Осколок

Поначалу он этого даже не замечал. Слова людей, которых Ким Докча не знает, всегда игнорировались, что бы они ни говорили. Он собирал друзей, старался проходить сценарии с минимальным ущербом для «своих». Занимался решением актуальных проблем, остальное его не интересовало совершенно. Немного позднее он начал обращать внимание на вскользь брошенные друзьями фразы, вроде: «Ты, конечно, не красавец, но главное же душа, да?», но всегда думал, что все его сравнивают с Ю Джунхёком. На таком фоне любой, несомненно, меркнет. Главный герой, буквально, эталон красоты этого мира. Эти рассуждения вытеснили все зарождающиеся неприятные мысли на корню, и Ким Докча не думал больше об этих глупостях, отвечая на колкие фразочки шутками. После становления Королем мира без королей, он уже начал отмечать, что не только его товарищи могут упомянуть о его внешности, но и все окружающие люди прозвали его «Уродливым королем», не упуская возможности это громогласно высказать. Докча стал чаще чувствовать на себе жалеющие взгляды. Он пытался доказать самому себе, что его это совершенно не обижает, взрослый человек все-таки, да и невозможно нравиться всем, но скрытое с давних времен зерно самоуничижения стало понемногу заполнять его мысли. [Четвертая стена недовольно ворочается] Далее он все чаще ощущал уколы в районе сердца каждый раз, когда Хан Союнг или Ли Джиё со смехом поддевали его ставшими неуместными шутками. Он думал, что остальные, может быть, перестали так думать о нем, пожурят этих двоих, но никто этого не делал. Ю Сангах смущенно улыбалась, прося не обращать внимания, дети говорили, что любят его и таким, остальные просто поддакивали их словам. Только Джунхёк смотрел на него издалека своим убийственным взглядом, практически не моргая, хмыкал и уходил. А шутки не прекращались. Казалось, даже наоборот становились чаще. Наверное, из-за того, что он также, смеясь, отвечал на них, стараясь не показывать своей уязвленности. Иногда, проходя мимо разбитой витрины магазина или просто окна, в которых еще можно было разглядеть отражение, он бегло осматривал свое лицо. Ничего со школьных времен в целом и не изменилось. Волосы прямые, глаза, нос, рот все те же - он не считал себя уродом до сценариев. Точнее, в промежутке между школой и, кажется, до недавнего времени. Детские годы прошли неприятно. Остались горечью на корне языка, в университете стало проще, на работе отпустило совсем. Докча вырос, оставил все, что раньше душило его, принял себя и жил мирно. Во всяком случае, он действительно верил в это. [Четвертая стена напряжена] Толчком к пробуждению неприятных воспоминаний стала и встреча со своим школьным кошмаром. Он старался никогда не вспоминать то, что пережил, считая, что прошлое остается в прошлом. Но этот инцидент всколыхнул забытые чувства, что наложились на происходящие события. Горечь превратилась в удушливый комок. Оглядываясь назад, Докча начал обдумывать поступки своих знакомых, их слова, выражения лиц. Теперь он начал понимать, что, возможно, не так уж они и искренни. Вероятно, те шутки были всего лишь вершиной айсберга, то, что можно было сказать, не потеряв к себе расположение. Ли Хёнсон и Ли Гильён пошли с ним только потому, что были вместе с ним в поезде, им удобно идти за человеком, который помог выжить. Ю Сангах знала его и до сценариев, почему бы не держаться рядом со знакомым. Шин Ёсунг и Джун Хивон он спас, теперь они, скорее всего, чувствуют себя обязанными. Хан Союнг достаточно расчетлива, чтобы понимать выгоду нахождения рядом с ним. Ли Джиё и Ли Сеолва шли, грубо говоря, в комплекте с Ю Джунхёком, к которому Докча приклеился сам. Он сидел на крыше здания, недалеко от временного лагеря «Компании Ким Докча», держа в руке небольшой осколок зеркала. Он легко провел рукой по лицу от виска до подбородка, слегка натягивая кожу на щеке. Рядом лежал телефон с открытыми где-то на середине «Путями выживания». Это так ему напомнило те давно прошедшие годы. Он часто сидел так, просто уставившись в никуда, думая о своей никчемности и представляя, как сейчас придет его герой, спасет от всех и заберет куда-нибудь с собой. Ха. Только он не пришел тогда. Не пришел и сейчас. Докча сжал осколок и со всей силы бросил с крыши. Он заранее попросил Биё заблокировать канал, чтобы созвездия не совали свой нос не в свое дело хотя бы сейчас, не доставали его своими сообщениями и не присылали спонсорские монеты. Взгляд упал на исцарапанную осколком руку, в голове пронеслась мысль, что зря он выкинул его: можно было бы использовать его иначе. [Четвертая стена требует прекратить] Он вздрогнул, сжал поврежденную ладонь до боли и выбросил эту мысль из головы. Это глупо. Он не будет повторять эту ошибку второй раз. Даже если всем плевать на него, даже если большая часть людей ненавидит его, он просто доведет все до конца. Он обещал своему герою, пусть тот и не знает этого. Когда-то Ю Джунхёк помог ему выжить, теперь пришло время ему этот долг отдать. Ради этого можно пожить еще немного. Фактически в его поведении не изменилось ничего. Он все так же улыбался, всем помогал и шутил, только все чаще ловил себя на мысли, что видит их всех насквозь. Все взгляды и слова поддержки казались ему фальшивыми, давили со всех сторон, накаляли и без того звенящие нервы. Все доверие, что было у него к этим людям испарилось окончательно. Стало сложно подставлять спину, помня, что это может быть чревато последствиями. Постоянно голова Докчи была забита не только сложными сценариями, решениями проблем Компании, но и мыслями, почему каждый из окружающих его людей не должен в эту самую минуту тихо убить его. Не замечая за собой этого, начал держаться от остальных на некотором расстоянии. Вздрагивал, если кто-то неожиданно подходил. Напрягался от липнущих постоянно детей, хоть и понимал, что вреда от них могло бы быть меньше всего. Хотя так ли это? Ёсунг была потенциальной катастрофой наводнения, а Гильён просто очень сильный ребенок. Самым безопасным для него казался Джунхёк, он хоть не скрывает своего отношения. Эта чертова солнечная рыба постоянно открыто говорит, что за неверный шаг отправит его в могилу, смотрит презрительным долгим взглядом и просто убийственно честен. Всегда знаешь, что от него ожидать. Теперь его фигура всегда была напряженной, натянутой, как струна, готовая вот-вот лопнуть. Стало сложнее улыбаться, отвечать шутками на, теперь казавшиеся жестокими, фразочки. Однажды он поймал себя на том, что спустя много лет плачет. Просто стоит и смотрит, как медленно, одна за другой, слезы скатываются по щекам и падают с подбородка на треснувший асфальт. Докча быстро вытер их рукавами неизменного белого пальто, огляделся, не было ли кого-то рядом. Не оберешься проблем, если кто-то увидит это. Благо, лишних свидетелей не нашлось, он спокойно выдохнул и поднял взгляд к небу: так глаза щиплет гораздо меньше, а если еще ущипнуть переносицу, то слезы совсем уйдут. После этого случая, он начал думать, а не виноват ли он в этом всем сам? Сам выбрал, кому выжить в поезде, сам спас, кого посчитал нужным, сам создал эту чертову туманность. Все сам. Заставил идти людей за ним сам. Теперь все разложилось по полочкам, встало на свои места. Никто не хотел идти рядом с ним, они все просто хотят выжить. Главным героем всегда был не он. Лидером всех должен был быть Ю Джунхёк, это его команда, его люди, но Докча влез и все испортил. Зачем-то взял на себя ответственность за них, повел к какому-то «концу». Прежде ровная спина пошатнулась, ссутулилась. Может все-таки не надо было? Ну. Выкидывать осколок. [Четвертая стена сильно сотрясается] Он снова плачет. Ревет как девчонка, сидя на краю крыши с телефоном под боком, растирая по лицу соленые капли, и клянет себя последними словами. Он-то думал. Возомнил из себя черт-те что. Поможет всем, закончит этот чертов апокалипсис, уничтожит созвездия, все будут счастливы и рады. Только вот кто сказал, что это им нужно? Все отлично живут и в сценариях, всех все устраивает. читатель решил стать главным героем. да вот никому такая история не сдалась. хотел быть нужным? важным? а с чего вообще взял, что этого достоин? ничего не изменилось. ты — ничтожество. тебе здесь не место. убирайся. проваливай, урод. Теперь взгляд стал стеклянным. Докча практически не принимал участия в составлении планов на сценарии, только когда его спрашивали. Старался меньше разговаривать, натаскал кучу книг, что нашел в разрушенной библиотеке. Где-то не хватало страниц, какие-то были обугленные. Но ему было плевать, все равно не читает, а только делает вид, чтобы к нему не лезли. Уведомления от созвездий отключены уже черт знает сколько времени, он даже не собирается включать их. Вопросы о его состоянии приводили практически в бешенство, тихую ярость от лживых и приторно-сладких слов. Он не верил в их «заботу» и отвечал всегда односложно. Все в порядке, ничего не произошло, никуда не влез, да, нет, хорошо. Но от этого, кажется, вопросов становилось только больше. Докча стал прятаться, наблюдать за всеми со стороны, как настоящий читатель. Как ему и положено, ведь он всегда был лишь сторонним наблюдателем. Зрителем. Восхищался чужой жизнью, мечтал погрузиться в чужой мир, быть его частью. У него нет на это права, он просто возгордился в начале, но его быстро вернули с небес на землю. Этому миру он никогда не был нужен. Тут есть Ю Джунхёк, он все решит, регрессирует пару тройку, может, тысяч раз, но дойдет до финала, где все будут счастливы. Это его миссия, его цель, предназначение. Читатель вздохнул. В окне блеснула черная тень. — Какого черта ты здесь делаешь? — Грубый голос оборвал очередную самоуничижительную мысль, заставил вздрогнуть и прогнуть плечи еще сильнее под напором чужого присутствия. — И тебе привет, Джунхёк-а. — По сравнению с чужой, речь Читателя была скрипучей, надломленной, пресной. Несмотря на привычную, казалось бы, фразу, которая уже должна от зубов отскакивать, интонация треснула посередине чужого имени. Они оба поморщились. — Я спросил, что ты здесь делаешь. — Взгляд резкий и острый следит за каждым движением. Заставляет чувствовать себя неуютно и голо несмотря на то, что Читатель завернут в два одеяла. Он мерзнет последнее время. — Мне всегда казалось, что у тебя зрение такое же идеальное, как и ты сам. Неужели я ошибся? — Шпилька, как способ защититься от этого проницательного внимания. Хотя, похоже, это совершенно не помогает, а только делает хуже. Глаза Ю Джунхёка опасно сужаются. Читатель вздыхает. — Очевидно, я здесь сижу. Собеседник саркастично выгибает бровь, как бы молча передавая ему: «Да что ты? А я и не заметил.» Тишина возвращается в комнату. Никто не говорит, кажется, даже не дышит. Они просто смотрят друг на друга. Читатель и Главный Герой. Компаньоны в жизни и смерти. И Читатель давит неуместный смешок. Джунхёк ненавидит его, как и все остальные, может даже больше. Никакие они не «компаньоны», опять напридумывал черт-те что. Взгляд возвращается со статной фигуры у двери обратно к окну. Может, если он не будет обращать на него внимания, то ублюдочный солнечник решит, что разговорить его — дело гиблое, и уйдет? Так проходят пять минут, потом десять, двадцать, час. Но он не уходит. Не то, что не уходит, подходит ближе и пялится в то же окно. Там на улице у костра сидят все и о чем-то тихо говорят. Дети свернулись рядышком друг с другом и, кажется, спят. Что ж, похоже, без Читателя им гораздо лучше, даже не ссорятся. Мысли снова уносят его. Он вспоминает прочитанные за годы строчки, все жизни человека, что стоит рядом с ним, и в который раз восхищается им. Просто, совершенно искренне, до слез. Джунхёк вздрагивает, когда видит первую соленую каплю, затем следит за второй и последующими, думает, какого черта происходит. Что вообще случилось с этим кальмаром и… — Знаешь, Джунхёк-а, — тихий-тихий, едва слышимый голос, прерываемый молчаливыми попытками справиться с непрошенными слезами, — ты был прав в тот раз. — Кажется, он кожей чувствует вопросительный взгляд. — Когда скинул меня в пасть к… Он сказал что-то не так? Одеяла с мягким шелестом упали на пол, Читатель спиной ощущает холод бетонной стены с ободранными от штукатурки местами. Его подняли за грудки и держат, как щенка, правда разъяренные глаза напротив явно не считают его милой животинкой. Ему даже немного страшно. — Что ты сейчас сморозил? — Холодная стена? Ха, он был не прав, по сравнению с этим ледяным тоном она горячая. Даже несмотря на взбешенный вид, Ю Джунхёк выглядит, как всегда, подобающе главному герою — тошнотворно идеально. И… Из-за этого Читатель восхищается им еще больше. Ничего не может выставить его в плохом свете, будь то пронизывающий до костей гнев или слабая, едва заметная улыбка. Перед ним человек, которым он когда-то хотел стать. Перед ним человек, которого теперь он, похоже, любит больше жизни. — Со слухом у тебя тоже не все в поря… — Его ощутимо встряхнули и снова больно припечатали к стене. — Заткнись. — Но ты же сам спр… — Взгляд понятнее любых слов, если не перестанет соскакивать с темы, его точно ударят, в лучшем случае. Он всматривается в глаза напротив, отнимает одну ладонь от державших его рук и вытирает соленые дорожки с лица с прерывистым выдохом. — Я сказал, что ты был прав, когда попытался меня убить в первую нашу встречу. Я не должен был… Мне не стоило… — Вдох. — Надо было просто умереть прямо там. — Он прикрывает глаза рукавом и сильно давит на них, чтобы остановить уже этот непрекращающийся поток слез. Глаза болят, их немного щиплет, голова опустошена и хочется спать. Он уже очень долгое время находится в состоянии апатии, он устал, он хочет, чтобы это кончилось, но не хочет заканчивать сам. Для него все ещё важно выполнить то обещание, однако сил совсем нет даже просто поесть. Сколько он уже не ел? День? Или может два? Последняя неделя слилась в сплошной поток, когда он не плакал, он спал или смотрел в одну точку, может наблюдал из окна за остальными. Ему даже страшно представить, какой у него сейчас вид. — Прекрати смотреть на меня, я, скорее всего, сейчас реально похож на кальмара, неловко под взглядом симпатичной солнечной рыбки. — Нервный смешок, сквозь всхлипы. — Я не вижу. — Что? — Я не буду повторять дважды. — Его отпустили, на удивление мягко, а не просто бросили. Джунхёк наклонился за одеялами и швырнул их на голову читателя, пока последний стоял в недоумении. Это шутка или тактичность? — Если у тебя действительно проблемы со зрением, то может лучше обратиться к Ли Сеолва-сси? — Справившись наконец с чертовыми кусками ткани, он вернулся к окну. Послышался тяжёлый вздох. Читатель спиной чувствовал, как его собеседник закатил глаза. — Я не вижу твоего лица. Никто его не видит. — Читатель нахмурился внезапной информации. Она звучала совершенно бредово, с учётом того, что он выслушивал последнее время. — Что ты имеешь в виду? Я чётко и ясно вижу его сейчас в окне. — Для всех твоё лицо размыто, никто не видит его и не может запомнить. — Ю Джунхёк стоял рядом и смотрел практически в упор, его взгляд не мог зацепиться за что-то одно, бессистемно блуждая по лицу. Читатель решил, что это чушь, активировал детектор лжи. [Воплощение Ю Джунхёк говорит правду] Солнечник саркастично выгнул бровь. — Серьёзно? Но Читателю сейчас было абсолютно плевать на его язвительное выражение лица. Он бездумно пялился на системное сообщение. Потом пришла мысль, что он, черт подери, загнал себя в яму беспробудного отчаяния на пустом месте. Он действительно совершенно серьёзно создал проблему из ничего, раздул её до огромных масштабов. Господи, он реально готов был умереть. Но несмотря на всю абсурдность ситуации… Это не отменяет последующих его рассуждений о тех людях внизу у костра. — Ты ненавидишь меня? — Вопрос глупый, может быть, совсем неуместный, но ему нужно было знать, есть ли хоть один человек, который будет расстроен, случись с Читателем что-то. Хотя если подумать, смешно надеяться, что Джунхёк может быть расстроен из-за чего-то подобного. Честно признаться, Читатель был готов услышать смех. — Нет. — Он снова использовал детектор лжи. [Воплощение Ю Джунхёк говорит правду] На этот раз Солнечник не показал язвительных эмоций на это действие, словно понял, что Читателю важно это знать. — Ким Докча. — Он вздрогнул от собственного имени. Он давно его не слышал и перестал воспринимать себя как-либо иначе, кроме «Читателя». — Я не ненавижу тебя. — Может «Компаньоны в жизни и смерти» не такое уж и плохое звание для них? Эта мысль немного согрела его, теперь в одеялах было как-то жарко. Докча поежился, чувствуя себя неуютно под пристальным взглядом. Он думал, что может мешать видеть его. Могло ли это быть из-за Четвёртой стены? Она же не даёт ему полностью стать частью этого мира. Скорее всего да, так и есть. Это настолько просто, что уже даже не смешно. — Наверное, это из-за моего навыка. — Джунхёк вопросительно выгнул бровь. — Лицо. Вы не можете увидеть его из-за навыка. Я не уверен. Я никогда не думал об этом. — Он задумчиво коснулся лица, глядя куда-то в плечо компаньона. В следующий момент он почувствовал прохладное прикосновение чужой руки, лёгкое, невесомое, словно неуверенное. Рука очертила линию скулы, большим пальцем коснулась прикрытого века. Джунхёк медленно исследовал его лицо на ощупь, пытаясь собрать картину воедино. Он хмурится, было очевидно, у него не получается. — Я помню все по-отдельности, но что-то мешает, когда я пытаюсь собрать в одно и картинка распадается. — Докча считает это немного милым, его сердце бьётся чуть быстрее. Он рад, что его герой относится к нему положительно, а не так, как думал ранее. Слабая улыбка появляется на его лице. Прикосновение продолжается, теперь руки две, они огрубевшие, шероховатые, шрамы ясно ощущаются, но касаются легко, мягко изучают. Проходятся по губам, отмечая улыбку. Кажется, Читатель уже давно нормально не улыбался, сейчас ему хочется, он слегка льнет к чужим рукам. Ему все ещё грустно, от оставшихся мыслей, но пока его успешно отвлекли от самоуничижения, с остальным он разберётся чуть позже, когда Джунхёку надоест и он оставит его здесь одного со своими мыслями. Докча болезненно закусил губу запрещая себе думать об этом сейчас, ему нужно запомнить этот момент в деталях, вряд ли такое повторится вновь. Солнечник слегка надавливает на губу, призывая прекратить травмировать себя на пустом месте. И Читатель слушается, расслабляется, старается ни о чем не думать и наслаждаться минутами спокойствия. Проходит ещё немного времени до того, как Джунхёк убирает руки, Докча неосознанно тянется за пропавшим теплом, но почти сразу же одергивает себя, осознавая, что ничего не может длиться вечно. Компаньону надоело, он удовлетворил свое любопытство и теперь оставит его здесь одного снова тонуть в своих мыслях. Он неосознанно хмурится. Сам же понимал, что это ненадолго, сам же понадеялся и сам же обжегся. Чёртов Солнечник прав — он идиот. — Что ты себе напридумывал? — Голос грубоват даже в спокойствии, Докча привык к этому, но все равно чуть-чуть колет где-то слева в груди. Он был прав, для Джунхёка это было лишь способом удовлетворить любопытство от неизвестного явления, а не ласка. Думать об этом одно, а вот осознавать чуточку больнее. Плечи опустились, взгляд упёрся в валяющиеся куски штукатурки. Не хотелось показывать свою слабость, сейчас он чувствовал себя уязвимее всего. — Ким Докча. — Ничего, если это все, что ты хотел узнать, то не смею тебя больше задерживать. — Его ещё ждёт целый час проклинания себя за эту глупую выходку. Стыдно за свою наивность. — Прекрати. — Он потянул за край одеяла к себе, приобнимая весь этот свёрток. — Я не ненавижу тебя. — Возможно, сейчас в эти слова вкладывается немного иной смысл. Джунхёк всегда был немногословен и скуп на выражение эмоций словами. Но Докча не верит в это. Вернее, хочет верить, но не считает себя достойным этого скрытого смысла. Он едва касается чужой рубашки и сжимает край несколькими пальцами. Он боится, что это все - представление для созвездий, Уриэль сейчас наверняка с ума сходит и заваливает их монетами. — Тебе необязательно жалеть меня, Джунхёк-а, и говорить это. — В противовес своих слов он только сильнее сжимает рубашку пальцами. — Уриэль, скорее всего, уже отдала тебе все свое состояние, можешь больше не разыгр.., ай! — Его больно потянули за прядь волос на затылке. Сверху смотрели хмурым взглядом. — Здесь нет трансляции, идиот. Я говорю только то, что имею в виду. — Тогда что ты имеешь в виду? — Возможно, Докче не стоит так сильно надеяться. Чем выше ожидания, тем больнее падать. Но жизнь его ничему не учит. Он молча смотрит в глаза напротив и ждёт, ждёт достаточно долго, чтобы разочароваться. Да. Все же неприятно. Он скривил губы в вымученной улыбке. — Прекрати думать. — Интересно, в его лексиконе есть другие слова, кроме «прекрати», «заткнись» и «идиот». — Я прекращу думать тогда, когда думать будет не о чем. Отпусти меня. — Читатель заворочался в попытках выбраться. Его не отпустили, он выдохся, стало совсем жарко. — Мне жарко. — Джунхёк схватил одеяла и просто откинул в сторону, как ненужный хлам. Фактически, так и было. Докча пожалел о своих словах почти сразу. Теперь тепло чужого тела ощущалось без прочих препятствий и гораздо, гораздо острее. — Я не могу сказать сейчас. — Читатель замер, он вслушивался в каждое слово, дышал через раз, чтобы не упустить ни звука. Его сердце остановится, если этот ублюдочный солнечник не продолжит говорить. — Мне тяжело выразить это. — «Мне страшно, что как только я скажу это, регрессия прервется, и начнётся следующая». Джунхёк боялся потерять все, как в прошлый раз. У него была семья. Была любимая, был сын. Счастье оборвалось резко, он не хочет повтора в этот раз, когда оно так близко. — Хорошо. Я понял. — Действительно понял. Подтекст очевиден для человека, который следил за главным героем больше десяти лет. Он сжал чужую рубашку гораздо увереннее, не решаясь полноценно обнять, неуверенность все ещё мешает действовать. Они простояли так некоторое время, задумавшиеся каждый о своём. — Может теперь ты объяснишь, какого черта с тобой произошло? — Прозвучал усталый голос откуда-то сверху, заставляя Читателя вздрогнуть. Он нервно дернулся в попытке сбежать. — Ким Докча. — Интонация приобрела угрожающие нотки. Загнанный в ловушку понял, что выбора у него в любом случае нет, но высказывать все, что было на душе, не поворачивался язык. Не хотелось перебрасывать свои проблемы на этого солнечника, тем более, что все началось так чертовски глупо. Ему стыдно за свои чувства перед ним, они действительно кажутся нелепыми. Тем не менее, Джунхёк терпеливо ждал и был намерен дождаться. — Я… Черт, это так глупо, серьёзно, я не хочу говорить об этом. — Красноречивая тишина была ответом. Докча сделал шумный вдох. — Я… Меня… Нет, стоп. — Он потерся носом о чужое плечо, пытаясь подобрать нормальные слова чтобы начать. — Я не обращал сначала внимания, мне было все равно, что обо мне думают другие. — Замолчал ненадолго. — Потом шуток стало больше, эта битва за престол и Сон Мину, и я… — Сон Мину? — Это, можно сказать, привет из прошлого. Он, вроде как, довёл меня до попытки.? — Читатель не закончил предложение, оставляя его со слегка вопросительной интонацией, словно сам не уверен в правдивости слов. Ему не хотелось думать об этом, вспоминать и переживать те ощущения заново. Особенно сейчас. Он почувствовал, что хватка на талии усилилась. — В любом случае, сейчас этот ублюдок на том свете. Мне казалось, что меня больше не волнует прошлое, но, очевидно, я ошибся. Загнал себя до мысли, что все вокруг ненавидят меня, ха. Я на полном серьёзе начал бояться Ёсунг, представляешь? — Докча неловко засмеялся, его била мелкая дрожь. — Мне кажется, что я все испортил, когда появился здесь. Зачем вообще сел в тот поезд… — Они переживают за тебя. — В этот раз применять детектор лжи он не стал. Испугался. Если сейчас выяснится, что это ложь, все его мысли станут реальностью. Его бездействие восприняли правильно. — Активируй. — Не хочу. — Тихие и дрожащие слова. — Активируй. — Его упрямо тянут за прядь волос. — Они. Переживают. За. Тебя. — Каждая пауза сопровождалась дернутой прядкой. [Воплощение Ю Джунхёк говорит правду] На Читателя словно ведро воды вылили. Он затрясся сильнее, уже не сдерживая слезы. Он был таким глупым, он действительно идиот. Засомневался в них, оттолкнул, заставил волноваться, даже не пытаясь как-то убедиться в своих домыслах. Почему Джунхёк вообще терпит его? — Идём. Все заждались. — Чёртов солнечник. Почему он заботится о таком глупце? Чёрная ткань аккуратно и настойчиво вытирала появляющиеся вновь и вновь мокрые дорожки. Его мягко вытолкали из комнаты полуразрушенного здания, заставляя выйти наконец к людям. И его ждали. Правда ждали.