хаябусе нет ни грамма человеческого, он соткан из адского пепла, создан из боли и гнева. Ханзо продолжает смотреть на него, как на гер наркоман, надеясь на то, что в ближайшее время его отпустит.***
В комнате отдыха крутят какой-то старый фильм ужасов, который, если честно, мало кому из присутствующих реально интересен. Многие сидели здесь от делать нечего. Пару дней назад всему блоку стало известно, что Ханзо был омегой. Единственное, за что Ханзо был благодарен Хаябусе, так это за то, что он поставил на нём свою метку. Ненастоящую, конечно же, ведь настоящая ставится во время секса, но это служило гарантом того, что к Ханзо никто не притронется, кроме «хозяина». Его жутко раздражало обновлять эту метку каждые два дня, ведь приходилось лишний раз пересекается с Хаябусой и терпеть очередную порцию дерьма, но других вариантов у него просто не было. Лучше лежать под Хаябусой, чем под сотней оголодавших альф. Селена, Дариус и Ханзо сидят на небольшом диванчике, вообще никак не коммуницируя друг с другом. Ханзо откровенно скучает, опуская голову на плечо Селены, которая увлечена дешёвым сюжетом чёрного-белого кино. Дариус бросает на них короткий взгляд, недовольно поджимая губы. К сожалению, Селена не омега, которую он просто может пометить и не париться, она бета, а с бетами всё гораздо сложнее. В свете последних событий, Ханзо не появлялся в общих комнатах и столовой уже несколько дней. По началу Дариуса это напрягало, но он достаточно быстро адаптировался к жизни без него. В конце концов, он даже зашил ему задницу, теперь-то они точно друг другу ничего не должны. Хаябуса какое-то время носил Ханзо еду в камеру, но на днях перестал. Дариус мог бы предположить, что они в сотый раз за неделю посрались, но что-то подсказывало ему, что Хаябуса таким образом просто развлекался. Наверняка он будет морить Ханзо голодом до тех пор, пока тот не решится сходить за едой самостоятельно, испытав при этом жгучую смесь всевозможных эмоций.***
— Селена трахается, с кем попало. Повезёт, если ничего не подхватишь от неё, — не без презрения выпаливает Ханзо, сидя на своей койке. Хорошо, что его сокамерники ушли на обед, иначе бы они подцепили волну издёвок Хаябусы, сровняв шансы Ханзо на победу в бою с землёй. Он, конечно, не сомневается в том, что Хаябуса и сам в состоянии с ним справиться, но без лишних глаз и ушей намного спокойнее. Его слова о Селене — это всё, что он может. Селена умная, поэтому Ханзо надеется на то, что она будет держаться подальше от Хаябусы и всего, что с ним связано. Ни один уважающий себя альфа не пройдёт мимо беты, ради эксперимента не засадив ей разок. Всё то время, что Селена была с Ханзо, он защищал её, но вот в протекции Хаябусы есть очень много дыр, и Ханзо не уверен в том, что Селена рядом с ним будет в безопасности. — Самому не стрёмно от своих слов? — не без смешка спрашивает Хаябуса, зашнуровывая свои берцы. — Должно быть? Если планируешь трахаться со мной, будь любезен, следи за тем, в кого суёшь свой член, — сквозь стиснутые зубы бормочет Ханзо, даже не пытаясь скрыть своё отвращение. У Хаябусы за щекой давно приевшийся всем, но, видимо, только не самому Хаябусе, фруктовый чупа-чупс. Он смотрит на Ханзо леденящим душу взглядом, а после недовольно цыкает, кивком головы указывая на открытую дверь камеры. — Вставай, сходим прогуляться. Ханзо не хочет подчиняться, но подчиняется, и в этот самый момент метка на его шее начинает неприятно саднить.***
В медицинском кабинете царит почти что гробовая тишина, время от времени нарушаемая тихими стонами и нечленораздельным матом. Через стальные решётки проникает летняя духота, температура воздуха накаляется, из-за чего Ханзо начинает задыхаться, в попытках не умереть цепляясь за плечи Хаябусы. — Вытащи это дерьмо из меня, вытащи! В Хаябусе ни грамма сочувствия, он окидывает размякшего под ним Ханзо пристальным взглядом, останавливаясь на линии расфокусированных и налитых влагой глаз. Обманчиво-нежные поцелуи в шею заставляют Ханзо предательски всхлипывать, ведь он точно знает, что рано или поздно Хаябуса поставит на нём настоящую метку. Он жалобно скулит, продолжая хвататься за всё, до чего может достать. — Уверен? Ты же течёшь, Ханзо. Хаябуса неспеша добавляет по одному пальцу, разводя внутри пульсирующих стенок «ножницы». Ханзо моментально сжимается и резко запрокидывает голову назад, жадно хватая ртом необходимый воздух. Он не был готов к тому, что к и без того внушительных размеров члену добавятся длинные пальцы. Ханзо тошнит и он прижимает ладонь к губам, пытаясь сдержать рвотный рефлекс. Он захлёбывается не только слезами, но и собственными чувствами. Ему до одури хорошо и невыносимо мерзко одновременно. В ушах стоит звон, от прикосновений Хаябусы хочется ломать кости и выворачивать суставы, ведь Хаябуса пахнет смертью. Его запах смешивается с запахом крови, он отпечатывается на каждом сантиметре тела Ханзо, во рту и даже под ногтями. Ханзо сдавленно стонет и выгибается, грубо хватая Хаябусу за волосы и, потянув на себя, глубоко целует, прокусывая саднящие губы. Хаябуса только улыбается в поцелуй и резко входит на всю длину, на что Ханзо в очередной раз ругается матом, ударяя его кулаком в грудь. — Сухой оргазм? Серьёзно? — немного удивлённо спрашивает Хаябуса, не прекращая входить в Ханзо до основания. Он смотрит на белёсые капли на своём поджаром животе с отчётливо проступающими венами, а после переводит взгляд на измученного Ханзо, глаза которого не в состоянии открыться, а волосы непослушно липнут ко лбу. Хаябуса недовольно цокает и, зачесав мокрую чёлку цвета бордо к макушке, мягко целует Ханзо в подбородок. — Только не отключайся, я ещё не закончил, — Хаябуса даже не грубит, а у Ханзо уже блестят глазные яблоки. Всё тело ватное, он не способен двигаться от слова совсем. — Ну же, детка, не расстраивай меня, — Хаябуса затягивает Ханзо на себя и смотрит на него снизу вверх, с нажимом скользя ладонями по его бокам. Его липкие, перепачканные в смазке пальцы пересчитывают сетку мраморных рёбер и оглаживают внутреннюю сторону бедра, покрытую болезненными кровоподтёками. Ханзо делает вдох, почти давясь слюной. Он цепляется за шею Хаябусы, прислоняясь своим лбом к его лбу, и смотрит прямо в стальные глаза напротив. Не сводя взгляд, Ханзо медленно вводит в себя член. — Это ничего не значит, ясно? И даже не смей ставить на мне настоящую метку, козёл. Хаябуса в ответ усмехается, ведя по шее Ханзо влажным языком, от дернувшегося кадыка до линии нижней челюсти. Ханзо хотел бы возразить ещё раз, но Хаябуса больно сжимает пальцами его ягодицы, разводя их стороны. Шумно выдохнув в приоткрытые губы красноволосого беса, Хаябуса не позволяет себе к ним прикасаться, он лишь наблюдает за тем, как Ханзо разваливается от незнания, за что хвататься. — Слишком много указаний от того, в ком сейчас находится член. Ханзо сжимает Хаябусу в себе до ярких искр перед глазами, вырывая из его груди сдавленный стон. На его губах расползается довольная ухмылка, он чуть отстраняется для того, чтобы заглянуть Хаябусе в глаза. И смотрит он в них так, как когда-то очень давно, без страха, с нотками просачивающегося превосходства. У Хаябусы от этого фокус плывёт, как под высоким градусом, он чувствует, как задница Ханзо пульсирует и едва вспоминает, что ему нужно дышать. Надавив большими пальцами на выступающие тазобедренные кости Ханзо, Хаябуса вводит член максимально глубоко, фиксируя такое положение. Ханзо разочарованно стонет, пытаясь двигаться самому, но Хаябуса железной хваткой удерживает его на месте. — Не смей так смотреть на меня. — А то что? — у Ханзо на дне зрачков вспыхивает пороховая бочка. Он ведёт ладонями по тяжело вздымающейся груди Хаябусы и, склонившись к его лицу, касается языком покусанных губ. Длинными пальцами Ханзо ненавязчиво гладит чужие запястья, медленно перетаскивая жилистые руки на свои бёдра. — Так сложно не быть сукой? Ханзо моментально подминают под себя и трахают так, словно этот секс — последний в их жизнях. Трахают грубо и жадно, до вновь порванной задницы и восторженных слёз в унисон с ошеломляющим оргазмом. Хаябуса ставит на шее Ханзо настоящую метку, а Ханзо один хрен уже не видит смысла ругаться.***
— Вау, эта метка настоящая? — интересуется Линг у Ханзо, пытаясь осторожно коснуться свежего укуса, пока они делят одну дешевую кабину на двоих. Ханзо тут же отмахивается от его руки, прикрывая шею. — Да, настоящая. — Клёво. Очень клёво, а кто её поставил? — Принюхайся и больше не задавай тупых вопросов. Лингу, конечно, очень лень, но он прислушивается к совету Ханзо, улавливая запах Хаябусы. — Реально? — Да, видишь ли, он очень близкий друг моей задницы. И я же просил не задавать тупые вопросы, боже, блять.