Я вернулся?

      Время было слишком позднее для дневного света, и слишком раннее, чтобы на улицах включили фонари. Это была холодная, тёмная зима, когда даже самый дорогой и тёплый пуховик не спасал ситуацию. Всё птицы уже давно улетели по югам, что хотели бы сделать и люди, но они прекрасно понимали, что сейчас они должны работать. Ну, или учиться.       Анна шла по мокрой от снега дорожке в сторону своего подъезда. Девушка привыкла возвращаться к себе домой так поздно — выбор вечернего обучения в университете явно был не лучшим выбором в её жизни, но так как мест на дневное время больше не было, Воронцовой приходилось терпеть жизнь совы и дальше. Глаза непроизвольно закрывались, и шатенка вот-вот впадёт в глубокий сон: из-за невыученного материала ей пришлось "горбачить" над книгами почти две ночи без просыпа, а днём она отсыпалась лишь три часа для того, что бы вернуться на учёбу, и так по-кругу. Как бы хотелось поскорее укутаться в тёплое одеяло с довольной душой и заснуть дня на четыре! От этой мысли у девушки словно открылось второе дыхание, и, едва не поскользнувшись, она подняла взгляд вверх, ведь её внимание переняли на себя включившиеся фонари. Наконец-то наступило время света, и теперь не нужно было пользоваться кошачьим зрением, которого ни у кого кроме котов и нету, собственно.       Пройдя ещё пару шагов, Анна остановилась, резко вспомнив кое-о-чём. До дома оставалось буквально два подъезда, но вопрос был в другом: а не забыла ли Воронцова ключи в библиотеке, где сегодня набирала себе книги на выходные? Не спрятала ли их бабулька с трибуны в потайной отсек потерянных вещей? Руки сами полезли в рюкзак и стали в панике рыскать в поиске звенящих железяк. К счастью, их поиски быстро закончились, и довольный детектив улыбнулся самой себе.       Она зашагала к своему дому дальше, и когда поднималась по ступенькам наверх, сначала даже и не заметила мужчину, стоявшего рядом со столбом, искренне пытаясь что-то вспомнить. Он показался ей довольно странным, и где-то в глубине души, даже маньяком, но из любопытства, которое преследовало Аню всю жизнь, она, всё же, решила обернуться.       В руках тлела только начатая сигарета, в то время как обе руки тряслись как в нервозе от крепкого алкоголя. Одежда наполовину рваная и неподходящая для столь холодной зимы, что окружало девушку сейчас, а причёска была "эпопеем" всего кардебалета, ведь она чётко гласила: "Я – панк, вашу матушку!". Подойди к нему ближе – почувствуешь неприятный шлейф одеколона и сигарет, а посмотри на лицо, так ужаснись: под глазами были синяки панды, улыбки, казалось, не было уже долгие годы на этом лице, а глаза излучали неимоверную боль и скорбь, что не должно быть у нормального человека. — Мужчина, простите, — голубоглазая спустилась на пару ступенек вниз, что бы рассмотреть незнакомца ближе, но поняла, что тут, все-же, стоит подойти вплотную. — Вам нужна пом.. — девушка не успела договорить, так как увидела лицо таинственного мужчины. —       Сначала Аня, конечно, испугалась, но потом поняла, что это может быть косплеер, или какой-нибудь чудак, что очень хочет косить под известную звезду ради денег и внимания девушек. Не может же это действительно быть сам Михаил Горшенёв, собственной персоной, из могилы, сделанной ему девять лет назад? — Простите, что это за улица? — спросил человек, скинув пепел на снег, который сразу же стал водой. — — Сретенская.. — Аня с трудом выговаривала слова, пытаясь понять, что вообще с ней сейчас происходит. — — Ничего не дало, хорошо.. А город? — Курск. — Чёрт! — в знак своего недовольства, мужчина топнул ногой, от чего замёрзшая вода фейерверком выстрелила в стороны. — А не подскажите, как добраться до Питера? Желательно, сейчас. Сейчас вообще сколько время?       Пока голубые глаза осматривали собеседника, подтверждая свои догадки о том, что может быть, это и не сон, рука достала телефон и включив его, девушка огласила: — Восемь часов, сорок минут, ровно. — Нихера у тебя телефон! Где брала? Никогда таких у нас в магазине не видал. — мужчина даже осмелился ткнуть пальцем в телефон, а Аня отошла от него, и словно угрожая тем же телефоном, спросила. — — Кто вы и что хотите сделать!? — Воу-воу, спокойно, — тот даже поднял руки в знак "сдаюсь". — Не думал, что в двух тысяч тринадцатом году.. — Сегодня не тринадцатый год..       Сначала шатен сделал удивленную моську, которая сразу же сменилась на сурово-серьезную. — А какой тогда? — Двадцать второй. — Не смеши меня! Вернее даже нет, не пытайся посмеяться надо мной и выставить меня полным идиотом, ясно? — музыкант не сдержался и приблизился к девушке. — Я прожил всю свою жизнь не для того, что бы какая-то сопливая девчонка пудрила мне тут мозги. — Сегодня двадцать второй год, вам каждая собака подтвердит! А если вы действительно Михаил Горшенёв, то должны знать, когда последний раз принимали наркотики! — Наркоту? Ну.. Я тебе что, помнить должен? И вообще, тебе-то откуда знать, принимаю я что-то или нет? — мужчина не на шутку взбесился и плотно втаптывая снег в асфальт, в силу своего веса и гнева, он подошёл к подъезду и дерганул дверь. — Странные у вас тут инновации, нам такую дверь железную поставят только к сороковому году. — он усмехнулся и взглянул на девушку. — Дверь открой, я ночь в подъезде пережду, а утром куплю билет на поезд до Питера и поеду первым рейсом! — Не думаю, что тебе хватит денег.. — в полголоса вздохнула Анна, понимая, что все это, видимо, явно не шутки. Пока она решила принять это только как факт, ибо сейчас она явно не в состоянии нормально думать. И тем не менее, мозги выдавали только одну идею. — Не смотря на то, что сегодня двадцать второй год, в подъезде так же холодно, как и в тринадцатом. Поэтому пойдём ко мне в квартиру, согреешься, а там решим, что будем с тобой делать, хорошо?       Поскольку Воронцова говорила тихо и спокойно, поводов для дальнейшего крика и гнева Михаила не было. Он так же спокойно кивнул, понимая, что дозвониться до своих друзей он не смог, связи не было, а все другие номера были "заняты", другого выбора у него не оставалось. — Нехило так меня торкнуло, раз я из Питера сюда телепортнулся.