Письма

— Слушай, давай писать друг другу письма? Раз ты говоришь, что тебе не хватает общения со мной, когда мы в разъездах, — предложил мне пару лет назад рыжеволосый юноша, поправляя забавные хвостики на макушке. Он только что закончил репетировать свои номера, да и его спутница мартышка Мона постоянно держалась у него на шее, уцепившись за смешную причёску, поэтому волосы юноши растрепались. — Да знаешь, похоже ваш цирк настолько часто меняет локацию, что почта попросту их теряет. ...Я пытался пару раз, но ни одно моё письмо никогда так и не дошло до адресата, — ответил я ему тогда. *** Утро каждого обычного человека начинается с того, что он просыпается. Вот и я наконец решил открыть глаза и сделать этот первый шаг в новый день; но вместо привычной спальни, уставленной разнообразными наборами шахмат, от переносных до гроссмейстерских, вижу серую и неуютную камеру. В голове моментально проскакивают воспоминания о прошедшем дне и невольно изо рта вылетает недовольное цокание, ставшее привычной реакцией на все вещи, которые не приходятся мне по душе. Мозг заполняется токсичными мыслями о туповатом инспекторе, который без своего начальника два и два сложить не может, глупой девчонке-журналистке, двойнике президента, выдавшем меня с потрохами своим признанием, о том невыносимом прокуроре, порушившем все мои планы, и, конечно же, о моём заклятом враге — Итане Руке, бывшем начальнике. Если бы не этот чёртов Рук, то сейчас бы я был первым телохранителем президента, а не валялся бы на грязной и холодной койке в изоляторе. Одно греет душу — я хотя бы добился своего и кокнул эту долбаную занозу в заднице, только, к сожалению, толку от этого уже никакого. И всё-таки, пока не приехал этот "гений" в слюнявчике со своей свитой, план шёл как по маслу, как Саймон и говорил... Надо наконец позвонить ему и попросить прийти сюда на встречу. Он — единственный человек, которого я хочу сейчас видеть. Да и в принципе единственный, думаю. — Эй, Найтли, проснулся? Там телефон освободился, по которому ты вчера так хотел поговорить, — раздался резкий голос полицейского, который и вывел меня из моих размышлений. — Поторопись, а то опять занять его не успеешь. — Тц, иду, нечего так орать, — пытаюсь совладать с желанием высказать ему всё, что я думаю обо всей этой ситуации и о нём самом лично, но неизменный привычный звук всё же вылетел изо рта раньше, чем я даже успел это понять. Разговор получился коротким, дали поговорить всего пару минут, поэтому я решил не лить воду, а сразу попросил прийти Саймона сюда сразу как он сможет, прихватив коробочку с шахматами. Не думаю, что кто-то будет против безобидной передачи, тем более её всё равно осмотрят перед тем, как я её наконец получу. Вернувшись в камеру, я не знал, чем себя занять: первое время я пытался придумать, как же ответить своему противнику по шахматам, которого с нетерпением уже хотелось увидеть вживую, но время как назло тянулось словно резина. Покончив с обдумыванием следующего хода, я просмотрел местную "библиотеку" и, не найдя ничего путного, просто изнывал от скуки. Повторяющиеся по сотому кругу мысли о вчерашнем инциденте ситуацию не улучшали, поэтому я решил написать ещё одно письмо, только на этот раз не касающуюся шахмат отписку, а настоящее. Такими обычно обмениваются люди, разделённые обстоятельствами. Выбор адресата был совсем не сложен — у меня такой один на всём белом свете. Не буду же я, в самом деле, писать письма тем, кто меня сюда засадил? Сев за стол, я сразу же столкнулся с проблемой — не знал, как же начать. Не замечая своих действий, я начал проговаривать свои действия себе под нос: — Дорогой Саймон... Нет, так пишут письма только те приторные дамочки, которые иногда сбегались посмотреть выступления звёзд, которых мы охраняли. Оказалось, что настолько простое занятие для одних людей может быть чуть ли не каторжным трудом для других, но делать всё равно было нечего, так что уж лучше страдать от чего-то, чем от безделья. — Мартышка?.. Ну, нам уже не по десять лет. Я, конечно, могу себе позволить при личной встрече его так назвать, но в письменном виде это как-то чересчур. Личная встреча, ха? Как давно мы не собирались с ним просто так, не для обсуждения каких-то проблем или планов на будущее, а просто посидеть, посмеяться и вспомнить былое... — Да уж, такой возможности у нас, судя по всему, ещё долго не будет... Поймав себя на мысли, что я отвлекаюсь, решаю вернуться к первоначальному занятию. — Наверное, всё же нужно остановиться но чём-то нейтральном. Ай, ладно, просто напишу его имя без всяких там прилагательных! И снова тупик. Честное слово, почему выражать свои мысли так сложно? Я ведь испытываю столько эмоций, неужели я не в состоянии хоть что-то из себя выжать на этот тупой кусок бумаги? Наконец я смог поймать вдохновение, и рука будто сама начала оставлять на бумаге стройные ряды букв. "Саймон, спасибо тебе за твой план. Он был хорош, но, кажется, я всё испортил своей "самодеятельностью". Но ты должен меня понять, это была идеальная возможность наконец избавиться от этого сидящего у меня в печёнках мужика! Если бы только не тот индюк в оборках, план бы выстрелил и сработал как надо. Прости, что не смогу попасть на твоё следующее шоу. Знаю, обещал тебе, я бы и сам с удовольствием, но, думаю, ты понимаешь что к чему. Надеюсь, что когда я выйду отсюда, ты всё ещё будешь выступать в цирке и я всё-таки посмотрю на твои номера. ...Знаешь, я очень по тебе соскучился — мы оба в разъездах, и совсем перестали видеться друг с другом. Обещаю, что мы обязательно где-нибудь посидим и поговорим по душам. Я бы хотел наконец рассказать тебе о том, что со мной было после того, как ты сбежал; о том, что случилось с нами в тот роковой день 18 лет назад... Понимаешь, я всё вспомнил. Думаю, ты тоже. Я искал тебя после интерната именно для того, чтобы поговорить с тобой об этом, но когда мои поиски наконец увенчались успехом, ты показался мне таким беззаботным, что мне было боязно. Мне было страшно рушить твоё, как я хотел верить, счастье и вновь обретённую беспечность. Но после такого детального плана, который мне самому никогда бы не удалось придумать, я понял. Понял, что ты не тот, кем кажешься. Я начал подозревать это ещё тогда, после происшествия в детском доме, но сейчас убедился окончательно. Я готов наконец открыть тебе все свои карты, которые тщательно скрывал, как я думал, ради твоего же блага. Я... Прости меня. Я не должен был так делать. Мало того, что я утаивал от тебя секрет того холодного дня, так ещё и делал это из-за того, что... Саймон, я тебя-" — Чёрт. Я говорю слишком много. Нет. Так дело не пойдёт. ...Я не могу. Зачем я обманываю себя каждый раз, когда пытаюсь написать это несчастное письмо? Ему не нужны мои извинения. А уж что говорить про чувства... Очередная тщетная попытка признаться тому, кого я зову лучшим другом, в том, что это из-за меня мы потеряли семьи. Очередная тщетная попытка восстановить дружбу из пепелища, настолько же тщетная, как беспорядочные и отчаянные действия полицейских, надеющихся чудом восстановить следы убийцы двенадцать лет назад. Очередная тщетная попытка обмануть себя тем, что он — невинный юноша, не способный даже муху прихлопнуть. Нет, он — волк в овечьей шкуре, как бы я это ни отрицал. Он — актёр, который играет даже уходя со сцены. И я слепо хотел верить в то, что та маска, что он на себя надевает, не ложь. Хотел верить, что он снова доверяет мне, как если бы ничего не произошло. Нет. Так нельзя. И снова письмо не дойдёт до своего адресата.