Каша

Ичиго никогда не думал, что с ним может случиться такое. Да что там, парень всю жизнь был уверен в своей порядочности и какими-то страхами на тему скрытых в голове тараканов никогда не страдал, даже больше — был уверен в их отсутствии на все сто миллионов процентов. Однако данная уверенность совсем не объясняла тот факт, что он не у себя дома. И даже не у Рукии. И, чёрт с ним, не у Ренджи, его халупу рыжий бы узнал сразу. Тёмно-серый потолок перед глазами был ему незнаком ровно так же, как и чёрная постель, сделанная из сатина. Поворачивать голову парень не решался — он прекрасно слышал чужое дыхание где-то слева, боясь даже предположить, кто именно лежал рядом с ним. Воспоминания картину совершенно не проясняли — их попросту не было. Точнее, нет. Они были, причем яркие и очень насыщенные, что только от одной мысли о том клубе в ушах начинало звенеть, а голова побаливать. Но что-то пошло в один момент не так (и Ичиго прекрасно помнил в какой — после двенадцатого шота) и все воспоминания превратились в смутное нечто, не объяснявшее ровным счётом ничего. Мельком в голове, разрывая туман, проявлялся довольно грубый смех, яркий свет фар и очень странное мяуканье. Вот, вот точно такое же, как сейчас. Куросаки резко отрывает голову от подушки — мягкой, стоит признать — и пытается оглядеть пространство перед собой. Ничего информативного он не видит: свои ноги под чёрным сатином, чужие, огромную плазму на противоположной стене и справа от плазмы большую такую, выебонистую когтеточку. О, вот оно. С этой самой когтеточки на парня взирает… Кот? Ну, вероятно. Собакам предметы для стачивания когтей не нужны. Вот только кот явно похож больше на дикое животное, чем на домашнего питомца. Всё ещё слегка пьяному мозгу требуется минута, чтобы сообразить — это рысеобразное кошачье явно по породе мейн-кун. Другого, более логичного объяснения, не находится. Кот снова мяукает, только уже как-то более расслабленно, и Ичиго со вздохом облегчения падает обратно на подушку. Ладно, с этим разобрались и мысленно радуемся, что это не «белочка», а всего лишь большой чёрный кот. Карие глаза вновь утыкаются в потолок. Попытка придаться воспоминаниям о вчерашней ночи снова с треском проваливается — парень ничего не помнит. Совершенно. Вот как отшибло после того злосчастного двенадцатого шота, так и всё. Мысль о том, дошёл ли он до пятнадцатого, как планировал, врывается неожиданно, но с таким же успехом из головы уходит — слева слышится тяжёлый стон. Ичиго испуганно сжимает пустой сатиновый пододеяльник, замирает, словно это поможет ему спрятаться, и старается не дышать. Сбоку снова слышатся непонятные звуки и обозначенное ранее «тело» меняет положение: переворачивается со спины на живот (это Ичиго по движению чужой руки заметил). На какое-то время становится тихо, что рыжий даже расслабиться успевает, однако после спальню — а это, без сомнений, спальня, ведь лежат они точно не на диване — наполняет хриплый низкий голос. — Который час?.. — и здесь Ичиго, кажется, начинает понимать, что он вообще забыл в доме незнакомца. В пьяном состоянии повестись на такой голос было не то, что возможно. Это было очевидно и сопротивлению вообще не подлежало. Однако отвечать на вопрос парень не спешит. Как минимум, он не знает — его телефон потерялся где-то в джинсах, которые тоже где-то потерялись вместе со всей его одеждой. И часов на стене в поле зрения тоже не наблюдается, потому озвучить даже предположительно студент не решается. Сбоку слышится тяжелый вздох, после которого следует копошение. По всей видимости, его спутник не такой растяпа как Ичиго и телефон у него при себе. Ожидания на этот счёт оправдываются быстро — снова слышится вздох, снова тяжёлый, после которого парень падает обратно на подушку. — Эм… — Куросаки прокашливается, чтобы вернуть связкам способность говорить, — Так и, сколько? — Час дня, спи, — не говорят, а скорее бурчат. Ещё и куда-то в подушку. Ага, час дня значит. Интересно. Нет, хорошо, что сегодня суббота и топать в универ ему не надо — они с друзьями сразу согласились отмечать закрытую сессию в пятницу, даже если последний экзамен у них будет среди недели. От греха подальше, так сказать. Но даже так вопроса о том, где он и как сюда попал, это не меняет. Решение найти собственный телефон, чтобы написать кому-то и спросить, что происходит, кажется самым логичным и простым. Спрашивать у парня рядом не хочется, он явно сонный, возможно по утрам злой и вообще… Пошевелившись в кровати и приподнявшись на локте, Ичиго замирает. Опачки. Картина Репина «Приплыли», не иначе. К очень логичному отсутствию одежды присоединяется совсем нелогичное отсутствие нижнего белья. Ичиго сглатывает нервно, смотрит вниз и замечает на своей груди прямо-таки россыпь узоров. Ага. Хотя, точнее, ого, но «ага» тоже сойдёт. Рыжий давит в себе желание присвистнуть, ибо такая картина на его теле впервые, а здравый смысл подсказывает, что пора отсюда валить. Причём как можно скорее, ибо Ичиго не помнит, что он мог — а он действительно, блять, мог — наговорить незнакомому парню во время их… Прелюбодеяний. Трусы, благо, валяются рядом, прямо возле кровати и хорошо, что с его стороны. Ичиго натягивает их как-то совсем осторожно, прислушиваясь к ощущениям в спине и понимая, что привычной боли в пояснице он не чувствует. Вот, совсем. Внутри селится надежда на то, что дальше этого безобразия в виде кучи засосов и укусов не дошло, пока на глаза не попадается открытая упаковка презервативов. И рядом так валяется порванный квадратик без должного содержимого. М-да. Обойдя кровать, Ичиго останавливается в проёме двери и, закусив щеку изнутри, оглядывается. На чёрных простынях, мордой вниз, лежит массивный, явно больше самого Куросаки, парень. Рельефная спина, что не спрятана под пустым пододеяльником, знатно выделяется, а ярко-голубые волосы заставляют закусить уже нижнюю губу: в голове мелькает воспоминание о том, как он эти волосы ночью сжимал с не очень пристойными криками. Карие глаза с трудом отрываются от созерцания незнакомца и опускаются под ноги. А вот и джинсы! Родненькие! Ичиго резко наклоняется, чтобы поднять предмет одежды, и сразу же об этом жалеет: голову ведёт в сторону и парень боком влетает в какой-то шкаф, который трясётся неестественно громко. Судя по звуку, там весь хрусталь мира собран. — Блять, Ичиго, не шуми, — слышится с кровати и студент впадает в глубокий такой шок, замирая на месте и открывая глаза столь широко, словно он олень на дороге в свете фар и на него несётся фура. Ага. Хотя, нет. Не ага, а пиздец. Значит, незнакомец знает его имя. Прекрасно, ничего не скажешь. Может, он ещё знает его фамилию и имена его младших сестёр? Или того лучше, на сколько рыжий закрыл экзамен по английскому? Насчёт последнего даже сам студент не в курсе, хоть зачёт ему и поставили. Выровнявшись, Ичиго снова прикусывает нижнюю губу и шумно вздыхает. — Прости, — кидает совсем неуверенно, словно ему действительно стыдно, и уже медленно спускается к своим джинсам. Обшарив все карманы, рыжий облегчённо вздыхает. Его новенький смартфон на месте, не разбит, не покалечен и даже чёрный чехол с изображением какой-то прикольной маски прикрывает заднюю крышку. И, боже милостивый, он заряжен! Так и оставшись стоять, что называется, в дверях, Ичиго снимает блокировку и удивлённо моргает. Экран чист. В том плане, что не мелькают уведомления о сообщениях или пропущенных звонках. Вообще ни одного. Рыжий даже проверяет счёт, вдруг у него просто интернет закончился. Но нет. Всё на месте, до конца месяца хватает. Это что получается? Он поставил друзей в известность прежде чем уехать хуй пойми куда хуй пойми с кем? Тихо хмыкнув себе под нос, Ичиго оглядывается по сторонам и находит проход, ведущий в кухню. Отлично, вообще замечательно. Подкрепиться перед побегом явно не помешает. Хотя бы выпить чашку кофе. Однако когда студент заходит на кухню, глаза его расширяются в крайнем удивлении: пол на маленькой, но бесспорно уютной, кухне засыпан рисом. Причём, по всей видимости, сырым. На столе стоит рисоварка, в окружении банок из-под пива, словно в этаком кругу призыва, а на столешнице гарнитура возвышается полу-пустая тарелка с вертикально воткнутой в сваренный уже рис сосиской. Ага. Оглядев коридорчик, Ичиго находит тапочки и обувает их на босые ноги. Решив оставить вопрос с друзьями немного на потом, рыжий заходит на кухню, стараясь не шуметь, и сразу же натыкается на веник. То есть, они вчера пытались здесь разрулить бедлам, но у них, ожидаемо, не вышло? Шумно вздохнув, студент берёт рядом стоящий синий совок и тщательно подметает пол. С рисом так, конечно, поступать не хорошо, но он явно здесь валяется не двадцать минут, чтобы его спокойно можно было ополоснуть, потому запрятав свою совесть куда-то очень глубоко, Ичиго выкидывает всё в мусорное ведро. Отложив предметы для уборки в сторону, рыжий начинает сминать банки из-под пива, как вдруг в стену что-то врезается. С другой стороны. Сигнал быстро воспринимается как второе «не шуми» и Ичиго откладывает мусор в сторону. Ладно, уборка подождёт. Время для поисков живительного напитка. Засунув свою совесть куда-то ещё дальше, чем до этого, студент начинает шариться по тумбочкам в поисках кофе. В процессе он выуживает большую чашку и даже успевает заглянуть в холодильник с надеждой обнаружить там молоко, которая, к счастью, оправдывается. Молоко, правда, миндальное, но кого это вообще волнует. Банка кофе находится в самом конце, словно совершенно ненужный атрибут. Даже чайник, поставленный в процессе поисков, успевает закипеть и немного остыть. Ичиго позволяет себе свалиться на стул только тогда, когда в руке ощущается тёплая чашка. Он делает первый глоток спокойно, после чего закрывает глаза, наслаждаясь вкусом. Ладно, это миндальное молоко очень даже ничего так. Облизнув губы, рыжий закидывает ногу на ногу и, наконец, возвращается к телефону. Разблокировав экран снова, он заходит в мессенджер и видит, что последние сообщения от Рукии было в три часа ночи и она интересовалась, хорошо ли он доехал. В диалоге с Ренджи же последнее сообщение висело в пять с лишним утра и это было фото, которое сам же Куросаки и отправил. Интересно. Зайдя в диалог с Рукией, Ичиго листает переписку вплоть до приглашения выпить. Ничего нового и особо интересного, однако чат с Ренджи выглядит уже куда более занимательно. Мало того, что там красуется фото этой самой рисово-сосисочной «икебаны», так ещё и перед этим пару сообщений от Абарая на тему того, что «Гриммджоу ровный парень и вообще хорошо отдохнуть». Ага, значит, Гриммджоу. И, по всей видимости, он знакомый Ренджи. Прекрасно, это прояснили. Вопрос теперь в «икебане». Это ж насколько сильным был их пьяный угар, что парни решили приобщиться к искусству. В том, что это именно, блять, «икебана» Ичиго не сомневался. Именно такое сообщение висит перед фотографией, доказывая, что что-то рыжий таки помнит. Местами, да, мутно, но помнит. Пролистав ещё пару переписок, чтобы убедиться, что на Ренджи его позор закончился, Ичиго и не замечает, что его кофе заканчивается. Студент чувствует, как его начинает слегка мутить, а в голове ожидаемо стучит, словно дятлы прямо в его висках засели. Бутылка газированной воды маячит перед глазами вот уже минут десять и рыжий решает, что пора. Пора залиться водой, чтобы не сдохнуть. Как-то на фоне недоумения симптомы похмелья проявляются совсем не так, как ожидалось. А, может, не так много он и выпил… Опустошив бутылку на половину, Ичиго закручивает крышку и отставляет воду в сторону, задевая пару пустых банок, которые с громким шумом падают на стол. Со стороны спальни слышится очень тяжёлый и недовольный стон, переходящий на какой-то уставший хнык, а после скрипит кровать. Внутри, почему-то, всё сжимается и студент двигается ближе к холодильнику, возле которого стоит стул, стараясь сделать вид, что он, вообще-то, не при чём. Это всё гравитация, да-да. Гриммджоу заходит на кухню босиком и тоже в одних трусах. Ичиго ведёт глазами как раз от бёдер вверх, останавливаясь на очень даже красивом торсе немного дольше, чем нужно. Взгляд его незамеченным не остаётся и когда карие глаза доходят до чужого лица, то видят не злую гримасу, а очень даже заинтересованную ухмылку. Размазанная подводка бирюзового цвета под глазами, несколько ярких засосов на шее и, прости Господи, снова эта ухмылка. Теперь рыжий понимает, что он здесь делает. Однозначно. Не то, чтобы Ичиго был вообще падким на внешность, но такие вот одноразовые свидания решались, по большей части, за счёт красивой мордашки. И, по всей видимости, сам Гриммджоу тоже оценивающе разглядывает чужое тело при свете солнца, а не фонаря в окно. В особенности следы, которые он оставил ночью. Тишина длится… Долго. Диалог между парнями как-то вообще не вяжется. Оба смотрят друг на друга, не зная с чего начать. Наезд был как-то совсем и сразу отклонён, а других вопросов у синеглазого почти-незнакомца не имелось. У Ичиго же напротив — вопросы были, и много, но вот почему-то озвучить их было то ли боязно, то ли неуместно. Впервые рыжему было так неловко после совместной ночи с кем-то. И ладно бы, разбежались и дело с концом, но Ичиго нутром чувствует, что они, как минимум, ещё не раз пересекутся, даже если он сейчас позорно сбежит. Облизав губы ещё раз, студент медленно перевод взгляд на «икебану» и даже кивает на ту головой, решая использовать её как причину. — Нам утром, я так понимаю, очень весело было, да? — Ичиго переводит свои карие глаза обратно на парня и чувствует, что вопрос он задал неверный. Такой у этого Гриммджоу взгляд… — А ты не помнишь? — он спрашивает с усмешкой и скрещивает руки на груди, облокачиваясь плечом о дверной косяк. Куросаки чувствует, как начинает хмуриться: брови ползут к переносице, занимая своё привычное место, а губы сжимаются в тугую полоску. Так, блять. — Не помню, — рыжий соглашается и поворачивается лицом к собеседнику, складывая руки на столе. — Вообще ничего не помню, если честно. С клуба. — У-у-у… А мартышка ведь говорил тебе, что не надо доходить до пятнадцати, — ага, значит, до пятнадцатого Ичиго таки дошёл. Только вот теперь в глазах Гриммджоу сверкает совсем злобный такой огонёк, словно чертята пляшут. — Может, тогда расскажешь, что было? А то совсем не круто сидеть и не помнить около десяти часов из своей жизни, — рыжий хмыкает и сам мелко усмехается, надеясь настроиться с синеглазым на одну волну. Да только не выходит. Гриммджоу с грацией кошки подходит ближе, шлёпая босыми ногами по кафелю, и упирается рукой в столешницу, нависая над гостем с самой довольной ухмылкой. — А волшебное слово, клубничка? — кидает, слегка понижая голос на последнем слове. Вот только зря он это, даже его сексуальность не спасёт ситуацию. — Как тебе «пошёл нахуй» и «я съёбываю»? Достаточно волшебно? — Ичиго даже приподнимается, натянуто улыбаясь и сжимая пальцами стол. — Какие мы наглые, ты посмотри, — Гриммджоу даже языком цокает и забирает бутылку с водой, осушает её полностью, после чего вытирает губы тыльной стороной ладони. — Кофе мне тоже сделай и расскажу тебе. Ичиго еле заставляет себя смолчать. Он заново кипятит чайник, снова достаёт пак миндального молока и быстро делает кофе на свой вкус. Раз хозяин квартиры не уточнил какой кофе он хочет, будет пить такой, какой приготовят. И пусть не выёбывается. Рыжий не сразу замечает, что Гриммджоу уже опустился на стул и даже убрал пустые банки в пакет, разве что не скручивал их. Кофе он ставит перед заносчивой мордой с таким же недовольным лицом и падает напротив синеглазого, подпирая голову рукой. Гриммджоу же специально медленно делает первый глоток, смакуя кофе так, словно это амброзия, а не самый обычный напиток. Лицо ещё крайне довольно строит. Получается, что Ичиго угадал с его вкусами? Хотя делал он кофе, как для себя. — В общем, — начинает синеглазый и снова делает глоток. — В общем, тебя ко мне буквально слили. Мартышка как тебя от стойки оттащил, сразу к моему столику попёрся с просьбой тебя увезти. Видно, что закрытый экзамен по английскому тебя очень порадовал. Ичиго кривится и даже слегка закатывает глаза. Конечно, порадовал. У препода по английскому пересдача — это как обязательная практика, потому рыжий был беспредельно рад, что ему удалось сдать с первого раза и не мучаться с большей частью группы снова. — Ты долго отказывался ехать, аргументируя это тем, что после первых пятнадцати шотов надо ещё с кем-то на брудершафт выпить, — Гриммджоу снова останавливает свой рассказ из-за кофе и студент чувствует всё более сильное раздражение. — Но потом какие-то сигналы в твоей голове решили отменить брудершафт и ты сказал, что поедешь только при условии наличия у меня дома риса. — Что, прости? — Куросаки честно не сдержался. Как минимум потому, что особой любви к рису у него никогда не было. — Что? Я, по-твоему, тебе сказки рассказываю? Вон, твоя «икебана» тому доказательство, — синеглазый не выдерживает и тихо смеётся. — Но ладно, это ещё полбеды. Почему-то когда мы зашли ко мне домой, ты решил, что мы приехали трахаться. — И ты возможностью решил воспользоваться, как я погляжу? — не без сарказма спрашивает рыжий, указывая пальцем на свою грудь. — Слышал такую фразу: «бьют — беги, дают — бери»? — Гриммджоу допивает остатки кофе залпом и запускает ладонь в запутанные после сна волосы, убирая спавшие пряди назад. — Правда вместо «беги» я бью в ответ, но это уже мелочи. — Звучит как девиз банды малолетних гопников. Или в свои двадцать плюс до сих пор детей на площадках гопстопаешь? — Куросаки усмехается и откидывается на холодильник, скрещивая руки на груди. Такое явное «превосходство», что пытается демонстрировать этот недо-мачо, крайне его раздражает. — Что-то ты не был таким наглым, когда я трахал твою задницу, — Гриммджоу вставляет шпильку, но Ичиго на это только фыркает, взглядом намекая, что ждёт продолжения. Синеглазый лицо держит, но ухмылка с его лица медленно сползает, давая больше места враждебности. — После этого ты вдруг вспомнил о том, что хотел риса и мы пошли на кухню. В итоге в пять утра ты сидел жевал кашу, рассказывая, что она охуеть какая вкусная и пытался выведать у меня модель рисоварки, — кажется, Гриммджоу вспоминает эту пьяную тираду Ичиго и тихо прыскает смехом. — Ты ещё скажи, что я пытался засуммонить твою рисоварку в кругу магического пива. А Гриммджоу молчит. Смотрит на рисоварку, которая всё ещё стоит среди стола, словно трофей, и явно что-то вспоминает. Когда шестерёнки в его голове становятся на места, Ичиго не знает куда деться — на лице раздражающего недо-мачо расцветает широкая такая улыбка, которая намекает на искреннее веселье. — А мы её в жертву приносили, — вопреки растянутым уголкам губ, голос синеглазого звучит явно озадаченно. И здесь Ичиго не сдерживается. Раздражение как рукой снимает, а сам парень прыскает смехом, закрывая свой рот ладонью. Он одаривает Гриммджоу максимально не верящим, но очень весёлым взглядом и приглушённо переспрашивает: — В жертву? — Угу, — синеглазый поджимает губы и вжимает голову в плечи, после чего упирается локтями в столешницу и лбом падает в сложенные замком пальцы. — В жертву Инари, чтобы она пришла и сварила нам вкусный рис. — То есть, вместо второй такой рисоварки мы решили засуммонить богиню, — Ичиго уже не спрашивает, а констатирует факт, смотря на активные кивания головой. Тишина на кухне длится секунд десять, после чего всю квартиру заполняет натуральный мужской ржач. Ситуация просто абсурднее некуда: два взрослых лба за двадцать после знатной дозы алкоголя и секса решили воззвать к богине. Даже, чёрт возьми, сделали из запасов пива круг призыва и рыжий не удивится, если ещё и какое-то заклинание читали. То-то у него голос хрипит. — Я так понимаю, богиня на наши молитвы не откликнулась, — и снова, наконец, отсмеявшись, Ичиго не спрашивает, а говорит как есть. — Соседи, надеюсь, тоже… — Соседи были солидарны с Инари, — Гриммджоу снова прыскает смехом и шумно выдыхает тяжёлое «ой». Обсуждение вчерашнего вечера и сегодняшнего утра плавно перетекает в планы на оставшийся день. К удивлению Ичиго, оказалось, что Гриммджоу на курс старше и учится в его же университете, только на факультете управления. Не обманула чуйка — если бы рыжий свалил сейчас, они бы явно пересеклись где-то в универе и тогда было бы более неловко, чем сегодня утром. А когда Гриммджоу узнал, что Ичиго учится на переводчика вместе с Кучики, которая является сестрой одного очень бесящего аспиранта, лишь шумно цокнул языком, огорошив парня тем, что не свиделись бы, ведь их факультеты учатся в разных корпусах. За разговорами, кажется, проходит большая часть дня. Ближе к вечеру, когда квартиру заполняет свет закатного солнца и громкое наглое мяуканье, а на столе скапливается гора из грязных чашек, Ичиго решает, что пора расходиться. Гриммджоу не упускает момента, вставляя шпильку о том, какой Куросаки, оказывается, приличный. Ичиго выпад игнорирует, но одеваться уходит с лёгкой улыбкой. И так забавно с этого всего, так тепло. Кто же знал, что каша вкусная не только у Юзу, а ещё и в квартире малознакомого парня в пять утра. И какая насыщенная праздничная программа следует после…