Это и есть психиатрия. Попытка вычерпать воду из тонущей лодки с помощью наперстка.
– Как ты себя чувствуешь Феликс? Как тебе спалось? – молодой доктор присел на кресло напротив солнечного парня и серьезно, но с теплой искринкой в тёмных глазах, посмотрел на пациента под номером 1411. – Я...Я..., – Ли Феликс немного замялся, поправляя длинную белую ночную рубашку. Его глаза были опухшие, а во впадинках красовались синяки – последствие бессонных ночей и непонятного ему расстройства, которое привело молодого парня в обитель с решётками на окнах и оббитыми мягкой тканью стенами. За небольшим окном с железными прутьями дул сильный ветер, качая скорчившиеся от молний безобразные деревья. Погода стояла под стать состоянию Ли Феликса – непредсказуемая, тучная и прохладная. – Нормально, – наконец смог выдавить Ли и сразу же отвернулся, не желая глядят в глаза, что с какой-то вселенской жалостью выжигали в его груди зияющую дыру. Хван Хёнджин – психиатр Ликса, всегда как-то странно смотрел на своего пациента, как казалось самому Ли. В его глазах было через чур много понимания, сожаления и нежности, что обычный доктор не должен был испытывать к простому больному, коих у Хвана было очень много. Но Феликс не был для Хёнджина обычным больным, он был особенным пациентом, у которого молодой доктор проводил практически всё свободное время. – Может быть, ты что-нибудь вспомнил? Скажем с той ночи, – молодой врач крепко сжал ручку и ещё раз одел парня в свой серьёзный взгляд, – Возможно, ты помнишь что-то, что было год назад? Где ты жил, с кем? Кто твои друзья? – на последних словах Хвана, ручка, что была в руках врача, заскрипела и затрещала от одного сильного нажима. Хван Хёнджин очень волновался, что было заметно даже человеку, который не смыслит в психологии тревожного человека и не умеет читать язык тела, потому что бегающие из стороны в сторону зрачки с потрохами выдавали молодого психиатра и говорили о нестабильном состоянии. Всё это было из-за Ли Феликса, который был не его очередным пациентом, он был особенным, точнее, особенно родным и близким пациентом, лечение которого стояло превыше всего. – Мне снился сон, – Феликс не отводил печальных глаз от качающейся ветки, особенно сильно растягивая свою речь. Хёнджин сжал челюсть и смял руками халат. Для него было важно, чтобы Феликс начал всё вспоминать, и не только потому что хотел, чтобы диагноз, что врач поставил, оправдался, но и сам Хёнджин так ждал момента, когда важные воспоминания вернутся. Год. Феликс утратил целый год, ввиду своего расстройства. Весь прошлый год, до попадания в больницу месяц назад, он напрочь не помнил. И все те, кто появились в его жизни в это время, ушли вместе с амнезией в темное пятно, которое не желало возвращать теплые воспоминания и былую жизнь. – Сон, где парень, похожий на вас тащил меня из какого-то темного переулка всего в крови и избитого, – голос Ли был ровный и практически не колебался, хотя сердце сильно ломало ребра, но отчего – Феликс не понимал и не помнил. Возможно, побочка от лекарств, которые всаживают ему тонами в этом пристанище безумных и потерянных душ. – Прекрасно. Этот сон не показался тебе чем-то знакомым? Похожим на прошлое воспоминание? – напряжение в комнате, равное заряду электростанций, возникало не из-за нервного пациента, как это обычно происходит, а из-за психиатра, что уже практически сломал тонкий стержень и истребил взглядом пациента под номером 1411. Хвану было важно не навязать что-то Феликсу, а лишь подтолкнуть парня к истине, орешек которого так просто не сломить, потому что Ликс напрочь не помнил и не желал вспоминать ту ночь, про которую ему рассказали, ни весь год, что был до неё и момента госпитализации. Так его мозг решил защитить себя от травмирующего события, и цена защите была полная утрата целого года. Кто-то скажет, что не велика потеря, но не для молодого психиатра, что жил и дышал своим пациентом с номером 1411. Феликса очутился в больнице с множественными ранениями и переломами, где позже узнал, что на него напали, попытались изнасиловать и сломали парочку ребер. Если бы не парень Ликса, что приехал его забрать из ночного клуба, скорее всего, Ли скончался бы где-то в подворотне сомнительного заведения. Но ещё, если бы не парень Феликс, то он не очутился бы в дрянном пристанище алкоголиков и наркоманов на окраине города. За день до происшествия парни очень сильно поссорились по поводу того, что партнёр Ликса постоянно пропадает на работе и мало уделяет ему внимания. И Ли решил пропустить пару бокальчиков излюбленного коктейля в пропитанном сексом и травкой клубе, откуда всегда возвращаются или без денег, или без памяти, или без чести, которой лишают в побитых сортирах. Все те события, что ему рассказывали и полиция, и врачи, и свидетели, и люди, которые назывались феликсовым друзьями, парень никак не мог приписать на свой счёт, потому что попросту не помнил той ночи, когда противный богатенький мужик решил воспользоваться Ликсом в качестве секс-игрушки и передернуть за углом паршивого здания. Уж больно ему пришлись по душе миловидные феликсовы черты и невинный, такой теплый взор, что он принял Ли за дорогостоящую проститутку, что за пару сотен вон готова была отсосать и отдаться за углом, а когда парень оказался не тем, за кого его приняли, мерзкий незнакомец решил применить физическую силу и взять молодого студента против его воли. Врачи сразу списывали забывчивость пациента на временное помутнение рассудка ввиду перенесенного стресса и алкогольного опьянения, но когда парень не смог узнать своего друга Минхо, что принес ему фруктов для восстановления, – доктора забили тревогу. Вызвали местного психиатра, который установил, что у Ли Феликса полностью утрачен в голове год, будто бы его ножницами вырезали из памяти и выкинули по причине ненужности. А после основного лечения направили в психиатрическую больницу Святого Винсента, где парню поставили сразу два диагноза – Посттравматическое расстройство и Диссоциативная амнезия. Ли не особо сопротивлялся или отнекивался, он понимал, что, возможно, нуждается в помощи, да и обеспокоенные взгляды его родителей и знакомых, что попались Ликсу на потерянный год, ещё больше убедили в надобности лечения. В психиатрической больнице ему сразу нашлась достаточно удобная палата и был подобран врач, с которым родители Ли Феликса общались уж очень неформально и как-то по-родственному, будто бы были знакомы не первый день и имели какие-то связи с молодым привлекательным психиатром. А когда Феликс находил рядом с врачом, то родители как-то жалостно смотрели на этих двоих, будто бы они были самыми забытыми душами в этом мрачном месте, один из которых умный психотерапевт, а второй его необычный, и чем-то даже родной пациент. – Простите, Хёнджин, но я не могу связать их с моей жизнью, – Ликс наконец повернулся к врачу и посмотрел в глаза, – Это лишь ночной кошмар, не больше, увы, – парень озарился своей самой яркой улыбкой и осветил серую комнату, от которой у Хёнджина заныло сердце, а вязкий ком из накопившейся слюны перекрыл гортань. – Жаль, Феликс, жаль, – Хван разочарованно вздохнул и опустил голову, скрывая свой опечаленный и переполненный болью взгляд. Тяжело, когда человек, что стал частью тебя и только несколько недель назад клялся на ухо в вечной любви, сейчас просто воспринимает тебя как чужого человека. Хёнджин осветленные собрал пряди в слабый хвостик и вернулся мыслями к пациенту: – Как твоё настроение? Тревожность ушла? – Практически да, я чувствую себя отлично, если бы не утерянный год и иногда приходящие ночные кошмары, – Ликс светил своими темными бусинками, которые выделялись на фоне бледной кожи вместе с поцелуями солнышка. – Отлично, – Хвану так хотелось потрогать излюбленные веснушки, поцеловать острые скулы и родные ализариновые губы, что так сильно напоминали воздушные облака, но психиатр не мог, потому что его любимый попросту не помнил его. Так как знакомство и любовь психиатра и пациента пришлись именно на утерянный год. Как же это всё ломало молодого доктора, как же хотелось убежать и скрыться от этих глаз Феликса, что излучали лишь тепло, а не нежную любовь, которая буквально вчера лилась и окутывало разбитое сердце Хвана. Феликс был тем солнышком и островком, что каждый день спасали Джинни от больничной серости и тяжёлой работы. – Как у вас обстоят дела? На сегодня ещё много пациентов, доктор? Эти сеансы психотерапии были больше похожи на то, где солнечный мальчик пытался залечить неосязаемые раны своего парня, даже не осознавая этого, то бишь Ли Феликс был личным психиатром лучшего врача психиатрической больницы, а Хван Хёнджин был потерянным юношей, что не мог вернуться в голову и сердце своей причины любовного расстройства. И так было каждый день: бессмысленные вопросы, на которые нет ответов, а затем душевные разговоры не по теме и бальзамическое свечение Ли Феликса. Молодой психиатр наделялся только на одно – воспоминания вернутся сами, потому что даже гипноз не помог, а все свои методы, что врач знал по поводу лечения болезни он давно уже использовал. При расстройстве F44.0 все потерянные фрагменты жизни возвращаются резко и в краткий временной промежуток самостоятельно, а если же этого не случается, то можно полностью ставить крест и не надеяться на их возобновление.***
Хван Хёнджин со скрипом на сердце в очередной раз открывал знакомую дверь пациента под номером 1411, не надеясь, что сегодня Феликс всё вспомнит, потому что он должен был это сделать ещё пару недель назад. Хван испробовал все возможные методы, которые знал, связался со всеми известными психиатрами разных стран, но всё без толку. Они предлагали те же методы лечения, что пробовал сам молодой специалист, а когда узнавали, что все они испробованы за этот месяц, то просто разводили руками и говорили отпустить мальчика домой, ведь у него всё в порядке, за исключением канувшего в лету года, который не вернуть. Всё чаще и чаще психиатр задумывался, что держит здесь Ли больше из своей прихоти, желая вернуть год, когда Хван Хёнджин ворвался в жизнь Ли Феликса с букетом васильков и странными медицинскими терминами, путая адреса и попадая не на то свидание. Психиатр боялся заново строить получившуюся любовь и отношения, страшась, что Феликс не захочет быть с ним или не примет после своей амнезии, поэтому хотел вернуть ему воспоминания, держа выздоровевшего пациента в серых, пропитанных препаратами и душераздирающими криками стенах. Ли Феликс был психически стабилен и здоров, поэтому его смело можно было выписывать и радоваться, что тот отделался от нападения сладким забвением. Такова была защитная реакция мозга. Он посчитал, что лучше удалить полностью всё, дабы белый солнечный мальчик не страдал от перенесенного стресса. И это относительно приемлемая сделка за потерянные воспоминания той ночи. Уж лучше заново узнать своих друзей, чем всю жизнь мучиться от кошмаров о полном мужчине, что касался его своим грязным, измазанным в собственной сперме, членом. Хван Хёнджин это понимал, но не хотел принимать, так был ещё тем эгоистом. – Доброе утро, Феликс! Как сегодня твой сон и самочувствие? – Хёнджин тяжело опустился на своё кресло напротив железной кровати и уставился на такой родной заострённый подбородок. Феликс сидел боком и подозрительно молчаливо разъедал взглядом маленькое окошко и вид за окном. Психиатр забеспокоился и заёрзал в кресле, пытаясь привлечь внимание странно спокойного Ли Феликса, который зачарованно глядел куда в пустоту, будто ловил зайчиков, что отбрасывало необозримое солнце. – 14 ноября практически год назад ты перепутал свидания и пришёл не в то кафе с большой охапкой полевых цветов, – зашептал Ликс, всё также смотря в одну точку, что была невидима в пространстве. – Фе-Феликс, ты, всё…, – Хёнджин потерял дар речи, а ручка выскользнула из длинных пальцев, укатываясь в сторону железной кровати. Психиатр привстал, желая подойти к пациенту, которого так сильно полюбить ещё в том кафе со странным названием "One year". Доктор просто не мог поверить, что именно сегодня Ликс всё вспомнил, когда молодой специалист готов был сдаться и начать их с пациентом жизнь с чистого листа. – В тот день мы сидели за небольшим столиком у окна, и ты мне рассказывал про различные психические проблемы людей, закидывая непонятными медицинскими терминами и словами... А на следующий день предложил встречаться, – Ликс медленно повернул голову к своему парню и грустно заулыбался, выражая глазами-бусинками всю существующую в мире грусть и усталость. По его щеке стекали слезы, и он не переставая глядел на психиатра, что не мог сдвинуться с места, зачарованно глядя на любимого пациента, – Я вспомнил тебя Хван Хёнджин, – Феликсу почему-то очень хотелось плакать. То ли из-за перенесенной травмы, то ли из-за обиды на мозг, что смог позабыть до боли в грудине родного, такого любимого человека, который стал неотъемлемой частью души и сердца, – И ту ночь я тоже помню... /Flashback/ – Пошли со мной, мальчик, я отвезу тебя домой, а то что-то тебя совсем развезло, – Ли услышал доброжелательный голос мужчины в возрасте, что сидел рядом с ним и потягивал виски. Потный спутник расстегнул несколько пуговиц на рубашке и потянулся к Ликсу, дабы взять его под руку и увести из любого заведения. Феликс даже не сопротивлялся, желая поскорее добраться домой и припасть к груди Хёнджина, дабы извиняться за свой эгоизм и нытье по поводу недостатка внимания. Каким-то образом незнакомец и Ли очутились в узком воняющем месте меж стен, где валялись бутылки и окурки. – Что.. что Вы делаете…? – сквозь пелену в глазах и голове проговорил Феликс, глядя на мужчину, который ехидно улыбался и стягивал с себя штаны. – То что надо, мальчик мой! Собираюсь трахнуть тебя.. уж больно сладенький ты сидел в этом баре, да ещё и такой пьяный, – мясистый мужчина одним рывком развернул Ликса к стене и прижал его подбородком к влажным кирпичам, пробираясь руками под тонкую ткань штанов. – Пустите меня, пустите! – Ли пытался выбраться из сильной хватки потного незнакомца, что крепко держал его за руки и бедра у стены. От него воняло старостью и дешевым табаком, а от противного приторного голоса и жаркого дыхания смердело тошнотворной вонью, что пробиралась под саму дерму бедного юноши. – Заткнись, сученышь! Я, блять, хочу тебя, и я трахну тебя прямо тут, – заревел на Феликса мужчина и рывком стянул с парня всю одежду, оголяя бледные ягодицы. Ли начал пинаться и выкручивать руки, но тело предательски тряслось и совсем не слушалось хозяина. Алкоголь бил в голову и сердце, заставляя второе бешено колотиться. Незнакомец ударил Феликса по лицу, а затем достал из штанов свой член и прошелся влажной плотью по ягодицам Ли. Мужчина шептал что-то нечленораздельное и мычал на ухо все ещё извивающемуся Ликсу. С возбужденной плоти незнакомца капала смазка, и Феликс чувствовал её своей кожей, что покрылась мурашками от страха и холода. Ли чувствовал, как вязкая масса стекает к его сфинктеру. От этого адские неприятного ощущения захотелось блевать и блевать, а потом ещё часов десять стоять в душе и смывать с себя это всё. – Прошу, отпустите меня, – по бледной веснушчатой щеке стекали солёные ручейки, пока потный мужик водил своим стояком около заднего прохода Ликса, наслаждаясь оголённым видом молодого парня. – Нет, мальчик мой. Ты никуда не пойдешь, пока я не кончу в тебя и не посмотрю, как моя сперма выливается из твой милой попки, – мужик сжал подбородок Ликса, поворачивая его на бок, и медленно прошёлся по солёной щеке, слизывая дорожку из слёз. Его липкая слюна покрыла веснушчатую щеку и Ли зажмурился в попытках не дышать и не чувствовать противного запаха. Ликс крепко сжал веки, ему хотелось умереть, хотелось провалиться сквозь землю, лишь бы не чувствовать на себе этого противного и ужасного дыхания незнакомца. Душа кричала и металась внутри Ликса, желая высвободиться из этой преисподней и ужаса, мозг трубил, что пора выбираться. И когда мужик ввел в Ли два пальца, тот подскочил от боли и вскрикнул, пытаясь сжать ягодицы и не дать незнакомцу проделать это снова. Его голова закружилась, а всё тело погрузилось в чан с жидкостью, подобную на кисель. Как-то перестало болеть, а парню стало не так плохо. Он почувствовал, будто всё это происходит не с ним, а он лишь молчаливый соглядатай омерзительной картины насилия, погружаясь в туман забвения. Блокаторы боли в психике сработали, не давая это испытывать на себе. Голова Феликса окончательно отключилась, когда вспотевший мужик нанес сильный удар по ребрам парня за то, что тот начал стекать по стене и падать. Три пальца около сфинктера и втыкающийся пульсирующий член насильника – последнее, что запомнил Ли Феликс перед тем, как уйти в чёрное пятно. /End of flashback/ – Как у тебя это вышло...? Что натолкнуло тебя на мысль? – зашептал доктор в пустое пространство. – Мой номер – 1411. Я его увидел сегодня на своей карте... долго сидел и пытался понять, чем мне эти цифры так знакомы...14 ноября – наш с тобой день, Джини. Номер стал моим якорем и отправной точкой, что возобновила яркой вспышкой в голове утраченный год, – ответил на шепот доктора пациент, пытаясь отогнать мрачные картинки флэшбэков месячной давности, но всё было тщетно... Воспоминания в голове Ликса зажглись яркими световыми картинками, будто это случилось только что. Феликс вспомнил боль, стыд и тошнотворный запах этого старого мужчины. Бледные щеки начали опоясывать новые ручейки, заполняя впадинки на лице блестящей жидкостью. Ликс зарыдал в голос. Наконец Феликс может выпустить весь шок и боль, что испытал в ту ночь, а главное, что его за это никто не осудит. Хёнджин вжал своего парня в тяжело вздымающуюся грудь и начал легонько водить по темной макушке, приговаривая: – Ликси, мальчик мой, всё закончилось. Это был просто кошмар... Я здесь! Я с тобой и больше никуда не отпущу, – психиатр наклонился к голове Ликси и поцеловал тёмную макушку, зажмуривая глаза. Его сердце обливалось кровью и слезами, видя, как любимый человек испытывает боль и страдание. Ему было вдвойне тяжелее видеть наполненные страхом и горечью глаза, из которых он не в силах вычерпать боль. По щеке психиатра тоже текли слезы. – Он, он, – всхлипывая сказал Феликс, оторвавшись от хвановой груди, – успел сделать со мной всё, что сказал...просто я не помню...,– глаза, что были наполнены слезами, с надеждой смотрели на доктора, ожидая услышать утешающий ответ, хотя, возможно, и без того догадывались каким он будет. – Нет, Ликси... Не успел, – Хёнджин стёр одну крупную каплю около губ и опустил глаза, произнося, – Прости меня, Ли Феликс, это всё из-за меня... Если бы я только тогда не... Хван не успел договорить, как пухлые потрескавшиеся губы прильнули к губам Хёнджина и жадно впились в них, размыкая их и проникая во влажное пространство. Психиатр немного опешил, но сразу ответил на сладкий поцелуй. Как долго он желал этого, каждый день смотря на пациента, что был его парнем, но не мог даже прикоснуться к маленькой руке или сжать его в объятьях, чего уже говорить о поцелуях. Доктору было плевать, что возможно на данный момент расшатавшейся вмиг психике пациента этого нельзя было делать, но кто он такой, чтобы отказывать любви всей своей жизни. Да и ему чертовски хотелось забрать всю боль, что таило в себе худощавое тельце веснушчатого парня. – Мне так противно от его прикосновений... Я всё ещё чувствую их на себе, Джини, – прошептал в губы психиатра Феликс, отстраняясь немного от Хвана, и исподлобья, своими широкими зрачками посмотрел на Хёнджина, – Забери все его отпечатки и замени на свои, – пролепетал на ухо Ликс и вновь спустился к вишневым губам доктора. Ли самостоятельно взял ледяные ладони доктора и положил себе на пояс. Хёнджин понял его прекрасно. Он знал единственный способ, как можно забрать боль и мерзкие отпечатки на обнажённом теле любимого – коснуться его тех же местах своим языком и подарить ожоги, что уберут боль омерзительных касаний насильника. Возможно, это был плохой вариант заниматься сексом с человеком, который недавно чуть не пережил изнасилование. Возможно, только что расшатанной вновь психике от всплывших воспоминаний будет неправильно дарить удовольствием в виде гормонов, но психиатр решил иначе. Хван Хёнджин пришел к выводу, что такая терапия будет очень кстати его пациенту, особенно если этот пациент твой парень, которому невозможно отказать. Он решил, что это желание Феликса – лучшая защита и блокатор плохих воспоминаний. Чтобы забыть старое, нужно получить новое, более яркое, не так ли? Мозг Ли Феликса решил использовать именно такую тактику защиты – заменена. Именно к таким умозаключениям приблизился Хёнджин, а уж были ли они правильными, кто знает? Может их дальнейшее соитие принёс ещё большую травму побитому мозгу Ликса, но только Хёнджин об этом не хотел думать, он хотел Ли так же, как он его: здесь и сейчас. И каменное возбуждение в штанах парней было тому весьма весомым подтверждением и причиной. Хёнджин опустил Феликса на скрипучую кровать, попутно оголяя бледную кожу на груди и шее. Хван навис над Ликсом, а затем первый раз прошёлся языком по тонкой коже. Феликс вздрогнул и поддался ближе, прикрывая слегка опухшие от слёз веки. Влажный язык Хёнджина очертил липкую дорожку от пупка до ключицы Феликса, а затем, по тому же пути, прошёлся губами, оставляя сладкие ожоги от поцелуев. Ли то и дело поддавался вперёд, вдыхая и выдыхая воздух. С его губ срывались тихие постанывания и, дабы быть тише, он прикусил губу, чем вызвал ещё большее возбуждение психиатра. Хёнджин стянул с Феликса белые больничные штаны вместе с нижним бельём и раздвинул похудевший колени, на которых все ещё виднелись желтеющие следы той страшной ночи. Ликс смущённо отвернулся и залился краской, когда длинные фаланги коснулись сфинктера и немного надавили на него. Психиатр прошёлся пальцем меж ягодиц, поглаживая стенки около чувствительного отверстия. Он раздвинул ягодицы и принялся расцеловывать место, которого некогда касался чужой член омерзительного незнакомца. Хёнджин целовал и вылизывал сфинктер Феликса, желая только чтобы следы от его губ и тела оставались на фарфоровом парне. Ликс вздрогнул и сквозь сомкнутые губы вылетел громкий стон подобный на мычание, в котором смутно можно было разобрать имя доктора. Хёнджин проник языком внутрь Ликса и принялся гладить чувствительную кожу изнутри. Его язык то проникал глубже, то выходил из сфинктера Ли, то обводил влажным языком колечко из мышц меж ягодиц. Опухшие губы переместились к возбужденному члену Ликса и принялись всасывать неглубоко слегка пульсирующую головку. Хёнджин водил туда-сюда языком и губами по набухшей плоти Феликса, стараясь заполнить любое пространство на этом шикарном теле, дабы стереть насильника из воспоминаний. Феликс уже забыл о том, что они находятся не дома, а в больнице, его хриплый голос выдавал стоны и имя психиатра. Он сладко потягивал слога в его имени, прижимался ближе к тёплому рту, что приносил ему удовлетворение. Хван ещё несколько раз вобрал до упора член, предварительно облизывая мокрую голову, с которой капала смазка, а затем начал разрабатывать Ликса пальцами. Тот даже не был против. Потерянный меж удовольствием и стонами пациент плавал в вязкой массе наслаждение и нового забвения. Ему хотелось, чтобы это все продолжалось дальше, потому что только так Ли Феликс не думал о противном незнакомце, что надругался над его честью и телом. Хван стянул с себя весь низ и обхватил кистью свой стояк, и убрал накопившуюся на члене вязкую жидкость. Он осторожно коснулся членом ягодицы Феликса, оставляя на ней липкий след, а после коснулся сфинктера, обвёл его головкой вокруг и медленно вошёл практически до самого конца. Хёнджин двигался размеренно и плавно, ловя каждый вздох и хрип фарфорового мальчика, которого нельзя разломать ещё раз, ведь он, итак, находился на грани разлома и вселенского разрушения. Но Ликсу было хорошо, чувствуя в себе родного человека, что своими прикосновениями стёр следы противного старого незнакомца из того бара. Тело Феликса постоянно тянулось ближе к хвановому, дабы каждой клеточкой прочувствовать близкого и такого теплого, своего человека. Хёнджин видел желание быть ближе, поэтому всеми силами пытался войти как можно глубже, дабы стать единым целым и разделить боль. Когда член Хёнджина в который раз сильно задел простату, Феликс кончил себе на живот, измазывая ещё и белую рубашку, а психиатр с громким стоном излился в пациента и нехотя вынул член, осторожно опускаясь рядом с хрустальным парнем на узкую больничную кровать. – Теперь ты не чувствуешь его следов на себе? – взволновано спросил психиатр, перебирая слипшиеся черные пряди родного пациента. – Теперь нет, Джинни, я заполнился и пропахся тобой, – Феликс повернулся на бок и одарил своего доктора теплым, таким нежным и спокойным взглядом, а затем поцеловал его в уголок губ. – Ты же понимаешь, что тебе всё ещё нужно лечиться... Такие травмы, Ликси, одним сексом не убираются, – серьезно выдал Хван, глядя на пепельную макушку. – Ну, это же не составит проблем? У меня же есть личный психиатр, Хван Хёнджин... Только можно мы будем лечиться дома, а не в этих, пропитанных болью и медикаментами, стенах! – Конечно, там намного комфортнее...Ты все ещё помнишь, как выглядит наша квартира? – Конечно! Что за вопросы? Я же сам выбирал для неё обои и мебель, – Ликси обиженно вскинул брови. – А что висит у над кроватью... М? Помнишь?, – доктор исследовал мозг пациента на запоминание самых маленьких, таких незначительных, но важных вещей, дабы понять – точно ли он всё вспомнил. – Как такое забыть, Джини! «Психиатрия для врача общей практики» – ты сам эту книгу повесил в рамочку, дабы мы любовались даже во сне тем, что вдохновило тебя стать доктором... абсурд!! – Ли закатил глаза, а Джини усмехнулся. – Именно! Психиатр, наконец, смог обнять своего родного и такого особенного пациента под номером 1411, который всё так же пах карамелью и цветами, и даже психиатрическая больница не смогла убить запахами лекарств цветущий аромат, а из глаз удалить привычный блеск и тепло. Если даже такое потрясение не смогло убить чистую душу Ли Феликса, а глаза заставить померкнуть, то всё остальное просто не имело значение и опытный психиатр починит и исправит. Главной терапией будет забота, а в качестве лекарства выступит любовь. Потому что что , как не она залечит неизлечимые раны и заставит вспомнить свою любовь, даже человека с деменцией. Тучи за окном начали расходиться, а сквозь плотные облака начали появляться первые лучики ноябрьского солнца. Серая больничная палата озарилась прохладным тепло сразу двух солнечных объектов – Солнцем и Феликсом. Ли положил свою голову на грудь любимого человека и прикрыл глаза, полностью доверяя и вверя себя ему. Сердце перестало бешено выламывать грудную клетку обоих – психиатра и его особенно любимого пациента. Наконец всё стало спокойно и хорошо, а тьма, что окутала жизни двух прекрасных влюбленных людей, растворилась в лучах ускользающего вновь солнца.В психиатрии понятия «выздоровление» не существует, — объявил Мори с выражением безнадежности. — Ты просто переходишь из одной стадии болезни в другую.