***
Толкая ногой пивную банку, Геннадий неспешной походкой двигался вперед. Звук звенящей банки по асфальту позволял мужчине всё еще оставаться здесь, в настоящем мире, не погружаясь в прошлое. Ударив очередной раз ногой по банке, она отлетела под чей-то припаркованный автомобиль. Нет, лезть под машину он не будет. Недовольно чертыхнувшись, он пошел дальше. Звук, который помогал держаться ему наяву, пропал. Теперь тишина. Мысли, мысли, мысли… Как выключить этот чёртов переключатель в своей голове и перестать всё время думать, вспоминать, возвращать себя в прошлое. Настоящее и будущее, вот о чём нужно думать. Нет, не свое, на себя он давно наплевал. И всё, что должно волновать – это будущее дочери. Но кроме нее последнее время его волнует еще один человек. Образ молодой светловолосой девушки, знакомой ему с юности, так ярко сидит в его памяти, не позволяя мужчине окончательно закрыть ту самую дверь в своей голове, ведущей в прошлое. Глоток крепкого алкоголя и по телу разливается приятная теплота. Но между этим с каждой следующей принятой дозой янтарной жидкости голова теряет ясность, а ноги, до этого непонятно куда идущие, приводят мужчину к такому знакомому ему с юности месту. Он осматривается вокруг. Это их место. Именно здесь много лет назад они впервые поцеловались, здесь он делал ей предложение руки и сердца, и здесь они помирились после нелепой ссоры, дав надежду на светлое будущее. Священное место… Крепко сжимая в руке бутылку, мужчина делает еще глоток и облокачивается руками о парапет. Опустив голову вниз, он прикрывает глаза и… вспоминает. День за днём. Лекции, семинары, совместные посиделки студентов. Студенческая жизнь кипит полным ходом, и только приближающаяся сессия не дает студентам полностью расслабиться. Казалось, всё как всегда… Но нет, не всё. Самая красивая пара их курса, кажется, потерпела крах. Ребята, которые ещё совсем недавно не отходили друг от друга ни на секунду, включили полный игнор. Друг для друга их теперь нет. Возле девушки теперь постоянно крутится другой студент. Николай, всё время охватывая Ирину своим вниманием, пытается добиться расположения девушки, но она лишь коротко ему что-то отвечает, постоянно отказываясь от любых его предложений. То, что случилось между ними три недели назад, ничего не значит. Это была ошибка. Глупая ошибка, которую она хочет побыстрее забыть, стереть со своей памяти, как будто этого никогда и не было. Она так соскучилась по нему. По его объятиям, поцелуям. Но сейчас смотрит, как он мило щебечет с их однокурсницей и понимает, что всё кончено. Она совершила ошибку… совершила то, в чём он ее подозревал. И неважно, в каком состоянии была девушка. Факт остается фактом – она ему изменила. В который раз за эти три недели она приходит сюда, на их место. Молча стоит и плачет. И сегодня тоже пришла. Опять плачет. Опять вспоминает, как ещё совсем недавно они были здесь вместе. Как он шептал ей, как любит ее, как хочет быть с ней, как мечтает назвать её своей женой. – Привет, – слышится рядом такой знакомый и родной голос. Она поднимает голову и смотрит на молодого человека красными от слёз глазами. Он здесь, он рядом. Смотрит на нее своим грустным взглядом. Эти глаза, которые, кажется, она уже успела забыть, читают ее, заглядывая в самую суть, в самую душу. Но она продолжает молчать, и лишь маленькие слезинки скатываются по её щекам. – Не плачь, – рука Геннадия легонько дотрагивается до лица девушки, осторожно вытирая слезы. – Я не выношу, когда ты плачешь. – Я не могу, – еле ощутимые прикосновения молодого человека по её лицу заставляют вздрогнуть, и снова, громко всхлипнув, девушка заливается горьким плачем. – Ириш, ну что это такое? – обнимая девушку, Геннадий прижал ее к себе, уложив ее голову себе на грудь. Ладонь парня аккуратно, как будто боясь спугнуть, поглаживает ее спину, а тихий, спокойный голос, звучащий ей прям в самое ухо, заставляет успокоиться. Только прижаться к нему, утонуть в его объятиях и, наконец, успокоиться. Спокойное дыхание девушки даёт понять Геннадию, что она успокоилась. Но он все также боится пошевелиться, боится разомкнуть объятия, боится отпустить ее. – Успокоилась? – приложив один палец к ее подбородку, парень приподнял её лицо, заставляя девушку смотреть на него. – Угу, – заморгав ресницами, девушка непрерывно закивала головой. Прикосновение любимого человека, его объятия, его голос, его тепло успокоили её. Так и хотелось стоять вместе с ним. Прижиматься к его груди и слушать биение его сердца. Но чувство, душившее ее изнутри все это время, заставляет её освободиться из таких родных объятий. Чувство вины… Освобождаясь из любимых объятий, девушка молча стоит, боясь посмотреть молодому человеку в глаза. – Ир, – слова, которые он готовил несколько дней, обдумывая их дальнейший разговор, напрочь вылетели из его головы. Он столько всего хотел ей сказать, думал, готовился, но сейчас память, как чистый лист, наотрез отказывается вспоминать заранее заготовленные слова. – Прости меня! – Молчи, – Ирина прикладывает палец к его губам. – Пожалуйста, молчи. Не говори ничего, – чувствуя вину, она хочет всё ему рассказать. Она должна, обязана. По-другому не может. Он должен всё знать. – Это я виновата, а тебе не в чем передо мной извиняться. Ты ни в чём не виноват. – Нет, Ир, погоди, – взяв её ладонь в свою руку, он поднёс её к своим губам, расцеловывая каждый пальчик девушки. – Я виноват. Я не должен был говорить тогда такое. Я погорячился. Я осознаю, что был не прав. Я очень тебя люблю, девочка моя. И я знаю, что ты не могла, – Геннадий сделал небольшую паузу, продолжая целовать руку девушки, тереться о её ладонь своим лицом. – Ты не могла мне изменить, я знаю. Это я, дурак, навыдумывал себе невесть что… – Ген, – прикрыв глаза, она наслаждается им. Его поцелуями на своей руке, его присутствием. Всем им, осознавая, что после её следующих слов всё может измениться раз и навсегда. Сделав тяжелый вздох, набирая как можно больше воздуха в легкие, она, наконец, решается признаться. – Я могла! – Что? – быстро целуя ее пальцы, Геннадий в один миг замирает, услышав последнее слово девушки. Всё также касаясь лицом руки девушки, взгляд исподлобья устремляется на нее. Послышалось? Или она действительно только что призналась ему в измене? Слёзы, скатывающиеся по щекам девушки, только подтверждают её слова. Да, изменила! Изменила! Изменила! – Гена, прости, – забирая свою руку обратно, она рвёт эту нить, соединяющую их. – Я не хотела, прости. Это вышло случайно. Я не хотела этого, не хотела, – повторяя одни и те же слова, девушка близка к истерике. – Тогда после разговора с тобой, я пошла к нему. Я напилась и пошла к нему. Я так была зла на тебя и пошла к нему, – голос предательски дрожит, а лицо только сильнее наполняется слезами. – Я не думала, что всё этим закончиться. Я искала всего лишь поддержки, а он… – захлебываясь слезами, Ирине становится тяжело говорить, – а он… – А он воспользовался тобой, – тяжело выдохнув, Геннадий отвёл взгляд в сторону. Больно, очень больно внутри. Хочется кричать, выть от безысходности. Он всё это время надеялся, сам себя убеждал в обратном, что этого не может быть. Его любимая девочка не способна на измену, не способна на предательство. А сейчас вон как всё получается. Её обнимал другой, прикасался к ней другой, целовал её другой, обладал его девочкой не он, а другой. Нет, Ирина не виновата. Это всё он. Во всём, что случилось, только его вина. Если бы в нём не взыграла ревность, если бы он ей тогда не наговорил всего того, что было сказано, всего бы этого не было. – Гена, не молчи, – наблюдая, как молодой человек уже несколько минут стоит в одной позе и молча смотрит в одну точку начинает пугать девушку. Затаив дыхание, она ждёт… Ждёт его слова, его вердикта. – Я люблю тебя, Ир, и ничего с этим поделать не могу, – потухший взгляд, наполненный болью, поворачивается и смотрит на девушку, – но мне больно. – Я понимаю… Девушка осторожно дотрагивается рукой к его груди, а он, резко вздрогнув от ее прикосновения, прижимает её тело к себе, уложив ее голову себе на плечо. Вдыхает запах её волос, зарываясь в них носом. – Давай сделаем вид, как будто ничего не было, – неожиданно произносит Геннадий, чем вызывает удивление девушки. – Не было той поездки с родителями, не было того разговора у меня дома и не было той злосчастной ночи, проведённой с Николаем. Мы просто забудем об этом, как будто ничего и не было. Он лучшее, что есть у нее. Не один парень не может сравниться с ним. Он лучше всех, достойнее всех. Наплевав на свою боль, свои чувства, он превзошёл себя и вырос в глазах девушки еще сильнее. Он способен забыть все, простить её и идти дальше. Вместе идти. Звук непрерывной мелодии, звучащей в кармане, заставил мужчину оборвать пелену воспоминаний. Скользнув рукой в карман, он достал телефон и сбросил вызов. Говорить ни с кем не хотелось. Сфокусировав свой взгляд на телефоне, он видит десяток пропущенных вызовов. От отца, от дочери. И несколько сообщений. Открыв одно сообщение, Геннадий попытался его прочесть, но пелена, возникшая перед глазами, не даёт этого сделать. Из-за чрезмерного употребления алкоголя перед глазами мужчины всё плывет. И так, не прочитав сообщение, он молча отключает телефон и прячет его в карман пиджака. Его девочка волнуется. Он это понимает. Чувствует, что сейчас, именно в этот момент, дома сидит его отец с дочерью и волнуются… Волнуются за него. Но сейчас об этом думать не хочется. Подумает завтра. А сейчас он хочет побыть один, наедине с собой. Сжимая в руке почти допитую бутылку коньяка, он шаткой походкой идёт дальше. Куда, зачем? Непонятно. Но он идёт. Ноги сами ведут по знакомому маршруту. Кажется, пришёл. Какой-то жилой дом. Скамейка рядом, у подъезда. В темноте не сразу удается узнать такой знакомый ему с юности двор. Присаживаясь на скамейку, мужчина делает последние глотки, допивая остатки алкоголя. И вспоминает, вспоминает, снова вспоминает то, что нужно давно забыть.Часть 15
22 октября 2022 г. в 19:00
Второй час двое мужчин рассекают тяжелыми шагами квартиру. Один пытается успокоить другого и с замиранием сердца прислушиваются к каждому шороху, возникший в квартире. Илья Яковлевич не выпускает с рук стакан воды с накапанной туда валерьянкой, а Геннадий Ильич, пытаясь успокоиться, закидывает в себя несколько таблеток. На всякий случай, лишним не будет. Сердце не железное и из-за волнения в любой момент может дать сбой.
В который раз Геннадий пытается дозвониться до дочери, но лишь слышит долгие непрерывные гудки. После обеда его девочка ушла, объяснив, что встречается с подругами и к шести вечера обещала быть дома. Но стрелки часов активно приближаются к девяти, а ее всё еще нет дома. Обзвонив подруг, которых знал мужчина, он выяснил, что ни о какой встречи девушка сегодня не договаривалась, и где она может быть, они не знают. Осознав, что дочь ему наплела с три короба, Геннадий еще сильнее занервничал. Кому звонить? Куда бежать? Что делать? А если что-то случилось? Он всегда должен знать, где сейчас его девочка. Как она, поела ли она и плевать, что ей уже 17 лет. Для него она всё еще маленький ребенок.
– Генка, не маячь, – кинув взгляд на сына, который все также измерял кухню шагами, он попытался разрядить обстановку. – Успокойся, подумаешь, задерживается. Ну, не подходит к телефону, бывает, – сам себя успокаивал старик. – Заболталась с подругами, вот и не слышит звонка.
– Да не встречалась она ни с какими подругами, – громко выпалил Геннадий, с разгону плюхнувшись на стул. – Я звонил им, – нервно теребя телефон в руке, мужчина кивнул на него. – Они даже не в курсе, где она. Она нам наплела, что идёт на встречу, а сама неизвестно где пропадает.
– Ну, может, на свидание пошла. Поэтому и не сказала, – неожиданно буркнул старик.
– Пап, какое свидание? – глаза мужчины, до этого испепеляющие телефон, удивленно покосились на пожилого мужчину. – Ей всего 17 лет. Какое свидание может быть, она ещё ребёнок, – не замечая очевидного, Геннадий продолжал стоять на своём.
– Гена, ты сам как ребёнок, – взмахнув рукой, Илья Яковлевич пытался достучаться до сына, который явно отказывался принимать происходящее. – Девчонке уже 17 лет, и она уже совсем не та девочка, которая будет сидеть у тебя на коленках и обнимать за шею, визжа от радости. Она взрослая девушка, – словив надменный взгляд сына, Илья Яковлевич снова повторил. – Да, взрослая девушка, но ты до сих пор отказываешься принимать этот факт и опекаешь её, как детсадовского ребенка.
То, как сын воспитывает внучку, старику никогда не нравилось. Чрезмерная опека явно не пойдёт девочке на пользу. Она должна быть самостоятельной, должна сама отвечать за свои поступки, должна сама думать, а не оборачиваться назад и взглядом спрашивать у отца, что ей делать в той или иной ситуации.
– Сынок, мы в своё время с матерью дали тебе полную свободу, – осторожно начал Илья Яковлевич в надежде, что его слова хотя бы сейчас дойдут до сына и, несмотря на любящее отцовское сердце, он сделает правильные выводы. – Ни в чём тебя не контролировали. Ты всё решал сам. Ты сам отвечал за свои поступки. Ты сам выбрал свой жизненный путь, сам решил, куда хочешь поступать и с чем хочешь связать свою жизнь, – сделав небольшую паузу, Илья Яковлевич продолжил. – И как бы мы с матерью тебя не любили, мы позволили тебе совершить множество ошибок. Без них никуда, – посмотрев на сына, Илья Яковлевич заметил, что воспитательная речь заставила сына задуматься и прислушаться к его словам.
Кривицкий-младший молчал, внимательно слушая отца. Да, всё было именно так. Родители в своё время его во всём поддерживали, помогали, но никогда не влезали. А что делает он? Он полностью взял под свой контроль жизнь дочери.
– Так позволь Юле сделать тоже самое. Перестань ее контролировать. Перестань её, как маленькую девочку возить в школу. Перестань её уговаривать поступать в медицинский. Пусть девочка сама выберет куда хочет, без твоей помощи. Убавь свою опеку над ней. Дай девочке самой всё решать, – наконец, закончив свою речь, Илья Яковлевич вздохнул.
Геннадий молчал, осознавая, что в словах отца есть истина, то, что он долгое время отказывался понимать и принимать. Юля уже совсем не маленькая девочка, и рано или поздно она выйдет замуж и упорхнет из семейного гнездышка, а он останется один. Совсем один… Эти мысли пугали его.
– Ты меня услышал? – вновь повторил Илья Яковлевич. Сын его услышал. По глазам Геннадия старик заметил, что он крепко задумался над его словами.
– Услышал, – строгий голос мужчины, прозвучал колоколом в ушах Геннадия. Он посмотрел на отца. Его взыскательный взгляд, напористый голос на несколько секунд заставил погрузить себя в прошлое, в своё детство, когда его ещё совсем ребенком отчитывали за детские шалости. Но сейчас-то он совсем не ребенок, а уже взрослый, состоявшийся в жизни мужчина. Но Илья Яковлевич все также отчитывает его. «Для родителей мы всегда дети, в независимости, сколько нам лет» – подумал Кривицкий-младший.
– Чаевничаете? – на кухне неожиданно появилась Юля. – Салют, дедуль! – поздоровавшись с дедушкой, Юля присела рядом с отцом. Девушка вся светилась от радости, счастья, переполненных ею эмоций. – Чего вы так на меня смотрите? – отобрав у Ильи Яковлевича чашку с чаем, она сделала несколько глотков и покосилась на мужчин, уловив на себе две пары удивленных глаз, которые, будучи увлечённым разговором, не слышали, как пришла девушка.
– Ты где была? – повернувшись к дочери, со всей отцовской строгостью спросил мужчина. – Я звонил тебе. Почему ты не брала телефон? Мы тут с дедом места себе не находим, а ты неизвестно где шатаешься, – несмотря на строгий взгляд отца и испуганный вид дочери, которая никогда не видела его в таком состоянии, Геннадий начинал заводиться.
– Пап, я…
– Юля, – перебил ее мужчина, – ты должна понимать, что если ты уходишь надолго, то будь добра, предупреждай нас и поднимай телефон, – перестав себя контролировать, Геннадий перешел на крик. – Ты чего добиваешься? Хочешь нас с дедом в могилу свести? Довести до белого каления? Ты этого хочешь?
– Гена! – выкрикнул Илья Яковлевич. – Уймись!
– Папочка, прости, пожалуйста, – никогда еще не видевшая отца в таком состоянии Юля вжалась в стул, боясь даже пошевелиться. – Мы с девчонками были в кафе, там было громко, и я просто не слышала твоего звонка.
– Прекрати! – крикнул Геннадий, с силой стукнув кулаком по столу, от чего чашка с чаем со звоном подпрыгнула и упала на пол, разбившись на осколки. – Ты мне никогда не врала, а сейчас врёшь, – мужчина поднялся со стула и начал нервно ходить по кухне, на эмоциях размахивая руками. – Причём нагло врёшь. Я звонил твоим подругам, они даже не в курсе, где ты, – остановившись на одном месте, Геннадий постарался взять себя в руки и успокоиться. Накопленная усталость после рабочих будней, мысли, преследующие всю неделю после того злополучного дня рождения, не давали мужчине спокойно жить. Он всё думал, думал, думал и… сорвался. Эмоции рвались наружу, и только так он мог дать им выплеснуться. – В следующий раз, когда будешь придумывать подобную отмазку, предупреждай об этом своих подруг, а то они даже не в курсе, что якобы с тобой встречались, – тяжело вздохнув, мужчина перевел дыхание и, наконец, успокоившись, подошел к окну, всматриваясь в ночной город.
На кухне повисло молчание. Каждый думал о своем, не в состоянии нарушить звенящую тишину.
Илья Яковлевич понимал, что сын прав, отчитав дочь за неподобающее поведение. Но не так же, когда после его слов девочка вжавшись в стул, боится сделать любое неверное движение, что может послужить новым толчком для ярости мужчины.
То счастье, тот миг радости, который светился на лице девушки до этого, вмиг сменился. И теперь, чувствуя свою вину, она сидит, опустив голову вниз. Должна была позвонить отцу, должна была предупредить, что задерживается. Должна была сказать ему правду, что идёт не на встречу с подругами, а на свидание с молодым человеком. Он бы не кричал и не отговаривал, а просто поинтересовавшись, с кем идёт девушка, отпустил бы со спокойной душой. И не было бы сейчас всего этого вранья, недомолвок. Он – главный мужчина в её жизни, к которому всегда нужно прислушиваться и ничего не скрывать.
– Я тобой недоволен, – нарушив тишину, Геннадий повернулся к дочери. – С понедельника будешь сама добираться в школу. Отец прав, тебе действительно пора взрослеть и становится самостоятельной.
– Хорошо, – тихо, почти шепотом прошептала девушка.
Геннадий вышел с кухни. Хотелось побыть одному. Не предупредив никого, он молча надел верхнюю одежду и покинул квартиру.
– Папа ушёл, – услышав звук закрывающейся входной двери, девушка обернулась к выходу из кухни. – И даже не сказал ничего. Обиделся, наверное, – вытерев несколько слезинок, она постаралась успокоиться, но мокрые капли лишь сильнее заполняли лицо девушки. – Дедушка, я не хотела, не хотела, просто… – всхлипывая от слёз, твердила Юля, вытирая рукой дорожку мокрых следов, – просто, просто… – сказать всё никак не получалось, и, захлебываясь слезами, она плакала.
– Внученька, успокойся, ну ты чего? – увидев, как сын довёл девушку до слёз, сердце старика сжалось. Пересев к внучке, Илья Яковлевич обнял девушку, склонив ее голову к своему плечу. – Успокойся, моя хорошая, всё будет хорошо, – поглаживая внучку по плечу, старик пытался её успокоить.
– Папа никогда на меня не кричал, – взахлёб твердила Юля, ухватившись за деда сильнее, словно ища в нём поддержки.
– Генка успокоится, и всё будет хорошо, – продолжая одной рукой поглаживать внучку по плечу, старик второй рукой приподнял лицо девушки за подбородок, заставляя смотреть на себя, и, улыбаясь, одним пальцем щёлкнул её по носу. – Он не может долго на тебя злиться. Он любит тебя, очень любит, поэтому злиться долго не будет.
– Я знаю, – начиная успокаиваться, девушка вырвалась из объятий деда и присела ровно на стул, рукой вытирая остатки слёз. – И я его люблю. И тебя, деда, тоже люблю.
– Так, всё, хватит сырость разводить, – встав с насиженного места, Илья Яковлевич подошёл к плите. – Сейчас будем чай пить с очень вкусными пирожными, а там и Генка придёт и составит нам компанию.
– Я на свидании была, – после минутного молчания призналась Юля.
– А я знал, – продолжая стоять к девушке спиной у плиты, Илья Яковлевич улыбнулся, осознав, что именно он был прав.
– Знал? – удивившись, девушка повернулась к мужчине. – Откуда?
– Юленька, внученька, – поставив перед девушкой чашку с горячим чаем, Илья Яковлевич присел возле нее, – а куда бы ты еще могла пойти, как не на свидание? – поправив светлые волосы девушки, старик снова улыбнулся, – Что еще могло тебя сподвигнуть соврать родному отцу, которому ты, кстати, никогда не врала, как не свидание с молодым человеком? – старик пожал плечами, давая понять девушке, что ответ очевиден. – Только любовь…
– Ты прав, дед, как всегда прав, – девушка, хмуро улыбнувшись, сделала несколько глотков горячего напитка. Осадок, оставленный после разговора с отцом, до сих пор сидит тяжелым грузом, и даже приобретённое новое чувство, образ молодого парня в памяти не может спасти ситуацию. – Я очень жалею, что не рассказала всё папе. Я должна была, я никогда ему не врала. Я всегда рассказывала ему всё, что происходит в моей жизни, – продолжая корить себя за недосказанность отцу, настроение девушки портилось всё сильнее.
– Юля, прекрати! – уже более строгим тоном настоял Илья Яковлевич, кинув на внучку неодобрительный взгляд. То, что девушка винит во всём себя, ему не нравилось. Оба хороши. Одна, что заставила мужчин семейства нервничать, забыв сообщить им о своём местонахождении. Другой же, совершенно не контролируя себя, довёл девушку до слёз, от чего она теперь всё никак не может успокоиться. Ну, подумаешь, ушла на свидание. Да, соврала, бывает, дело молодое, но не проблему же вселенского масштаба из этого делать.
– Вот куда он мог пойти, – кинув взгляд на стрелки настенных часов, которые все ближе приближались к полуночи, волнение девушки нарастало. Куда мог пойти отец в такое время. На работу? Вряд ли. Не будет он в такое время беспокоить коллег. А куда ещё? Куда он ходит ещё, кроме работы и дома? Никуда. – Деда, я волнуюсь за папу.
– Я тоже, – забегав глазами по кухне, Илья Яковлевич пытался найти телефон. – А, вот он, – потянувшись к кухонной тумбе, он взял в руки телефон и начал набирать заветные цифры номера сына, – сейчас узнаем, где он пропадает.
Но телефон Геннадия молчал. Долгие непрерывные гудки раздавались эхом, а он так и не подходил к телефону.