***
— Пати, стой! — он надрывно кричит, потому что боится. Боится повторения кошмара наяву. Пати — а вместе с ним Джет и Кобра, — стал для него новой, приемной семьей. Они нашли его, израненного и полубессознательного, на заброшенной автозаправке. Гоул просто надеялся, что его добьют, но, видимо, он выглядел слишком жалко для этого. До этого он несколько месяцев скитался по пустыне в одиночестве. Он почти сошел с ума. «Ничего, подлатаем» — это было первое, что услышал Гоул. Он смотрел на парня с огненными волосами, который трогал его раны и хмурился. А потом он смог поймать его взгляд. В этих зеленых глазах плескалась сама жизнь. Парень знал, что в его собственных глазах уже как четыре месяца оседает дорожная пыль. Пати не соврал — Гоула подлатали. И подарили новый дом. Подарили надежду. Он помнит, как рыдал, лежа на грязном матрасе, когда осознал, что они не пошутили, что они принимают его навсегда. На следующее утро он решил освежиться — убрать с лица эту дорожную грязь и привести волосы в порядок. Как-то он запустил себя. Пойзон зашел к нему случайно. Сначала извинялся, а потом, после тихой просьбы, помог укоротить волосы. Если раньше они доставали до плеч, то сейчас были по длине чуть выше подбородка. Так удобнее. — Блять, остановись, — Фан снова кричит. Когда дело доходит до перестрелок с драксами, Пойзон слетает с катушек. Он будто забывает, каково это — ощущать страх каждой клеточкой тела. Гоул выскакивает из своего укрытия и начинает отстреливаться, потому что знает, что товарищ не справится в одиночку. Он стреляет по драксам, которые подбираются к Пати со спины, надеясь случайно не промазать. Парень уворачивается от лучей так быстро, что в глазах Гоула начинает рябить. Он забегает за ржавую цистерну и пытается отдышаться. Хотел бы он прыгать так же резво, как Пати, чтобы потом ничего не болело. Когда звуки стихают, Фан выглядывает из своего укрытия, держа наготове бластер, но видит только лежащих на песке дракулоидов, которых осматривают Джет и Кобра, и Пойзона, который садится на капот одной из белых машин корпорации и поджигает сигарету. Сейчас он выглядит таким спокойным, будто это не он несколько минут назад бесстрашно скакал меж смертоносных лучей. — Как ты? — Фан устраивается рядом на пыльном капоте. Пати подставляет сигарету к его губам. Все, что делает Слеп — кроме, конечно же, препаратов, — по качеству дерьмовое. Гоул сомневается в том, что эти сигареты содержат табак, но все равно затягивается. — Сойдет, — Пати пожимает плечами и выпускает струйку дыма. Его руки дрожат, поэтому, когда парень замечает, что Гоул смотрит на них, тушит сигарету о металл и зажимает ладони между бедер. — Ладно, — Фан подтягивает к себе одну ногу и кладет подбородок на колено, после чего прикрывает глаза. Ему тоже нужно успокоиться. Ничего же не случилось, никто же не… не… да и к лучшему это. Ветра почти нет. Парень слышит, как тихо переговариваются Джет и Кобра. Кто-то шутит, кто-то смеется. А они хорошо ладят. Он чувствует, как рядом вздыхает Пати. Как он немного меняет позу, как заклепки и замки на его одежде шаркают по капоту. — Откуда это? — сначала Гоул не обращает внимания на вопрос, но ему приходится это сделать, когда Пойзон поворачивает его лицо к себе и проводит пальцем по губам, переходя к шраму на щеке. Он молчит, снова закрывая глаза. Его разморили перестрелки, солнце и прикосновения. За все время, что он жил в зонах, он отвык от них. Они ощущались странно, но так желанно. Руки Пати такие теплые, пусть грязные и шершавые. Гоул приваливается к парню и кладет голову ему на плечо. — Гоули? — Пати никогда еще его так не называл, и потому это звучит странно и неловко. Он немного подталкивает Гоула плечом, ведь сидеть так не совсем удобно. — Прости, — парень отстраняется и наклоняется чуть вперед, чтобы волосы закрыли лицо. Он сидит так некоторое время, а потом поворачивается к Пойзону и смотрит так, будто ничего и не происходило. — Поедем… домой? — он улыбается, но грязные и чуть поблескивающие разводы на щеках сбивают старшего с толку. Дом. А что это вообще значит? Зачем он вообще назвал их станцию домом? Ни у одного человека в пустыне нет дома как точки где-то под палящим солнцем. Пустыня… их дом. Да, вся пустыня. Они не могут найти себе места, они переезжают от одного пункта к другому. Но они никогда не уедут из пустыни. Она их держит. Пусть в городе есть все условия для нормальной жизни, они не вернутся туда. Они — дети, выросшие на выдохшейся газировке и легендах о жизни до. Хотя… выросшие ли? Во всяком случае, стабильность для них стала дикостью, чем-то непривычным и просто невозможным. — Эй? — голос Джета громкий, но не командующий. Он не режет уши, а обволакивает, успокаивает. Он ощущается как что-то родное. — Осмотрите машину? Там могут быть интересные вещи, — он смотрит на Гоула и Пати и улыбается. Он знает, что отвлек их от чего-то, но сейчас просто нет времени на это. — Хорошо, мам, — Пойзон закатывает глаза и делает недовольное лицо, а Гоул хихикает. Старший посматривает на друга и по-доброму ухмыляется — он еще никогда не слышал, как Фан смеется. Фан не веселится… Забавно. Пати соскакивает с капота и открывает дверь. Внутри так же скучно, как и снаружи. Никаких налепленных картинок и ни одной царапинки или пылинки. Он открывает бардачок и начинает рыться в каких-то бумажках и использованных батареях. Гоул пробрался на задние сиденья, поэтому сейчас шарит рукой под ними. Кажется, как всегда ничего. Машины драксов — сплошное разочарование. Максимальная польза, которую можно от них получить — детали для машины команды, если что-то вдруг сломается, ну, и топливо. Последнее, кажется, Джет уже слил. — Всего ничего, — Гоул мотает головой и убирает несколько батареек в карманы жилетки. — А что ты хотел? — Пойзон улыбается, обнажая свои маленькие зубки, а затем вылезает из машины, чтобы проверить другую. Фан идет за ним. Вторая машина внутри такая же до тошноты чистая, но в ней находятся запасной бластер и чуть больше плюсов. — Нас ждут, — говорит Пати, смотря на Гоула, который удобно устроился на задних сиденьях. — Тут прохладно, — парень пожимает плечами. Он понимает, что Пойзон снова смотрит на его шрам. Сдался он ему, Боги. — Распорол о ржавую зазубрину, когда прятался, доволен? — старший сконфуженно отворачивается и откидывается на свое сидение. Гоул думает, что Пати, наверное, надеялся на то, что ему сейчас быстренько все расскажут. Ну уж нет — он не будет говорить о том, как в четырнадцать задыхался в соплях и слюнях, сначала боясь, что умрет от заражения крови, а потом уже от того, что его рану обрабатывают каким-то дешевым пойлом, которое они с напарником нашли некоторое время назад и возили с собой в машине. Слишком позорная история. Может, шрам и выглядит круто, но вот история, как видите, не очень-то захватывающая. — Пошли, — Фан не выдерживает этого молчания и открывает дверь, предварительно повозившись грязными ботинками по чистой обивке. Воздух на улице сухой, не такой, как в машине, но делать нечего. Плюсы звенят в карманах, пока он идет к их старому понтиаку. Кобра тыкает Джета, в то время как тот, видимо, пытается вставить диск со своими любимыми песнями. Кид сходит с ума от Pulp и The Smashing Pumpkins, а Джет — фанат старого классического рока. Такие «пластинки» сейчас под запретом, но сдались эти запреты кучке детишек. Гоул залезает на заднее сиденье. Кобра подскакивает со своего места и перелезает к нему, чтобы освободить место для Пати. Он и Джет — негласные лидеры команды. Они старше и, вроде как, опытнее. Но, если честно, Фан в первую их встречу подумал, что Пати его ровесник. Джет же удивился, когда узнал, что Гоулу нет и двадцати. Гоул самый младший, но его внешний вид не всегда вязался с этим. Выдают его настоящий возраст, наверное, только дрянные журнальчики с порнодроидами под спальным мешком. Борьба борьбой, а дрочка по расписанию, да? Просто кошмарно. Однажды Пати прервал его, а потом ходил, смущался и извинялся, но пару раз все же успел назвать Гоула чересчур возбужденным подростком.°°°
Пати шаркает по холодной плитке, направляясь в их с Гоулом комнату. Сегодня он случайно заснул с братом после длинного и теплого разговора ни о чем. Нечасто такое случается. Все, что нужно ему сейчас для счастья — просто общение. Ну и сон, конечно же. Майки заснул, когда пауза затянулась, просто потому что такая тишина — самая уютная на свете. Майки… боже, как же редко Пати обращается к нему в своих мыслях по имени. Но сейчас такие правила. Не называй настоящего имени — не будешь убит. Слеп все могут узнать. Даже у стен есть уши. — Эй? — Пойзон толкает скрипучую дверь и поджимает губы. Боги, если он сейчас разбудит Го… Ох, нет, парень не спит. Абсолютно точно не спит. — Фан? — Да? — это было произнесено скрипуче, с придыханием. — Что-то случилось? — Пати хочет подойти ближе, потому что не понимает, что с Гоулом, но тот выставляет руку вперед, призывая остановиться, а потом бросает в него какую-то тряпку. Если судить по запаху, то, скорее всего, это футболка. — Пожалуйста… уф… уйди, — парень отворачивается к стене и сворачивается калачиком, продолжая скулить. Пойзон мнет в руках футболку, а после до него, кажется, доходит, потому что футболка оказывается на полу, а дверь закрывается. Черт, какой стыд. Старший сползает вниз по двери, понимая, что Гоул, скорее всего, времени не теряет и прямо сейчас снова начинает двигать рукой. Он на девяносто девять процентов уверен, что тот был на пике, когда его прервали. Кошмар, почему он об этом думает? Пати закрывает лицо ладонями и решает, что посидит какое-то время тут. Пусть этот озабоченный подросток сделает свои дела и заснет. Пожалуйста, пусть он будет спать, когда Пати снова откроет дверь. — Гоул? — Пойзон стучит в дверь, не решаясь открыть. По его предположениям прошло около десяти минут, а это значит, что можно заходить. Он бы оставил Фана в покое, если бы не ужасная усталость и тот факт, что все его вещи в этой чертовой комнате. Из комнаты не раздается ни звука, поэтому Пати открывает дверь и проскальзывает к своему спальному мешку. Он бросает взгляд на Фана, когда раздевается. Тот лежит, отвернувшись к стене и почти с головой уйдя в свой кокон. Либо спит, либо притворяется. — Ну и черт с тобой, — Пойзон, сам не зная зачем, начинает шептать. — Я не забуду, как меня вынудил сидеть на холодной плитке под дверью какой-то перевозбужденный девственник. Прости, если не спишь, — он ныряет к себе и закрывает глаза. Шуршание, раздавшееся с другой стороны спустя несколько секунд, заставляет его беззвучно хихикнуть.°°°
После того случая Гоул, конечно же, стал лучше шифроваться. И мастурбировал он уже только тогда, когда точно знал, что никто ему не помешает. Да, выходило, что делать он это стал реже. Зато так спокойнее.***
Гоул лежал и мучился со своей раной. Он знает, что глупо умалчивать о том, что его ранили на последней вылазке, но ведь у команды и без него дел по горло. Парень думал, что его задели не так уж и сильно, и это все заживет само и не будет его тревожить. Но нет — бок щипало и жгло, а от каждого случайного касания о шершавую поверхность матраса от этого места по всему торсу проходили волны боли. Фан принял решение наложить хоть какую-нибудь повязку. Да, только идиот в таких условиях ничего не будет делать до конца, но что есть, то есть. Он откидывает плед и радуется тому, что в этом доме ему досталось место на кровати. Если бы он спал в мешке, то точно разбудил бы Пати, которого будить ну вообще не хотелось. — Фан? — Гоул не слышит это из-за того, что роется в сумке в поисках чистого бинта. — Эй, что случилось? — парень замирает и медленно оборачивается. Пати приподнялся на локтях и сейчас смотрит на него, промаргиваясь и потирая лицо ладонями. Спать хочет. — Эм… Я просто… — Фан все еще не хочет говорить о своей проблеме, но тогда появится больше вопросов. — Надо обработать рану. Прости, что разбудил, — он садится на колени и стыдливо опускает глаза, прикрывая рукой бок. — Что? — по комнате раздается шуршание, а затем на плечо парня ложится теплая ладонь. — Покажи, — Пойзон тянет Гоула за локоть, чтобы посмотреть на рану. Она выглядит не так ужасно, как он думал, но все равно нужно что-то с этим сделать. На боку было содрано много кожи, все покрывала поблескивающая сукровица, а на паре участков можно было увидеть капельки крови. — Почему не сказал? — Не хотел беспокоить, — Фан пожимает плечами и смотрит на то, как теперь уже Пати роется в сумке, играющей роль аптечки. Он никогда не видел его настолько… открытым? На старшем была какая-то растянутая темная майка и короткие свободные шорты. Эта одежда не скрывала его шрамов, ран и синяков. — Придурок, — Пойзон достает чистый бинт и пузырек с какой-то жидкостью. Возможно, это перекись. — В следующий раз говори, ладно? — парень дожидается кивка, после чего поднимается с пола и идет к кровати Фана. — Ложись, я все сделаю. Следующие десять минут комнату наполняли тихие вздохи младшего и слова утешения старшего. Пойзон пытался делать все аккуратно, но это не очень-то получается, когда обрабатываешь рану какой-то жгучей настойкой, которую им как-то дал Доктор Ас, из-за чего парень дергается. Но скоро мучения прекращаются, и он просто перевязывает поврежденное место, предварительно попросив Гоула сесть прямо. — Уф, спасибо, — Фан убирает за ухо начинавшую его бесить прядь. Он крутит в пальцах конец другой прядки, понимая, что волосы снова сильно отросли. И как только успевают? — Давай все завтра? — Пати ерошит волосы Гоула и садится удобнее на его матрасе. Младший не знает, что ему делать. Внутри него сейчас борются две стороны, одна из которых определенно сильнее. Он так хочет снова прикоснуться к Пати и почувствовать его тепло. Он правда так давно не обнимался. А делал ли он это вообще когда-нибудь? — Я, наверное, пойду, — Пати начинает подниматься, но Фан притягивает его к себе. Парень не понимает, что нашло на младшего. Он напрягается и пытается вспомнить, случалось ли подобное когда-нибудь еще. Да, определенно было. Возможно, ребенок просто изголодался по прикосновениям. — Не уходи, — Гоул, превозмогая боль, поворачивается к парню и утыкается ему в шею. Пойзон кладет ладонь на его спину и неторопливо начинает поглаживать между лопаток. Тело Гоула горячее, а сердце бьется так быстро, что это может почувствовать Пати. — Прости, — Фан шмыгает носом и поднимает голову, постоянно отводя взгляд. Пати не видит, но понимает, что тот снова плачет. Он знает младшего несколько месяцев, но все еще не может понять его эмоций.***
Их первый поцелуй вышел… странным. Да, странным и недолгим. Но вместе с этим очень нежным. Фан снова прижимался к Пати, беззвучно плача, а тот покорно давал себя обнимать. Он просто уже привык к тому, что иногда Гоулу нужно немного тепла. Совсем чуть-чуть. Тем более, он делает это не так уж и часто, поэтому Пати не раздражается. Пойзон за несколько секунд до этого подумал, что Гоул утомился и уснул, поэтому немного наклонился, чтобы убедиться в этом, но тот дернулся и оставил быстрый поцелуй на его губах. Все длилось не более секунды, однако даже этого Пати хватило, чтобы кое-что понять. Во-первых, младший, похоже, влюбился. Во-вторых, того что-то сильно беспокоит. Это сравнение глупое, но Гоул будто хватался за губы Пати как за спасительную соломинку. И в-третьих, он не умеет целоваться. Либо Фан делает это впервые, либо просто редко делал раньше. Теперь губы Пати были немного влажными и солеными, и это было не очень приятно, поэтому он попытался незаметно вытереть их. Ему кажется, что стирать слезы, оставленные человеком, который сидит под боком, немного неправильно, но все равно это делает. Фан не замечает, потому что сразу после содеянного закрыл лицо ладонями и теперь тер глаза. — Прости, — он снова извиняется. Пойзон хочет сказать, что все нормально, но потом Гоул смотрит в его глаза, вынуждая отвести взгляд. Он правда не беспокоится по этому поводу. Просто… так случается, и в этом нет ничего такого. — Что произошло? — Пати задает этот вопрос спустя какое-то время. Он спрашивает расплывчато, без какой-либо конкретики и привязки к определенному действию, чтобы Гоул сам смог выбрать, что рассказать. В комнате снова становится тихо. Пати понимает: младший думает о том, что сказать и сказать ли вообще. — Я должен был рассказать раньше, но не смог, извините. Тогда, в январе, умер мой единственный… друг. Я боюсь, что это повторится снова, — Гоул всхлипывает и утыкается в грудь Пойзона. — Я скитался несколько месяцев в одиночестве, я мечтал, чтобы меня прикончили, но почему-то продолжал бороться. Был ли в этом смысл? — голос становится тише с каждым словом. Парень вертит головой и прекращает только тогда, когда чувствует теплую ладонь между лопаток. А Пати любит прикасаться там. — Не продолжай, если не можешь, — Пойзон не знает, что может еще сказать Гоул, но ему все равно страшно. Пока он слушал этот короткий рассказ, по телу пробегал неприятный холодок. Этот мальчик пережил такую ужасную вещь. Пойзон видел много смертей, эти люди не были ему близки, и все же он знает, что говорить об этом сложно. Он не может даже подобрать слов, чтобы описать смерть малознакомого человека, что уж говорить о близком друге. — Джи? Я слышал, как тебя так назвал Кобра, — Пати резко распахивает глаза и смотрит на Гоула. Никто кроме брата не звал его по настоящему имени. — Да? — он убирает темную прядь с лица мальчика и глядит на него уже более мягко. — Извини за… это. — Все в порядке, — Пойзон утыкается носом в макушку Фана и немного приобнимает за плечи. Ну, а Фан не против. Он прикрывает глаза и наслаждается новыми для него ощущениями. Пати немного лохматит волосы, и Гоул смущенно хихикает.***
Пати с каждой неделей все больше и больше начинает волновать влюбленность Гоула. Он понимает, что сам сказал, что «все в порядке», но ведь это, вроде как, не было полным согласием на всякие недоромантические штуки. Он не хочет отношений, он просто не тяготеет к этому, поэтому быстрые поцелуи и учащающиеся телесные контакты начинают смущать и заставляют чувствовать себя неловко. Иногда Пойзон порывается поговорить на эту тему с Фаном, но когда видит, как загорается маленький огонек в его глазах, забывает все слова. Да и не хочет он огорчать парня. Этот возможный разговор представляется ему слишком жестоким. Он может просто растоптать его сердце, а делать такое с этим мальчиком не хочется. Гоул умеет прислушиваться и пока не переходит границы, так что все сносно. Его любовь слишком невинна. Ему будто десять, а не семнадцать. Пати откидывается на спинку дивана, прокручивая моменты из своей «бешеной жизни в семнадцать». Они тогда были смелее и напористее, и уж точно не останавливались на одних только смазанных поцелуях украдкой и объятиях. Конечно же, среди этого было довольно много гадостей и мудаческих поступков, случайных беременностей и отказов от ответственности, боли и разочарования, но куда без этого, когда ты подросток, водящийся с мутными людьми? Из размышлений Пойзона вырвал неуверенный стук в дверь. — Да? — он поднимает голову и смотрит на дверь. Она приоткрывается, и в проеме показывается лицо Фана. Ох, ясно, как же Пойзон не угадал? — Кобра сказал, что ты давно не выходишь из комнаты, попросил… — Принести поесть? — Пати кивает на банку с консервами в руке парня. Тот вздыхает и проходит в комнату. — А это что? — он замечает в другой руке банку с противным смайликом. — Мы нашли свежую газировку. Ребятам показалось, что тебе понравится. Она вишневая, — Фан передает жестянку Пати, прежде чем сесть рядом, и начинает открывать консервы. Его теперь уже короткие волосы смешно топорщатся на затылке. Они не закрывают его лицо, поэтому Пати может смотреть, как он хмурится и поджимает губы, прилагая усилия, чтобы отцепить ключ и поднять крышку. — Я не хочу есть, — он делает глоток, а затем кладет свою ладонь на ладонь Гоула. Тот останавливается и недоуменно смотрит на Пойзона. Как это не хочет есть? Футболка на нем висит, как на вешалке, а еще Гоул знает, что под ней впалый живот и неплохо просматривающиеся ребра. — Что-то… случилось? — парень задает вопрос, стараясь не поднимать глаз. — Не лучшие времена, — старший усмехается и в три глотка допивает остаток из банки. Сплющивает жестянку и кидает на пол. Потом уберет. — Может, все-таки попробуешь? — Гоул мнется, но все равно убирает крышку, чтобы можно было съесть это… нечто. Он не знает, что там намешано, по вкусу оно напоминает еду для собак, но деваться некуда. Парень знает, что у Пойзона бывают странные времена. Он ходит без сил, мало общается и так же мало ест. Гоулу его жаль. Пати приподнимает бровь и смотрит на младшего. Он не думает, что сможет осилить эту банку, но в животе так режет. Может, стоит хотя бы попытаться? Когда он взмахивает рукой, на губах Гоула расцветает чуть заметная улыбка, а потом он достает погнутую ложку и набирает в нее немного жижи. Кошмар, у Пойзона появилась собственная няня.***
В этом году зима холоднее, чем была в прошлом. Все чаще и чаще по ночам можно слышать, как ветры завывают, разнося пыль и песок, и будь ты проклят, если забыл закрыть окна. В последнее время Гоул часто просыпается от стука мелких песчинок по стеклам. Первое время он мог подолгу лежать в ожидании сна, а потом нашел в пыльном свете луны какое-то очарование. Сейчас он в очередной раз поднимается и тихо крадется мимо кровати Пати, чтобы встать на носочки и посмотреть в окно. Фан складывает руки на подоконнике и кладет на них голову: так удобнее смотреть в это маленькое окошко. Звезд на небе давно не видно из-за ужасного состояния атмосферы (ох, Бэт-Сити оказывает влияние даже на это), но разноцветные спутники сияют ярко. Парень знает, кем были эти спутники перед тем, как их запустили в космос, и от этого ему становится грустно. Ему кажется, что они все еще могут чувствовать. Ему кажется, что они наблюдают за ним и пытаются передать что-то важное через мерцания. Гоулу даже приходило в голову выучить азбуку Морзе и постараться понять, что андроиды хотят донести. Луна сегодня ярче, чем обычно. Даже грязные окна и ветер, кружащий песок и пыль не могут заглушить ее свет. От долгого созерцания у Гоула начинает резать глаза, в уголках собираются слезинки. Он отворачивается только тогда, когда слышит шорохи позади — Пати залезает под одеяло с головой, видимо, из-за этого слепящего света. Парень закрывает окошко плотной шторкой и идет к своей постели, стараясь не слишком шуметь. Кровать предательски скрипит, прогибаясь под ним, но Пойзон только переворачивается на бок и продолжает посапывать. Гоул забирается под плед и поджимает колени к груди, принимаясь растирать замерзшие ступни. Спустя несколько минут он уже мирно лежит, посматривая сквозь полусомкнутые веки на Пати. Гоул видит его таким умиротворенным, наверное, только когда тот спит. Он расслаблен: даже морщинки на лбу и между бровями исчезли. Несколько бледных красных прядок упали Пати на лицо, и Фан жалеет, что не может их убрать сейчас. Он не может провести пальцами по его мягкой, но сухой коже, дотронуться до холодных кончиков ушей и погладить шею, ведь тогда Пойзон точно проснется. Гоул отворачивается к стене. Тени скользят по рисункам, надписям, старым потертым плакатам и пестрым открыткам. Парень улавливает мерное дыхание Пати. Он слышит, как на улице бушует ветер. Под закрытыми веками ему видятся смутно знакомые образы. Он чувствует непонятную тревогу. Пальцы на руках подрагивают, по затылку пробегают мурашки. Дыхание сбивается, сердце хочет вырваться из груди, живот сводит спазмами, глаза наполняются влагой, а в виски будто вкручивают болты. Гоул пытается вздохнуть, но не может. Ему словно пережали горло. Будто череп скоро расколется на несколько частей. Будто сердце хочет переломать все ребра и разорваться. — Ох, — это просто случайный, еле слышный вздох Пати, но это было так неожиданно, что заставило Гоула отвлечься. Он почувствовал, что внутри все остановилось. Что болтов больше нет, что в груди все спокойно. Парень снова поворачивается к Пати. Он спит, все хорошо. Веки Гоула тяжелеют, и он, наконец, закрывает глаза и погружается в сон. Ему ничего не снится. Он ощущает только спокойствие, хотя где-то на задворках сознания скребется мысль о том, что что-то не так.***
Драксы подобрались к ним слишком неожиданно. В этот день у них была небольшая вылазка к нескольким «станциям» — еще не разведанным заправкам и магазинчикам с целью найти что-нибудь. Да, они смогли расправиться с врагами и сбежать, но ликование не длилось долго. Всему хорошему когда-нибудь приходит конец. Самые страшные опасения воплощаются в реальности. Сердце Гоула болело так сильно, что на глаза навернулись слезы, которые мешали целиться. Он заведомо знал, что ничего не сделает патрулю пугал, но все равно пытался стрелять, держа сразу два бластера в трясущихся руках. В висках стучало, он знал, что это уже близко. — Залезай обратно, бестолочь, — Кобра тянет его за пояс штанов, затаскивая в салон понтиака. На его лице непонимание, страх. Фан стирает влагу с лица, пачкая щеки грязью с рук. — Это конец, — он шепчет так тихо, что его слышит лишь Кобра, да и то только сильно наклонившись. Парень замирает. А потом бьет Гоула по лицу. Щека горит, но эта боль не сравнится с тем, что творится в груди. — Не говори так! — кричать для Кида не свойственно, поэтому все затихают. В салоне стоит гробовая тишина. Лучи отскакивают от бронированного бампера. — … не надо, — на его лице явно проступают неверие, безысходность. Он сглатывает и исподлобья сверкает глазами на Фана. Ему совсем не свойственно сразу верить каким-то странным словам, но что-то — может, то, как Гоул это сказал, или то, с каким выражением лица он это сказал, — затронуло нечто в его душе. — Это конец, — он говорит это увереннее, чем только сильнее пугает остальных. Пальцы Пати почти до онемения сжимают руль, зубы стискиваются и начинают скрипеть. — Мы не сможем спастись все вместе. — Замолчи, — Пойзон говорит это чересчур холодно. Кто он такой, чтобы бояться глупых высказываний этого ребенка? Он не может сейчас потерять самообладание. Он — лидер. Он должен быть спокоен. От его действий зависит все, и в его планы уж точно не входит прятаться и трястись всего лишь из-за каких-то слов. Фан может думать все, что захочет, вот только пусть он не втягивает в это других. Пати сильнее напрягается, когда понимает, что цель патруля — не убить их сразу, а куда-то загнать. Сердце в груди начинает испуганно трепыхаться, когда на единственной дороге, куда он мог свернуть, появляется еще один бронированный грузовик. Этот поворот мог спасти их жизни. Теперь съезжать с дороги нельзя — везде натыканы мины. Кто-то просчитал это. Все это — часть какого-то огромного плана, суть которого начинает доходить до Пати только сейчас. Бэт-Сити близко. Впереди возвышаются высокие здания, гигантские баннеры пестреют рекламами препаратов и обещаниями лучшего будущего. Пойзон почти ничего не слышит из-за звона в ушах. Будто откуда-то издали доносятся испуганные голоса товарищей. Что-то про то, что нужно ехать быстрее. Какофония звуков бьет по перепонкам, но он понимает, что среди всего этого не слышит только голоса Фана. Пати смотрит на младшего через маленькое зеркальце в салоне. Его внимание направлено на Гоула, словно все вокруг исчезло. Гоул поджал колени к груди и уткнулся в них красным лицом. Он догадался. Либо просто почувствовал. Зрение фокусируется на брате. Он пытается справиться с панической атакой. Как же давно этого не происходило. Он старается восстановить дыхание, он хватается за руку Джета, который специально повернулся к нему, хотя делать это, если сидишь на переднем сиденье, неудобно. Джет сейчас выглядит наиболее спокойным, хотя Пати знает, что внутри него происходит полнейший хаос. Он всегда такой — только делает вид, что в порядке, чтобы другим стало лучше. — Все будет хорошо, — Пати говорит это шепотом, чтобы никто не услышал. Эти слова предназначены только для него самого. Город все ближе и ближе. Темный тоннель похож на огромный рот, который вот-вот поглотит старый пыльный понтиак и их вместе с ним. Патрульные машины сзади подгоняют. Пати переключает передачу и ускоряется. От резкого ускорения всех по инерции немного отбрасывает назад. Пойзон извиняется перед Джетом, ударившимся скулой о жесткое сиденье. — Пати? — Гоул дотрагивается до плеча парня. Его голос дрожит, впрочем, как и он сам. Ему нужно успеть сказать кое-что важное, пока их не взяли. Он обязан успеть. Он не повторит своей прошлой ошибки. — Сейчас не время, — Пати раздраженно скидывает ладонь Фана и наседает на руль. Пати моргает, пытаясь быстро привыкнуть к слабому освещению в тоннеле. Они почти в Бэт-Сити. Им оттуда не выбраться. Он смотрит в зеркало заднего вида, уже зная, что там увидит, и все же почему-то надеясь на то, что дорога будет свободна. Нет — грузовики все еще едут за ними, но уже сбрасывая скорость. Пати всматривается в странные силуэты в конце тоннеля до тех пор, пока не понимает, что это машины. Им загородили путь, но он хочет попробовать проскочить. Парень выжимает педаль газа. Он замечает сначала Джета, который вцепляется в кресло, а потом слышит возню на задних сидениях — похоже, ребята тоже готовятся к столкновению. Машины все ближе. Пати кажется, что он слышит стук собственного сердца. Он чувствует, как капля пота начинает скатываться со лба, она ему мешает, она щекочет кожу, но оторвать рук от руля он не решается. Еще несколько секунд — и у них появится шанс выжить. Пойзон окончательно теряет надежду, когда машину заносит и он теряет управление. Он пытается вырулить, пока голова кружится от смазанных силуэтов. Кажется, сзади кто-то несколько раз ударился о стекло. Когда понтиак, наконец, останавливается, парню хочется выблевать все свои внутренности. Он успевает осмотреть каждого — Джет закрыл глаза и сейчас пытается восстановить дыхание, Кид держится за голову, а Гоул прислонился к стеклу, не замечая, как из носа бежит кровь, — перед тем, как его грубо вытащили из машины. Пати оборачивается. Колеса. Им проткнули чертовы колеса. Ну конечно, что это еще могло быть? *** Я тебя люблю Я тебя люблю Я тебя люблю Гоул пытается сказать эти слова, пока не поздно, но из его рта вылетают только хрипы. В горле стоит ком. Он обязан успеть. Женщина сильнее давит каблуком на спину Пати и приставляет бластер к его виску. Он все так же измучено смотрит на Гоула. Гоулу кажется, что он тоже хочет что-то сказать, но не может вытолкнуть эти слова из себя, поэтому пытается передать это своим взглядом. Его глаза блестят от слез, на одной стороне лица содрана кожа, потому что его протащили по асфальту, а волосы, еще более блеклые от пыли и грязи, вяло обрамляют бледное лицо. Фану вновь кажется, что в его виски вкручивают болты. Они пульсируют, и Гоул думает, что вот-вот потеряет сознание от боли. Люблю Он правда пытается выплюнуть это, но слова будто встали поперек горла. Гоулу кажется, что он сейчас задохнется. Он силится сглотнуть, но что-то мешает. Он снова поднимает взгляд на Пати. Иногда парень облизывает потрескавшиеся губы, и каждый раз Гоул, видя это, жалеет о том, что никогда по-настоящему не целовал его. Он хотел бы ощутить их мягкость, их тепло. Все, что у него было — смазанные поцелуи, которые он сам оставлял, набравшись смелости. Они заставляли чувствовать себя на вершине мира, вызывали дрожь и ощущение чего-то запретного, но этого было недостаточно. Он хотел нежных и долгих поцелуев, какие видел еще очень давно. Когда он был совсем ребенком, их команда была большой. Они все любили друг друга, но кто-то любил кого-то больше. Иногда эти люди целовались, Фанни — именно так они его называли, — нравилось наблюдать за этим. Но время шло, эти люди либо покидали команду, либо… умирали, их лица стирались из памяти, однако воспоминания об их поцелуях вместе с ощущением трепета в груди никуда не пропадали. Гоул становился старше, он мечтал найти человека, которого будет целовать так же. Он нашел его. Но этот человек его будто отталкивал. Фан пытался подобраться к нему и поцеловать так же тепло, как те люди делали это, но ничего не выходило. Джи… он… он любил его, Гоул уверен в этом, но делал это не так. Он заботился о нем, ухаживал и постоянно спрашивал о самочувствии, но он относился так ко всем. Он говорил Гоулу, что любит всех как своих братьев, но Гоул не хотел быть его братом. Он просто хотел касаться его и целовать так, как это делают пары. Пойзон же держал его на расстоянии. Фан не знает, почему. Каждый раз, когда Пати отворачивался после того, как Гоул касался губами щеки или уголка его губ, от сердца младшего будто отрывали какую-то часть. Ему было невыносимо больно знать, что он безразличен Пойзону, однако он продолжал делать все эти вещи, надеясь, что однажды парень не отвернется и поцелует его в ответ. Фан иногда думал о том, что мог бы просто взять его лицо в свои ладони и начать целовать его губы так, как давно мечтал, но каждый раз он отметал эту идею подальше. Он думал, что сделает только хуже. Однако теперь, когда человек, которого он любит больше жизни, лежит на дороге с приставленным к виску бластером, он жалеет о том, что не сделал этого. Даже если бы Пати потерял самообладание и накричал на него, было бы легче. Гоул бы не убивался по нему и не пытался сдерживать слезы сейчас, осознавая, сколько возможностей он упустил. Женщина опускает предохранитель. Она самодовольно смотрит прямо в глаза Гоула. Он не выдерживает этого и дает волю слезам. Он знает, что выглядит чертовски жалко — он стоит на коленях и рыдает так, что череп будто вот-вот скоро расколется. Он весь в царапинах и синяках, его руки связаны за спиной, а его голову держит один из пугал, больно оттягивая отросшие, но все еще короткие волосы руками в перчатках из материала, по ощущениям слишком сильно напоминающего резину. — Джи… — у него выходит сказать это, но продолжить он не может, потому что его снова начинают душить слезы. Он хочет сказать ему, как он его любит, хотя бы сейчас. — Простите, — это было произнесено резко, неожиданно и отчаянно, будто Пати насильно вытолкнул слова из себя. Он окидывает быстрым взглядом своих друзей, стоящих на коленях, а после вновь возвращается к Фану. — Джи… я… я так… — Гоул собирается с силами. Пати словно помог ему найти немного сил и уверенности, чтобы попытаться сказать. Он вздыхает, собираясь закончить фразу. Первый звук почти проскальзывает меж его губ, но… Выстрел оглушает его быстрее, чем он успевает сказать самое главное. Люблю тебя Он смаргивает слезы и смотрит на Пати. Его рот приоткрыт, будто он сейчас скажет что-то еще. Его глаза все так же широко распахнуты, в них все еще стоят слезы, но в них ничего нет. Вся жизнь выветрилась вместе с яркой искрой выстрела. Фану кажется, что все его внутренности скручиваются в один огромный узел, а потом его начинает рвать желчью и консервами. Он такой жалкий. — Любовь и чувства… — женщина отрывает взгляд от головы Пати и смотрит вдаль, в пустыню. Она выдыхает и блаженно прикрывает глаза. — они не доведут до добра. Вы выбрали жизнь насекомых, вредителей, чтобы любить. Любовь заставляет страдать — сейчас вы понимаете это как никогда. Это, — она махает дулом вниз, — для вашего же блага. «Для вашего же блага», — Гоул слышит это у себя в голове голосами ребят. Они вторят друг другу. Громче и громче, бесконечное количество раз. Он успевает увидеть, как женщина подходит к Джету и направляет бластер прямо в его сердце, после чего теряет сознание.***
«Приведите его в сознание», — вот что он слышит, пока его бьют по лицу все теми же холодными резиновыми перчатками. Гоул разлепляет глаза и измученно вздыхает, понимая, что это все не сон. Он стоит на коленях так долго, что уже не чувствует ног. Сейчас больные колени — ничто по сравнению с тем, что произошло ранее. Парень боится поднять глаза. Он знает, кто там лежит, и видеть это снова совсем не хочется. К нему подходит та же женщина. Он смотрит на ее туфли и думает, что она скоро прожжет дыру в его затылке. Щелчок пальцев — его голову резко запрокидывают назад, заставляя посмотреть прямо в глаза женщине. Они пугающе чистые — чистые от эмоций. Они кажутся Гоулу просто стеклянными. — Раньше я любила. И я потеряла любовь, но это к лучшему. Я даю тебе шанс. Ты будешь перепрограммирован, вся грязь будет стерта. Так лучше. Так безопаснее, — губы Гоула искривляются в отвращении. «Грязь» — именно так они называют жизнь. Почему он использовал именно слово «жизнь»? Потому что без эмоций и чувств это не представляет из себя ничего. Гоул лучше выберет смерть, чем пустое долгое существование, поддерживаемое таблетками. Он случайно цепляется взглядом за тела, лежащие рядом друг с другом перед легковой машиной корпорации. Он уверен, что его товарищам тоже предлагали прочистить мозги, но они отказались. И черта с два он сам этого не сделает. Может быть, они и смогут стереть всего его воспоминания, но перманентный стыд, который поселится в его теле в тот момент, когда он сдастся, никуда не денется. — Я лучше сдохну, — выплевывает Фан, смотря прямо в глаза напротив. Он видит, как уголок губ слегка приподнимается, а после слышит щелчок. Предохранитель. Он еще никогда не был так готов к смерти. У него ничего не осталось. У него нет больше поводов, чтобы жить. Он потерял всех. Один он снова не протянет. Гоул знает, что Ведьма Феникса не оставит его. Парень всегда свято верил в то, что она существует. Она поможет ему найтись и не даст снова потеряться. Гоул расслабляется и закрывает глаза. Делает вдох — ощущает прикосновение ледяного дула ко лбу. Он может почувствовать, как внутри бластера бурлит энергия. Совсем скоро она должна будет высвободиться и убить его. Единственное и последнее, что он слышит, — так это только то, как поскрипывает спусковой крючок, когда женщина давит на него пальцем.