Cherchez la rose

      Звон разбившегося стекла заставил их вздрогнуть, но поцелуя они не прервали. Медленно, глубоко, обстоятельно он целовал ее до тех пор, пока воздух не кончился, кажется, на всей планете.       – Прости, – безуспешно пытаясь отдышаться, пробормотала она, – твой любимый джем. Жалко.       – Моя любимая девушка, – мягко возразил он, – вот что важно. К черту джем.       Она усмехнулась и потянулась к его уху губами.       – Невеста, – шепнула она, – твоя невеста.       – Д-да…       Он на секунду застыл, взгляд его устремился куда-то вдаль, сквозь нее, сквозь стену кухни, сквозь пространство и время. Он моргнул, сбрасывая оцепенение, и заглянул ей в лицо. На губах его расцвела фирменная лихая улыбка. И все-таки от ее внимательных глаз не ускользнуло это мгновение замешательства.       – Люк, – позвала она.       – М?       – Стой. Ты что, снова об этом думаешь?       – О чем?       Она закатила глаза и разомкнула объятия, оперлась ладонями о столешницу у себя за спиной. Он чуть отодвинулся от нее и в недоумении нахмурил брови.       – Не валяй дурака, ты прекрасно знаешь, о чем. Если сейчас ты скажешь еще хоть словечко об этом, клянусь, я… я… – она обвела взглядом кухню, растерянно пожевала губами, – я… Да я просто тебя стукну!       – Ого! – из его груди вырвался смешок, – Я только сделал тебе предложение, а ты уже мне угрожаешь. Что там у нас нынче грозит за домашнее насилие, госпожа адвокат? Я буду жаловаться!       – О, вы же знаете, вам никогда не засудить меня, детектив Пирс. У меня связи.       Она плотнее скрестила ноги за его бедрами так, что ему пришлось качнуться вперед и вплотную прижаться к ней, чтобы удержать равновесие.       – Надо же, как ты заговорила, – пробормотал он, нависая над ней, легко, едва ощутимым касанием обводя пальцами контур лица, висок, скулы. Молниеносным движением она схватила его указательный палец зубами.       – Нет, она еще и кусается! – не выдержал Люк и набросился на нее с поцелуями, нарочно прицеливаясь в самые чувствительные места и делая прикосновения как можно более щекотными. Она завизжала и принялась отбиваться, со смехом отталкивать его лицо, барабанить руками и пятками по широкой спине. И когда только он успел так раздаться в плечах?       – Люк, эй, Люк, так не честно! А еще ты весь липкий… Ай! – она дернулась, когда его губы сделали ей особенно щекотно, и чуть не съехала на пол с кухонного стола. Он с быстротой молнии подхватил ее под ягодицы, не давая упасть, ладонь его почти машинально сжалась, с наслаждением впилась в мякоть… и резко отдернулась.       – Люк? – она вопросительно сдвинула брови.       – Роза… Подожди капельку, Роза, постой, ты… ты правда этого хочешь? Я… может быть, я все-таки слишком настойчив. Мне… Пока я еще смогу остановиться, – он снизу вверх заглядывал ей в глаза: редкий для нее вид, – Ты же… не для того, чтобы отвлечь меня от всяких мыслей? И… не из-за кольца, ведь правда? Не из благодарности?       – Люк.       – Нет, я просто… Тебе, самое главное – чтобы тебе было комфортно. Я… не прощу себе, если сейчас мы с тобой… а потом… ты решишь…       – Люк, – она глубоко и устало вздохнула и почти материнским жестом стала разглаживать складки одежды на его плечах, – Лукас Пирс, а ну быстро смотрите сюда и отвечайте мне на вопросы.       Ее пальчик приподнял его лицо за подбородок, так что голова оказалась слегка запрокинута.       – Люк, ты меня любишь?       – Д-да, – опешив, неуверенно протянул он, и тут же поспешно прибавил, – Конечно! Как ты вообще можешь…       – Хорошо. Сколько мы с тобой уже вместе?       – Чуть больше года!       – Скажи... ты сделаешь все для того, чтобы я была счастлива?       – Роза, о чем ты вообще…       – Да или нет? – в ее голосе проскользнули суховатые профессиональные интонации.       – Да! Да, да, тысячу раз да!       – Хорошо, – она придвинулась ближе и обожгла горячим дыханием его щеку, – А знаешь, что мне по-настоящему нужно, чтобы быть счастливой?       Его глаза лихорадочно забегали, избегая ее взгляда. Она чуть сильнее надавила пальцем на его подбородок, приподнимая еще выше и отрезая любые пути к отступлению.       – Чтобы быть счастливой, мне нужно знать, что счастлив мой самый дорогой в мире человек. Я должна быть уверена, что дорога и близка ему. Что он не будет годами терзаться самыми глупыми в мире сомнениями и даже не подумает рассказать о них мне. Что он доверяет мне настолько, чтобы говорить о своих желаниях. Что он верит в меня, как в себя, а в себя, как в нас обоих. Что он попросит о помощи и позволит ему помочь, если ему это нужно… – Роза помедлила. Затем тихо, почти по слогам произнесла, не отводя взгляда от Люка, – Скажи мне, чего ты сейчас хочешь?       – Э-э-э, я… э-э… хочу, чтобы ты была счастлива со мной, защищать тебя…       – Врешь, – прервала Роза. Она мягко схватила прядь рыжих волос у виска и потянула вниз. Люк послушно склонил голову вслед за ее рукой, – Ты врешь, Люк Пирс. Я спрашиваю, чего ты хочешь сейчас?       Люк смотрел на нее исподлобья и хватал воздух ртом, как выброшенная на берег рыба.       – Я…       – Предупреждаю, больше не врать. Или я правда откушу тебе нос!       И, чтобы доказать серьезность своих намерений, Роза и правда нагнулась и скользнула зубами по кончику длинного Люкова носа, чуть прикусила сладкую от джема кожу и тут же поцеловала место укуса. И щеку. И мягкую складочку под самым глазом.       – Я-а-а, – он зажмурился, как будто решаясь на прыжок в ледяную воду с высоты трехэтажного здания, отчаянно сморщил веснушчатый нос и, словно бросившись вниз головой, выпалил, – сейчас больше всего на свете я хочу тебя.       – Вот как? – подзадорила Роза, как бы между делом потихоньку расстегивая пуговицы его жилета. Он, кажется, этого не замечал.       – Я хочу тебя всю, хочу, чтобы ты была только моей, сейчас и всегда, хочу… а-ах, ты и представить себе не можешь, насколько! – он набрал в грудь побольше воздуха и продолжал, отчаянно и бесповоротно краснея, – Я хочу видеть твое лицо, целовать тебя, и… чтобы не осталось таких мест, куда бы я тебя не целовал. Хочу, чтобы ты кричала и… царапалась, кусалась, все равно! Хочу видеть тебя такой. Но чтобы… Я… очень давно этого хочу, Роза, правда. Ты – мое главное желание. Я… тебя люблю, – как-то застенчиво и как будто с мольбой завершил он.       Роза закусила губу, чтобы не броситься ему на шею сразу же и не испортить игру. Вместо этого она обстоятельно сняла с Люка жилет, отложила его в сторону, потянула за галстук и промурлыкала:       – Значит, вот как? И все это время ты молчал?       – Я… Не хотел, думал, тебе будет неприятно, я все испорчу, не смогу удержать себя и… В общем-то, это правда не важно. Это мои проблемы. Совсем не важно.       – Нет, важно! – почти сердито почти прикрикнула она, – Важно, Люк! Ты – вот что важно! Ты и твои желания, и мысли, и весь, весь-весь ты – вот что катастрофически важно. Лукас Пирс, клятвенно пообещайте мне, что больше никогда и ни при каких условиях не станете думать такой чепухи.       – Обещаю, – понурил голову Люк, – Отныне и впредь, и вовеки веков… а?       – Вот и славно. А теперь, – Роза взяла в ладони его лицо и покрыла бесчисленными поцелуями, особо усердно целуя глаза и складочку между бровей, – Как ты там говорил? Чтобы кричала, царапалась и?.. Напомни?       На щеках Люка можно было жарить яичницу. Роза наконец рассмеялась и прижала его голову к своей груди, так крепко, как только могла.       – Как же я люблю тебя, дурень картонный! Ты и подумать не можешь, как я… Эй! Липко! Уж-жас, какой же ты липкий!       – Интересно, с чего бы это? – ехидно заметил Люк. Он невесомо водил ладонями по ее пояснице, а кончиком носа - вдоль шеи и ключиц, с громким сопением выдыхая потоки горячего воздуха на ее и без того разгоряченную кожу. Она выгибалась, как заправская гимнастка, и глубже запускала пальцы в его шевелюру.       – Нет, так не пойдет, – наконец с усилием выдавила из себя она.       – М-м?       Она мотнула головой в сторону:       – Подай-ка мне полотенце.       Он приподнял брови, протянул руку и снял с крючка кухонное полотенце. Не размыкая кольца ног вокруг его талии, она извернулась, легла животом на кухонный стол и с неимоверным усилием дотянулась до крана. Он издал совершенно нечленораздельный звук: то ли квакнул, то ли мяукнул. Она кончиком пальцев открыла кран. Намочила угол полотенца и выпрямилась.       – Ай, холодное же!       Она усмехнулась и уверенно, невозмутимо, с каким-то почти материнским выражением принялась стирать с лица Люка липкие пятна. Каждый новый отмытый участок кожи неизменно покрывался чередой поцелуев.       – Ну вот, – наконец удовлетворенно выдохнула она и вдруг хитро прищурилась, – Детектив Пирс, это у вас бумажник в кармане или я действительно настолько вам нравлюсь?       Он подавился слюной. Даже не постарался скрыть замешательства: все равно это было бы бесполезно.       – Погоди, это что, подкат про бумажник?.. – только и выдавил он. Она расхохоталась.       – Роза, какой позор! Ну, держись!       Что-то сверкнуло в его глазах, что-то, прежде никогда ей не виданное. Какая-то хищная искорка, вспышка огня, неприкрытая угроза. Она даже успела слегка испугаться за то мгновение, когда он стащил ее с кухонной стойки, развернул спиной к себе и вжал бедрами в край столешницы.       – Л-люк?       – Упрись покрепче локтями.       Она послушно расставила локти и чуть подалась назад, прогибаясь в пояснице. Он почти грубо шарил руками по ее животу, запускал пальцы под кромку бюстгалтера. Сдернул с плеча легкую кофточку, покрыл поцелуями каждый сантиметр открывшейся кожи. Немного помедлил и осторожно стащил кофточку целиком, высвобождая ее руки, прочерчивая губами дорожки от лопаток до локтя и вдоль позвоночника. Она рвано вздыхала и выгибалась под прикосновениями. Его правая ладонь по-хозяйски накрыла ее колено, поползла по задней поверхности бедра до самого верха, теперь уже смело, уверенно сжала напрягшуюся ягодицу, залезла под юбку и потянула ее подол вверх… И снова разжалась.       – Люк, все хо..?       Его сбившееся дыхание обожгло самое ухо, и, очевидно, делая над собой колоссальное усилие, он просипел:       – Прости, я как-то не подумал… Тупо, конечно, но, может, у тебя есть…       – Я пью таблетки, – как о вещи самой собой разумеющейся, сообщила она.       – Что? Как… Сколько?!       Она вывернула шею так, чтобы хотя бы краешком глаза можно было увидеть его лицо.       – Э-э, несколько месяцев? Что-то около того.       И, заметив его полнейшее замешательство, слегка покраснев, прибавила:       – С того случая на пикнике я… э-э-э… каждый раз я надеялась, что ты не станешь останавливаться. Я…       – И все это время ты не говорила мне ни слова?!       – Я не… Я знала, что убеждать бесполезно, ты должен сам, а то я… Если бы я прямо предложила, а ты отказался, я бы чувствовала себя очень глупо! – скороговоркой выпалила она и почувствовала, что пылать начали даже плечи.       – Ах вот как, опять я виноват!       – Нет, нет, что ты, я просто…       Он шумно выдохнул ей в самое ухо, и в голове у нее пронзительно засвистело:       – Эй, ладно, проехали. Сейчас мы это исправим, верно?       На этот раз подол юбки был задран безапелляционно. Белье поползло вниз, кожа покрылась мурашками. Его руки оторвались от нее лишь на секунду - звякнула пряжка ремня.       Она даже не успела толком ахнуть, когда он вошел в нее. Может быть, чуть слишком резко.       – Люк… по… нежнее? – тихо выдохнула она.       Он застыл, вены на его руках вздулись, а потом руки лихорадочно засуетились. В голосе зазвучал почти страх:       – Прости, прости! Я… Роза, миленькая, моя… моя… Прости, больно? Я не…       – Эй, все хорошо, – с расстановкой, насколько это возможно, отвечала она. Завела руку за спину и на ощупь погладила первое, до чего смогла дотянуться – его руку, обтянутую тонкой тканью рубашки, – Просто немного… неудобно.       Он что-то неразборчиво пробормотал и зарылся носом в основание ее шеи. Он дрожал, как осиновый лист, дрожал до последнего момента, вплоть до того, как прижал ее к себе так, что чуть не хрустнули кости, а из гортани его не вырвался влажный, почти рыдающий всхлип.       Они стояли так, вжавшись друг в друга, еще, кажется, бесконечность. Она что-то нежно шептала и переплетала свои пальцы с его, гладила теплые мозолистые ладони, он цеплялся за нее с такой отчаянной силой, как будто от этого зависела его жизнь.       – Люк?       Наконец осторожно позвала она.       – М-м?       – Мне кажется, теперь нам точно нужно пойти и помыться…       Она мягко высвободилась из его объятий и снова развернулась к нему лицом.       – На тебе все еще рубашка. И… господи, это гаслтук?! И кто из нас позорник?       Она переступила босыми ступнями и большим пальцем ноги откинула в сторону свои трусы. Потом потянулась к его шее и молниеносно стащила через голову измятый галстук. Ее ловкие пальчики одну за одной расстегивали крохотные белые пуговки у него на шее, груди…       – Черт! – вскрикнула она и дернула кистью. Обручальное кольцо, запутавшись в складках ткани, с противным хрустом оставило на боку здоровую длинную зацепку, – Блин, прости! Я еще не привыкла… Ну вот, твоя новая рубашка.       В его глазах плескалось столько нежности и непередаваемой, глубочайшей любви, что ей показалось – она тонет. Он ничего не ответил, только молча взял ее за запястье и поцеловал каждый пальчик, задержавшись подольше на пальце с кольцом. Она уткнулась головой ему в ключицу.       – Рубашка – ерунда, – с этими словами он схватился за край и дернул в стороны так, что оставшиеся пуговицы с треском брызнули в разные стороны. Она вскрикнула.       – Хочешь – разорвем ее в клочья? – заговорщически предложил он, сбрасывая рубашку на пол. Она взглянула на него снизу-вверх и покачала головой. Подражая его тону, шепнула:       – Я хочу пойти помыться. И страшно хочу есть, – и, помедлив, уже буднично прибавила, – У тебя ведь где-то рядом был телефон?       – Д-даа… А тебе зачем?       – Историю браузера смотреть, конечно.       – Че-го? Зачем, в смысле?       – Да не напрягайся так, эй! Говорю же, умираю от голода. У тебя в холодильнике мышь еще в прошлом году повесилась. Я доставку хочу заказать… Хотела… Пока ты меня не… отвлек.       – А-а, раз так…       Он вылез из спущенных брюк, чтобы не мешали, взял со стола телефон и протянул ей. Она благодарно улыбнулась, разблокировала его отпечатком и, сосредоточенно тыкая по экрану, не глядя под ноги медленно направилась к ванной.       – Блин, тьфу, что это… Прямо ногой вляпалась! А. Люк, ну мы с тобой и свиньи!       – Смотри не наступи на осколки! – обеспокоенно попросил он.       – Угу…       – Ну-ка, сейчас сделаем проще.       С этими словами он подхватил ее на руки, прижал к себе и как перепачкавшегося ребенка понес в ванную.       – Ой, что ты?..       – Вы пишите-пишите, Ватсон, не отвлекайтесь. А то все ноги себе… О, и возьми мне еще вот этого! – он с интересом заглянул в телефон, – И эта штуковина ничего так. Да давай две-е! Она послушно добавляла блюда в корзину. Оформить заказ ей пришлось уже сидя верхом на стиральной машинке. Люк настраивал воду. Отложив телефон, с чувством выполненного долга она проскользнула к нему в душевую кабину.       – Все! Минут пятьдесят, и все будет готово!       Он довольно кивнул и закрыл дверцы. Подошел к ней вплотную.       – Значит, у нас есть еще целых пятьдесят минут?       Она оценивающе вглянула на него снизу вверх, провела пальчиком от ключицы вниз по груди, ребрам, мягкому животу. Закусила губу…       Она билась в его руках, шипела и извивалась, как уж на сковороде. Он не давал ей ни минуты отдыха, заставляя снова и снова хвататься дрожащей рукой за крепление душа. Если бы в душевой было, куда упасть, она бы уже давно грохнулась, не в силах больше держаться на подгибающихся ногах; но его сильные руки раз за разом подхватывали ее и поднимали, его теплое тело снова и снова вжимало ее в пестрый кафель, мелкий, холодный и скользкий, как чешуя.       "Кухонный стол все-таки был поудобнее," – как-то подумала она, запоздало вспоминая о том, что все познается в сравнении.       Она изучила каждую клеточку тела Люка, каждый шрам, каждую родинку и неровность на коже. Будь она скульптором, она бы теперь смогла вылепить его с закрытыми глазами. Он шептал ей на ушко почти горячечный бред. Она прижималась к нему, словно боялась, что если отпустишь – он растворится, исчезнет за шумом воды.       "Ти-линь! Ти-ти-тилинь!" – наконец раздалось из прихожей. Роза встрепенулась, разжала руки и скользкой рыбкой ловко выскочила из душевой.       – Открою, сейчас! Ты не дергайся, – протараторила она и кинулась к полотенцам.       Он стоял, как истукан, за мутным темным стеклом, и смотрел на нее: на то, как она вытирается, как, нагнувшись, заворачивает мокрые волосы в полотенце, как откидывает толстый махровый хвост за спину. Он смотрел, как легко, почти на носочках выскакивает она из ванной, и смутно слышал, как шлепают по полу кухни ее босые ноги. На голову ему бесконечными потоками хлестала вода. Как только она скрылась из виду, он согнулся, словно от боли, оперся локтем о скольскую стену и прижался к ней лбом.       – Черт возьми, Пирс, да ты трясешься как в лихорадке, – пробормотал он вслух, пытаясь унять дрожь, – А ну, возьми себя в руки. Это она, это правда она, все это реально… Мог ли ты пару лет назад даже представить такое? В самых смелых фантазиях…       И тут же, как бы отвечая себе самому, он со стыдом подумал, что мог. Не раз и не два. И не пару лет, а гораздо, гораздо раньше. Все это время, с тех пор, как…       – Бр-р-р-р, – встряхнул он головой, тщетно стараясь прогнать от себя обжигающие неловкие воспоминания. Больше не поднимать это в памяти. В его жизни случилось чудо: мечта всего его существа сбывается наяву.       – Люк! – вывел его из транса ее звонкий голос, – Люк, тут, кажется, дверь заклинило!       Он отвесил себе пару пощечин, ругнулся сквозь зубы и выключил воду. После теплого пара внутри душевой воздух ванной заставил его покрыться мурашками.       – Бегу! – крикнул он и поспешил к входной двери, на ходу вытирая голову полотенцем для рук и вскакивая в измятые брюки, брошенные посреди кухни.       Она стояла босая в его рубашке, криво застегнутой на две пуговицы, и безуспешно боролась с замком.       – Дай-ка… – он мягко подвинул ее за талию, подергал ключ, пошевелил ручку и, наконец, саданул кулаком по косяку. Дверь недовольно открылась.       – Добрый вечер-ваш заказ-приятного аппетита, – с будничной вежливой улыбкой протараторил курьер, протягивая бумажные пакеты. Но, видимо, увидев хозяев, слегка опешил, – О, прошу прощения. Приятного... вечера.       Люк с Розой были почти знакомы с этим курьером, он доставлял им еду из бистро напротив так часто, что, вероятно, уже даже запомнил их имена.       – Спасибо, – тепло улыбнулась ему Роза, принимая пакеты. Он пробежался глазами по ней, по Люку, по видимому с порога клочку кухни, и его дежурная обходительная гримаса как будто даже потеплела.       Люк, чувствуя нарастающее смущение, из последних сил пытаясь сохранить лицо, привлек Розу к себе за плечи и взял у нее пакеты с едой.       – Спасибо вам, всего доброго, – дружелюбно произнес Люк.       – Спасибо вам, – невозмутимо ответил курьер, расцветая все больше и больше.       – Всего доброго, до свидания, – резюмировала Роза и потянула дверь на себя. Курьер послушно поклонился, и шаги его загрохотали по лестнице. Роза и Люк переглянулись и прыснули, каждый стараясь поубедительнее скрыть проступающую на щеках краску.       Ели долго, молча и с аппетитом. Потом Люк мыл посуду, а она оттирала с пола липкое апельсиновое пятно. Собирала осколки, разбросанную одежду и пуговицы. Прежде чем перейти к чаю, она осторожно протянула ему таблетницу и стакан прохладной воды.       Он ненавидел, когда она напоминала ему про таблетки; ему так хотелось с ней, хотя бы пока только с ней забыть ненадолго об этом, не думать, не знать, не крутить в голове число уходящих секунд. Ему так хотелось, чтобы она существовала отдельно от его болезни, чтобы ее мир и мир этого ужаса никогда не пересекались. Но сейчас, смотря на нее, на заботу в ее глазах, на тот робкий жест, которым она протягивала ему лекарство, он понял – он капитулирует перед ней, он больше не будет делить эти два мира. Теперь она – часть его, окончательно и бесповоротно. Она – всюду. Отныне и навсегда ее тепло будет греть даже эти, самые потаенные, самые ненавистные уголки его жизни.       Он с благодарностью взял у нее стакан и выпил таблетку. Гримаса отвращения на миг скривила его лицо, но ее руки сейчас же обвили его, тонкие пальчики забегали по затылку, запах ее влажных волос затмил весь мир вокруг.       – Вот умница ты у меня, вот молодец, все хорошо, все хорошо, – бормотала она ему в шею, поднявшись на цыпочки и прижимаясь так тесно, как только возможно.       – И что бы я без тебя делал, – усмехнулся он, гладя ее по спине, – Может, действительно мне стоит бросить всю осторожность и жить не как правильно, а как надо?.. Мне, в смысле, надо. Ради тебя.       Они не заметили, как за окном стемнело. Они без дела валялись на кровати, целовались, читали друг другу отрывки из книг, до которых дотягивалась протянутая вверх рука. Снова занимались сексом, медленно, сонно, лениво, с невыразимой нежностью говоря друг другу движениями то, что никак не хотело облекаться в слова. Зевали и кормили Арахиса с рук всякой всячиной. Тот благодушно трещал, махал черными крылышками и любовно тянул Розу за волосы.       Когда она, потягиваясь, попросила чашечку чаю, Люк в мгновение ока вскочил с постели и бросился в кухню. Пока кипел чайник, пока он разливал чай по чашкам, она, окончательно уступая усталости, сладко уснула. Глаза ее слиплись, конечности налились свинцом и отказывались повиноваться. Уже сквозь пелену сна разглядев Люка в проеме двери, она пробормотала что-то нечленораздельное и окончательно провалилась, вцепившись в скомканное одеяло и прижимая к груди томик какой-то поэзии.       Он осторожно сел рядом, тихо поставил чашки на столик и, действуя осторожно, как сапер посреди минного поля, чтобы не шевельнуть ни волоска на ее голове, высвободил край одеяла и укрыл ее голые ноги и поясницу. Мягко забрал книжку и положил ее рядом, возле подушки. Еще посидел у ее изголовья, молча, почти не дыша, стараясь впитать всей кожей, всем зрением, всем своим существом каждый изгиб ее тела, каждую выпавшую ресничку, каждую трещинку на ногтях. Затем неслышно встал, отошел к дальнему окну и набрал номер.       – Аарон? Здравствуй, не… Да, знаю, поздно. Нет-нет, ничего не случилось, я просто хотел… поблагодарить тебя. За нее.       Люк помедлил, вычерчивая пальцем на подоконнике замысловатые узоры.       – Значит, вот что ты имел в виду, когда говорил, что она засыпает и просыпается рядом… Всегда, каждый день. Я раньше и не догадывался, не мог понять так… В общем, наверное, если бы я упорствовал еще пару месяцев, ты бы имел полное право еще раз мне двинуть, да посильнее. Ха-ха, ты прав, видно, моим мозгам иногда необходима хорошая встряска. Я… А… Что? Аарон! Аарон, клянусь, еще слово, и я брошу трубку и все тут! И заберу все свои слова назад! Аарон, ты ужасный человек! – возмущенный горячий шепот выдавал в Люке крайнюю степень смущения. Пальцы свободной руки в волнении сжались в кулак.       – Черт, да, да, теперь я обещаю! Ой, делай что хочешь, ты же знаешь, что я… Ты же знаешь… Да. Да, хорошо, я заеду. Спасибо тебе, Аарон. Спасибо, правда, за это, за терпение и за нас. Без тебя я бы правда пропал. Только ты от меня этого не слышал!! Учти, я буду все отрицать. В общем, спасибо тебе и пока. Доброй ночи!       Люк завершил вызов и еще раз оглянулся на спящую Розу. Да, теперь ему точно открылось все. Он видел всю жизнь, весь мир как на ладони. Он будет бороться. Будет, даже если все силы оставят его. Аарон что-нибудь придумает, он был в этом уверен. Он тихо лег рядом с ней, притянул к себе, как котенка, и зарылся носом ей в шею.       Он ни за что не собирался сдаваться, не подарив ей еще тысячу, сотню тысяч, миллион таких ночей. Он будет держаться за нее, крепко держаться, и – он был уверен – она его удержит.       Он невесомо поцеловал ее за ухом, убрал с крепко сомкнутых глаз упавшую прядку и устроился поудобнее на примятой подушке.