Скрипка

Герр Картман поспешно ушел из лагеря. Ему отчаянно нужно было создать дистанцию ​​между ним и рыжеволосым евреем. Ему нужно было избегать смотреть на него еще раз. В противном случае он боялся, что не сможет остановиться. Он боялся, что сделает все, чтобы вернуть этого еврея, нарушит все правила и поставит под угрозу свою карьеру. Его собственную безопасность. Его собственное здравомыслие. Отправка рыжеволосого обратно в лагерь была самой трудной вещью, которую он когда-либо делал. Он не мог точно объяснить, почему, но понял, что в этом еврее всегда было что-то, что его привлекало. И это было большим достижением. Кайл был единственным исключением. Все, что когда-либо делали евреи, это вызывало у него отвращение, раздражение и ярость. Но этот очаровал его с первого дня. Только теперь Герр Картман понял, что был обречен с того момента, как взглянул в эти прекрасные зеленые глаза. Потому что он был очарован их цветом. Он был очарован количеством внутренней силы, которую он прочел в них. Только теперь он понял, что все пытки, которым он подверг Кайла в эти суровые зимние месяцы, были его способом добиться хоть чего-то от парня. Он любил смотреть, как Кайл борется. Он любил смотреть, как он сражается. И наслаждался каждым триумфом. Только теперь Герр Картман понял, что это все время было восхищением. Восхищение упорством этого еврея. Его непрерывной борьбой за выживание. Именно по этой причине он всегда проявлял любопытство, а не сердился на маленькие, но умные уловки Кайла, облегчавшие его жизнь. А потом был вечер. Как красиво выглядел Кайл. Как пленительна была его улыбка, звучал его мелодичный смех, как грациозны были его движения во время игры на скрипке. Толстый нацист сам себе написал смертный приговор, когда решил трахнуть еврея. Потому что если раньше он был очарован, то теперь он покорëн. Прикосновения, поцелуи, усиливающаяся потребность быть вместе, быть единым целым, тихие стоны и радостные крики — все это сжигало его душу. Его сердце плакало о нем, в то время как его тело жаждало его. Но чем больше Герр Картман желал Кайла, тем больше он его избегал. Потому что то, чего он желал, было невозможно. Дни тянулись слишком медленно, а новостей от Крейга не поступало. Пока Герр Картман с нетерпением ждал, когда его переведут и он покинет эту дыру, ему нужно было заполнить свое время всевозможными задачами, чтобы отвлечься. Чтобы его мысли были заняты чем-то другим, кроме Кайла. Каждый день он ходил на рабочие поля и ловко избегал рыжеволосого еврея. Всю свою злость и досаду он спроецировал на других евреев, действуя еще более жестоко и гнусно, чем раньше. Потому что это была мука. За то, что его так тянет к Кайлу. За избегание его. За такую сильную тоску по еврею. За то, что запретил себе завладеть им. И за то, что мучил себя каждый день, ожидая, пока пройдут долгие часы, пока этот дрянной клочок бумаги попадет к нему в руки. Он проверял список некрологов с бешено колотящимся сердцем и вздыхал с облегчением, когда в нем не было написано одного конкретного имени. Время шло слишком медленно. Пришла весна. Теплые и прекрасные дни издевались над его подавленным сердцем. Ему казалось, что он скорбит. Часто одинокими и бессонными ночами Герр Картман в одиночестве бродил по дому. Каким-то образом он всегда оказывался в своем кабинете на кожаном диване, держа на коленях деревянную коробку. Он никогда не открывал еë. Скрипка внутри принадлежала не ему. Скрипку не должен был держать никто, кроме Кайла. Итак, коробка всегда оказывалась преданно возвращенной в угол, где она терпеливо ждала, чтобы ее снова открыли. … Сегодня был день отбора. Раз в триместр Герр Картман организовывал это важное мероприятие, на котором врач решал, годны ли евреи еще к работе или готовы умереть. Присутствие Герра Картмана во время бдительности отбора имело решающее значение. Сегодня у толстого нациста было две главные цели. Во-первых, чтобы не было никаких инцидентов. Во-вторых, убедиться, что определенного еврея не назначат на депортацию. Отбор начался. Солдаты заняли стратегические позиции. Их функция заключалась в том, чтобы запугать евреев и убедиться, что никто не попытается сопротивляться, драться или бежать. Герр Картман слышал рассказы из других лагерей, где все кончалось плохо, и он хотел избежать этого любой ценой. Порядок нужно было поддерживать. У Герра Картмана был чистый послужной список. И он хотел, чтобы так и оставалось. Толстый нацист смотрел, как евреи-мужчины бегут по невидимой траектории. Ему понравился выбор. Это была крайняя форма унижения и запугивания бессильных евреев. С них сняли одежду и заставили бегать голыми. Ночью шел дождь, поэтому земля была мокрой. Во время бега ноги увязали в мягкой грязи, и иногда евреи на ней скользили. Каждый солдат, стоявший на поле, представлял собой точку пути, ориентир для поворота и смены направления. Евреи усердно бежали друг за другом, повторяя следы друг друга, так что невидимый путь был прослеживаем. Они всегда заканчивались доктором, который быстро осматривал еврея. Несколько секунд его осуждающего взгляда определят, будет ли жизнь еврея продлена или угаснет. Герр Картман знал, что среди заключенных Дахау уже распространились слухи. В конце концов, были евреи, пережившие несколько отборов. Они знали, что отправленные на левую сторону никогда не возвращаются в лагерь. Но что нацисты также знали, так это то, что в человеческой природе было отвергать такую ​​определенную реальность. Многие предпочитали верить, что их отправили в другой трудовой лагерь. Легче поверить в более гладкую фальшивую реальность, чем в жестокую настоящую. В какой-то момент он увидел красный проблеск, пробежавший между массой людей. Его сердце екнуло, а глаза всю дорогу следили за бегущим парнем. Он был рад видеть, что тот не потерял много веса и что он легко бегает. Он видел, что Кайл в хорошей форме, и его румяные щеки были достаточным доказательством для того, чтобы доктор оставил его в живых. Его подозрения подтвердились. Врач едва взглянул на юношу и отправил его в правую часть, где ему выдали новую форму. Герр Картман вздохнул с облегчением и продолжил свое наблюдение более непринужденно. Время от времени он бросал взгляд в сторону Кайла. Он видел, как еврей встретил темноволосого ребенка и обнял его. Его младший брат. Мальчик, который донес на владельца скрипки. Не очень умный ребенок, подумал нацист про себя. Его глаза метнулись обратно к выбору. Все шло хорошо и гладко. Мужчины разделились. Одних отправили направо, других налево. Никто не посмел прервать трассу. Приказы просто выполнялись. Никто не переставал думать, почему произошел отбор. Ни о его последствиях. Никто толком не заметил нависшей над ними тени смерти. И вдруг раздался крик. Это не был вульгарный крик. Это было выражение чистого ужаса, агонии, отчаяния. Взгляд Герра Картмана вернулся к тому месту, где он в последний раз видел Кайла. Сердце чуть не выпрыгнуло из горла. Крик исходил от рыжеволосого. Герр Картман с ужасом наблюдал, как рыжеволосый еврей бежал обратно на поле, во весь голос выкрикивая «Отец». Не было времени думать. Ему нужно было действовать быстро. Поэтому он поспешил в сторону Кайла, в то время как мир, казалось, двигался в замедленном темпе. Герр Картман увидел, что Кайл быстро бежит. Все инстинктивно повернули головы на источник отчаянного крика. Но все как будто игнорировали это. Евреи продолжали бежать, а нацисты продолжали охранять. Одному солдату удалось помешать Кайлу, оттянув его назад своими сильными руками. Но рыжий был не в своем уме. Паника и истерия охватили его,поэтому он яростно боролся, в то время как он звал своего отца. Солдат ударил Кайла ружьем по спине, так что мальчик упал лицом в грязь. Герр Картман увидел, как темноволосый ребенок бросился к старшему брату. Затем он услышал мужской голос, зовущий Кайла. Герр Картман повернул голову на источник голоса и узнал лысого мужчину средних лет. Это был отец Кайла. Он стоял на левой части пути. В этот момент, толстый нацист понял причину отчаянного поведения молодого еврея. Времени на раздумья не было. Он побежал к Кайлу. Герр Картман знал, что этот рыжеволосый парень не обычный еврей. Он знал, что Кайл никогда не сдастся. Поэтому он бежал так быстро, как только мог. И пока он бежал, он наблюдал, как Кайл быстро поднялся на ноги, вырвавшись прямо из-под ног высокого солдата. Младший брат Кайла побежал за ним, но солдат схватил ребенка в воздухе, остановив его. Айка швырнули на пол и приказали не двигаться. Увидев направленное на него ружье, он подчинился. Тем временем Кайлу удалось вернуться на поле. Но на этот раз крупный солдат яростно схватил его за худую талию, полностью мешая ему двигаться к цели. Это случилось, когда Кайла охватила паника, и он выкрикнул слова, вызвавшие полный хаос. "Бегите! Вас отправят в лагеря смерти! Вас отправят в газовые камеры! Они называют это Окончательным Решением! Вы все умрете!!! Боритесь за свои жизни!!! БЕГИТЕ!!!!" Герр Картман добрался до Кайла через несколько секунд после крика и ударил его по животу. С отчаянным криком рыжий упал в грязь и скривился от боли. Толстому нацисту нужно было помешать Кайлу еще больше подвергнуть себя опасности. Потому что паника распространилась среди евреев. Нацист выругался себе под нос, поняв, что слишком поздно добрался до еврея. Другие испуганные евреи начали повторять слова Кайла. Подозрение, которое жило в лагере как шепот страха, теперь стало осязаемым. Этот страх, который так долго назревал и ждал, чтобы его спровоцировали, взорвался среди евреев, как бомба. Мужчины начали бегать в разные стороны и кричать. Те, кого отобрали для отправки в лагеря смерти, начали пробиваться наружу, разрывая проволочную сеть перед собой и нападая на солдат. Все это было одним огромным пятном хаоса. Потом послышался звук выстрела. Еврей лежал на полу в луже крови. Крики усиливались, среди заключенных росла паника, они были как муравьи, бегающие повсюду. Солдаты тоже запаниковали от непредсказуемости евреев, и выстрелов стало больше. «Прекратите стрелять!» — приказал Герр Картман. Но его голос был заглушен всеми остальными голосами. Он наклонился и схватил Кайла за волосы, который все еще свернулся клубочком от боли. «Помотри, что ты натворил, говнюк!», — прошептал он в ярости. Кайл издал болезненный крик. Он не мог видеть лица нациста, но узнал его голос. «Смотри!! Уебок! Смотри, что ты наделал!!!» Он отпустил волосы Кайла, и еврею, наконец, удалось направить свой взгляд на него. Он потрясенно уставился на картину хаоса, мертвых тел и крови. Герр Картман взял свое собственное ружье, направил его к небу и сделал три выстрела, один за другим. Все солдаты застыли, услыша леденящую и мощную команду. Евреи тоже замедлили бег. Они медленно остановились и повернулись, чтобы посмотреть на монстра Дахау. Нацист намеренно поставил ногу на спину Кайла, придавив его и лишив возможности двигаться. Что угодно, лишь бы рыжеволосый больше не подвергал себя опасности. «Как ты смеешь неуважительно относиться к моему авторитету?!» — закричал толстый нацист. «Лагерей смерти не существует! Газовых камер не бывает! Вот этот еврей…— сказал он, ударив Кайла по спине, заставив мальчика издать болезненный крик,—…в бреду. Его разум заразился во время работы сборщиком тел. Он не знает, о чем говорит»,— пренебрежительно сказал герр Картман. «Здесь есть мужчины, которые больше не годятся для работы, поэтому их отправляют в другой трудовой лагерь, где работа легче». Повисла тяжелая тишина, и герр Картман понял, что у него снова все под контролем. «Приступайте к отбору. Я не хочу больше никаких инцидентов, или, клянусь, я сам перестреляю вас всех, одного за другим!» Яростно угрожал нацист и с облегчением наблюдал, как евреи медленно возвращаются к невидимой траектории и продолжают отбор. Затем он позвал двух солдат. «Что касается этого еврея… — сказал он, пихая Кайла в бок,— Отведите его в темную комнату. Никто не должен навещать его или разговаривать с ним, кроме меня! Мне нужно допросить это маленькое дерьмо и докопаться до сути». Тайком пробормотал он двум солдатам, убедившись, что никто больше его не слышит. Каждый из солдат кивнул, схватил Кайла за руку и потащил его оттуда. Герр Картман с тяжелым сердцем смотрел, как его уносят. Кайл теперь кричал мольбы спасти своего отца. Герр Картман ненавидел пинать его, причинять ему боль. Но он должен был. Так же, как он должен был отправить его в темную комнату. Это был единственный способ спасти его. Герр Картман посмотрел на поле, где были еще рассеянные евреи. Он бросился между ними. «Не стойте там, ничего не делая. Возвращайтесь в свою линию!» Он кричал, отталкивая евреев вправо или влево. «Снова в строй! Снова в строй!» Он с силой схватил мужчину средних лет за руку. Еврей удивленно смотрел на него несколько секунд, пока фашист вытаскивал его с левой колеи на правую сторону. «Чего ты ждешь, чертов еврей? Я сказал, возвращайся к своей линии!» Яростно выплюнул нацист. Мужчина только один раз моргнул и быстро последовал за остальными, бегущими с правой стороны. Он получил новую форму и вскоре уже бежал к заплаканному ребенку, стоявшему за забором на территории казармы. Он обнял темноволосого мальчика и оглянулся в сторону толстого нациста. Он по-прежнему толкал евреев с одной стороны на другую. Контроль ущерба. Восстановление порядка. И почему-то у Джеральда Брофловски возникло странное ощущение, что когда Герр Картман вытащил его из левой линии, это не было ошибкой.