Детям Рима

      «Рим не спал. Города вроде этого никогда не спят. И всё же ночь накрыла его, очертив границы света и тени куда ярче, чем любой день. Сойдёшь с освещённой фонарями и вывесками улицы — и словно в другой мир попадёшь. Мрачный, чужой. Таинственный. Наполненный кишащими в сумраке тварями.       Большинство из них окажется плодом твоего воображения. И молись, чтобы тебе не встретились другие — настоящие, скользящие от одного пустынного переулка к другому. Копошащиеся в глубине заброшенных зданий, точно трупные черви. Выползающие на пустыри и в обезлюдевшие парки. Рыскающие у кладбищ. Даже если ты искал их намеренно — молись. Крепче сожми в руке серебро или осину, и ни в коем случае не закрывай глаза. Ночь будет долгой, человек. Даже в Риме.» — Ну ты и жути нагнал, Рональд. — Не мешай. Мне ещё на работу идти, — он нервно постукивал ногтями по столу. — Боюсь, что уже либо «не мешай», либо «на работу», молодой человек. — Когда?! — Только что. Через полчаса смена. Мы с мисс Хинаичи уже готовы, один ты тут рассиживаешься.       С криком «Да вот же ж!» охотник на вампиров выбежал из общей комнаты, чтобы переодеться, кляня на чём свет стоит некоторых особо умных. — Костюм я погладил! — донеслось ему вслед. Рональд с силой захлопнул дверь. — А вот имущество мог бы и поберечь. У нас и так с финансами не густо. — Завались, пыльный! Из-за тебя ведь опаздываю! — Если бы! Некоторые, кажется, просто не умеют распределять время, и слишком несерьёзно относятся к тому, чем мы сейчас занимаемся. — Несерьёзно?! Да я за троих пашу…       Этот спор развернулся в полуразвалившейся с виду квартирке где-то на окраине Рима, попавшей волею судеб в один из тех районов, где приличные люди опасаются выходить по ночам. Но обитатели квартиры и приличными, и людьми были только отчасти. А потому очень спешили к началу ночной смены в заведеньице, временами похожее то на кафе, то на бар, то на клуб. Там они подрабатывали уже несколько месяцев. Дралук поваром, а Рональд — вышибалой. Назвать его просто охранником было бы сложно, потому что порой особенно разгулявшихся гостей приходилось выпроваживать весьма настойчиво. Если не сказать, что грубо и взашей. — И я ещё раз повторю… — Одевайся быстрее, попугай. — С чего это? — А кто всё повторяет! Попугай! — Вот, теперь ты сам! Попугай, попугай! — Мальчики. Прекратите, это уже что-то ненормальное. — Ню! — броненосец Джон не мог не поддержать появившуюся наконец здравую идею. — А ты где здесь нормальное видела, Хинаичи? — Рональд высунулся из-за двери, неподдельно удивившись. — Мисс Хинаичи, я не думаю, что нам надо тратить время на этого бездаря. Прекрасная принцесса, если того хочет, может и дальше прихорашиваться для встречи с многочисленными ухажёрами, жаждущего её внимания. А мы пойдём. У нас работа, а не кокетство. — Ах вы сволочи! Да готов я.       Довольный произведённым эффектом, Дралк, держа Святейшего Джона, гордо проследовал к выходу из квартиры, сияя при этом, как новенький пятак. Хинаичи, работавшая официанткой, семенила следом. Поначалу для неё это была очень непривычная роль. Сменить офицерские погоны и пару верных мечей на фартук и скабрезные шуточки оказалось поистине тяжёлой задачей. Особенно раздражало общение с некоторыми посетителями. Благо, троица быстро смекнула, что желающий «познакомиться» можно смело отправлять к стоящему в дверях «братцу». А то неудобно было бы, начни хрупкая девушка сама их колотить. Что же, у одной половины понявших, о ком идёт речь, появлялось желание замять разговор. У другой — аккуратные синяки. Молодого человека со слишком симпатичным для этих мест лицом, но достаточно суровым взглядом, местные скоро запомнили и уже почти считали за своего. Чего нельзя сказать о странном поваре, синевато-бледном и худом, словно смерть. Вечно в белых перчатках и при жилете… Что он только здесь забыл? Командует, наставляет, лебезит — одновременно и по очереди, изворотливый, словно уж. И улыбается так, будто знает всё-всё и уже победил. Непонятно только, в чём.       За работой проходили будни, а порой и выходные. Принять заказ, нарезать, расставить, улыбнуться, выставить. Этот выпьет ещё шот, и можно упаковывать. На том конце пристают, надо разобраться. Стажёр попытался сжечь колбаски. Опять какой-то пьяница попытался ущипнуть. От музыки с танцпола начинают болеть чувствительные уши — да кто ж такое поставил! Не забыть масло… — Шеф, цезарь на пятый столик готов. Проверить. — Сойдёт. Подавай.       Отовсюду:"Шеф! Шееф… Шеф?»       Да, своим среди местных он не станет. Но хоть какого-то причитающегося уважения добьётся сполна! И для этого приложит все силы. — Дралк! Жареная баранина и вино на шестой угловой, — а потом, шёпотом, на ухо, — В рясе, но движения воина. Осторожнее. — Понял. — Жареная баранина! Эми, Густав, быстро, быстро! Арчи, на склад! Бутылку красного сухого третьего слева с верхней полки. Итальянского. Я займусь соусом. Жаль, нет «Barolo»… — последнее уже себе. На самом деле, он и сам был бы рад заняться мясом. Чтобы у священника мир перевернулся. Честолюбие, гордыня, да. Но на том и стоим. Его сердце зажглось азартом. Хоть соус будет великолепным. Такого здесь ещё не видели! — Рональд, как думаешь, он будет выпендриваться? — Хинаичи подрезала его, направляясь к столикам у стены. — Уверен. Что уже начал. — Эх, я тоже. Значит, спора не получится. — Зато мы из первых рядов посмотрим на реакцию святоши. Уверен, такого он ещё не пробовал. — Будет интересно. Смотреть действительно было, на что. Как только святой отец оказался на пороге заведения, он тут же приковал взгляды этих двоих. Высокий — в два метра, если не больше — загорелый, мускулистый — видно даже под рясой. И двигается как воин. Воин, привыкший полагаться на силу, но делающий это с умом. Очень и очень опасный противник, за стёклами круглых очков которого блестят обманчиво спокойные зелёные глаза. Хинаичи и Рональд пытаются не подать виду, что волнуются. Но руки тянутся к оружию под одеждой. Есть, за что переживать. — Заказ на шестой столик!       Хинаичи рыжей молнией метнулась к выдаче. Сердце билось как сумасшедшее. Точно ведь выделывался. А если священник что почует?       Не могло быть так, но волнение не унималось. Хоть бы обошлось…       С вежливой улыбкой она подала клиенту блюдо. Всё как обычно. Заглянула в глаза сквозь сверкнувшие отблеском тусклых ламп стёкла. — Приятного аппетита, падре. — Благослови тебя Господь, дитя.       Остаётся только ждать. Что ж так сердце не унимается. Она разворачивается и уходит, потому что смысла оставаться нет несмотря ни на какое волнение. Святой отец отрезает первый кусочек…       Вообще, отец Андерсон действительно пришёл сюда поесть. Ему просто никак не удавалось выкроить хоть минутку где либо ещё, а в таких местах ещё и любят ошиваться, подыскивая добычку, всякие нелюди. Два дела разом. Наконец-то всё спокойно и жизнь идёт своим чередом… Никаких сумасшедшие еретиков-англичан с их прихвостнями. Никаких истерик Максвела — даром, что начальник и любимый ученик, а выпороть порой хочется. И особенно — никаких неубиваемых вампиров…       В еде чувствовался какой-то странный привкус. Немного в мясе, совсем чуть-чуть в вине… Но больше всего в соусе. И он бы списал всё на недосып и огрехи повара — в такой-то дыре! Но вкус был сравним разве что с тем, что он пробовал только на самых высоких приёмах. И всё-таки какая-то нотка, странный полутон… Холод и тлен, и что-то томно-кисловатое, манящее. Рассыпчатый снег с песком или прахом. Что-то, что он где-то встречал… — Мисс, — он обратился к официантке, подавшей заказ, — подскажите, кто готовил блюдо? Особенно хорош соус. Я бы хотел поблагодарить повара лично. — Прошу простить, падре, — девушка чуть поклонилась, но он успел рассмотреть искру страха в её глазах, — но он, верно, очень занят. Посмотрите, сколько работы. — Мне бы хоть взглянуть на него, дитя. — Ой, да что там смотреть! — из-за соседнего стола повернулся чуть поддатый мужичёк, — Па-адре, если Вам показалось, что Вы побывали на небесах под песни, ик, крылатых ангелов, то хотовил, несомненно, их шеф-повар. Только там смотреть не на что — кожа да кости. И синюшный весь. Я как-то увидел его: глаза — во, уши — во! — мужичёк на себе показывал, насколько внушительными чертами обладает местный шеф, — А гонору! Гонору сколько! Как зыркнет! Так и решил: всё, теперь ни-ни к кухне. Тока здесь, тока у столика, да у бара… — Да Вы, уважаемый, ввалились на кухню пьяный! Не удивлена, что Вам такое примерещилось. Более удивительно то, что Вас после такой выходки снова пустили. — Ой, а что вы мне сделаете? Я деньги плачу, а Вы, дамочка, как и дружки Ваши, их только забираете. Рабооотают они, конечно. На заводе ни дня, молодёжь нынешняя, тоже мне! — Ну что Вы так, уважаемый. Не стоит ругаться при посетителях.       На плечо мужичку легла тяжёлая рука молодого человека в белой рубашке с вышивкой «охрана». Пришёл успокаивать. Андерсен не любил подобных потасовок. Что уж там, лицезрение того, как низко может пасть человек… Никогда не было приятным зрелищем. Наверняка ведь честный католик! И такое… Но движения молодого охранника, да и той официантки… В них есть что-то от закаленных боями воинов. Оба с восточной внешностью и переглядываются так, будто говорят без слов. Странно всё это, странно. Ещё и привкус… — Счёт, пожалуйста. Я, пожалуй пойду. — Одну секундочку, падре!       Да, она действительно была напряжена. Почему ему нельзя было на кухню?.. Что же, описание того повара он запомнил хорошо. Можно и подождать. — Дралк, я же говорила тебе быть осторожнее! — Хинаичи почти набросилась на побратима в тёмном коридорчике неподалеку от подсобки. — Да что такого? Я только соус сделал. — Да не знаю. Он что-то почувствовал. Тебя спрашивал. И глазами хищно сверкал и скалился. А голос мягкий был, слишком. Подозрительно всё это, Дралк.       Он посмотрел неожиданно серьёзно и строго. — Домой я, наверное, один пойду. Если я ему зачем-то нужен, то и караулить он будет меня. — Ишь, чего удумал! — из-за поворота показалась серебрящаяся в неясном свете таблички «Выход» голова Рональда, а потом и он сам, загородив плечами почти весь крохотный коридорчик. — Вместе пойдём. Хинаичи кивнула. Уже не столько сердитый хомячок, сколько тигрёнок. Растёт… Это на секунду встревожило Дралука, но реальность взяла своё. — Хорошо. Я признаю, что нельзя не преклониться перед моим величием и очарованием, и позволяю вам за мной последовать! — Драаалк… — Так-то лучше, песочный лорд. А то у тебя вид был такой, будто умирать собрался!       Они переглянулись, ухмыляясь этим словам, будто старой и очень личной шутке. — Ага. И как всегда, в мгновение ока!       «Ночь была шумной. Её мягкие тени лежали во всех переулках, но город не давал им покоя. Тени вились, ластились к своему господину. Просили защиты. Им ни к чему людская суета. Они прячутся по самым дальним углам в надежде скрыться, и горе тому, кто нарушит их уединение. Берегись, беспечный путник. Это не тот Рим, который ты знаешь.»       Под туфлями Дралука перекатывались мелкие камешки, отколовшиеся от неровного асфальта и отправившиеся в собственный путь. Лишь их тонкий скрежет да редкие помойные кошки нарушали тишину. Шум города был не здесь — где-то там, за множеством домов и поворотов. Оказывается, и у таких тёмных районов могут быть интересные плюсы. И тут Дралук почувствовал, что за ними идут. В блеклом рассеянном свете на дорогу легла огромная тень. Тёмная, чёткая, резкая. Она протянулась на многие метры и почти коснулась ног беглецов. Которые только сейчас постепенно начали осознавать всю тяжесть собственного положения. — Неечисть! — проревел монстр перед ними, — Во Имя Господа нашего, да свершится суд, и да примет преисподня ваши нечистые души!       Глаза священника сияли жаждущей крови бирюзой, и стёкла очков блестели при каждом движении как два прожектора. Отец Андерсен ликовал. Наконец-то! Простая нечисть, но вёрткая и хитрая. И где! Под носом у Ватикана! Раздавить, как муху, и она не воскреснет, оставшись лежать прахом. Хоть что-то поможет снять стресс и притупит злость от подлого обмана. Воин Тринадцатого отдела бросил из рукавов в руки серебряные штыки. Вот она, игра, песня во славу Господа! — Святой отец, что Вы делаете? — Э-это какое-то недоразумение. Точно Вам говорю. Зачем кому-то вроде меня наживать себе проблемы? — Молчать, кровосос!       В голову Дралука прилетел первый штык. Через полсекунды ещё два пронзили грудь и живот. — Покайся в грехах своих, отродье, и отправляйся на вечные муки. Аминь! — Да он бешеный!       Штыки со звоном упали на дорогу, пройдя сквозь обернувшееся тонким прахом тело вампира. Отдельные крупинки чуть видно колыхались на слабом ветру. Священник что-то начал торжественно провозглашать. Рональд припал на коленях к кучке пепла. — Дралук… Дралук, ты как, дружище. Ей, Дралук. Дралук, мать твою! — Тише, — еле слышно шепнул пепел, — меня нет.       Рональд так и остался сидеть с дрожащими от волнения и злости руками. Хинаичи тихо потянулась к ножам — мечи скрытно носить было сложнее. — Еретики, что спутались со слугой Дьявола! Покайтесь, и искупите свои грехи с честью, или примите кару Господню, что ниспослана будет на вас! — Безумец…       Хинаичи шепчет, ошарашенно глядя вперёд, и хочет броситься в бой, но голос — такой знакомый и родной, слышащийся где-то на грани сознания, останавливает: «Отступись». И она понимает, что это самый простой вариант. Попытаться пасть на колени и сбежать, оставив вроде бы мёртвый прах позади… Джон будет долго дуться за то, что они бросили его любимого хозяина, но он ведь поймёт, правда? Это самый простой ход… Рональд думает так же. И берёт пистолет. Чёрта с два. Их не отпустят, даже пади они ниц и моли о прощении. И они не собираются оставлять здесь ни крупицы праха этого идиота-вампира. Перебесится как-нибудь уж. Хинаичи сжимает кинжал. Всё проносится в считанные секунды. В них летят штыки.       Выстрел и звон. Одно серебро о другое. Уклониться. Небольшой поворот. Ещё один придётся сбивать пулей. Грохот. Запах пороха. Звон кинжала о штык. Хинаичи юркая и быстрая, точно лисица. Снова в своей стихии. Звон. Редкий свет рассыпается на начищенном металле тысячей брызг. Серебро в прядях, серебро в руках… Как давно! Словно единое целое — двое и их оружие. Не хватает третьего. Боль. Алым растекается жизнь по плечу и боку. Хинаичи кренится влево, к огромной открытой ране. Выглядит жутко. Рональд не лучше, рука почти выведена из строя. А ужас в рясе священника всё приближается. Он чуть сгорбился, наклонившись, предвкушая триумф. Точит штыки друг о друга, и от них летят искры. Двое снова бросаются в бой. — Ну что же вы, ребята. Что же не подождали своего старого друга? Я ведь и обидеться могу. — Дралк!       В переулке поднималось нечто, состоящее из праха и подвижной, живой тени, дышащей, текущей. Сияющей изнутри чем-то потусторонним. Тень открыла чёрные глаза, по краям которых сверкнуло алым. Очертания линий сложились в надменную усмешку. Частоколом копий торчали сплошные клыки. — Паадре, что же это такое… «Прислужник Дьявола»… — он мягко перекатывал выражение на языке, — падре, падре, запомните, сделайте милость, — я никому не служу.       Существо нависло над паладином. Ещё один воскресающий! Не простой проклятый, не простой… И у самого Ватикана! — Мы с друзьями итак очень сильно задержались. — Дралк, сволочь, ты не мог раньше? — Ну извини, освящённое серебро, римская земля. А также вода и воздух. Силы не те. — Ага, ной дальше, песчаная задница. Рад, что ты всё-таки живой. — А что мне сделается? Я же бессмертный. Полетели штыки. — Нам пора, святой отец.       С издёвкой. Безупречно галантный, улыбающийся в полутонах. В развевающемся чёрном плаще с тёмно-пурпурной подкладкой. Аристократ. В Риме. Он растаял, унося двоих раненых, будто горячечный сон. Словно не было, но в теле ещё пылает жар битвы и руки просят серебра и нечистой крови. Но лишь лёгкая мягкая ночь расстилала над городом огромные крылья.       «Спите, дети Рима. Не ходите по ночам с кольями и серебром — повесьте их у двери. Пусть тени клубятся в своих переулках. Им не выйти оттуда, покуда их господин прячется там вдали от лишних глаз и людского шума. Пусть спит вечный город сном вечным, как его пороки. У людей хватит глупости на то, чтобы изводить самих себя ещё очень и очень долго.» — Рональд, у тебя последнее предложение выбивается. — Да достали, потом отредактирую. Обезбол лучше дай. — Ню!