Извинения

      Гул филориалов постепенно утихал. Сидя на небольшом стоге сена за птичником, Наофуми отчетливее слышал стрекот сверчков, а это означает, что Мотоясу, наконец, поцеловал каждую из своих пернатых дочерей в лоб и уложил спать.       Небо, под завязку усыпанное звездами, приковало к себе взгляд Героя Щита. Он непроизвольно улыбнулся, на лице его читались эмоции спокойствия и безмятежности. Сейчас тот самый редкий момент, когда в голове Наофуми нет мыслей, а только наслаждение моментом жизни в этом странном мире. Всё-же в родном городе звёзд на небе не было видно из-за света уличных фонарей и иллюминации на зданиях. Да и стрекот сверчков заглушал гул машин и мотоциклов.       Словно отражение звёзд, на поляне в нескольких метрах от филориальника, раскрыли свои лепестки лунные цветы, озарив пространство бедно-жёлтым цветом. Непроглядный тёмный лес, окружавший поляну, придавал свой жутковатый шарм, навевающий безмерную тоску и чувство одиночества. Мотоясу как-то говорил, что любит проводить здесь время перед сном и Наофуми прекрасно понял почему.       — Нао! — вспомнишь солнышко, а вот и лучик. Тихую минутку прервал восклик одного вечно перевозбужденного Героя.       — Мм? — Иватани было лениво говорить, к тому же он был уверен, что это испортит вайб, который он случайно поймал.       — Не ожидал тебя тут встретить! Я обычно сам тут сижу на сене и наслаждаюсь тишиной после часовых укладываний филориалов, — Мотоясу без спроса сел рядом с Наофуми, тот на него даже не обернулся, — ах, эти птицы! С ума меня сведут, такие громкие и шустрые! Обожаю!       — Агрх, у тебя хоть когда-нибудь рот закрывается? — Иватани не выдержал. И так день не к черту, так ещё и какой-то чел ему особый вайб редкого одиночества сломал болтовней о курицах.       — Нет, мой рот всегда чем-то занят! Хе-хе, — Китамура уже привык к подобным выпадам и не принимал их на свой счёт.       «Пусть лучше он отыгрывается на мне, чем копит злость в себе, а потом страдает от проклятия гнева.»       — Что "хехе"? Не смешно, — брюнет закатил глаза и громко цокнул.       — Ну вы посмотрите на эту буку, — блондин улыбнулся своей дебильной улыбочкой до ушей и указал пальцем на Наофуми.       — ?!       — Бука.       — Я не бука...       — Буука, ещё какая бука.       — Я не бука!       — Ты, Наофуми, — Мотоясу приблизился к лицу собеседника и с прищуром посмотрел в его изумрудные глаза, — бука, каких ещё поискать, — он с мягким хлопком положил руку ему на ляжку, — но именно это делает тебя тем, кем ты являешься.       Наофуми хмыкнул и отвёл взгляд в сторону.       — И этим ты мне очень нравишься, — Китамура выпрямился, убрал руку с ноги Иватани и поправил свою непослушную чёлку, которая так и норовила залезть в глаза.       «Мазохист что-ли?» — подумал Наофуми.       Тёплый ветерок обдувал парней. Что странно, всё-же на улице ночь, да и живут они рядом с морем. Редкое явление, от того отзывающееся в сердце. «Это точно будет необычная ночь,» — решил для себя Наофуми, молясь, чтобы этой "необычностью" не была очередная нападка выродков из Авангарда.       — Как тебе живётся с вправленными мозгами?       Внезапный вопрос ввёл Копейщика в ступор.       — Не знаю. А разве что-то изменилось?       — Ну, как минимум, ты не называешь меня Падре.       — Хе-хе, ну, да. Тебе же это не нравится.       — Хорошо, что Рен наткнулся на те целебные источники.       — Это да... Но. Теперь в моей голове слишком много... Мыслей, — беспечность исчезла с лица Китамуры, он тяжело вздохнул и уставился в землю.       В последнюю неделю Мотоясу не просто перестал носиться как угорелый по всей деревне и мнить себя филориалом, он начал слишком часто уходить в себя и вся команда отмечала это как не самый хороший знак. Несколько месяцев Китамура был на правах местного сумасшедшего, то-есть его все избегали, до этого его бросили спутницы, ради которых он был готов и в огонь и в воду. Копейщик определённо замкнулся в себе и если вовремя не прекратить этот беспредел, он может ненароком открыть какую-нибудь проклятую серию уныния или типа того. Поэтому Наофуми решил не искать причин, чтобы убежать отсюда, а просто по-человечески говорил с Китамурой.       Краем глаза Иватани заметил, как пальцы Копейщика дергались, будто он не решался что-то сделать. Губы парня так-же дрожали. В последний раз Наофуми видел такого Мотоясу после предательства Ссуки. Любопытство узнать что сейчас довело его до этого состояния взыграло в груди. Дождавшись малейшего звука от собеседника, Щитовик решил вытянуть из него всё то, что тот так хочет, но боится сказать:       — А? Что?       — Что?       — Ты хотел что-то сказать?       — Ну...       — Начал - продолжай.       Напор был не то, чтобы сильным, но Мотоясу сдался.       — Ну... Не злись только. Я это без негатива.       — Постараюсь.       — Короче, Нао. Мм... Почему ты... не помогал мне? Ну, я понимаю, что в самом начале я... Наворотил дел из-за которых тебе... Было... Трудно, мягко говоря, жить... Но ведь их не я заварил... Я же не виноват в том, что попал в плохую компанию.       У Наофуми глаз задергался от последней фразы, но виду он не подал. Попробовал всё-таки обдумать все слова, которые сказал и скажет собеседник.       — Не помогал?       — Ну... Рен и Ицуки... Ты много времени проводил с ними и дал им товарищей, которые вытащили их из омута. А я... Меня ты... Ты, — Мотоясу потёр глаза и подозрительно надрывисто выпалил, — оставил совсем одного.       Наофуми резко повернулся лицом к хныкающему товарищу. Он не знал что ответить, не знал что сделать, чтобы тот успокоился. Щитовик не то чтобы думал о здоровье Мотоясу в последнюю очередь, он совсем о нем не думал. Он был занят другими более важными и не допускающими отлагательств делами: путешествие в мир Грасс, чтобы вернуть Рафталию, разборки с Авангардом Волн. Да и он, вообще-то, ни о ком не заботился. С ребятами общался потому, что с ними можно было нормально поговорить, а Мотоясу ну он... Да он отбитый был наглухо, бесился постоянно и мешался. Лисия и Эклер действительно стали своего рода наставницами для Ицуки и Рена, но Наофуми не искал их специально. Скорее просто спихнул двух дебил дебилычей на первых попавшихся заинтересованных, чтобы с ними было меньше мороки. А с Мотоясу никто кроме его птиц не хотел водиться и в этом виноват уж точно не Герой Щита.       Пока Иватани погряз в раздумьях, Китамура успел успокоиться. Он лёг на спину, пристроив голову на ляжках товарища, и, вытирая последнюю слезу, уставился на задранную к небу голову парня с Щитом, а тот будто бы и не заметил весомое утяжеление в районе ног.       — Я восхищаюсь тобой, Наофуми, — С невероятно искренним выражением лица и блеском в глазах(не только от слез) Китамура решился на небольшое признание, — Ты всегда стоишь на своём, не прогибаешься под других. Ты умеешь выбирать товарищей. Умеешь придумывать всякие тактики. Это удивительно. А ещё ты очень красивый.       Для Иватани слова Копейщика были как белый шум. Разглядывая пространство перед собой, он всё думал почему решил даже не париться с тем, чтобы восстановить менталку Мотоясу, он же реально нуждался в помощи. Он же такой хороший человек, прекрасный товарищ и приятный собеседник. Его проблемы не были следствием проклятия, это было следствие самой настоящей психологической травмы, сродни той, что была у самого Наофуми при похожих обстоятельствах. Копейщик бы до сих пор гиперактивно прятался от проблем реального мира в ребячестве, если бы Рен случайно не наткнулся на священные ментальные восстанавливающие ванны.       Мотоясу, тем временем, приподнял подол рубашки Наофуми, оголив его торс, и аккуратно поцеловал парня в открывшееся пространство. А тот, погруженный в свои мысли, не сразу понял почему рядом с пупком вдруг внезапно стало очень тепло, а потом влажно.       — Ты... Ты че там делаешь? — Наофуми медленно опустил удивленный взгляд вниз и увидел то, что ни при каких обстоятельствах не думал увидеть: лицо Китамуры в паре сантиметров от его торса, на котором красовалось бледно-розовое пятно, сияющее также, как искусанные губы Мотоясу, намазанные блеском.       — Ничего такого, — Копейщик опустил взгляд вниз.       Не заметив злости на лице Наофуми, Мотоясу решил, что парень дал молчаливое согласие на продолжение. На самом же деле Нао даже не думал, что Китамура может сделать что-то подобное. Его голова была забита другим. Почему он сразу поставил на Мотоясу крест? Почему пустил всё на самотёк?       Конечно на первых парах его веселил тот факт, что его бывший враг потерял всё и свихнулся, но со временем же это начало раздражать. Неуправляемый чертила, который вывел из строя Фиро. Получается, что Щит и свою соратницу всё это время подставлял под удар.       Только сейчас Наофуми увидел иную сторону этой ситуации и почувствовал себя крайне неловко. Он хотел было что-то сказать в свое оправдание, но поднявшийся с его колен и севший рядом Копейщик не дал ему это сделать.       Прикоснувшись своей горячей рукой к подбородку Наофуми, Мотоясу нежно притянул его к себе и прильнул к губам ошеломленного Иватани. Нао очнулся от мыслей ещё до поцелуя - когда его лёгкие внезапно пронзил лёгкий фруктово-цветочный аромат парфюма Копейщика, вскруживший парню голову. А последующее ощущение мягких, чуть влажных от бесконечных покусываний, губ на своих губах окончательно вывело его из колеи. Наофуми впал в ступор. Всё, что он смог сделать это чуть надуть свои губы в ответ и таращиться на красивое лицо Мотоясу, находящееся настолько близко к его лицу. Настолько близко, что непослушные золотистые волосы защекотали брюнету переносицу. Сердце бешено колотилось. Небольшой чмок, длившийся от силы секунды полторы, для Наофуми стал целой вечностью.       Китамура отстранился. Посмотрев на Иватани с выражением, полным радости, он не мог сдержать улыбку, хотя очень хотел показаться не особо заинтересованным в процессе. Парень закусил нижнюю губу, раскраснелся и резко отвернулся.       Иватани начал было приходить в ярость, но это беззаботное копейское лицо, полное искренних эмоций и желаний, которые читались в его невероятно притягательных гранатовых глазах, быстро остудили огонь внутри парня.       Виновник смущения Наофуми спрыгнул со стога сена и кинематографично посмотрел вдаль. Пшеничные патлы его хаотично развевались на ветру. Наофуми, не знающий что ему делать, решил не делать ничего и просто ждал что будет дальше.       — Хи-хи, — Мотоясу внезапно вышел из оцепенения и встал напротив Иватани в промежуток между его широко расставленных ног.       — Сейчас, когда рядом никого нет. Это будет наш маленький секрет, Наофуми, — заигрывающе, высокий парень убрал торчащие локоны за ухо и нагнулся к собеседнику. Иватани ничего не понимал, но останавливать эту странную ситуацию желания у него не было.       Поцелуй повторился. На этот раз он был дольше и, определённо, смелее. Чмок за чмоком, дубовость Иватани постепенно проходила и он инстинктивно прикрыл глаза, отвечая на эти чмоки такими же чмоками. Мягко, тепло, страстно. Китамура пустил свои шаловливые ручки в путешествие по открытым местам тела брюнета, который до сих пор не понимал как ему на это всё реагировать, пока что всецело полагаясь на инстинкты. Процесс внезапно прервался, когда из горла Наофуми непроизвольно донесся странный звук, похожий на стон. Щитовик очнулся от собственного голоса, отпрянул и широко распахнутыми глазами уставился на Копейщика. Тот, в свою очередь, положил ладонь одной руки на сено в пространстве между ляжками Наофуми, а ладонью другой руки еле касаясь гладил его щеку.       — Я же так толком не извинился перед тобой. Я всё хотел, да только... Есть ли смысл в словах? То, что было в начале... Словами не загладить. Отец учил доказывать что-то делом, но что я могу сделать для тебя? Что-то, что бы точно тебе пришлось по душе?       Похотливый взгляд Мотоясу Наофуми не спутает ни с чем другим. Но раньше он наблюдал его в сторону Фиро, а сейчас. Сейчас Щит восхитился стойкостью своего филориала, о которой ему можно только мечтать. Дыхание парня сбивалось, когда Китамура снова пустил в ход свои руки. Во время поцелуя он гладил Наофуми по лицу, по шее - по открытым местам. Сейчас же блондин без зазрения совести запустил пальчики под его рубаху, гладя его талию, жамкая его грудь. Целуя его скулы, облизывая его ухо.       — Воу, ты... Че ты творишь, совсем ебу дал?! — произнёс Щит, не пошевелив и мускулом, чтобы силой остановить Копейщика.       Конечно сейчас Наофуми точно-точно понял к чему всё ведёт и стал слегка отпираться. Мотоясу обаятельная зараза, но то, что он пытается соблазнить Нао - не правильно. Иватани далеко не так представлял свой первый секс. У него не было опыта в противостоянии мужикам, которые буквально лезут ему в трусы, поэтому он не понимал что ему делать. Точнее, если бы он прям точно не хотел, чтобы Мотоясу лез к нему в трусы, он бы ему это точно не позволил - отстранил бы эту хорни катастрофу от себя Щитом Метеора и дело с концом. Но Наофуми не понимал настолько ли он не хочет, точнее, настолько ли он хочет, точнее, он точно хочет. Короче, отпирался он только для вида. И Мотоясу, учитывая свой опыт в уламывании на интим, это выкупал.       — Снова что-ли к-крышей поех-хал...       — Наофуми, — Мотоясу на мгновение остановился и посмотрел глубоко в глаза тяжело дышащему и совершенно не умеющему скрывать своё возбуждение брюнету, — за полгода тут я понял, что всё, что я умею это подрывать всяких сучек Взрывным Копьем Икс и ебаться.       Наофуми сглотнул.       — Обещаю, когда-нибудь я подорву Ссуку, но это будет когда-нибудь и когда именно я не знаю. Но жить столько времени с такой ношей в сердце очень тяжело. Мне уже сейчас тяжело! И было тяжело до этого момента! Поэтому то, что я могу сделать тебе прямо сейчас и точно знать, что тебе понравится, это минет! — Китамура полез было вниз, да только его крепко схватил Наофуми и, посмотрев глубоко в глаза, произнёс:       — Ты совсем что-ли ебнулся?       — Я хочу сделать тебе приятно в знак примирения!       — Может быть Ссука тебе хуй сосала, чтобы загладить вину после ссор и ты с удовольствием её прощал, но я придерживаюсь немного другого мировоззрения на этот счёт, — сказав это, Иватани почувствовал, что что-то не так. Некая токсичность и дружеские подъебы в сторону Копейщика стали уже типичным стилем общения для Щита, но иногда с этим можно и заиграться.       Колкий язык Наофуми задевает и без того израненную душу Мотоясу, который ненавидит воспоминания о первых месяцах жизни в Мелромарке. Пусть с виду казалось, что он живёт свою лучшую жизнь с самой горячей девушкой на свете, на деле это был его персональный ад, полный психологических атак, манипуляций и ужасного секса с деревянной дурой.       — Во-первых, хватит её вспоминать! Во-вторых, отказы...       — Во-первых, смотря на твоё лицо, я всегда вспоминаю её.       — ... — и без того бледный блондин побледнел ещё сильнее, казалось, что он сейчас расплачется.       — Во-вторых, у меня был тяжёлый день, я могу быть слишком груб, — попытка сгладить углы ситуации была засчитана.       — Вот это откровения... — Мотоясу замолчал на минутку, чтобы успокоиться и прислонил большой палец к губам Наофуми, чтобы тот тоже ничего не взболтнул лишнего.       — ...       — Ну, значит, я просто обязан сделать так, чтобы, смотря на моё лицо, ты думал только обо мне, На-о-фу-ми, — прервав неловкую паузу ещё более неловкой фразой, которую почти шепотом проговорил прям у самого уха Иватани слишком сладко, томно и возбуждающе, Китамура положил руку на соблазнительный бугорок в паху собеседника.       — Что ты де... п-псих... — внезапный приток крови к члену, который Мотоясу поглаживал сквозь штанину, вывел Щита из равновесия. Скоро желание совсем затуманит его разум, — с ч-чего ты вообще взял, что мне будет приятно...       — Это не может быть не приятно.       — А ты так много хуев сосал, что так уверен в своих силах?       — Чт?! Нет! Я вообще не сосал!       — Тогда я вообще нихрена не понимаю, зачем тебе это?       — Заставляешь меня говорить настолько стыдные и смущающие вещи... Ты не демон, Нао, ты Сатана.       — Тц! — последняя фраза отозвалась тупой болью воспоминаний о днях, когда Щит и Копьё были врагами, — Я не заставляю... Я просто... Не понимаю что ты от меня хочешь.       — То-есть ты всё-таки заставляешь меня говорить это. ОКЕЙ. Наофуми, за все те слова, что я произносил в твою сторону, за все унижения, слухи и дуэли, я дарю тебе свою оральную девственность.       — Понятно. Ты реально отбитый. Ты хоть...

*ЗВЕНЬК*

      Под подбородком Иватани оказалось острое лезвие.       — Блять! Я тебе последнюю минуту член натираю, а ты всё равно ломаешься как целка! Если против - оттолкни меня, если нет - закрой пасть и наслаждайся.       Китамура от своих слов распахнул глаза не меньше, чем Иватани. Он тут же ринулся нежно ласкать лицо Щита и извиняться за то, что выразился слишком грубо. Он просто хотел прекратить этот унылый диалог и поскорее приступить к действию, о котором тайно фантазировал несколько месяцев.       — То, что я сейчас сделаю - это проявление моей искренней любви к тебе.       Пока брюнет приходил в себя, ведь последние месяцы он от Китамуры слышал только "Падре, ты такой замечательный, я стану твоей тряпочкой для пола, лишь бы ты уделял мне внимание!", блондин в пару движений разобрался с ремнем на штанах, приспустив нижнее белье Наофуми, оголив набухшего Иватани младшего, и встал перед ним на колени.       Китамура на секунду застыл, оценивая шеснадцатисантиметровую картину со вздутыми венками, открывшуюся перед его глазами. Такой девственный, не погнутый член с розоватой головкой и жемчужинкой смазки, как вишенкой на торте. Сфокусировав взгляд на заднем фоне, Героя умилило совершенно красное от стыда и смущения лицо Иватани, Щит сразу же отвёл глаза в сторону, изредка из интереса поглядывая на действие у своей промежности.       Мотоясу никому и никогда не делал минет, поэтому он слукавил, когда говорил, что точно доставит Нао удовольствие. Он ПОСТАРАЕТСЯ сделать ему приятно, но не гарантирует. Твёрдо решив делать так, как было бы приятно, если бы делали ему самому, парень отбросил волнение, оттянул лишнюю кожицу члена вниз рукой и прикоснулся своим разгоряченным влажным языком к столь же разгоряченной влажной головке щитовского конца. Наофуми вздрогнул и задержал дыхание в ожидании.       Аккуратно проведя скользким языком от уздечки до самого кончика, Герой громко чмокнул вкусную головку и поднял глаза на Щита, в ожидании его реакции. Увы и ах, тот закрыл лицо рукой. Блондин не сводил с него глаз, медленно играясь со стволом, дроча его вверх вниз.       — Умм... Если что, только не подумай, я себя не заставляю! Мне самому это тоже принесёт огромное удовольствие! — добавил Мотоясу, пытаясь расслабить Наофуми, но в ответ получил открытый ящик Пандоры.       — Удовольствие? — Наофуми крепко взялся за блондинистую чёлку, отодвинув голову Китамуры от себя и спрыгнул с сена, встав ногами на землю и стряхнув сухую траву с задницы, — а если я не хочу, чтобы ты получал удовольствие? Что, если я хочу, чтобы страдал, блять, как я страдал? Мне глубочайше поебать под чью дудку ты плясал, в моем сознании твоё милое личико навсегда ассоциируется с адом, в который я попал! Если так выглядит твоё извинение, то отработаешь ты его по полному и ответишь за каждое гадкое слово в мою сторону.       Увидев Копейщика на коленях, у Наофуми сработал давний триггер. Он отчётливо вспомнил, как представлял картину, при которой заставляет этого заносчивого патлатого засранца встать на колени на какой-нибудь горох или лучше на гвозди при сотнях зрителей и молит о прощении, чтобы вдоволь насладиться его страданиями, чтобы вдоволь насмотреться в его полные ненависти глаза.       И даже не взирая на то, что сейчас они наедине, а глаза Китамуры полны любви - о да, любви, пока Щит орал на него, казалось бы, самыми обидными словами, Копейщик смотрел на него с неподдельным восхищением и слушал с упоением - а не злости, Наофуми не может так просто оставить призраки прошлого. Незакрытые гештальты. Вот, почему он не помогал ему всё то время после слома. Он всё ещё не простил его.       — Похотливый ты кусок дерьма. Хочешь, чтобы я твой рот занял? Сука, я займу его. Ебаный ты упертый мудак.       Ухватившись за лохматый блондинистый хвост, ближе к корням, Наофуми рывком вернул Мотоясу к своему члену. Правая половина лица парня уперлась в твёрдый ствол, Щит водил ей вверх вниз. Китамура не выдержал, упёрся руками в ляжки Нао и рывком отстранил тело назад, с притворной претензией в голосе сказав:       — Знаешь, если бы ты не был Щитом, это было больно!       — Больно? А мне типа было не больно, когда...       — Считаешь, стать отшельником и изгоем недостаточная карма для меня? Думаешь, меня нужно наказать поси... Мфх... Посильнее? — раскололся. Слова Мотоясу были как одна сплошная провокация, он говорил их так, будто хотел услышать "да, ты тот ещё...", а затем продолжение из десятка унизительных слов с похабным подтекстом.       Китамура, не дожидаясь ответа, прильнул к пульсирующему члену Иватани. Издав протяжный стон, расслабленным языком он провел вдоль ствола и, добравшись до головки, обхватил её губами, попробовав пососать её. По члену стекали слюнки. Было очень влажно и жарко.       — Нгххх... — Наофуми стеснялся издавать звуки, он сдерживал стоны, напрягая горло и грудную клетку, его голова начинала кружиться от отсутствия выплеска той бури эмоций, бушевавшей в его голове и головке.       А Мотоясу стонал и рычал, словно животное, опускаясь всё ниже и ниже, проталкивая сочный девственный член всё глубже и глубже. Изящными руками гладя, щупая, слегка царапая всё до чего мог дотянуться. И всё-же он не понимал нравится Иватани это представление или нет. Устремив взгляд на хозяина инструмента, который он прямо сейчас так жадно и с упоением сосал, парень увидел, как соблазнительно смущенный брюнет пытается не сойти с ума, вцепившись одной рукой в стог сена также, как в сноп пшеничных волос Китамуры.       — Нао, я та-ак провинился, давай, вывали на меня все свои обиды! Бей меня, шлепай, царапай, выговаривай все, что чувствуешь! Я так это заслужил! Ну же! — умоляющие слова Мотоясу звучали как "ФАС!", словно красное полотно перед быком. Неловкий, неопытный Иватани, очень аккуратный и совсем не дерзкий, когда дело касается романтики, отбрасывает предрассудки и установки в своей голове, погружаясь в то самое первобытное состояние, идя на поводу у чувств и эмоций.       В силу щитовских особенностей Мотоясу чувствовал шлепки, но не чувствовал боли от них, что с одной стороны минус, а с другой, Наофуми мог не сдерживаться и бить наотмашь со всей силы. Это странное действие добавляло некоторой перчинки и сводило Китамуру с ума.       — Да, я... Я жалкий, тупой... Можешь ненавидеть меня, только... Говори и... Позволяй мне ублажать твой...       — Нгахх... Затк... Нись!!       Щит хватает Копейщика за волосы и с новой силой насаживает на ствол, не давая передышек. Только когда Мотоясу чуть ли не до крови вонзает свои острые ногти в его ляшки или ягодицы, тот даёт ему возможность вдохнуть воздух ртом, потому что нос забит из-за слез, текущих из глаз. Преграда в глотке не даёт Китамуре проглотить член полностью. Он совсем не опытен, но желание достойно обслужить Наофуми не допускает поблажек на такие вещи, он даже не думает сдаваться, по ходу вспоминая советы, которые когда-то давно видел в интернете и пробует, пробует, пробует. При этом стимулируя головку то языком, то узким пространством на поступи к пока ещё недоступной гортани.       А Наофуми от этих попыток балдеет, балдеет также, как от долгожданной возможности высказать всё, что накопилось. Он кричит, ругается, говорит все те мысли, что мелькали в его поглощенной гневом голове в моменты использования проклятой серии. Давая вздохнуть, он отвешивает Мотоясу пощечины и с особенным упоением оттягивает его длинные блондинистые волосы, которые уже превратились в бесконечно лохматый сноп. Резинка, державшая высокий хвост, соскочила и куда-то делась, от чего держать Китамуру за голову стало не очень удобно, да и рука уже затекла. Иватани освободил парня от своих лап, давая ему возможность двигаться самостоятельно.       Тогда Копейщик возрадовался небольшой передышке и нежно-нежно принялся обцеловывать раскрасневшуюся от стимуляций головку, и гладить бархатной ручкой ствол, пока восстанавливал своё дыхание.       В то же время промежность самого Китамуры также нуждалась во внимании. Не выдерживая желания, парень освобождает своё до предела набухшее копье и начинает стимулировать его рукой, параллельно вернувшись к сосательно-поступательным движениям по всему пространству члена Наофуми.       — К-кто... Т-тебе сказал, что ты м-можешь... Делать... Эт-то.. Пока ты д-делаешь... Это?! — заразившийся бесконечной похотью и вожделением разум Щита под воздействием небольшого стыда перед словами "член", "дрочить" и "минет" уже был не в состоянии формулировать целостные предложения, но по одному только суровому взгляду Китамура всё понял. Парень поднял руки так, будто сдаётся полиции и подмигнул, вернувшись к обслуживанию конца Иватани томными размеренными движениями.       «Куда меня жизнь привела, я ебу,» — думал Щит, смотря как жадно Мотоясу занимается своим делом. Текущие слезы, сопли, слюни, пошлые чмокающие звуки, стыдливо красные щеки и развратный взгляд - всё это, казалось бы, должно было отторгать, но Наофуми именно это и притягивало во всём процессе. Притягивало даже больше, чем, несомненно, приятные ощущения, которые он испытывал в районе промежности.       В какой-то момент желание кричать гадости и жестить исчезает, Щитовик сладко стонет, не скрывая говорит о том как ему хорошо и что подобных этим он в этом мире эмоций ещё не испытывал. Мотоясу плачет уже от радости, разглядывая глупое выражение лица Наофуми, который вот вот кончит.       Протяжный стон, неловкие судороги и мощные струи горячей жидкости, стреляющие по нёбу Китамуры. Как провинившийся червь, как послушный последователь своего мастера, он принимает подарок и глотает всё до последней капли. Привыкая к солоноватому привкусу, Мотоясу начисто вылизывает обмякший член, словно леденец.       — Хе-хе, ну ты реально повар, Нао, даже сперма у тебя вкусная.       — А? Аа! Я совсем забылся, прости... — Наофуми натянул трусы и сел на корточки, чтобы быть ближе к своему товарищу.       — Да всё окей, мне понравилось! — заверял Мотоясу, но Нао ему не особо то верил.       Чтобы как-то загладить вину, Иватани поцеловал Китамуру в чуть разбухшие от трения губы. А потом ещё раз, и ещё. Совсем разнежившись после бурного оргазма, он принялся обцеловывать каждый сантиметр его лица. И всё-таки решил помочь и ~копейщику~ дойти до ~пика~, ухватившись за его член рукой и слегка удивившись своей наглости и смелости. Китамура младший держался изо всех сил, вытянувшийся в полный рост, набухший, пульсирующий, мокрый. По всем параметрам он был крупнее и жирнее конца Наофуми, от чего мимолетно представив в своей голове очень пошлую картинку, тот сжал булки и сглотнул.       Для Мотоясу уже факт того, что Нао сам полез целоваться был шоком, а от того, что тот ещё и его член схватил, парень распахнул глаза и резко посмотрел вниз, чтобы убедиться а точно ли там происходит то, что происходит.       И действительно происходило именно оно.       — Нихренаааааа, П-Падре, это уже совсем н-не обязательно...       —?! Ты опять меня так назвал!       — Аа! Прости, прости, совсем забылся! Дурак! Дурак!       — Не дурак, а п-придурок. Мотоясу, с заткнутым ртом ты куда лучше.       Китамура воспринял эти слова как призыв к действию и предпочёл заткнуть свой рот языком Иватани во время очередного поцелуя.       Дрочить Наофуми, на удивление, умел, довести до оргазма Мотоясу было делом пары минут, учитывая, что тот был готов кончить уже от самого первого касания. Да чего уж там, он взрывается каждый раз, когда видит Щита. Искреннее восхищение, невозможность убрать улыбку смущения и лёгкий румянец при каждой встрече - после лечения в ментальных ваннах это никуда не ушло. Поэтому Китамура в этот поздний-поздний вечер был невероятно счастлив, сидя плечом к плечу на земле(конечно штаны на свои голые попы к тому времени они уже натянули), облокотившись спинами на сено и слушая ночную тишину, изредка прерывающуюся шелестом листьев и тихими отдаленными звуками волн, доносившихся с берега.       — Хе-хе, ну как тебе извинения?       — Не убедительно.       — Аа?! Ч... Чего?!?!       — А ты что, думал за месяцы унижений одним часом отделаешься?! Нужно ещё время, чтобы я точно-точно остыл!       — Эээ... Ещё??       — Угу.       — Хе-хе, да с удовольствием~