Музыка: D'espairsRay – HEAVEN'S COLOR, D'espairsRay – Squall «Знакомься: это мое солнце». (с) J:Mors
Яркие лучи путались в решетке изящных пальцев, гитарист, щурясь, лениво следил за чередой облаков, убегавших по выцветшему, но как прежде высокому небу. Осенний ветер разметал по плечам обесцвеченные концы волос, а по дорожкам – сухую листву, играл краями темно-серого пальто, холодил неприкрытую шарфом шею. Утро среды выдалось несказанно погожим, и даже налетавшие иногда порывы ничуть не портили прогулку. Будний день только начинался, поэтому прохожие попадались редко, создавая обстановку, как нельзя лучше подходящую откровенному разговору по душам... Впрочем, в последнее Карю верилось плохо: вот уже едва ли не полчаса тот, кто пригласил его сюда, как ни в чем не бывало страдал ерундой. Сначала Зеро долго распевал, какой сегодня удивительный день: после затяжных дождей в город наконец-то пришла золотая осень, лучше любого, пусть даже и самого талантливого художника рисующая шедевры... На счастье Карю, скоро словесный водопад прекратился, но неугомонный басист быстро нашел себе другое занятие. «Хруп, хруп, хруп», – крохкие следы осени – высохшие пожелтевшие листья – легко теряли целостность под стильными ботинками Зеро. Насколько понял Карю, суть игры состояла в том, чтобы на каждый шаг обязательно давить сухой лист. Когда друзья шли по маленькой дорожке, заваленной листвой, задача выполнялась сама собой, однако здесь, на убранной аллее, дело усложнилось. Впрочем, басист этому лишь обрадовался, принявшись скакать, точно полоумный... такое было бы уместно на сцене, но не в парке. Тем более, в исполнении представительного молодого мужчины... Карю был счастлив, что рядом не наблюдалось посторонних, и в очередной раз убеждался в правоте слов Тсукасы, любившего замечать, что басист слегка ненормальный. Или не слегка. - Черт!! – ругательство потревожило тишину утреннего парка, а запыхавшийся бас-гитарист, все же спотыкнувшись, загремел. «Допрыгался», – тихо улыбнулся Карю, подойдя к другу, чтобы протянуть руку помощи. Отряхиваясь, басист помянул еще тройку рогатых, помешавших ему поставить рекорд по раздавливанию листьев, а Карю, вздохнув, вынул из каштановой копны товарища прицепившуюся веточку. - Зеро-кун, пора взрослеть. - Разве? – взгляд выразительных глаз сильнее логики. - Тебе сколько лет? – гитарист не отступал: слишком хотелось поскорее понять, зачем его сюда пригласили. Не смотреть же на чудачества, в самом деле! - Не помню, – прищурился Зеро, мотнул головой, и яркие лучи тут же запутались в его каштановых локонах. – Не важно. Пожав плечами, нарушитель спокойствия мгновенно позабыл о своем нелепом падении и, напевая под нос мелодию HEAVEN'S COLOR, принялся собирать букет из опавших листьев. - Ты оторвал меня от дел, чтобы валять дурака? – нахмурившись, Карю сложил на груди руки, а Зеро, внезапно вздрогнув, обернулся. - Не совсем, – улыбка тронула его губы, образовав ямочки на щеках. «Нет у тебя никаких дел». – Мне хотелось поделиться солнцем. Карю сморгнул: что-то острое кольнуло сердце, тут же стало обидно и почему-то холодно. Опять то же самое, а он-то думал... Как глупо. Нечего надеяться, романтик хренов, и верить в сочиненную тобой же сказку. Пора взрослеть. Вздохнув, гитарист подобрал с асфальта опавший кленовый листок и поднес его к негреющему светилу: прожилки четкими линиями разрезали желтый тент, напоминая мокрые провода из далекого серого вечера, когда тоже решительно не хватало солнца. *** Промокшее здание отеля в мелком моросящем дожде, со всех сторон охваченное болезненно-фиолетовыми сумерками и дрожащими огнями, показалось Тсукасе обителью истинного отчаяния. Завтра у них состоится концерт, а сегодня уже почти закатилось. На душе было мерзко: погода настроению не способствовала, а в магазине, куда он заходил за сигаретами, ему еще и нахамили... В общем, промокший и уставший, Тсукаса остановился на крыльце, где, похлопав по карманам, обнаружил пропажу зажигалки. - Вот же ж жопа... – пробурчал он, не вынимая изо рта незажженную сигарету, охарактеризовав свою забывчивость парочкой непечатных эпитетов. - Помочь? – спросил знакомый голос. Барабанщик обернулся. Рядом, облокотившись о перила, скучал Карю, в одиночестве наблюдая, как замысловатые витки дыма гасятся моросящим дождем – со стороны поистине завораживающее зрелище. Спустя недолгое время маленькое крыльцо превратилось в импровизированную курилку. Иногда трудно запомнить, что именно влияет на твое состояние, но обычная с виду беседа, тройка шуток и обмен мнениями, кажется, раздвинули нависшее над головой небо, впустили в промозглый мир свежее дуновение. Распрощавшись с коллегой, Тсукаса поднялся по лестнице уже в совершенно другом настроении. И, обдумывая грядущее шоу, искренне удивился, увидев на балконе между этажами их вокалиста. Обхватив себя руками, Хизуми усиленно всматривался в серые тучи, словно ища в них ответ на какой-то тяжелый вопрос. - Ну и что мы тут делаем? – недовольно поинтересовался Тсукаса, постучав пальцами по перилам, тем самым привлекая внимание. – Мечтаем заработать пневмонию? Мало нам кашляющего басиста. - Сейчас уйду, – недовольно буркнул Хиз, нахохлившись, как воробей, которому безбожно помешали доклевать потыренную у ресторана горбушку. - Ты вдохновение ловишь? – лидер неопределенно повел ладонью. - Ловлю. А лучше сказать, ловил, – солист сделал недвусмысленный акцент на последнем слове, – пока кое-то не посбивал мысли, – отвернувшись, он посильнее закутался в широкий шарф и горько признался: – Ни хрена у меня не сочиняется, даже здесь, наедине со стихией... - Иди в номер, – рука барабанщика по-дружески легла на плечо товарища. - Не могу: там Зеро каждую минуту чихает. - А теперь вы будете чихать вдвоем. Отличная идея! Ты сущий псих, Хизуми. - Знаешь что... – начал было вокалист, но, передумав, изобразил на лице подходящее последнему эпитету выражение и натянуто посоветовал: – Иди куда шел. Тсукаса вздохнул: ему никогда не нравилось видеть своих коллег в упадочном настроении, а уж тем более – наблюдать в подобном состоянии не в меру эмоционального Хизуми. Наскоро поразмыслив, лидер, кажется, отыскал в памяти рецепт спасения от хандры и молча исчез с балкона, чтобы через непродолжительное время вернуться. - Да сейчас я уйду, черт с тобой!.. – возмутился солист, но тут же осекся: по-родному улыбаясь, друг протягивал ему чашку с дымящимся ароматным кофе. Молочным. Свежезаваренным. - Где? – Тсукаса на полном серьезе обернулся. – Я никого не вижу, – и кивнул на напиток. – Это тебе, Хиз. Пей, покуда не окоченел окончательно. - Мне не холодно. - У тебя руки ледяные, – потерпев в словесной битве позорное поражение, Хиз, вздохнув, покорно сделал глоток, тут же ощутив спасительное тепло. Улыбнулся. Смутился. - Пойду посмотрю, как там Зеро, – точно оправдываясь, пробормотал он. - Передавай ему привет, – Тсукаса потрепал товарища по плечу. – Я зайду к вам, проверю, как Зеро выполняет мои предписания, – и после паузы серьезно заметил: – Береги себя. - Постараюсь. Когда дверь за спиной коллеги затворилась, барабанщик лениво проследил за моросью, осыпающей город пеленой седого отчаяния. «Все не так уж и плохо», – уверенно подумал он, пряча руки в карманы и нащупав нераспакованную упаковку любимых сигарет. А тем временем вокалист, так ничего и не сочинив, вернулся в номер, который он делил с Зеро. Как и ожидалось, простуженный басист сидел на постели, закутавшись в два пледа и окружив себя початыми коробками салфеток. - Хизуби, де уходи, пиши, сколько дуждо... – тут же затараторил Зеро. – Я де буду тебе бешать. - И чихать раз в минуту не будешь? – ухмыльнувшись, солист уселся на край кровати, взъерошив свободной рукой спутанные волосы друга. - Дет, – Зеро забавно помотал головой. – Я... апчхи! – наскоро избавившись от гнусавости, заметил: – Уже почти не чихаю. - Ну-ну, – кивнул Хизуми, – заметно. На балконе я встретил Тсу, он обещался зайти к нам посмотреть, как ты пьешь его порошки. - Я их давно прикончил... – печально улыбнувшись, Зеро поежился. – Не помогает. Будете завтра меня выносить на сцену и уносить с нее. Если я вообще доживу... - Брось дурить, слышишь! – вокалист взволнованно обнял товарища за плечи, прижал к себе. – Доживешь обязательно – куда ж мы без тебя? Вот, держи, – сунул в тонкие ладони Зеро теплую чашку. – Пей. - Зачем? - Пей-пей. Станет лучше. Недоверчиво покосившись на друга, басист все же подчинился, чтобы после подарить коллеге фирменную заразительную улыбку. - Ты сегодня выспишься, погреешься и завтра будешь как новенький, – заботливые руки сильней укутали Зеро теплым одеялом. – Знаешь, в каждом из нас живет солнце, – накрыв ладони Зеро своими, Хизуми посмотрел на товарища прямо и мудро. – Сейчас я хочу подарить свое тебе. - Спасибо. Пару минут двое не двигались, затем, погладив друга по плечу, солист поднялся на ноги и, зацепившись за внезапное просветление, уселся за стол, утыкаясь в верный ноутбук. - Все, не мешай: кажется, ко мне соизволило зайти вдохновение, – ловкие пальцы уверенно забегали по клавиатуре. Странно, но теплое питье правда подействовало: спустя каких-то минут двадцать Зеро перестал чихать и, ощущая определенное улучшение, выполз из уютного «гнезда». - Я сейчас, – сообщил басист, но коллега, с головой погрузившись в поиск рифм, не отозвался, так что, набросив на плечи клетчатый плед, Зеро отправился за новой порцией молочного кофе сам. У бара в его голову зачем-то залезли совершенно неуместные мысли о Карю, об их вчерашней стычке касательно «странного», по меткому выражению гитариста, поведения Зеро... «Интересно, что он сейчас делает?» – грустно вздохнул басист, сам толком не понимая, кто незримый ведет его на балкон между этажами. Беззвучно отворившаяся дверь открыла его глазам мрачную дождливую панораму, мокрые провода, разрезавшие низкие тучи, и... одинокую фигуру Карю. - Скучаешь? – раздался за спиной родной, но слегка хрипловатый голос. Гитарист, не ожидавший, что его затянувшийся перекур нарушат, вздрогнул. Зеро выглядел странно: взъерошенный, замотанный в плед и обнимавший обеими ладонями дымящуюся чашку. В темных глазах заметен неестественный блеск, выдающий недомогание. - Зеро-кун... – запнулся Карю. – Ты чего ходишь? - Все еще сердишься? Прости, – басист приблизился, игнорируя последний вопрос. - Это ты меня прости: глупо вышло, – напоминание о склоке вынудило гитариста покраснеть. – Я не хотел тебя задевать. - Карю, знаешь... – нахмурился Зеро, сделав еще один шаг и оказавшись совсем рядом: эта близость пугала гитариста, нервировала, потому что... потому что... – Хизуми говорит, внутри каждого живет солнце. Разреши мне подарить свое тебе. Мелодичная фраза разметала мысли сильней, чем ветер – отросшие волосы, но взвесить все «за» и «против» гитарист не успел: резко отставив чашку, Зеро заключил Карю в сильные объятья, целуя в губы. Вкус сигарет смешался с привкусом свежего кофе, а давно потаенное – с нескрываемым. Гитарист, задыхаясь от нахлынувшего счастья, не запомнил, в какой именно момент принялся отвечать, когда клетчатый плед соскользнул на пол, а руки коснулись сильных горячих плеч. Если бы только знал Зеро, как давно Карю мечтал об этом дне, как сильно ему хотелось обнимать его, шептать самые главные слова... Но Зеро не знал. У него повышалась температура. Оторвавшись, басист нелепо зашатался и, схватившись за плечо коллеги, выдохнул: - Ты замечательный. Чтобы затем, подобрав плед, пробормотать опешившему Карю нечто про обещания, данные лидеру, и исчезнуть, точно его и не было. Сказать, что подобное поведение вырубило гитариста значит не сказать ничего, но верить в неискренность Зеро он попросту не мог. Так и не найдя утешения, Карю дождался скорого наступления ночи и уже было хотел уходить, когда заметил одинокую чашку. Он отнес ее в номер Зеро, застал там всех, так что прояснять ситуацию было неуместно. Тсукаса матерился, поскольку приболевшего басиста в кровати он благополучно не застал, Хизуми матерился, поскольку заявившийся в их комнату Тсу распугал все его вдохновение, а Зеро пытался отделаться от навязчивой заботы и, конечно же, тоже матерился. Вздохнув, Карю впихнул пустую чашку в руки активно жестикулирующего Хизуми, пожелал коллегам спокойной ночи и ушел к себе в номер. Следующим утром над городом взошло солнце, дождь прекратился, басист чудесным образом избавился от недомогания, лишь временами покашливая и жалуясь на «хреноватое состояние здоровья» и противные порошки Тсукасы, от которых полночи урчало в животе. Концерт прошел на ура, а когда Карю и Зеро наконец остались одни, басист мигом отрубил крылья надежде друга, заявив, что все вчерашнее – результат лихорадки и ровным счетом «ничего не значит». В тот вечер Карю впервые в жизни искренне захотелось придушить Зеро, но вместо этого он просто напился. *** Пора взрослеть. Пора прекращать вздыхать по тому, кто никогда не будет твоим, и надеяться, словно внезапное приглашение пройтись по парку, поступившее от него, что-то означает. Пусть даже обстановка как нельзя лучше подходит откровенному разговору по душам, пусть даже осенние погожие дни бессовестно романтичны... «Мне хотелось поделиться солнцем». - Делись, – Карю пожал плечами, отгоняя ненужные воспоминания и отправив желтый листок в свободный полет. Зеро, наклонив голову, тихо промурлыкал знакомый мотив и, покрутившись на каблуках, выдохнул, подойдя к другу. Их глаза встретились. Два старинных приятеля, два единомышленника, два совершенно разных человека внимательно изучали друг друга, будто ждали чего-то, а время вокруг них медленно осыпалось, шурша в стареющих кронах. - И поделюсь, – в голосе Зеро резануло упрямство, всегда восхищавшее Карю. Терпение, наконец, лопнуло, собранная охапка золотым дождем разлетелась по аллее. Резко схватив за плечи и не обращая внимания на разницу в росте, басист решительно поцеловал друга – так же горячо, как тогда, на балконе... но свести с ума наученного товарища у него не вышло. Хватит. Карю не собирался повторять ошибки. Он слишком, черт возьми, любил этого ненормального... Отстранившись, раскрасневшийся Зеро поспешил отвернуться, но гитарист властно схватил его, развернув к себе, тронул ладонью лоб. - Что ты делаешь? – прошипел басист. - Ты здоров, – мрачно констатировал Карю и, остановив вырвавшегося коллегу за конец полосатого шарфа, добавил: – Не смей, засранец, вновь сказать, что все это ничего не значит. - Я и не скажу, – ровный тон, от которого по спине гитариста пробежали мурашки. Пальцы разжались сами собой, выпуская стильный аксессуар, мягкой змеей выскользнувший из них. Лица Зеро Карю не видел, но по голосу догадался, что тот улыбается. – Я больше не сбегу от тебя, ты ведь такой замечательный. Все замерло. Зеро, еще совсем недавно прыгавший по дорожкам, давя ботинками сухую листву, милый, дурашливый, маленький Зеро, не желавший взрослеть, как будто бы разом постарел лет на тридцать. Представительный молодой мужчина, поправив длинный шарф, не спеша собрал новый букет из хрупких осколков осени. Карю сглотнул, даже и не надеясь услышать что-то еще. Но услышал – негромкое и простое: - Сегодня удивительный день. Нужно навестить Хизуми, принести ему солнце вместе с листьями. - Он снова попал в больницу? – гитарист нахмурился. – И когда наш поэт перестанет бродить под дождем в поисках вдохновения? Зеро светло улыбнулся, неопределенно пожал плечами: он не знал, он разбирался в мыслях Хиза чуть больше самого Хиза и чуть меньше, чем в своих собственных. Трудно быть слегка ненормальным. Или не слегка... Зеро вздохнул. - Ему сейчас грустно и одиноко. Я хочу поддержать его. Налетевший ветер запутался в каштановых волосах, блеснув в них серебристо-седой паутинкой. На мгновение перед глазами гитариста ясно мелькнула прохладная пустая палата, где мысли все как одна удручающи и безрадостны, скучающий грустный Хиз, забравшийся с ногами на подоконник, несмотря на вчерашние заверения Тсу вести себя хорошо... Пора взрослеть. Пора ценить каждый день, дорожить друг другом и дарить свое солнце, пора идти и делать, делать хоть что-нибудь. Наклонившись, Карю поднял с асфальта несколько резных листьев и, улыбаясь, вложил в сильные руки Зеро, решительно накрыв их своими. - Я тоже.The end
Написано и отредактировано: 30.09.–02.10.2013 г.