Комплекс

В голове что-то взрывается от злобы и возмущения, но мышцы слабые, почти что вялые и трубку держат так нерешительно. Хоумлендер хотел разгромить этаж, сжечь все к чертям собачьим, но не мог пошевелиться. - Эй. Ты там? Голос Солдатика был грубый и какой-то не настоящий, киношный такой и после его внезапного воскрешения стал раздражать (раньше Хоумлендер считал его образцом мужественности). Сейчас он хотел вырвать у Солдатика голосовые связки, хотел пробить его грудь кулаком насквозь, выдавить глаза, сломать ноги и… - Д…да, я…с чего ты взял, что это правда? Кто, нахрен, тебе это вообще сказал? - Да какая, к ебаной матери, разница, - он рычал и Хоумлендер слышал, как сильно на той стороне стучит его сердце. - Я…я думал, что ты проверишь. Посмотришь, там, бумаги, записи… Блять, да даже без этого все пиздец сходится…сука! Громкие звуки глотков и звон стекла заставили Хоумлендера хмыкнуть. Тупой старый алкаш - вот он кто, а не герой ебаной войны. Да он и не воевал почти нигде: приходил на все готовенькое и делал фотки, да пафосно басил на камеру. Как и сам Хоумлендер, собственно, хотя, возможно, он для людишек сделал и побольше, чем этот фальшивый супер солдат. - Нам надо встретиться, - Солдатик выдыхает и Хоумлендер отрешенно качает головой, выходя из своих мыслей. - Зачем? - Поговорить, - он слышит какой-то шелест и щелчок зажигалки. - Посмотри там… в архивах Воут, и встречаемся в парке, который за Воутлендом, через три часа. Солдатик бросил трубку и Хоумлендер даже почти не злился - ему было смешно. Это так забавно, правда; чтобы этот идиот был его биологическим отцом? Пф. Нет, не может такого быть… Хоумлендер посмотрел в окно - большое, с видом на яркий ночной город и тяжело выдохнул, сжимая челюсть и раздувая ноздри. Он нервно постукивал ногой, всматриваясь в ползучую жизнь внизу, пытаясь отвлечься. Это чушь, глупости - он не пойдет проверять этот шизофренический бред и тем более не пойдет на встречу с Солдатиком, потому что он, блять, готов поклясться, что старый ублюдок будет не один, а с Уильямом - этим предателем и бесчестным ублюдком, который не хочет играть по честному и постоянно жульничает. По итогу Хоумлендер перерывает весь архив и тяжело дышит, когда своими глазами видит, читает и слушает аудио записи с доказательствами. Глаза пощипывает, а руки трясутся, когда он поджигает лазером пару комнат, а потом обиженно пролетает несколько этажей насквозь и летит высоко вверх и вверх, и вверх. Хоумлендер скалит зубы ярким звездам и старается не замечать сдуваемые с висков слезы. Солдатик его отец - его биологический отец и это так…странно. Все это время у него был живой отец, его кровь и плоть, часть, которой он сам являлся. Он не был одинок. Он пролетел пушистые облака насквозь и они остались далеко позади. Небо становилось все темнее, а воздух холоднее, Хоумлендер уже даже не дышал - все равно воздух был разряжен. Слезы сдерживать не было смысла, их здесь, на границе невесомости, все равно никто не увидит. Он летел пока не почувствовал, как медленно плывет, не прилагая усилий, а затем закрыл глаза и легонько толкнул себя вниз. Пока Хоумлендер падал, он успел взвесить все за и против и решил испытать судьбу и встретиться со старым алкоголиком. Если Солдатик придет не один, то Хоумлендер убьет всех; он сейчас пышет силой, она течет по его венам огненной лавой и он хочет выпустить всю эту обиду наружу, поэтому пускай уебки не дают ему возможности, потому что он ей обязательно воспользуется. Подлетая к месту, Хоумлендер чувствует запах перегара и слышит бешеный стук сердца за несколько сотен ярдов. Он опускается, не сводя глаз с Солдатика. И тот выглядел…взволнованно: растрепанный, с бутылкой в руках и щитом, валяющимся у ног. Единственный источник света - это периодически мигающий фонарь, бросающий тусклый белый свет и создающий глубокие тени, от чего лицо человека напротив становилось почти печально-разбитым. Солдатик неловко помялся и вздохнул, не сводя глаз с лица Хоумлендера. - …Это правда, - Хоумлендер убрал руки за спину и вскинул подбородок. Он старался держать лицо и надеялся, что в его глазах не осталось и следа на слезы. А вот Солдатик даже и не думал хорохориться - что странно. Он правда выглядел разбитым - его глаза были такими стеклянными, что отражали искусственный свет и почти светились. - Вот как…- его голос был хриплым и таким…маленьким. - Ты…мой сын?.. Он то ли спросил, то ли утверждал - Хоумлендер не понял, но его сердце забилось чаще и он сжал кулаки за спиной и выдохнул. К черту всю эту сентиментальную чушь. - Ну, и о чем ты хотел поговорить? - Хоумлендер старался придать своему голосу непринужденность, но под конец он все же дрогнул, и он стыдливо отвел глаза в сторону, рассматривая скучные деревья. Солдатик молчал. И он смотрел. Смотрел не отрываясь в его лицо, как будто искал там что-то и это так раздражало, что у Хоумлендера на скулах опасно заходили желваки. - …Я Бен… - Я, блять, знаю, как тебя зовут, - Хоумлендер хмыкнул и сделал шаг назад, насмешливо глядя на протянутую руку Солдатика. - …А как твое имя? - Джон. Это так важно? - …Я хотел назвать сына Растом. Если бы он…был у меня. - Растин? Дерьмо, - Хоумлендер усмехнулся и вновь отвернулся, стараясь не обращать внимание на то, как аккуратно и медленно Солдатик подходит к нему все ближе и ближе. Бен остановился на расстоянии вытянутой руки и он, сука, все продолжал смотреть. Хоумлендер принципиально не собирался поворачиваться, смотря куда угодно, но только не на лицо этого человека. - Джон… - Солдатик улыбнулся. - Мне нравится. Брови Хоумлендера дрогнули. Такое странное чувство покоя и комфорта внезапно окутало его, что глаза сами, опасливо, испуганно, встретили взгляд Бена и - боже - он был таким добрым. В смысле - его лицо, его глаза и улыбка. Он был…будто бы счастлив. Сердце Хоумлендера пропустило удар и он замер, как статуя, когда Бен резко подался вперед и обнял его. Он жалко всхлипывал, от него воняло алкоголем, (и эта полупустая бутылка виски в его руках упиралась Джону в спину) и его даже слегка потряхивало. Так странно. Было так странно. Хоумлендер медленно моргнул и вздохнул, но воздух был как там, наверху, на границе космоса - такой же густой и разряженный, и его не хватало. Как будто только сейчас полное осознание всей ситуации снизошло на него. Его отец. Настоящий, из плоти и крови отец обнимает его - он рад ему. Он не говорит ему что он его главная ошибка, он не называет его плохим продуктом, он сказал, что ему нравится его имя. Жар полз под кожей Хоумлендера и он надеялся, что его лицо оставалось бескровным - он не хотел выглядеть румяным заплаканным подростком. Солдатик отстранился и положил ладонь Хоумлендеру на шею - так мягко и нежно, что это почти обожгло. - Да…твою мать, - он хрипло хохотнул. - Блять, вот же…вот же мои скулы…и профиль мой. Похож…как же похож, ты, сукин сын, - он снова обнял его. И в этот раз Джон не стоял в стороне: его руки сами потянулись и обвились вокруг спины Бена. Он был такой теплый, почти горячий. Отец. Это мой…отец? Мой папа? Когда спустя долгие, длившиеся почти вечность пару минут, Солдатик отстранился, Хоумлендер почувствовал это. Это. Блять. Его член становился тяжелым и потихоньку начинал доставлять дискомфорт, и он старался выровнять свое дыхание. Хоумлендер знает, что с ним что-то не так. Знает про свою…нездоровую фиксацию на родительских фигурах и как она неизбежно, при взаимной симпатии, превращается в сексуальную манию. Но это не он виноват - это Меделин все начала. Он был так молод и было так одиноко, и страшно, а она была такой доброй, такой заботливой и теплой, что он без остатка тянулся к ней. Он видел в ней мать, видел в ней ту женщину, которая будет любить его без причины, просто по факту его рождения. Но потом она засунула свой язык ему в рот и начала гладить его член. Он этого не хотел, но оттолкнуть ее было еще страшнее и по итогу эта мысль, что: какая разница, как тебя любят, главное - что любят, - это поселилось в его подсознании словно червь паразит. И вот сейчас он возбужден и напуган, и не знает что делать и просто надеется, что Солдатик не заметит этого. - Твоя любимая выпивка? - Я… - Хоумлендер повел бедром, стараясь спрятать нарастающий стояк, но сделал только хуже. - Ах..кхм, я не пью, - он сбивчиво пробормотал и попытался отстраниться, но рука на его шее сжалась сильнее (да, пожалуйста, трогай меня). - Хм…ну, твой старик любит…это дело, - Солдатик приложил горлышко бутылки к губам и, выпив все оставшееся за раз, выкинул ее куда-то в кусты. - А женщины? Какие нравится? - он приподнял брови, ухмыляясь. - Наверно…я не знаю…постарше? - Хоумлендер быстро облизал губы и не очень раздумывал над ответом, пытаясь сосредоточиться на собственном члене и стараться, чтобы Бен не задел его бедром - так близко он стоял. Солдатик звонко рассмеялся и его рука с шеи переместилась Хоумлендеру на загривок и пальцы закопались в волосы. Да, пожалуйста, погладь меня... - Блять, да! В-ведь чем старше вино, тем оно, сука, вкуснее, но суше, хех. Бен качался, его взгляд бродил по лицу Джона и последний дышал очень сбивчиво. Хоумлендер думал улететь - вот так просто сбежать прямо сейчас, потому что это было невозможно выносить: ему было так жарко, так радостно и так голодно, что он боялся сорваться. Солдатик обнял его, но не убрал своего лица и продолжал смотреть. Это была очень странная, почти интимная поза - они были прижаты друг к другу и их лица были в нескольким миллиметрах. Джон поднял дрожащие руки и обнял Бена за талию и ох, это было хорошо. Странно, ведь Солдатик вполне мог почувствовать его эрекцию, но ничего не говорил. - Самый сильный ублюдок на планете, - тихо прохрипел Бен, гуляя глазами по лицу Хоумлендера и - возможно, ему просто показалось - задерживаясь на губах. - По другому у моего сына быть и не могло... Хоумлендеру понравилось, как он выделил слова “моего” и “сына” и он улыбнулся, стараясь делать это не кокетливо или как-то двусмысленно, а вполне обоснованно счастливо. Они замолчали, но зрительного контакта не прерывали. Бен смотрел на него, он так смотрел на него и Хоумлендер заметил - и в этот раз ему точно не показалось - знакомый голод в его глазах. - Ты…ты очень напоминаешь мне Пороха…такого мелкого пиздючка… - Я слышал, что ты и Порох, ну… - Джон хохотнул и облизал губы (он сделал это медленно, да, нарочно). Солдатик проследил за этим жестом и внизу живота у Хоумлендера защекотало. Он хотел, он так хотел этого: тепла, любви, ласки - просто так, просто потому, что он вот такой вот молодец с похожим профилем и прочей херней. Так хотел, что дыхание подвело и он громко жалобно выдохнул, когда Солдатик придвинул свое лицо ближе. Нет, пожалуйста, не делай этого со мной. Не нужно, не нужно делать этого со мной, я больше не хочу, пожалуйста… Говорил один голос в его голове. Да, папочка, пожалуйста, люби меня, погладь меня по голове и скажи как ты гордишься мной, как ты любишь меня, пожалуйста, поцелуй меня… Говорил другой. Хоумлендер не знает, кто был инициатором - он очнулся, когда язык Бена уже был у него во рту. Такой горячий и горький на вкус, но при этом такой сладкий и вязкий. Они обнимались так крепко, и целовались так лениво, и со стороны, наверно, выглядели как парочка не совсем трезвых влюбленных подростков без комплексов. Солдатик шумно выдохнул и отстранился первым, расфокусированным взглядом находя глаза Джона. Бен был такой красный, его губы были влажными и блестели в свете фонаря и Хоумлендер подумал - он надеялся - что выглядит так же соблазнительно. - Ты такой же…такой же как я… - Бен говорил это и его голос сломался. - Да…ты такой же ублюдок… - он хохотнул и откинул плащ Хоумлендера, кладя одну руку ему на поясницу и с нажимом ведя ею вверх, заставляя Джона прислониться еще, еще ближе. И, ох, он почувствовал еще один стояк. Солдатик наклонился к уху Хоумлендера, его дыхание было тяжелым, а голос низким и хриплым. - Я не знаю, умею ли я летать. Я никогда не пробовал, на самом деле, но…давай, сынок, научи меня. Или хотя бы просто полетай со мной, - он поцеловал Джона в мочку уха. Хоумлендер снова угодил в эту яму. Но теперь он не был против.