ᴄᴀʀᴇꜰᴜʟ, ʟᴏᴠᴇʀʙᴏʏ

      Пагубные привычки набираешь точно россыпь открытых ран, кровавых и нагнивающих. Не в новинку агентам Общественной Безопасности поддаться порокам и нездоровым пристрастиям. От чего-то во всей этой истории с ожиданием враз оборваной жизни и вечным видением кишков берёт людей охота пить, курить и вытрахивать к чертям все свои печали. Так и Химено жила, а теперь её призрак клубится в лёгких Аки всегда, как он прикуривает сигарету.       “Ну, может, она и была права”, — взвешивает он, осушая чашку очоко без сакэ. Тепло берёт его тело, и холод тает, вечно цепляющийся за него как проклятие. Скользкое утешение.       Хаякава подпирает подбородок рукой, кладя локоть на барную стойку, взгляд — на стул рядом. На щеке у него всё ещё пухнет порез — любезность от полудемона, убранного с утра. То был особо суровый рейд, а после он с полчаса смывал следы побоища с рукавов парадной рубашки.       Рубашку отмыл, осталось стереть воспоминания о тёмно-красном блёклым ожогом такого себе сакэ. Так можно притвориться, что он выпивает лишь после тяжёлого трудового дня и нисколько не душит того себя, которому до сих пор не плевать. Маленького бессильного мальчика, живущего где-то там в голове и ударяющегося в слёзы всякий раз, когда кому-то делают больно.       Аки рассеянно прижимает подушечки пальцев к ране, обдумывает тупую, ноющую боль. Ха. Шрама не будет, пожалуй. Хотя всё равно.       — Ещё по одной, Хаякава-кун? — предлагает Фуши, объявившись из-за спины, и Аки кивает, бормоча “спасиб”, как принимает вот-вот налитый напиток. Глаз не отводит от точки, в которую их устремил. Как правило, не фанат пить с коллегами. Он ясно давал понять в прошлом, что предпочёл бы вообще не выходить, если Макима-сан не выйдет. Проще разыграть неприветливость, чем прикипать к кому-то, кто того гляди и умрёт на следующей неделе.       Но и пить дома не вариант. Он не может позволить себе роскошь держать в квартире спиртное… Вдруг Пауэр откопает его — и не потому что хочет, а потому что знает, что ей нельзя — и обязательно напьётся до блевоты либо устроит в пьяном угаре грандиозный погром. Порой он чувствует себя как многострадальным отцом, присматривающим, чтоб ползунок не задохнулся, так и хозяином, вырывающим конфетные обёртки из пасти бешеного котёнка.       Есть, конечно, и ещё причина, по которой Аки не свинтил с посиделок, как нахлестался вволю. Прямолинейная и неисправимая причинка, что сидела слева и потягивала улун хай, зажатый между обеими руками. Пересеклась взором с Аки и прищурила полуприкрытые кукольные глаза в холодном косом взгляде.       — Что, — бросает Демон Ангела в своём скучающем, монотонном репертуаре. Конденсат скатывается со стенки бокала ему на пальцы, и он слизывает влагу ленивым движением языка — оставляет после себя тонкую плёнку слюны, что поблёскивает под дрянными лампами изакаи. “Контрпродуктивно”, — думает Аки, прикусывая уголок нижней губы.       Все знают, что Хаякава Аки больше прочих ненавидит демонов, что обклеймился бы контрактами, лишь преследуя свою цель — охоту на них. Что Хаякава Аки видит в них только орудия, адски неизбежные средства для положения неизбежно адского конца.       И Хаякава Аки подаётся вперёд — настолько, что чёрная чёлка щекочет Ангелу лоб, и он от смерти на волосок.       Даже просто взять с собой Демона Ангела — всё равно, что положить на стойку заряженный пистолет ли обнажённый клинок. Не то чтоб психам из Общебеза не насрать, но Аки — нет. Не должно быть. Да как не назвать.       — Эй, — мямлит, глаза щурит от раздражения, проводит тыльной стороной пальцев по бледно-абрикосовой завесе из волос Ангела. Пагубные привычки просачиваются в кровоток точно яд замедленного действия.       — А не кажется тебе, что мордашка у тебя уж совсем смазливая?       “О̶̊͐͒͆͠с̴́͒͑̿̄т̸̛̋̐͋̌̃̈о̷̂̍р̸о̷̔͑͑́̍̒̽͠ж̸̂̂̈̄̓̈́̋̐͠н̵͆̈̈́̏͊͊̊̀е̷̔̐̚̕͝й̵̏̌̒͆̊̍̏, с̷͇̠͗̏̈̕е̵̔̎̐̃̈р̵̼̌̿̚д̵͂̔̍̊͠ц̶͊͆е̶͒̓̍̋͝е̴д̵”, — хохочет Демон Будущего на задворках сознания. — “М̵̎̇͌̅́͝͠не̶̛ ли̵͂͒̈́̇̈́͘ ̷̛̳͈̙͕̊̀͐̎̊̐͆̈́͝г̷ӧ̷в̵̘̱̮̉͗о̴̉р̶͂̿̎̃и̷̨̭͋͌̓̎͛т̴ь̶̎̋͗̊̈́̓,̷͌͗̈́ ч̶̇̽̑͌͂̕т̶̇̒̈́̽̈͝о̶̙͋́̕ ̴̤̓́̅͛̾́͊̉͝у̷̬̇͆̈͂ͅт̵̾р̶о̵͗͌͝м̴̨͍͇̖̩̯͎̱̀́͠ т̸̹̟͎̞̺͓̠̆̂̐̂̀̅̿̄͠ы̶̱͌̌͝ п̴̬͇̠͕̰̯̟̭̟̽̀͌̈́̌̏̑̕ͅо̴̓͛ж̴̗̾͆̀̀а̶̧͇̒̽л̵̡̢͔̩͙̹̫͇̼̟̏̾̈́е̶̪̰̻̝͉͑͜ͅе̷͚͇͐̉ш̸̡̞̲̹̟̝̊͌̓̀͌͊́̇̑ͅь̴͍̤̉̌͗̓̿̊́̍̕̕ о̷͠б̸͂̋̐̽ э̵̧̙̜̗͙̃т̶̻̳̣͙͠ͅом̸̮̯̟̜͖̑͒̋̓̓̄͑̆”.       О чём Аки и впрямь жалеет, так о том, что пустил Демона Будущего себе в правый глаз. Очередной из его демонов, какого не приручить.       Ангел не убегает от почти касания, но плюшевая нижняя губка у него дёргается в слабый оскал. Самое близкое к мимике выражение, что он выказал за весь день.       — А тебе не кажется, что ты совсем уж пьян, — вяло парирует Ангел. Он не не прав, но даже в сумраке бара Аки виден знакомый слабый оттенок румянца на мраморной окраске лица.       — Ой ли? — Аки пропускает пальцы сквозь пару выбившихся прядей, даёт им ускользнуть. Хмелеет от искры тлеющего уголька в зрачках демона. Белым шумом гул бара скрывает их обмен остротами на пониженных тонах, будто у них тет-а-тет, даже когда вокруг полно и незнакомцев, и коллег. — А ты не пьян?       Крылья у демона обличающе затрепетали. Даже бледно-лунный нимб его, кажется, мерцал, будто угасающий уличный фонарь.       — …Не надираются ангелы.       — Нет? А демоны?       Демон Ангела склоняет голову набок, смеривая Аки немигающим взглядом. Указывает на щеку, проводя вниз пальцем — отразить форму раны Аки.       — Только от крови.       На этой ноте он стаскивает чашку сакэ у напарника, дуясь, как делает экспериментальный глоток.       “Мелкий напрашивающийся засранец”, — фыркает Аки, пока ждёт, когда демон поставит пойло на стойку — вернуть себе. — Не по нраву? — язвит и опрокидывает чашку, словно не помнит, какой части ободка касались губы Ангела. Сладкой горечью пагубные привычки остаются на кончике языка.

***

      В какой-то момент, когда попойка начинает сходить на нет, а Аки — забывать, что хотел забыть, он возвращается за стойку с остро нужного перекура, лишь чтобы кто-то потянул его за рукав пиджака.       — Ванная, — в лоб говорит бес-ангел, когда Аки оборачивается к нему — крепко стискивает рукав охотника между большим и указательным пальцами.       Аки требуется мгновение. — Что, мне пойти с тобой? Ты старшеклассница?       Ответ встречает равнодушное пожатие плеч. — Если не всё равно, что верхушка прознает, что ты дал высокорейтинговому демону бродить одному.       Аки закатывает глаза на “высокорейтингового” — коль знает уж, как силён, почему только балду пинает! — однако ведёт своё оружие массового поражения через бар, твёрдо положив руки ему на плечи — защитить от любого случайного прикосновения с посетителями.       Беглая мысль приходит ему в голову, когда он наблюдает за нимбом Ангела над его покачивающейся головой: ему, наверное, неуютно, когда людно. Хотя силком его сюда не притаскивали, как и Аки по своей воле пришёл.       Они проходят под занавеской, ведущей в узкий коридор с сортирами, двумя одиночными кабинками. Ещё скупо освещённей, чем в самом баре, и, к счастью, свободнее. — Лады, — Аки имитирует толчок в спину Ангела, выпроваживая его за ближайшую открытую дверь. — Давай поживей. Если только не надо идти с то…       Издёвка вязнет в пьяном бурчании, когда он обнаруживает, что его с удивительной силой тащат с собой. Он спотыкается, потеряв равновесие, шагает прямиком в пустой мужской туалет.       — Эй!…       Ангел встаёт на носочки, одной рукой не пуская белой рубашки Аки, и тянет, чтобы согнуть его до своего уровня, другой — давит на затылок, едва прикрытый воротником. Губы чудом избегают его щеки.       — Ты не знал, — бормочет он едва слышно, короткое дыхание сквозит по коже как поцелуй. — У тебя до сих пор идёт кровь.       “Не надираются они, да щас”, — скрежещет зубами Аки, столь же возмущённый внезапной атакой, сколько и заведённый.       Он платит той же монетой, и руки обвиваются вокруг Ангела, одна ладонь жмёт поясницу, другая — между лопатками, откуда крылья растут. Мышцы напрягаются, и он сильней подминает под себя Демона Ангела, потрясённый, какой маленькой и хрупкой оказывается смертоносная фигурка в его объятиях. Наваливается на него всем телом, пока оба они не врезаются в стену ванной с приглушённым бух.       — А что… — бездыханный, Аки с треском проваливает попытку восстановить самообладание. От пойла голова идёт кругом, слетают тормоза, и он съезжает по стенке, пока коленями не встаёт на кафельный пол сортира с хмельным пренебрежением, как это, блядь, скажется на его костюмных штанах. Аки даёт рукам упасть к талии Демона Ангела, цепко стискивая до того, что сквозь одежду синяки останутся.       — А что, — пробует он ещё раз, вскидывая подбородок и нашаривая свои обычные холодные фразочки. — Попробовать хочется? — Слова складываются в не пойми что. “Хаякава, какого хера же ты несёшь”.       С обменом ростами демон склоняет головку — взглянуть на напарника сверху вниз, блеск его нимба трепещет в зрачках чудно́, божественно.       Он медленно суёт руку в нагрудный карман и достаёт тонкий белый платочек, сложенный в аккуратный квадрат. Не разворачивая, касается изувеченной щеки Аки. Рана ещё жжёт, и сколь бы лёгким не было касание Ангела, саднящая боль дополняет его — чувство, что Аки давным-давно научился затмевать заботой. Сердце у него болезненно колотится о грудную клетку.       Демон Ангела медлит мгновение. Два влажных пятнышка марают алым белую ткань, и он подносит её ко рту. Трепещут, опускаясь, ресницы, и Ангел смакует медный привкус поцелуя, которого у них никогда не было.       Он не улыбается, и его голос лишён эмоций, когда он таки снова открывает рот. — Может, и пьян немного.       Аки вздыхает, да так тяжело, что в смех перерастает вздох, и он хохочет, пока нечем дышать, пока почти не надрывает живот, и смахивает с ресниц пару слезинок, прижав руку к сердцу.       — Да уж заметно. Пойдём отсюда.

***

      С невнятными прощаниями и любопытными глазами вдогон они вываливаются в продуваемую ветрами ночь вместе, растрёпанные и взлохмаченные. Яркие неоновые огни тлеют вдали, как витраж. Всем естеством своим Аки хочет, чтобы город поглотил его целиком.       Ангела качает из стороны в сторону, крылышки расправлены для баланса.       — Всё ок? — прыскает Аки, зарабатывая себе нетёплый взгляд. Даже ухохатываясь, он замечает, что демона мелко трясёт.       Недолго думая, он стряхивает пиджак и набрасывает его на плечи Ангела, закутывает, крылья жмутся к спине. Морозный воздух мгновенно залезает под тонкую рубашку Аки, но алкоголь согревает кожу, и ему всё нипочём.       Забавно наблюдать, как Демон Ангела просовывает руки в слишком уж длинные рукава пиджака Аки. Они, дело понятное, падают далеко за кончики его пальцев.       — Не ок, — бормочет он, и облачко его дыхания видно в прохладном ночном воздухе. Протягивает руки выжидающе, выглядя впечатляюще требовательно для кого-то, кто едва стоит на своих двоих.       — Ты всерьёз думаешь, что я сам пойду до самой станции?       “Господи. Ладно, принцесса”.       Аки встаёт одним коленом на тротуар, чтобы Ангел взобрался ему на спину. Шатко поднимается. Весом демон как пёрышко, но уровень алкоголя в крови Хаякавы сейчас не совсем ноль, потому приходится использовать уличный фонарь как рычаг, пока он не уверен, что может идти прямо, не свалив наземь их обоих.       Оно редкое, чувство, когда не хочется, чтобы ночь кончалась. Завтра утром исполнится непогрешимое пророчество Демона Будущего, и он проснётся с похмельем, злющий и напрямую пронзённый иглой смущения. Сегодня он наговорил много всякого, чему предпочёл бы пожевать стекло, чем сказать вслух трезвым.       Но самым главным и большим сожалением его будет то, что он позволил себе желать чего-то до самих печёнок. Аки всегда мечтал о луне — о нетронутом прошлом, безопасности для семьи, крепком сне… О мире в душе. Любви, что не сведёт в могилу прежде времени.       “В̶̙̑̓̉от̸̆̾͆͒ т̴̑̿а̶̥́̈́̿̋̔̀͊̾к̶̈̽̑ з̴̜̆а̷̋̄̽̃д̴̛̓̾̑̑́̈̏̀̕а̶̏̚ч̴̌̋̍͒̒̎̉ќ̷̓̄̿́а̸̿,̷ м̸͐а̸̀̾л̶̌̐̎̋̅̈́̽͝͠о̶̒̓́͂͆̚й̷̌̏”.       “Ой, завали”.       Минует пара минут прогулки под ночным небом Токио, сияние звёзд чьего приглушено световым загрязнением, когда Аки привлекает внимание Ангела в тихой просьбе: — Достанешь сигарету? В левом кармане.       Демон не спорит, немного ёрзая на спине Аки с движением. Раздаётся удар искрового колеса, воздух пропитывает запах табака. Охотник позволяет себе тихую улыбку, пока ждёт, чтобы Демон Ангела с осторожностью вложил зажжённую сигарету ему между губ.       Когда он благодарно вдыхает полные лёгкие дыма, приветствуя за ним прилив никотина, Ангел вновь вертится за спиной, соскальзывая ровно настолько, чтобы Аки сбился с ноги.       — Эй, — предупреждает приглушённым сигаретой голосом, смещает вес на спине в положение поудобнее. — Не елозь, а то один пойдёшь.       “Врёшь”, — шепчет Демон Будущего у него в голове. А может, то просто внутренний голос.       — Врёшь, — вслух вторит Демон Ангела за самым ухом у Аки. Если и бормочет что-то ещё, слова проглатывает грохот проносящегося мимо поезда, металлические рельсы протестуют ходу, скрипят. Они почти добрались до станции: её золотое сияние простирается впереди, как заря в конце их ночи.       Пагубные привычки соскальзывают с губ Аки, и ветер уносит их, несказанные. Если бы они могли разделить поцелуй, он был бы как пепел на вкус.