Цена жизни

...Несмотря на то, что на Арене уже наступила ночь, температура воздуха не падает. Наоборот становится ещё более душно. А через несколько минут на небе, вместо яркой Луны, появляется герб Капитолия. Как и всегда играет гимн, и перед нами предстают лица погибших трибутов: мужчина из Пятого, тот, кого убил Финник у Рога. Это означает, что никто из профи не погиб, как и трибуты из Третьего. Затем появляется морфлингист из Шестого, Лай и Цецелия из Восьмого, оба учасника из Девятого и наконец рыжеволосая женщина из Десятого. Моя первая жертва на 75-ых Голодных Игр. Передо мной сразу появляется она, лежащая вся в крови. Меня аж передëргивает. А сердце с каждой миллисекунды начинает бится всё быстрее. Но всё же я стараюсь держать себя в руках. Сейчас просто-напросто нельзя окунуться в омут воспоминаний. Нельзя. Последний трибут, появившийся на небе — Сидер, Дистрикт-11. Её я точно не ожидала увидеть. Хоть с ней я и мало общалась, но по рассказам Финника можно понять, что она очень хороший человек. А ещё она была в заговоре, чтобы спасти Китнисс и Пита. Но не смогла. Не смогла помочь им выжить и увидеть смерть Сноу. И мне очень жаль, что это произошло. Уверена, в моей памяти она будет жить до самой моей смерти. Так, мы все просидели в полном молчание несколько минут. Никто не сказал ни слова. Каждый из нас не может поверить, что их больше Нет. А ведь с большинством из них я где-то пересекалась. Но, наверное, самая ужасная смерть за сегодня — Цецелия. В Дистрикте-8 её ждут трое детишек, но мама не придёт. Она не вернётся к ним больше никогда. И от этой мысли сердце сжимается неимоверно сильно. Если бы не серебряный парашют, приземлившийся только что с неба, то мы бы даже и не стали нарушать образовавшееся молчание. Но теперь никто. Никто не протягивает руку, чтобы взять его и открыть. Каждый ждёт. Вот только чего?! Не знаю. Наверное, того, что это может оказаться сном. Или сейчас, посмотрев на всех умерших трибутов, убитых нами или Нет, мы проста начали считать недостойными себя этого подарка. Думаю, так и есть. –Интересно, кому это? –подаëт голос Китнисс. –Какая разница?! Сегодня Пит чуть не погиб, пусть он и берëт, –выпаливает Одэйр. Он до сих пор не может отойти от увиденного. Наверняка сейчас думает о Цецелии и Сидер. Ну, и Лайма тоже, наверное, вспоминает. А тем временем Мелларк открывает парашют и достаëт от туда что-то металлическое. Мы передаëм непонятный предмет из рук в руки, по очереди. Каждый из нас его рассматривает с неимоверным интересом, гадая что же это может быть?! С виду можно понять, что это какая-то непонятная трубка. На одном конце она чуть сужается, на другом — край немного загнут вниз. Для меня этот предмет говорит в общем счëте: ничего. Точно уверена, что никогда до этого момента не видила эту вещицу. Так, что проку от меня в этот момент мало. Надеюсь, что хоть кто-нибудь из нас поймёт что это такое. Но этого не происходит. Проходят секунды, минуты, а может и часы. Время течëт слишком медленно или быстро. Но природа на Арене не отдыхает, а прохладно не становится. Если в мои Игры я могла просто-напросто умереть ночью от холода, то в этом году могу умереть от обезвоживания или удушки. У нас в Дистрикте никогда не бывает такой погоды. Максимальная температура летом — тридцать градусов по Цельсию. И уже в эту погоду мы все идëм купаться, чтобы хоть как-то освободить себя от этой жары. Но тут. Думаю, что температура не меньше сорока пяти и при этом очень влажный воздух. Понятие не имею, как я продержусь до конца Игр?! –Выводная трубка! –восклицает Китнисс. От неожиланости я даже нож в руке посильнее сжимаю, а другая рука на автомате потянулась за метательным ножом, на поясе. –Что? –интересуется Финник. Китнисс выдирает металлический предмет из земли, и начинает его очищать, ипри этом рассматривать. –Это же выводная трубка. Что-то по типу обычного крана. Вставляешь в дерево, и из него вытекает живица, –Эвердин начинает рассматривает вокруг себя деревья. –Если дерево правильное. –Живица? –удивляется Финник. Да и я если честно тоже капельку удивлена. Понятие не имею, что это такое. –Из неё обычно делают сироп, но здесь наверное будет что-то другое, –объясняет нам Пит. Мы все сразу-же вскакиваем на ноги и начинаем рассматривать деревья. Каждого из нас мучает неимоверная жажда. Так, что мы до сих пор не можем понять, что происходит. Возможно это сон или нет, но голова уж слишком сильно гудит. А мозг почти не думает. Финник уже хочет воткнуть в дерево трубку, как Китнисс его останавливает. –Подожли, так можно и повредить. Думаю, что сначало нужно просверлить дырочку. Так мы и поступаем. В поëм поясе с метательными ножами как раз лежал один очень странный предмет, похожий на спицу. И только сейчас я вспоминаю, что это шило. Нам помогает Пит. Он загоняет предмет в кору на пять сантиметров, а дальше начинается ювелирная работа. Мы с Финником поочереди расширяем отверстие ножами до нужного размера. Китнисс вставляет трубку в отверстие и ничего не происходит. По началу. Первая капля падает прямо мне на руку, а затем попадает в рот. Но этого мало. Мы вставляет трубку поудобнее. Так, что от туда начинает течь струя воды. Каждый из нас по очереди подставляет рты и смачивает их, утоляя свою жажду. Финник приносит корзину, сплетëнную не так давно, и подставляет её под струю. Через несколько минут жадных ожиданий она наполняется до краëм, и мы передаëм её по кругу. Каждый из нас делает по несколько огромных глотков, наслаждаясь каждой каплей, а затем радости ради умываем лицо и руки. Мне кажется, что никогда до этого момента я не была так сильно рада воде. Наконец, утолив жажду, мы начинаем готовится ко сну. Первым караулить вызвается Финник, никто в общем-то и не против этого. Вот только поспать мне не удаëтся. Может я и подремала часик, но на этом всё. Потом сон как рукой сняло. –Ты, что не спишь? –спрашивает Финник, заметив, как я подхожу к нему. –Не могу. Может я и поспала пару часов, но на большее сейчас меня не хватило. –Понятно, –лишь отвечает мой бывший ментор. –Ты можешь идти поспать. Я покараулю, а затем разбужу Китнисс. Финник напрягается, смотрит по сторонам, но всё же соглашается и уходит спать. Ложиться он у самого входа в хижину с трезубцем в обнимку и погружается в сон. Я сажусь на один из камней и мне не приходит в голову мысли более интереснее, чем рассматривать ножи. Семнадцать. Всего семнадцать ножей и шило. Каждый предмет отделан в чëрном цвете и достаточно тяжëлый. Они не сильно отличаются от тех, которые были на Играх три года назад и после. Но отличия всё есть. Конечно, не большие, но всё же есть. По мне так они гораздо острее и форма чуть-чуть другая. Но они мне нравятся намного больше, чем на 72-ых Голодных Игр. Вдруг раздаëтся громкий звук. Он чем-то напоминает пушку, но всё же отличается. Этот звук напоминает мне бой колокола. Бомм! Бомм! Бомм! И ещё, и ещё.. Смотрю на союзников и вижу, что Китнисс уже не спит, да и Финник сонный проснулся из-за этих звуков. Видимо ещё не успел заснуть. А вот Пит спит. Ну, и ладно. Для него этот день был намного сложнее пережить, нежели нам. –Я насчитала двенадцать, –шëпотом произношу я. –Думаешь, что это что-то значит? –интересуется Одэйр. –Должно. К чему тогда эти звуки?! И почему именно двенадцать?! Что-то это должно означать. –Возможно, –отвечает Китнисс и садится напротив меня. Так мы сидим несколько минут, ожидая хоть чего-нибудь. Но ничего не происходит, лишь молния, бьющая в большое дерево. На этом всё. Может быть скоро начнётся дождь, раз раздался звук молнии. А возможно это ничего и не означает. Хотя это наверняка не так. В каждом действие на Арене есть какой-то смысл. Это ведь Капитолий как-никак! –Ладно, я спать, –говорит Финник. –Разбудешь, если что. –Хорошо. Спи. Мой напарник снова ложится на прежнее место, а мы с Китнисс начинаем караулить вместе. Теперь стало слышно, как в месте, где стоит большое дерево, раздаются звуки грозы и грома. Они не на секунду не замолкают, возможно и вправду будет дождь. –Почему ты не идëшь спать? –пытается завести разговор Эвердин. –Не спится...–лишь отвечаю я, и между нами снова появляется некое молчание. –Почему ты хотела меня в союзники? –интересуюсь я. –Пит сказал, что ты хотела меня в союз с самого начала. Но почему? –Не знаю, –лишь пожимает плечами Китнисс. –Просто я очень хорошо помню твои Игры. А ещё смотрела Жатву. Ты смелая, –говорит она. –Смелость измеряется только в том, чтобы вызваться добровольцем?! –недоумеваю я. –Но ты не права. Я никогда не назову себя смелым человеком. Ты и Пит. Вы тоже вызывались добровольцами. –Тут другое. Пит вызвался ради меня, а я ради сестры. Но ты. Ты вызвалась добровольцем просто так. –Как и большинство профи из Первого, Второго и Четвëртого Дистрикта. Я поступила как истинная трибутка Дистрикта-4, –перебиваю я. –Нет, тут дело в другом. Они вызывались ради Славы, а у тебя были совершенно другие мотивы... Мы с Питом пересматривали твои Игры. Я помнила их и до этого, но много моментов были мною опущены. Например, как ты искала своего напарника, потом смерть девочки и твой добрый поступок к трибутке из нашего Дистрикта. Не думаю, что ты там поступала как профи. У тебя была совершенно другая цель. Так ведь? Упоминания Дэвида, Катары и трибутки из Двенадцатого вызывают у меня не очень хорошие чувства. Я стараюсь не вспоминать про них. И так вижу их почти каждый день в своих снах или просто в галлюцинациях. Я помню их. Помню как они выглядят, а их голоса почти всегда сопровождают меня в моих сновидениях. И это больно. Даже очень. Когда вспоминаешь их просто так, то ты как-будто переживаешь Игры заново. А я не хочу этого. Хочу отпустить это и жить дальше, чтобы всё произошедшее со мной там оказалось сном. Но это не так. –Ты права, –наконец она дожидается моего ответа. –Я была готова там умереть. У меня не было цели вернутся домой и получить Славу. Я лишь хотела, чтобы выжил тот, кто достоин. –А кто достоин? –интересуется Китнисс. –Если твои руки в крови, то ты уже ничтожество. Мы наблюдаем за Играми каждый год, с ранних лет. Знаешь, как проходят Жатвы в наших Дистриктах? –спрашивает у меня Эвердин, а я лишь мотаю головой. –Каждый из нас стоит на площадке и думает только об одном: хоть бы это не я. А когда вызывают другого человека, мы выдыхаем, потому что в этом году умрëм не мы. Так скажи, неужели детей, которые радуются тому, что кого-то другого отправили на смерть, а не тебя, можно считать достойными?! –Никто из нас не достоин. Но это не значит, что каждый из нас должен умереть. Есть те, кто может сделать мир лучше. И в этом случае именно они и достойны. –Разве кто-то может что-то изменить? –интересуется Китнисс. А у меня в голове проскальзывает только одна мысль: Ты. Ты можешь изменить. Сделать так, чтобы мы жили в другом мире. –Я вызвалась добровольцем, потому что считаю себя недостойной. У каждого есть своя цена жизни. Кто-то должен продолжать жить, а кем-то можно пожертвовать. Я и отношусь к таким людям. Уж, лучше я пожертвую собой, чем отправлю туда своих друзей или двенадцатилетнего ребёнка, который и пожить не успел. Это и есть мои мотивы, из-за которых я попала на Арену добровольно уже во второй раз. Мы замолкаем. Гром до сих пор бушует, как и Китнисс. Возможно она хочет оспорить мою точку зрения, а возможно она её обдумывает. Но видно, что она не согласна со мной. А тем временем между нами повисает молчание, длившееся несколько минут. –Каждый Победитель пожертвовал двадцатью тремя трибутами, чтобы оказаться здесь. –В этот раз, как и три года назад, я готова пожертвовать собой, чтобы выжил тот, чья жизнь ценнее, чем у двадцати трëх вместе взятых Победителей на этой Арене, –Китнисс смотрит на меня пристальным взглядом. Либо она поняла смысл слов, которых я сказала, либо думает: что за бред я несу?! Но на её лице выраженно уж слишком много эмоций, которые мелькают одна за другой. –Ладно. Раз ты стоишь на карауле. Пойду-ка я спать. Надеюсь ты не против? Китнисс лишь мотает головой, а я устраивать недалеко от хижины, у дерева, на подстилке. На этот раз я проваливаюсь в сон уже через несколько минут... –Просыпайтесь! –вдруг кричит Китнисс, и я моментально открываю глаза. –Бежим! Бежим! Я была уже готова сражаться с трибутами, но перед глазами возникает совершенно другая картина. В нескольких метрах от нас настилается пелена тумана, которая надвигается всё ближе и ближе к нам. –Что? Что такое? –спрашивает Пит, только проснувшийся. –Туман ядовитый. Это какой-то газ. Скорее, Пит! –поторапливает она его. И мы все бросаемся подальше от этого тумана. Первым идёт Финник, затем я, а последние Пит с Китнисс. Трибуты из Двенадцатого заметно отстают. Видимо Пит ещё не отошёл от удара силового поля, ведь еле-еле волочит ноги. А ещё лианы. Они везде. Не успеешь обогнуть дерево, как они снова тут. А туман всё больше надвигается ровной стеной, догоняя и поторапливая нас. Чем-то мне это напоминает мои Игры, но там было всё намного проще, нежели сейчас. Взобрался на дерево, и ты спасëн. В этот же раз я просто не могу бросить здесь своих союзников. Как только я понимаю, что мы заметно ушли вперёд от Пита и Китнисс, то останавливаюсь. У них что-то происходит примерно в десяти метрах от нас, что их замедляет. –Это плохо. Нам надо идти, что они так долго? –спрашиваю я у моего напарника, он же только пожимает плечами. –Вы как?! Нужна помощь?! –спрашиваю я у трибутов Двенадцатого. Они лишь отвечают, что всё хорошо, но в следующее мгновение они пропадают. А затем топчятся просто на одном месте. –Финник. –Я пойду туда. Жди меня здесь. Мой напарник за несколько секунд оказывется на месте, а дальше они выбегают из тумана. Финник несëт прямо на своей спине Пита, Китнисс же следует прямо за ними. По одному взгляду на Мелларка понятно, что ему плохо. Всё его лицо покрылось порезами и покраснело, и при этом обвисло. Видимо этот газ создан для повреждения нервных окончаний. Когда они подбегают ближе ко мне, я направляюсь дальше. Финник и Китнисс следуют за мной по пятам, а я понятие не имею куда именно идти. Единственная мысль возникшая в голове: нужно идти к воде, то есть к Рогу. Именно поэтому мы бежим по склону горы под углом. А туман всё наступает медленно и беззвучно. Но вдруг одна из щупалец белого газа достигла моей правой руки, и она моментально начинает трястись. Кожу как-будто прожигает. Это не ожог, а что-то намного больнее. Тебя как-будто режут раскалëнным ножом и не хотят останавливаться, а затем нога. От этой боли сразу-же хочется упасть, но я иду. Перед глазами сразу всё мутнеет и плывëт, а ногу и руку сводит жутко. Смотрю назад и замечаю Финника. Его руки трясутся, а ноги все в маленьких порезах, Китнисс выглядит не лучше. Продолжая свой путь, я наталкиваюсь на дерево. Но поворачиваю налево, спотыкаюсь и падаю на колени. Руки моментально прожигает боль, и я кубарем падаю на землю...