И наступает тишина

      Под землей нет особого солнца и грязь со всех сторон давит на незабытый страх узкого пространства. Должен давить. Однако Хеврия еще при жизни уговорила архонта камня, чертового Моракса, построить платформы, чтобы всем ее людям было дано место. Теперь это просто «парящие» острова.       Гарри помнит, как его архонт руководила процессом, лишь одним интересом уговаривая Моракса строить колонны и новые куски земли. Тогда она тонким пальчиком указывала на нужные места, крутясь вокруг, как белка, с затаенным страхом и подобострастием смотря на «покровителя». Голубой цветок, подаренный Гарри, мягко покачивался в волосах Хеврии, а рукава плавно скользили по воздуху. Гарри хранит в душе каждый момент того мерного покачивания при движении. Одно из немногих воспоминаний, позволяющих оставаться в своем уме в этом тихом месте.       Гарри скользит рукой по перилам, с безразличием стряхивая пыль вперемешку с солью. Где-то начинает прорастать мох и везде видны сколы и разрушения. Гарри поднимается по ступеням, не смотря на окружающие его статуи. Такие же безмолвные, как и он сам, уже много лет. В воздухе сквозит затхлость вперемешку с пылью. От последнего слова Гарри пытается усмехнуться, но выходит лишь нервное подёргивание губ. Вроде мертвая суженная Моракса была архонтом Пыли. Гуй Чжунь или еще как. Гарри не заботит.       При постройке дома, Моракс заключил контракт, по которому Гарри участвовал от его стороны в войне. Хеврию не пришлось долго уговаривать. Гарри в итоге тоже.       Среди стороны Моракса Гарри был единственным человеком. Но это не то, что его заботило тогда. Теперь же и вовсе не волнует. Хотя тот парень с якшевской кровью, Сяо, если Гарри не изменяет память, был довольно добр. Делился едой и пару раз прикрыл ему спину в сражениях, будто, не зная, что Гарри бессмертен. Иногда Гарри вспоминает холодную руку на плече или тихие вечера у костра, когда остальные спали, а Гарри с якшой стояли на страже. Это хорошие воспоминания. Уютные.       Лестница заканчивается, и Гарри выходит в небольшую залу. Тут довольно часто Хеврия делилась своими идеями с ним. Раскладывала на стол чертежи и материалы, показывая, какую еще безделушку она может создать, объединив свои силы с силой архонтов. Гарри всегда нежно смотрел на нее, вслушиваясь в слова и мягко покачивая головой на идеи. Хеврия всегда радостно улыбалась, еле подпрыгивая и сильнее нужного наклоняясь к столу. Рукава ее одежд в итоге вечно оказывались испачканы чернильными кляксами, на которые она обычно смущенно краснела, тут же пряча их от чужих глаз.       Гарри дотрагивается до стола, стирая и с него немного пыли. Потрепанные и полустертые листы бумаги беспокойной кучкой раскинуты по столу, будто от какого-то особо сильного ветра. Но он не может обманывать себя. Они (он, только он) под землей, и ветра тут не может быть. Гарри странно кривится, сжимая кулак. Ударная волна от убийства бога всегда была…       Гарри до боли зажмуривает глаза, напрягая тело. Он не хочет думать об этом. Не хочет вспоминать. Не хочет… Но эта мысль, отравляющая и беспокойная, цепко вторгается в его разум, напоминая, кто виноват в смерти бога, из-за кого она теперь мертва, из-за кого он заперт здесь, без возможности умереть и уйти.       Гарри издает полу-рык, полу-всхлип, отчаянно цепляясь за стол. Крик странно неестественен в глухой тишине места, и выходит откровенно жалким после долгого-долгого молчания. В голове громко. Оглушительно громко. Гарри резко оборачивается от стола, скидывая рукой старые листы.       Позади стоит одна из застывших статуй. Она держит в руках сумку, с ужасом оборачиваясь назад. Гарри знает ее. Помнил. Сейчас в голове пустота. Он поднимает свое копье и без раздумий разбивает предателя. Крупные осколки летят в стороны, разбиваясь на еще меньшие об стены и пол. На месте бывшей статуи теперь стоит лишь огрызок ног, пригвожденный к полу.       Гарри падает на колени, песчинки на полу неприятно втыкается в кожу ног. Ему уже все равно. Он с глухим звуком роняет копье и сгибается. Соль под ним пятнами темнеет от льющейся на нее влаги.       Он все еще один. Последний осколок статуи разбивается о дно пещеры. И наступает тишина.