Коробки и головы

Кто его за язык тянул? Весь такой важный, сильный, опасный, да? В игрушки не наигрался. С деревянным мечом по дворам бегать, а не преступников по всей галактике отлавливать. Ребята и сами удивились. И откуда что взялось? Эта напускная бравада, это кривляние? Заткнуться бы тебе, Сантана, на кого ты пасть разеваешь? Да только у его парней проблемы. Уже не один - двое, трое молятся. После очередного грязного дела усаживают продажных девок себе на колени и молятся заплетающимися языками. Правительство давит их бизнес, перекрывает воздух. Головы и коробки. Зачем? Отдать или поставить на полку? Хорошие мальчики хвастаются наградами, плохие – трофеями, и вот уже страшные слова легко слетают с языка. Приговор подписан самому себе, но дышится как-то легче. - Ты чего? – бормочут парни. – Зачем так? Сантана смотрит вдаль, словно пытаясь разглядеть Риддика среди песка и скал. Да чтобы знал, кто здесь главный. Кто охотник, а кто – жертва. Чтобы никто не сомневался. Но они смеются над ним, эти гости с новенького корабля, проплаченного казенной монетой. Словно не стоило и пытаться. Только вот Сантана верит, его слова задели Риддика, слова обратили его внимание на наемника. Сантана спорит с Джонсом и его девкой, пытаясь не смотреть на пустой прозрачный ящик. Осторожно ступает по голой земле, уверенный, что вот-вот наступит на капкан. Сантана, до смерти напуганный, открывает замок, уверенный, что детонатор сработает. Как пить дать сработает. Ему ведь никогда не везло, и наемник кричит. Крик ярости – последнее, что должно остаться после него. Эхом, отзвуком, громко. Как последняя угроза. Головы и коробки. Не срабатывает. Риддик не в настроении играть в такие игры. Он устал, он слишком зол, чтобы разбираться, были ли угрозы пустыми, а враг – неопасным. Враг – всегда угроза. Угрозу он привык устранять. Коробки. Головы. Сантана разглядывает свое отражение в мутном осколке зеркала. Я справлюсь, говорит себе наемник. Все обламывали о него свои зубы, а я не спасую, я разберусь с этим ублюдком. Лгать у него никогда не получалось. Говорят, чем меньше тварь, тем больше яда. Риддик – крупный экземпляр. Он не хитрит, не изворачивается. Он бульдог с железной хваткой. И он уже готов к прыжку. Каждый из людей в убежище – натянутая струна. За исключением Риддика. Он-то спокоен. Его отпустят, дадут отыграться на нем, на Сантане, словно псу кость бросят. Но разве кто-то винит пулю, приставив пушку к виску? Голова в коробке. - Ублюдок, - сплевывает Дал. - Самоубийца, – поправляет Джонс.