0-1. Мамочка и папочка
Наверное, это было самое смелое решение из всех, что он принял в своей жизни. Не просто оказался перед фактом, как в первый раз, и был вынужден что-то по этому поводу предпринимать (не то чтобы он мог гордиться своим поведением в той ситуации, если честно), а сделал сознательный выбор. Повел себя, как взрослый мужчина. Хотя страшно было неимоверно. – Только давай договоримся заранее, – немного нервно сказал Атсуши после того, как пришли результаты первого теста, – что никогда не будем называть друг друга «папочка» и «мамочка». – Ну да, – согласилась Юми. – Это как-то немного отдает извращением. – К тому же, я не хочу, чтобы все превращалось вот в это вот. Чтобы мы стали только родителями общего ребенка, а не мужем и женой. Юми приподняла бровь с некоторым скепсисом. – Ну, сейчас ты больше папочка своим кошкам, чем муж мне, например. – Это другое дело. – Вот именно. Это не кошка. Это ребенок, ему будет нужно гораздо больше внимания. – Я понимаю. Но… Разве мы не можем быть родителями и… ну, например, продолжать спать в одной кровати? Юми усмехнулась, качая головой. – Можем, конечно. Я посмотрю, сколько ты выдержишь. После того, как Юми с младенцем вернулись из клиники домой, Атсуши героически вынес три дня и отступил на заботливо приготовленный женой плацдарм в виде переоборудованной под вторую спальню гостевой комнаты. К моменту отступления ему было уже все равно, вместе они спят или нет, ему просто хотелось наконец выспаться. Да и Юми не слишком нравилось постоянное присутствие кошек рядом с ребенком… Еще через пару дней – уже придя в себя и немного забеспокоившись – он проник в бывшую супружескую спальню и заглянул в детскую кроватку. Крошечная захватчица наконец-то спала. Обессиленная Юми лежала рядом на полу, подсунув под голову свернутую кофту. Вздохнув, Атсуши поднял ее на руки и перенес на постель, уложил и укрыл одеялом, а сам сел на пол рядом. Юми во сне выглядела такой красивой и такой грустной. И эта тревожная складочка на лбу – раньше ее не было. Он глядел на жену и думал, что скоро это закончится, надо просто перетерпеть, такой вот момент… Все закончилось через пятнадцать минут – младенец проснулся и завопил. Юми с закрытыми глазами поднялась, шагнула к люльке, подхватила дочь одной рукой, второй расстегнула кофточку, дала грудь и тут же стекла на пол, прислонившись к кроватке. И, кажется, опять заснула. Начмокавшись, младенец тоже моментально отрубился. Атсуши понял, что переносить их обеих в постель бесполезно. – Может, люльку подвинуть ближе к кровати? – спросил он. Юми моргнула и посмотрела на Атсуши без особого интереса, наконец-то заметив его присутствие. – А ты чего тут?.. – спросила она через силу. – Ты все время проводишь на полу. – Не успеваю… дойти. – Давай я передвину люльку? – Давай, – ответила она апатично. Это выглядело нехорошо. Совсем нехорошо. – Нам нужна нянька, – сказал Атсуши. – Ага, – так же апатично ответила Юми, вздрогнула и перевела на мужа уже более осмысленный взгляд. – Ты серьезно? Нет-нет, она еще слишком маленькая. Ей постоянно нужно есть. – Можно заморозить молоко и потом его подогревать. Так делают, я читал. – Я что, не справляюсь? – Справляешься, – уверил ее Атсуши. – И будешь справляться еще лучше, если сможешь нормально отдыхать. – Нет-нет, – повторила Юми, ее явно испугала такая перспектива. – Со мной все в порядке. – Есть хочешь? – Хочу. Ой. А у нас есть еда? Я забыла, что нужно приготовить... Ты чем питаешься вообще? – Я заказал в ресторане. Пойдем, пока она спит? – Ты мой добытчик, – сказала Юми с непонятным выражением. Атсуши решил, что это, скорее всего, была нежность, и подал ей руку, помогая подняться. Такой период. Так всегда бывает, он… слышал. Нужно просто потерпеть и переждать. – Я хочу хотя бы помыться, – почти плача, сказала Юми через две недели. – Целиком. Принять ванну. Такое ощущение, что от всей моей одежды пахнет срыгнутым молоком. Даже от только что постиранной. Решение пришло моментально, а вот пережить короткий приступ паники заняло у Атсуши несколько секунд. – Я посижу с ней, – сказал он, стараясь выглядеть как можно невозмутимей. – За полчаса ничего не случится. – А если… – А если случится, то… я разберусь. Все будет в порядке. Юми смотрела на него со страхом и надеждой. – В конце концов, она и моя дочь, – сказал Атсуши мягко. – Нам пора уже познакомиться. Боже, как страшно! Хорошо еще, что малышка спокойно спала в кроватке все время, пока Юми набирала ванну и загружала одежду в стиральную машину, раз уж выдался такой случай – почему-то одежда и постельное белье из прачечной вызывали у нее непонятную Атсуши ревность. Но только за Юми закрылась дверь ванной, как дитя словно по команде открыло глаза и посмотрело на Атсуши таким пристальным взглядом, что он едва поборол в себе порыв отпрянуть в ужасе. – Доброе утро, – сказал он тихонько, чувствуя себя неимоверно глупо. – Хотя сейчас, конечно, не утро, а вовсе даже вечер почти. Но какая разница, да? Когда проснулся, тогда и утро… Младенец внезапно улыбнулся беззубым ртом и выпустил пузырь из слюней. И Атсуши рассмеялся от неожиданности и какого-то колкого облегчения. Все не так уж и страшно. Все будет в порядке. – Все в порядке? – спросил Атсуши еще два месяца спустя, провожая взглядом в окно патронажную сестру. – Ага, – Юми устало вздохнула. – Там овощной сок остался, допей. – А чего она приходила? – Атсуши на автомате слил в стакан остатки зелено-бурой жидкости в стакан. – Она интересовалась, как я тут. Не хочу ли покончить с собой или убить ребенка. Глотнувший из стакана Атсуши поперхнулся и закашлялся. – Что? Серьезно? – Ты даже не представляешь. Ну, напрямую она так, естественно, не говорила, но вот эти все вопросы из арсенала психиатра. Нет ли у вас ощущения бессмысленности вашей жизни? Не чувствуете ли вы одиночество и оторванность от того, что вам нравится? – А ты чувствуешь? – с тревогой спросил Атсуши. – Я чувствую, что хочу спать, а малышка скоро проснется. – Иди, – сказал Атсуши решительно. – Ложись. Если она захочет есть, я подогрею молоко и покормлю ее. Юми с сомнением посопела. – Ты знаешь, где молоко? – В морозилке на верхней полке. – Не перегреешь? – Иди спать. Юми вздохнула и чмокнула его в щеку. Гордый своей полезностью Атсуши наконец-то сделал приличный глоток из стакана и сморщился. – Это… овощи? – Овощи. Кабачок и брокколи, – сонным голосом ответила Юми, уходя в коридор. – И тыква. Гадость. Спорить было сложно, и Атсуши аккуратно вылил сок в раковину. Неудивительно, что дети такие нервные в этом возрасте. Когда тебе вместо вкусного молока начинают подсовывать пюре из кабачка, разнервничаешься тут… – Аыыыо! – раздалось с пеленального столика. Атсуши подошел поближе и склонился над младенцем. – Привет, – сказал он, кивая. Девочка улыбалась. За последнее время в ее взгляде стало настолько больше осмысленности, что Атсуши было даже как-то жутковато. Ужас и восторг, вот что он испытывал каждый раз, как это крошечное существо смотрело на него и издавало случайные звуки, улыбалось и заливисто смеялось. – Ыыыыпа? Атсуши не мог сдержать смеха, он кивнул и осторожно пощекотал пальцем животик младенца. Девочка радостно взвизгнула и заерзала, хохоча. – Паааааа… па! – неожиданно выдохнула она, глядя на Атсуши в упор. Сердце забилось так часто, что ему даже пришлось ухватиться обеими руками за край столика, чтобы не упасть – было полное ощущение, что колени подгибаются. – Момоэ?.. – растерянно позвал он. – Что ты сказала? Ты сказала… папа? – Хаааааааа… – ответила малышка и снова рассмеялась. Когда Юми через несколько часов проснулась и вышла в гостиную, она застала Атсуши сидящим на диване с дочкой на руках. Момоэ смеялась, угукала и фыркала, а Атсуши лепетал и сюсюкал так, как никогда еще не сюсюкал над своими кошками. – Что у вас тут происходит? – спросила она, чувствуя, что что-то, кажется, упустила. Атсуши поднял на нее сияющие от слез глаза. – Ты не представляешь! Она сказала «папа»! Она узнает меня! Она разговаривает! Юми открыла было рот, чтобы возразить ему, что младенцы в таком возрасте сознательно сказать еще ничего не могут, что это просто лепет и звукоподражание… но Атсуши выглядел таким счастливым, что она решила не уточнять.5. Сити-го-сан
– Я успею, – в пятый раз повторил Атсуши. Юми вздохнула, качая головой. – Если выступление тринадцатого ноября, до утра вы там будете развлекаться, четырнадцатого ты с больной головой сядешь на самолет, и пятнадцатого… – Буду в полном порядке, – заверил ее Атсуши. – Ты правда хочешь пойти? – с некоторым недоверием спросила она после недолгого молчания. – Конечно. Почему ты… Конечно, я хочу. – В прошлый раз, на три года, у тебя не было концертов, но ты отказался. Атсуши вздохнул. Вспоминать тот период до сих пор было тяжело, а в такие моменты – и стыдновато. Тогда, в год трехлетия Момоэ, его выбила из колеи сначала смерть бывшего одноклассника, а потом – неожиданная гибель женщины, с которой он одно время был близок. Жуткое ощущение, что смерть преследует его, с каждым шагом подходя все ближе и ближе, овладело им снова. Атсуши хотелось или бежать прочь, или прятаться – от себя и от смерти, и если на работе помогало почти ежедневное перевоплощение на сцене, то когда он в конце октября наконец вернулся домой… Он даже представить себе не мог, как он – вот такой, загнанный, отчаявшийся, вымотанный до смерти – наденет формальную одежду, возьмет за руку дочь в первом ее парадном кимоно и пойдет с ней в храм. Праздновать трехлетие. Радоваться жизни. Праздновать, в сущности, то, что Момоэ не умерла за эти три года – в этом же суть праздника «сити-го-сан»… Атсуши боялся, что своим присутствием в этот день навлечет на нее внимание смерти, отбирающей у него всех близких и родных. Он – боялся. И не мог внятно объяснить свои опасения ни тогда, ни сейчас. Неудивительно, что Юми думала, будто бы он пренебрегает родительскими обязанностями. Что его не интересует дочь и, отсутствуя дома по несколько месяцев, он даже свободный день не хочет посвятить семье… – В прошлый раз я был несколько не в форме, – сказал Атсуши наконец. – Не хотел вам портить настроение в праздник. Но сейчас все в порядке, так что… к пятнадцатому я буду на месте. Юми улыбнулась, склоняя голову. – Ну смотри. Я совсем не против, если ты решишь лишний день посвятить отдыху после работы, чтобы искупаться или поваляться на пляже… – Так с первого числа все пляжи уже закрыты, – сказал ему Имаи, как обычно глядя так, будто поражался, что Атсуши дожил до своих лет, не зная настолько элементарных вещей. – Холодно же. Если хотел купаться, это надо было раньше прилетать. – Не то, чтобы я хотел… – Но Томура обещал показать один пляж, где можно ночью. – Что можно ночью? – осторожно переспросил Атсуши. Имаи снова посмотрел на него с раздражающим терпением. – Ну… взять все с собой, и на пляже, там… Пить ночью тайком на закрытом пляже – Атсуши уже давно вышел из возраста, когда такие приключения могли вызвать хоть какой-то энтузиазм. Но вечером четырнадцатого ноября он вылетал из аэропорта Нахи с трещащей от похмелья головой и ломотой в продутой на морском ветру пояснице. Когда на тебе сверху сидит привлекательная женщина, плотно сжимая ногами твои бедра, сложно оставаться невозмутимым. Даже если она просто делает тебе массаж больной спины. – Не вертись, – сказала Юми и чувствительно продавила большими пальцами ноющие мышцы. Атсуши громко застонал. – Что, настолько больно? – Сделай так еще раз… Она рассмеялась: – Ах ты, развратник! Но все равно сделала, и это было так приятно, что Атсуши совершенно расслабился, поплыл и даже начал отвлеченно представлять себе, что неплохо бы сейчас было перевернуться на спину и… – Даже не думай, – наклонившись, шепнула Юми ему на ухо. И совершенно нелогично тут же поцеловала в шею. – Нам через пять часов уже вставать и идти в храм. – А обязательно так рано?.. – Если ты не хочешь, чтобы вместо детей люди в храме фотографировали тебя, надо идти с рассветом. Атсуши снова застонал, теперь уже жалобно, как ребенок, которому не купили сладостей. – Еще целых пять часов… Он даже спиной чувствовал, как Юми колеблется. – Я сделаю все, что захочешь, – коварно посулил он, уже зная, что она не сможет отказаться. И точно – вес на бедрах пропал, пальцы сжали ягодицу, чувствительно впиваясь ногтями. – Переворачивайся, – сказала Юми, и голос ее был тяжелым от возбуждения. Атсуши постоянно благодарил богов за то, что они с женой оказались настолько совместимыми по темпераменту. По крайней мере в постели им никогда не было скучно друг с другом.11. Выпускной
К выпуску из начальной школы Юми готовилась даже тщательней, чем к выпуску из детского сада – еще с осени. Ведь нужно было организовать праздник для детей, организовать праздник для родителей, выбрать памятные подарки для каждого в классе, решить, что подарить преподавателям… А еще – выбрать подходящий к такому торжественному случаю костюм. – Тебе не кажется, что это все несколько… мрачно? – осторожно спросил Атсуши, валяясь на кровати и листая модный журнал «для тех, кому за сорок». Актуальные наряды для мам на поступление ребенка в школу, модные и уместные наряды на выпускной… – Они почти все черные. Как будто ты идешь на похороны. Это же просто переход из младшей школы в среднюю, а не трагедия... – А тебе не было грустно заканчивать младшую школу? – спросила Юми, скептически разглядывая себя в зеркале. Черный ей очень шел, но делал ее жестче, суше, больше похожей на строгую учительницу, чем на маму выпускницы… Атсуши прикусил губу, опуская взгляд. – Нет, – ответил он беспечно. – Мы переходили всем классом, так что ничего в общем не менялось. Ну, другие учителя, но к ним никто особенно не был привязан… А тебе? – Я как раз переходила в школу в другом районе, но там уже учились старшие сестра и брат, так что я слишком не расстраивалась. Да и с девочками в начальной школе… в общем, сильно я ни с кем не дружила. Юми сняла черный жакет и с облегчением выдохнула. – Какой-то кошмар, – пожаловалась она. – Отвыкла я от этой строгой одежды. Как будто в латы заковали. Или я поправилась за шесть лет?.. – Может, лучше что-нибудь вот такое? – поспешно предложил Атсуши, протягивая ей раскрытый посередине журнал. На развороте счастливо улыбающаяся женщина средних лет в полосатой блузке с воланами и широких синих брюках с завышенной талией стояла на фоне школьной вывески. Юми наклонилась, внимательно разглядывая журнал. – Думаешь? – с сомнением спросила она. – По крайней мере, это ты сможешь носить и потом. – А что делать с костюмом? Я надела его только один раз шесть лет назад. – Если ты не надела его ни разу за шесть лет, он тебе не нужен. Юми посмотрела на него с нехорошим азартом в глазах. – Что? – нервно спросил Атсуши, непроизвольно напрягаясь. – Мы идем по магазинам вместе. – Господи… Зачем? – У меня есть идея… Ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! – сминая показное сопротивление, она чмокнула его в нос, заставив разулыбаться. – Пойдем. Обещаю, ты будешь сидеть в примерочной кабинке, тебя никто не увидит и тебе ни с кем не придется общаться. Атсуши с сомнением посопел, а потом притянул ее, смеющуюся, ближе, вынуждая упасть на кровать рядом. – Ты же понимаешь, что за это тебе придется расплатиться?.. Эта строгая черная юбка… Хоть какая-то польза от костюма все-таки была. В примерочной комнате магазина, специализирующегося на одежде для домохозяек средних лет, было неожиданно тихо и уютно. Атсуши в какой-то момент даже показалось, будто бы он не в магазине, а в кабинке для записи вокала – сидит на ровно таком же мягком стуле и ждет, пока Имаи и звукорежиссер прослушают то, что получилось, обсудят и отстроят звук заново для нового дубля. Он уже начал привычно размышлять о каких-то текущих рабочих вопросах, когда наконец отодвинулась занавеска, и в примерочную вошла Юми с горой тряпок на руках. Атсуши поднялся, чтобы ей помочь развесить все по крючкам на стенах, мимолетно удивляясь, что большую часть одежды она выбрала совсем не в своем стиле – все темное, элегантное и долгополое… – Мне выйти? – спросил он, когда все наряды были развешены и разложены. – Нет, – покачала головой Юми, глядя на него заговорщически. – Это я сейчас выйду… а ты примеришь вот это все. Все-все. И это платье тоже. Атсуши растерянно хохотнул, оглядываясь по сторонам. – Что? Зачем? Я?.. С этой точки зрения выбранная ей одежда уже не выглядела слишком странно… – Только не говори, что твою мужественность заденет примерка женской одежды, – Юми знала, куда бить. Но и Атсуши не зря с ней жил уже пятнадцать лет. – Только не говори, что тебя заводит смотреть на меня в женской одежде, – сказал он, может быть, немного более кокетливо, чем рассчитывал. Юми разулыбалась. – Если только совсем чуть-чуть. – Тебе бы стоило сказать об этом раньше, – проворчал Атсуши, разглядывая один из черных плотных кардиганов с отложным воротником. – По крайней мере до того, как мне пришлось мерить одежду, предназначенную для женщин за пятьдесят… – Одежда для женщин за тридцать тебе шла гораздо меньше. А это… ну смотри же сам. Я когда увидела это все в каталогах… сразу подумала, что на тебе будет смотреться сногсшибательно. Это звучало лестно. Да и… блузки, платья, кардиганы и жилеты и в самом деле выглядели здорово и наверняка ему пойдут. А то, что все это кажется немного провокационным… тем лучше. Возможно, Атсуши уже давно пора сделать что-то провокационное. Снова. А после всех официальных мероприятий выяснилось, что Юми готовит еще и домашний праздник для дочери и ее друзей. Атсуши бы счел это перебором, особенно идею впускать в дом кучу друзей и родственников, но… – Кому из твоих отправляем приглашения? – спросила Юми, доставая заранее заготовленные пачки пригласительных открыток. Атсуши задумался. Не так уж и много у него было родных, но он понимал, почему у жены в принципе возник такой вопрос. – Хироши с женой и детьми… – он вздохнул. – Ну и. Старший сын. Я бы его позвал, но не знаю, захочет ли он… Юми помолчала, теребя уголок открытки с изображением милого котика. – Почему ты никогда не зовешь его по имени? – спросила она наконец. – Старший сын да старший сын… как-то безлико. Официально. Будто бы он просто твой наследник, а не родной ребенок. Атсуши закатил глаза. – Да не в этом дело… Ему никогда не нравилось его имя, он все время предпочитал называться чужими – в основном именами героев фильмов и аниме. Как-то он целое лето прожил под именем какого-то очередного персонажа и чуть в истерику не впадал, когда его пытались назвать настоящим, еще и маску не снимал даже на ночь, Ватанабэ-сан боялась, что он там под ней не дышит уже… Это просто привычка. Тем более, что сейчас он придумал себе псевдоним для писательской деятельности… Да. – Стал писателем? Все так серьезно? Он ведь не так давно окончил университет и... – Юми покачала головой и осторожно уточнила: – Это работа или хобби? Атсуши вздохнул – это было больной темой. Иногда он ловил себя на том, что злится на сына, который не слишком стремится использовать те преимущества, что у него есть. Но почти сразу же вспоминал себя в его возрасте и поспешно гасил раздражение. Какое он имел право возмущаться выборам человека, с которым почти не общается и о котором так мало знает? Так недалеко и в копию собственного отца превратиться, а этого Атсуши боялся больше всего в своей жизни. – Посмотрим, – сказал он наконец и добавил, не удержавшись: – По крайней мере, писательство – это первое, что его увлекло достаточно сильно, чтобы начать прикладывать усилия… Юми снова молчала. Ее что-то беспокоило, но ей явно было неловко поднимать эту тему. – Каким он был в одиннадцать лет? – спросила она все-таки, принимаясь раскладывать открытки по стопкам. – Похожим на Момоэ? – Я… – Атсуши окончательно смутился. – Я не помню. Мы мало общались, и я… я избегал общения с ним. Был уверен, что такой отец ему точно не нужен. А как быть хорошим отцом – просто не представлял себе. Мне тогда казалось, что лучшее, что я могу сделать для своего ребенка – это держаться от него подальше и никак не влиять на его жизнь… – Но сейчас ты ведь передумал? – Ты мне не оставила выбора. – Прямо вот жестоко принудила тебя к семейной жизни, да? Атсуши рассмеялся, качая головой, притянул ее к себе и поцеловал в волосы, стирая едва заметную тревогу из глаз. – Да. И, знаешь… я так рад, что ты это сделала.16. Знать все
«Чужие дети растут быстро» – так обычно говорят. Вот только не уточняют, что свои, хоть и растут субъективно медленней, вырастают все равно неожиданно. – Какое счастье, – задумчиво произнес Атсуши, глядя на экран телефона. – Какое счастье, что когда мы учились в школе, телефонов с камерами еще не было. – Да и потом… еще долго их не было, – так же задумчиво протянула Юми. – Как же нам повезло. – Ага… – Атсуши выключил телефон и отложил его в сторону, с усталым вздохом потер лоб. – Что будем делать? – Ну… поговорим? – Не целуйся с мальчиками, ты еще слишком маленькая? Она уже совсем не маленькая… Самый возраст целоваться с мальчиками. – Не целуйся с мальчиками там, где тебя могут сфотографировать?.. Сейчас везде могут сфотографировать… – Приводи мальчиков домой?.. – предложил Атсуши, внутренне содрогаясь от такого варианта развития событий, но Юми тут же вскинулась. – Боже, нет, если они запрутся в комнате, дело дойдет не только до поцелуев! Атсуши помолчал, кусая губу. Он не хотел, не хотел, совершенно не хотел представлять себе, до чего может дойти дело! Что-то древнее и абсолютно нецивилизованное поднимало голову внутри, стоило только подумать, что какой-то потный озабоченный мальчишка прикоснется к его доченьке… Пришлось даже медленно выдохнуть, как при занятии йогой. Успокойся. Мысли рационально. Момоэ сделает это, если захочет, и никакие твои собственнические замашки не помогут, только оттолкнут ее. Лучше подумать о действительно важном. – А ты ей рассказывала…. Ну. Про контрацепцию? – Ей шестнадцать! – Да, уже может быть поздно… – Атсуши! – Что? Учитывай… вот это все. Акселерация. Хотя и… Вот у тебя когда был первый секс? Юми посмотрела на него широко распахнутыми глазами так, будто ее осенило. – Я с ней поговорю, – сказала она кротко. – Я ей расскажу, как… и все такое. – Ага. – Но ведь им должны были рассказывать в школе… – Ага. – Об этом вообще рассказывают в школе?.. Атсуши поглядел на нее выразительно, и Юми разозлилась. – Что? Я – плохая мать? Я… я думала, она еще такая маленькая… Она едва не плакала, и Атсуши поспешно обнял ее, прижал головой к своей груди. – Ну ничего, – сказал он растерянно. – Ничего… Главное, знаешь. Если после этих фотографий у нее возникнут неприятности в школе… надо будет что-то делать. Что-то срочно решать. – Переведем в другую школу? Но эта такая хорошая… – Если потребуется, переведем, – твердо ответил Атсуши. – Хороших школ много. – Да вы чего? – растерянно сказала Момоэ, вернувшись с уроков. – Вы… вы серьезно? Вы что, следите за мной? – Нет! – поспешно выпалил Атсуши. – Нет-нет-нет! Это родительский чат. Фотографии попали в родительский чат. Поэтому… мы решили, что у тебя могут быть проблемы. В школе. С одноклассниками. Момоэ зябко повела плечами и обхватила себя руками. – Можно посмотреть?.. Быстро пролистнув все фотографии одну за другой, Момоэ с явным облегчением выдохнула. Атсуши решил, что не будет задумываться о том, что это значит. – Это ерунда, – сказала она легкомысленно. – Завелся у нас один… папарацци. Томита Казуя, первоклашка. Выслеживает старшеклассников, фотографирует, потом выкладывает в сеть. Завел специальный аккаунт… Его уже пару раз ловили и пытались мозги вправить – и парни, и даже девчонки, но он не унимается. С головой что-то не в порядке. – А с его родителями кто-нибудь говорил? – спросила Юми. – Или с его преподавателями? Момоэ только фыркнула, закатывая глаза. – Если пожаловаться на него учителям, все это дойдет до родителей, – пояснила она. – А не у всех… ну… нормальные родители. За фотографии может много кому попасть. Там ведь не только… как кто-то встречается. Есть ребята, которые курят или выпивают. За такое могут и из школы исключить. Она вздохнула. – Но теперь-то, – добавила она уныло, – точно все обо всем узнают. Что сейчас начнется… – Ты тоже куришь? – обреченно спросила Юми. – Нет, – тут же ответила Момоэ, честно глядя в глаза. – Один раз попробовала, мне не понравилось. Атсуши переглянулся с женой. Наверное, они были не готовы развивать эту тему прямо сейчас. Было немного странно осознать, вот так, столько лет спустя, что они с Юми на самом деле не так уж много знают друг о друге: только самые общие факты биографии и массу бытовых ежедневных мелочей. Атсуши знал, как она хмурится, когда беспокоится, как застывает ее лицо, если она злится. Знал, какую она любит еду, какие марки обуви и аксессуаров предпочитает, какие читает книги и какие любит фильмы. Довольно отчетливо представлял, как ее порадовать – подарком или совместным времяпрепровождением. Знал, что и как она любит в сексе, – пожалуй, тут он знал ее до мелочей. Но даже в этой сфере… оказывается, он понятия не имеет, когда у его жены был первый секс – они не обсуждали это во время своего короткого досвадебного знакомства, а потом, после женитьбы, и тем более не углублялись в воспоминания о прошлых отношениях, это было совершенно незачем. Тем более, Атсуши подозревал, что если разговаривать откровенно, ему придется тоже рассказывать о своей, зачастую, довольно беспорядочной жизни, пытаться как-то пригладить факты, оправдаться за давние прегрешения… Господи, он перед собой-то до сих пор не мог оправдаться за некоторые вещи, а рассказывать об этом всем Юми – это или врать, или вываливать на нее гору своих болезненных рефлексий. А у него было одно единственное правило, которого он старался придерживаться вот уже восемнадцать лет брака: не портить жене и дочери жизнь своими проблемами. Как бы ни было ему плохо, как бы его ни мотало в моральном плане, семье об этом знать было не нужно. – А у тебя? – вдруг спросила Юми вечером, когда Момоэ уже отправилась спать, а они сидели в гостиной перед телевизором – расходиться по комнатам почему-то совсем не хотелось. – Что? – переспросил Атсуши, его неумолимо клонило в сон от чудовищно занудной передачи про особенности возделывания риса в отдаленном горном районе Ниигаты. – Когда у тебя был первый секс? – А… – Атсуши рассеянно покачал головой. – Поздно. Я был застенчивым. – Ну когда? – В восемнадцать, кажется. Или даже девятнадцать. – Вообще Момоэ очень на тебя похожа… – Надеюсь, что нет, – пробормотал он себе под нос. – У меня, знаешь ли, первый секс случился где-то через полминуты после первого поцелуя. Юми даже отстранилась от него, глядя с веселым ужасом: – Это же как надо было измучить девушку своей застенчивостью, чтобы она решилась вот так!.. Невольно прыснув, Атсуши покачал головой: – Она просто была старше лет на шесть и явно лучше меня знала, чего хочет. – А, то есть, тогда тебе нравились девушки постарше? – Мне… если честно мне тогда нравились любые девушки. Они же – девушки! – Ах, – вздохнула Юми с пониманием, – еще бы, девятнадцатилетний девственник… Никогда бы не подумала, кстати. – А что ты думала? – с неожиданным внутренним замиранием спросил Атсуши. Юми улыбнулась, глядя на него с нежностью. – Не то чтобы я прямо что-то конкретное думала… Но был такой образ тебя, примерно пятнадцатилетнего, страстно влюбившегося в какую-то недоступную прекрасную женщину. Причем, недоступную принципиально – кинозвезду или замужнюю учительницу. В тебя влюблялись ровесницы, но все было не то, слишком рядом, слишком просто. А однажды от отчаянья, что ты никогда не получишь ту, кого так сильно хочешь, ты согласился ответить взаимностью первой попавшейся девушке… А потом долго терзался от того, что тебе понравилось. Атсуши сглотнул сухим горлом, давя судорожный порыв закрыть лицо ладонями – щеки горели так, будто по ним отхлестали. – Ты хорошо меня знаешь. – Я ведь замужем за тобой уже… почти двадцать лет. Конечно, я тебя знаю, Аччан. Стыдно было так, что хоть вой. Недолго поборовшись с собой, он завалился на бок, утыкаясь лицом ей в колени. От прикосновения ласковой руки к волосам внутри словно что-то разжалось, глаза перестало жечь – соль смыло. – Расскажи про себя? – попросил он, стараясь, чтобы голос не слишком дрожал. – Я… совсем не такой внимательный, как ты. Прости, пожалуйста. Юми вздохнула, гладя его, пропуская пряди волос между пальцами. – Мы просто разные, Аччан. Это ведь нормально, тут не за что просить прощения… Что ты хочешь услышать? Атсуши обнял ее колени, прижимаясь щекой. – Все, – сказал он твердо. – Я хочу знать о тебе все.