Not to break

«Мелисса — ребенок, живущий в собственном мире».

      Будучи творческой личностью, девочка очень любила придумывать свои сюжеты и воплощать их на бумаге. Не важно, идет ли сейчас урок или началась большая перемена — если она взялась за свой скетчбук, то может надолго запереться от окружающего мира, выводя выдуманных персонажей на листе и аккуратными штришками заполняя некогда пустое пространство.       Пока малышка выводила узорчатые полосы, повторяя их несколько раз и подчеркивая контуры более жирными линиями, в голове сейчас расцветала новая сказочная история, словно некий мультик. Картинки быстро сменяли друг друга, но перенести их на бумагу все было чем-то нереальным. И поэтому она остановилась на одном изначальном изображении, что начинало получаться как-то само собой. Девочка никогда не знала, что конкретно начнет рисовать и каким выйдет результат, но делая наброски в тонких линиях, в мыслях создавался некий образ, который в последствии она старалась максимально точно перенести на бумагу.       На данный момент эта была колибри, чей клюв устремился вверх к пышному, можно сказать, роскошному цветку. Мелисса не знала его названия. Но если хорошенько поискать в интернете, то может и найдется какой-нибудь похожий вариант. В этом десятилетняя особа даже и не сомневалась.       «Осталось сделать тени и немного подчеркнуть ее крыло», — пронеслась мысль, когда девочка оценивала свой же рисунок. Если изначально он был совсем блеклым и лишь слабыми очертаниями и конечностями походил на птицу, то сейчас в этом ошибиться было невозможно, как и в названии ее вида. Четко и ярко выраженные перья, изящный длинный клюв и штриховка, состоящая из вертикальных, горизонтальных и диагональных коротеньких линий. Вместе, находясь едва ли не вплотную друг к дружке они смотрелись как единое целое и один мягкий карандаш сделал множество серых оттенков. Где-то совсем блеклые, где-то почти черные. Такие в основном были у глаза, кончика клюва и перьев. Ну и, само собой, у контура.       — Красиво получилось, — мальчик, что не отвлекал ее уже довольно-таки продолжительное время, начиная еще с прошлой перемены, сейчас все же решил заговорить с ней, когда подумал, что одноклассница уже закончила.       — Спасибо, — Мелисса произнесла это довольно-таки тихо и мягко улыбнулась, когда ее еще незавершенную работу похвалили. Вообще она не очень любит показывать не доведенный до конца результат, ведь затем зритель либо не видит новых дополнений или изменений, а то и ни во что не ставит их вообще.       С другой стороны, даже несмотря на то, что рисунок требовал доработок, все равно было приятно. Похвала — лучшая награда для такого ребенка, как она. А уж от симпатичного мальчика тем более. Карл был единственным, а вместе с тем и самым лучшим ее другом в школе. Все остальные — либо дети, что осуждали ее за несерьезное отношение к урокам, либо те, кто смеялся над ее «закрытием в себе» во время творческого процесса.       На уроках рисования Ким всегда показывала высший класс, на что одноклассницы лишь едко комментировали что-то вроде: «Да ее от бумаги и карандаша попробуй оторви». Хотя, опять же, это не все. Были и те, кто просто просил ее что-нибудь нарисовать или показать сокровенный скетчбук, который, к слову, уже был наполовину заполнен самыми разными эскизами и зарисовками.       — Ты ведь теперь свободна? Пойдем на обед вместе? — предложил Граймс, а заметив на ее лице удивление, слабо улыбнулся. Видимо, девочка снова «потерялась во времени», пока весь урок и прошлую перемену раскрашивала птицу и цветок, чем-то похожий на камелию.       «Уже четвертая перемена?» — Мелисса растерянно взглянула на доску, где заметила лишь пару решенных примеров по математике и домашнее задание в углу, которое девочка решила все же записать.       — Да, пойдем, — ученица кивнула и довольно быстро убрала свои художественные принадлежности, оставив только то, что может пригодиться ей для следующего урока. Лучше будет все же дорисовать это дома. Конечно, учитель не стал ругаться на нее или, возможно, просто не заметил, но лучше больше так не делать.       «Поскорее бы в среднюю школу», — думала малышка, уже представляя свое личное расписание, в котором почти не будет этой скучной математики или биологии. В конце концов, первую она просто не понимала, а на второй — все время отвлекалась и приходилось заново читать все дома, чтобы хотя бы дотянуть до оценки С или постараться на В. Тогда можно было даже попросить у Дженни вкусняшек по возвращению домой, ведь сестра очень рада, когда у Мелиссы не было совсем низких оценок. Но, как правило, за них ее в семье не ругали.       Мальчик же учился на «отлично» или по крайней мере «хорошо». Как-то он рассказывал, что у него довольно часто варьируются оценки по физкультуре и биологии. Зато по математике всегда А+, словно он какой-то арифметический робот. С другой стороны, для девочки, которая не шарит в ней от слова вообще, он был чуть-ли не героем. Особенно когда ребенок тихонько предлагал ей помощь или пойти с ней на дополнительные занятия в роли поддержки.       — У тебя снова все руки черные, — Карл тихо посмеялся, когда заметил перепачканные в карандаше ладони художницы. Но что ж тут сделаешь, когда пока пытаешься распределить штриховку, то ненароком водишь боковой частью ладони по бумаге, из-за чего и пачкаешься? Это у нее еще красок не было и рукава короткие. Так девочка наверняка запачкала бы и одежду тоже. — Держи, — а когда Мелисса уже было собиралась начать искать салфетки в сумке, мальчик опередил ее.       «Будто знает, что я их опять забыла…» — малышка как-то странно посмотрела на своего друга, но все же приняла влажные салфетки, которые, походу, он стал носить с собой только после того, как одноклассница начала убегать чуть-ли не через каждую перемену только для того, чтобы помыть руки. Ведь если этого не делать, то отпечатки оставались и в ее тетрадях или, что и того хуже, на учебниках. Конечно же, можно просто меньше пачкаться. Но когда ты увлечен рисованием, то, как правило, не обращаешь внимания на такие мелочи. Ну, испачкались и испачкались. Главное, чтобы это только не отразилось на самом рисунке и особо мелкие узоры не размазались только из-за неаккуратности художника.       — Слушай, а по математике было что-то новое? — прогулочным шагом направившись в столовую вместе с Граймсом, девочка все же решилась хотя бы для приличия поинтересоваться о том, что конкретно было на прошлом уроке. Все-таки потом дома ей предстоит все переписать, так еще и домашнюю работу сделать, чтобы при этом не затрагивать хоть как-то свою старшую сестру.       — Да нет, ничего такого. Подумаешь, тест пропустила, — мальчик неопределенно пожал плечами и сделал такой вид, словно это действительно пустяк и ничего плохого здесь не было.       — Что? Какой еще тест? — Мелисса недоуменно посмотрела на одноклассника, что, как и раньше, старался держать «обычный вид», но его уж слишком сдавала шкодливая улыбка. — Карл! — а поняв, что на самом деле ничего такого не было, девочка легонько ударила его по плечу.       — Ай, — как-то безэмоционально произнес ребенок, даже не пытаясь как-то сымитировать боль или что-то в этом духе. — Ну чего сразу драться-то? — школьник слабо усмехнулся, когда девочка горделиво отвернулась, будто бы обиделась на него. — Беспредел какой-то. Сначала меня избили, а затем обиделись, — рассуждал мальчишка вслух, намеренно произнося слова возмущенным тоном, как бы заявляя о своей невиновности.       «И после этого папа мне еще что-то говорит про слабый пол», — ненароком вспомнил он один из разговоров со своим отцом, которых, к сожалению, было не так много, как хотелось бы. Рик Граймс, офицер полиции из департамента шерифа округа Кинг. Будучи одним из самых трудолюбивых и добрых работников, не способных сказать «нет», этот коп постоянно брал дополнительные смены за других, когда его об этом просили. Конечно, мальчику было грустно, когда его батя, например, хотел с ним куда-нибудь сходить, а по итогу вместо этого торчал допоздна на своей работе и возвращался никакущий.       И маме это тоже не нравилось. Что ни день, так вечные крики по поводу того, что папа наплевал на их семью. Карл понимал, что это не так. Точнее, хотя бы надеялся на это. «Папа так много работает для того, чтобы обеспечивать их с мамой», — уверял себя в этом мальчик, даже когда ему казалось, что отец намеренно задерживается в участке, лишь бы не говорить со своей женой. Точнее, не спорить. Заявиться домой к часам десяти или одиннадцати вечера, чтобы пожелать сыну спокойной ночи и как ни в чем не бывало уйти в комнату, когда мама уже спит.       «Иногда даже мне кажется, что им лучше будет развестись», — вот только одна мысль о том, что Рик может пропасть из его жизни насовсем, заставляла мальчика держать свое мнение при себе. Нет, Карл прекрасно знал, что его любят оба родителя. Как мама, так и папа тоже. Но мальчик слишком сильно боялся их обоих потерять. Боялся, что у него может появиться отчим или, напротив, у отца новый ребенок. Боялся, что если у них будут свои дети, то он станет кем-то ненужным. Тем, кто будет напоминать им о старых ранах. Тем, кто будет всегда лишним. Что в одной семье, что в другой. Нет никакой разницы.       — Карл? Ты чего? — девочка немного растерялась, когда ее друг затих. Еще пару минут назад смеялся и возмущался, а сейчас… — Все в порядке? — взяв мальчика за руку, еще тише поинтересовалась Мелисса, на что ребенок только утвердительно кивнул. Но по одному лишь его взгляду было понятно, что это ложь. Ни черта не в порядке. Ни дела, ни его мысли и уж тем более он сам.       «Порой мне кажется, что тебе на нас плевать», — жестокие слова матери снова ворвались ему в голову. Сегодня было спокойное и даже тихое утро. Он жевал бутерброды и пил горячий какао, мама что-то готовила у плиты и твердила про полезное питание. Отец сидел напротив него с видом самого уставшего человека на этой планете и пил кофе. Понятное дело, вчера он вернулся довольно поздно и снова ни черта не выспался. Карл вообще не понимал, как этот человек может столько работать и вставать в такую рань. В общем, все было в порядке. И длилось «в порядке» до тех пор, пока родители не начали общаться между собой.       «Рик, как ты планируешь наши выходные?»       «Может съездим куда-нибудь всей семьей? Отдохнем, развеемся».       «Точно! Может, в парк аттракционов?»       «Карл давно не выезжал куда-либо из города».       «Милый, ты меня слушаешь?»       Ответом на все ее вопросы было сонное: «Давай чуть-чуть попозже, Лори». И эти слова стали последним из того, что нельзя было назвать руганью. Мама восприняла его по-другому. Если не сейчас, то когда? Папа постоянно молчит. Ему нечего сказать за столом и если он когда-либо разговаривал во время семейной трапезы, то в основном с Карлом. И то это стандартные вопросы о школе или «нравоучения отца».       Тогда от слова «семья» осталось лишь одно название. Рик не хотел с ней разговаривать. Мальчик видел его усталость и в то же время мог в какой-то степени понять чувства матери. Она всегда хотела как лучше. Для него, для нее и папы. Просила его поговорить о чем-нибудь. Говори, говори…но что может сказать ей человек, который вечно проседает свою жизнь на работе? Конечно же, только о ней. И тогда следовало следующее: «Да ты просто одержим своей работой! Сколько можно?!».       Карл не хотел этого слушать. Желал убежать, запереться в своей комнате или и вовсе уйти в школу где-то за несколько часов до начала занятий. Но не мог. Что с ними случится, если он покинет эту проклятую кухню? Мальчик знал, что единственная причина, по которой они еще вместе, заключалась в том, что оба не могли выражаться в полной мере при своем ребенке. Карл думал, что способен спасти их. Их и самого себя…       Но если отца это и останавливало, то мать — ни в коем случае. Крики в этом доме были постоянно. Нет, были и приятные моменты. Иногда они флиртовали и вели себя, как парочка подростков с девяностых. Мило общались, шушукались и даже отправляли его вместе в школу на папиной машине. Эти приятные моменты, когда родители были действительно счастливы, находясь рядом друг с другом, заставляли Карла верить, что еще не все потеряно. Их семью можно вернуть.       «Кого я только обманываю…» — мальчик плотно сжал губы, а воспоминания последних пяти минут этого чертового завтрака в тот же миг отразились в его голове.       — Они снова ругались? — догадалась подруга, действительно беспокоясь за своего друга. — Карл… — остановившись, девочка осторожно обняла его, успокаивающе поглаживая ребенка по спине.       — Сегодня они подрались, Мел, — очень тихо признался Граймс, прекрасно понимая, что сделать вид того, что все в порядке, у него уже не выйдет. — Пожалуйста, пойдем. Я правда не хочу сейчас об этом говорить, — проглотив вставший в горле ком, попросил ее одноклассник.       Школа — не самое лучшее место для подобных разговоров. Тем более, Карл совершенно не хотел впутывать подругу в свои семейные проблемы. Не хотелось, чтобы она волновалась или переживала каждый раз без повода. Да, у его родителей трудности. Да, их крики едва ли не доводят мальчика до слез. Да, он боится возможности развода и ему больно слушать выкрики мамы о том, что папа ненавидит их. И он искренне хотел верить в то, что рано или поздно у них все образуется…       «Ничего. Я же сильный. И, в конце концов, смогу защитить нашу семью», — в который раз пытался убедить себя ребенок десяти лет.