Император и Соловей

Тэхён знал, что однажды этот день настанет. Он знал, что однажды ему придётся взвалить на себя это бремя. Он знал, что его судьба предопределена. Он знал, что придёт тот день, когда ему придётся занять место своего отца. Он знал, что однажды станет императором этой страны. Единственное, чего он не мог предугадать, так это того, когда настанет тот час. Ещё будучи маленьким принцем, слушая истории, которые его мама рассказывала ему на ночь, он воображал, как станет мудрым и справедливым правителем, совсем как добрые персонажи из сказок матери, которые так сильно ему нравилось слушать, совсем как его отец, перед добротой и обаянием которого не мог устоять никто. Народ действительно любил и уважал его отца. Что ж, это было вполне заслуженно, поскольку Его Императорское Величество по-настоящему был предан людям, которые доверили ему свои судьбы. И, надо отдать ему должное, он никогда не разочаровывал своих подданных. Но не только справедливость Императора так восхищала людей, у того также была супруга. Прекрасная женщина, которая покорила сердце Императора своей мягкосердечностью и ласковостью. Это была счастливая Империя, с таким же счастливым народом, и не менее счастливой королевской четой. Как и полагается, для продолжения рода был нужен наследник, который появился спустя три года после свадьбы Императора и Императрицы. Ему дали имя Тэхён, а второго мальчика, родившегося ещё два года спустя – Тэчжо. И они все были идеальной семьёй. Были. Но ничто не может длиться вечно. И как полоса неудач и несчастий однажды заканчивается, так и самый ясный солнечный день, наполненный смехом, сменяется тёмной безмолвной ночью. Так случилось и сейчас. Смерть вошла в дворцовые ворота. Первой она забрала Императрицу, которая скончалась от лихорадки, а следом пришла и за пятилетним Тэчжо, не вынесшим потери матери, как впоследствии предположили дворцовые лекари. Так, Тэхён и Император остались одни. Последний старался держаться ради своего сына, единственного оставшегося родного человека, то же делал и Тэхён. Он видел, как сильно горевал его отец, но и ему было не лучше. Иногда, ночами, он заливал свои подушки слезами после того, как увидел мать и маленького братика во сне. Во сне, где они снова были все бесконечно счастливы и, самое главное, снова были все вместе. Время шло, и боль постепенно стала притупляться. Да, они никогда не смогут забыть о своей утрате, но они понимали, что должны были двигаться дальше несмотря ни на что. И Тэхён со своей стороны делал все возможное, чтобы отец был им доволен. Он прилежно учился, выполняя все задания, которые ему давали учителя, и выслушивал наставления отца, запоминая каждое его слово. – Твой народ должен стать смыслом твоей жизни, Тэхён-а, – говорил Император, укладывая мальчика спать одним дождливым вечером, – Ты должен сделать всё возможное, чтобы люди в нашей Империи ни в чём не нуждались и могли жить благополучно и счастливо. – А мы? – тихо спросил Тэхён и, заметив вопросительный взгляд отца, продолжил, – Почему мы с тобой несчастливы? Мы же тоже часть этой Империи. Но тогда отец ничего ему не ответил. Только пожелал спокойной ночи, покидая его покои. С того дня Тэхён больше не задавал отцу таких вопросов. Он всё ещё помнил ту боль, которая вспыхнула в глазах Императора, и как тот тут же отвёл взгляд, но Тэхён успел заметить крохотную слезинку, скатившуюся по его щеке. Разговоров об Императрице и маленьком Тэчжо они тоже оба старательно избегали. И пусть по прошествии нескольких лет у них не получилось заполнить эту пустоту, но и глубоко несчастными они больше не были. Иногда, проводя вечера вместе в его покоях или кабинете за разбором документов, пока Император что-то попутно объяснял и показывал сыну, а после, когда они просто разговаривали, рассказывая друг другу о том о сём, даже слышался громкий искренний смех. Тэхёну было уже семнадцать, и к государственным делам его стали привлекать намного чаще, но тот не жаловался. В конце концов, он прекрасно понимал, что эти знания и опыт ему необходимы, и, помимо всего прочего, он чаще стал видеть своего отца. Поэтому днём он продолжал учиться, а вечером приходил в покои Императора. И каждый раз этих встреч он ждал с большим нетерпением. Но и этому временному спокойствию вскоре пришёл конец. Тэхён так и не понял, что его разбудило. Какое-то время он просто всматривался в темноту покоев, постепенно начиная различать очертания стоявшей в них мебели. Что-то беспокойно ворочалось в груди. Что-то беспокоило Тэхёна, непонятное волнение постепенно охватывало его с ног до головы. Под конец, не в силах больше терпеть, Тэхён вскочил с кровати и тут же чуть не повалился на пол, когда голова внезапно закружилась, а ноги запутались в огромном одеяле, которое потянулось за ним. Всё-таки разобравшись с надоедливым куском ткани, которое в итоге полностью оказалось на полу, Тэхён подбежал к комоду и подрагивающими руками зажёг свечу. Вспыхнувший язык пламени на долю секунды ослепил юношу, и тот от неожиданности даже отступил назад, но быстро успокоился и взял свечу вместе с подсвечником. Тэхён быстрым шагом направился к дверям, однако в последнюю секунду замер перед ними. Его сердце бешено заколотилось. То, что он так внезапно проснулся, не могло его не волновать. Может, ему приснился кошмар, который он не помнил? Он забыл что-то сделать, а его разум таким образом решил услужливо об этом напомнить? А может, что-то произошло? Но что вообще могло произойти в такой час? И тут, подобно моментально вспыхнувшему огоньку свечи, в его мыслях мелькает только одно. – Отец… – едва слышно прошептал Тэхён и тут же, без прежних сомнений, толкнул двери покоев, выбегая наружу. Тэхён чуть ли не нёсся по тёмным коридорам, но, боясь, что свеча потухнет, приходилось контролировать себя, осторожно прикрывая огонёк свободной рукой. Чего уж не скажешь о его сердце, грохочущий стук которого эхом отдавался в ушах Тэхёна. Ему казалось, что любой во дворце мог услышать это. Один тёмный коридор сменялся другим, а то и дело чуть ли не натыкавшийся на каждый угол Тэхён проклинал про себя всё на свете, искренне не понимая, почему покои его отца находились настолько далеко от его собственных. Но вот, на очередном повороте в Тэхёна чуть не врезался кто-то из слуг, который тут же низко поклонился, бормоча извинения, и убежал прочь. Тэхён же, проводив его взглядом, перевёл взгляд обратно и заметил пляшущие тени, отбрасываемые языками пламени на зажжённых в отдалении свечах. Он увидел, что там есть люди, и ускорил шаг, направляясь к ним и желая выяснить, что происходит. Но чем ближе он подходил, тем страшнее ему становилось. Он вспомнил о странном волнении, вырвавшем его из уютных объятий сна и заставившем покинуть покои. Теперь волна страха и паники захлестнули юношу ещё сильнее, ведь он осознал, что в конце коридора находилась комната, двери в которую сейчас были распахнуты настежь, а внутри сновали люди. Эта комната принадлежала его отцу… Тэхён, несмотря на грозившиеся вот-вот подкоситься ноги, выпрямился и, постаравшись придать себе более уверенный вид, двинулся вперёд. Но стоило ему почти шагнуть на порог спальни отца, как перед ним выросла фигура одного из приближённых министров. – Ваше Высочество, что вы делаете здесь в такой час? – тут же затараторил он, забегав глазами и не решаясь взглянуть на принца напрямую, – Сейчас вас проводят обратно… – Ты будешь решать за меня, что мне делать? – прохладно спросил его Тэхён. Он прекрасно знал человека, что стоял перед ним – это был невысокий, лет сорока мужчина, с жидкой бородкой и постоянно бегающими глазами. Единственное, что к нему испытывал Тэхён - было отвращение и презрение. Тэхён понятия не имел, как этот человек, Ким Гвансон, вообще сумел занять пост чиновника, хотя он бы не удивился, если бы узнал, что ему помог кто-то из его высокопоставленных родственников. Казалось, Ким Гвансон не умел ничего, кроме как унижаться перед теми, кто был выше его по положению, и уже унижать тех, кто был ниже его самого. Так что да, у Тэхёна не было ни единой причины, чтобы уважать его. Он просто предпочитал не обращать на Гвансона ни малейшего внимания, если им всё же приходилось пересекаться. А сейчас он ещё смеет отдавать приказы ему? Наследному принцу этой благословенной страны? – Простите, Ваше Высочество, я не… – тут же залебезил Гвансон, покрываясь красными пятнами. И в следующую секунду он подпрыгнул на месте, когда на его плечо опустилась чья-то рука. – Довольно. Оставь нас, – произнёс хриплый властный голос. Гвансон что-то неразборчиво пробормотал себе под нос и тут же поспешил ретироваться в сторону тёмного коридора, как ему и сказали. – Господин первый министр, – начал Тэхён всё тем же ледяным тоном. Он и без того был раздражён всем тем, что происходило вокруг, ему не давало покоя всё ещё не отпускающее его ни на миг беспокойство, его раздражало, что он не мог сейчас же попасть в покои его отца, и всё ещё вынужден стоять на пороге, словно он и не сын Императора вовсе, – Может ли мне кто-нибудь сказать, что здесь всё-таки происходит? – Разумеется, Ваше Высочество, – с лёгким поклоном ответил первый министр его отца, Ким Мунсу, – Не извольте волноваться. Ваш отец просто не очень хорошо себя чувствовал вечером. Я уже послал за лекарем. Тут же в темнеющем коридоре послышался топот ног. Тэхён обернулся, замечая королевского лекаря с двумя помощниками и тем самым слугой, что столкнулся с ним несколькими минутами ранее. Если Император просто неважно себя чувствовал, почему же все они выглядят такими взволнованными? Ким Мунсу осторожно прихватил его за широкие рукава ночной рубашки и потянул его немного в сторону, чуть дальше от дверей. Четверо людей, не забыв поклониться им, промчались мимо. Тэхён хотел было ринуться следом, но Ким Мунсу не дал ему этого сделать, преградив путь и закрыв двери. Теперь единственным источником света для них осталась одна-единственная свеча в руках Тэхёна. – Что это значит? – сурово начал Тэхён, но Ким Мунсу в очередной раз перебил его. – Как я и сказал ранее, ничего серьёзного не произошло. Вам действительно лучше вернуться к себе, а утром вы сможете навестить Его Величество, – тон первого министра очень сильно не понравился Тэхёну. Эти снисходительные речи, словно он был неразумным, ничего не понимающим ребёнком. Тэхён чувствовал, как с каждой минутой он начинает злиться всё больше и больше. – Ну раз ничего серьёзного, то я хотел бы увидеть своего отца прямо сейчас, – решительно произнёс Тэхён и предпринял ещё одну попытку обойти министра и попасть в императорские покои, вот только снова натолкнулся на руку Мунсу, – и это стало последней каплей. – Сейчас же отойди прочь! Это приказ! – угрожающе произнёс Тэхён. – Прекратите истерику! – Мунсу, в свою очередь, тоже повысил голос, – Вы наследный принц, так и ведите себя соответствующе! Тэхён оторопело моргал, не веря своим ушам. Да, Ким Мунсу – высокопоставленный чиновник, но как смеет разговаривать в таком тоне с ним, наследным принцем этой Империи?! Что ж, не с тем связался. – Он мой отец! А я будущий правитель этой страны… – Правда? А вот ведёте себя совсем как ребёнок, – саркастично ухмыльнулся Мунсу, окидывая принца оценивающим взглядом. Глаза Тэхёна в неверии расширились. Что вообще происходит, чёрт возьми? Ещё никогда с ним не разговаривали в таком тоне. Он открыл было рот, но первый министр снова перебил его: – Хватит, – резко произнёс он и обернулся к одному из стражников, молчаливо стоящих чуть позади него, – Отведи Его Высочество обратно в его покои. – Вы ошибаетесь, первый министр Ким. Я никуда не иду, – надменно вымолвил Тэхён, но один из стражников уже подошёл к нему, явно намереваясь выполнить приказ своего господина. – Ваше Высочество, прошу вас, – с поклоном проговорил стражник, но заметив, что наследный принц даже внимания на него не обратил, бросил вопросительный взгляд на первого министра, и тот едва заметно кивнул. Тогда стражник, осмелев, потянулся к Тэхёну, видимо, намереваясь взять его за локоть. Тэхён же сперва обомлел от такой наглости, но быстро пришёл в себя, ощетинился и выставил перед собой подсвечник со всё ещё горящей свечой. – Только посмей, только посмей, – змеёй прошипел Тэхён, – И увидишь, что я с тобой сделаю! Что мог сделать Тэхён, попробуй всё-таки стражник буквально оттащить его от покоев отца, выяснить так никому и не удалось, потому что двери покоев вновь распахнулись. На пороге появился белый как мел лекарь, а из покоев послышался чей-то плач. Тэхён замер, а его грудь словно тисками сжало. Что-то случилось. Что-то плохое случилось. С его отцом… Всё такой же бледный лекарь поспешил к ним. – Ваше Высочество, первый министр, – поклонившись, тихо произнёс лекарь, – Мне очень жаль. Его Величество скончался. Голос лекаря эхом отдался в ушах Тэхёна. Нет, это не может быть правдой, хотелось закричать ему, но, казалось, он не мог издать ни звука. Вокруг него забегали люди, кажется, кто-то что-то ему говорил, но Тэхён не слышал ничего. Не видел ничего. Ничего, кроме небольшой части кровати, что виднелась с его места в дверях покоев. Там, на этой кровати был его отец. Уже мёртвый. А ведь ещё днём они виделись, вместе пообедали, также вместе поужинали, и всё было в порядке. Что произошло? Тэхён, словно в трансе, сделал пару шагов в сторону покоев, а потом ещё несколько. И он увидел его, своего отца. Бледный, будто сильно похудевший за те несколько часов, что они не виделись, он лежал на своей кажущейся сейчас слишком огромной кровати. Тэхён почувствовал, как у него закружилась голова, ему казалось, будто он находился в кошмарном сне, который всё никак не кончался. Он не сразу понял, что плачет. Слёзы беспрерывно срывались с ресниц одна за другой. Колени Тэхёна подкосились, и он, придерживаясь за стену, медленно сполз на пол, его плечи затряслись от едва сдерживаемых тихих рыданий. В последний раз всколыхнувшись, язычок пламени свечи в руках Тэхёна потух.

***

Тэхён знал, что однажды этот день настанет. Тэхён знал, что, как и его отец, он станет императором. Вот только чего он знать не мог, так это того, что ему придётся сражаться за то, что принадлежит ему по праву рождения. Когда предыдущий Император скончался, Тэхёну было всего восемнадцать лет, он был ещё ребёнком, и править страной в одиночку он бы точно не смог, поэтому искренне надеялся на помощь приближённых министров его отца. В конце концов, если его отец доверял им, то, следовательно, Тэхён тоже мог положиться на них. И вот тут он вскоре понял, что не знал ещё одной вещи: его отец совершил ужасную ошибку. По меньшей мере, половина из его министров состояла в сговоре. В тот день Тэхён собирался отправиться на конную прогулку. Он планировал добраться до небольшой поляны в лесу, находившейся чуть вдали от дворца. Там, ещё в детстве, он часто проводил время со своими родителями и младшим братом. Но, как выяснилось позже, по счастью, он засмотрелся на природу вокруг и ушёл в совершенно другую сторону от той полянки. Когда он это заметил, солнце уже начинало заходить за горизонт, поэтому он решил просто вернуться во дворец. По возвращении оставшийся вечер он решил провести в библиотеке, читая зарубежные книги. Ещё несколько лет назад он выяснил, что в библиотеку можно было попасть не только через центральный вход. Видимо, кто-то давным-давно сделал потайной проход, ведущий в небольшую нишу в самом дальнем конце библиотеки, и проход этот брал своё начало за огромной картиной с изображением белого, извивающегося в морских волнах дракона, в одном из многочисленных коридоров, к счастью, тех, где люди ходили нечасто. В конце концов, Тэхён сделал из этой ниши маленькое уютное гнёздышко, где он мог проводить время, когда ему хотелось побыть одному, потому что в библиотеке люди, как правило, появлялись крайне редко, а если и приходили, то надолго не задерживались. Вот и сейчас, желая погрузиться в мир недавно начатого приключенческого романа в уютной тишине, он прихватил пару булочек с кухни, мягкое одеяло, зажжённую свечу и чуть ли не бегом направился к картине дракона. Едва Тэхён поудобнее устроился на мягких подушках с книгой в руках, и, уже настроившийся на приятное времяпрепровождение, он услышал чьи-то шаги и громкие недовольные голоса. Заинтересовавшись происходящим, Тэхён выглянул из своего убежища, нерешительно глядя на бесконечные книжные шкафы. Нечасто в библиотеке можно было услышать громкие голоса. Сюда, как было сказано ранее, в принципе редко кто надолго заглядывал. Собственно, поэтому это и стало излюбленным местом Тэхёна. Вот только сейчас громкие голоса портили всю атмосферу. Читать Тэхёну резко перехотелось, и он уже подумывал о том, чтобы выйти к этим нарушителям покоя и сделать им хороший выговор, как обладатели голосов двинулись в его сторону. И что-то заставило Тэхёна тут же нырнуть обратно в нишу, задуть зажжённую свечу и притаиться. – …что значит – у вас не получилось? – наконец раздался хриплый недовольный голос, и глаза Тэхёна удивлённо расширились, когда он понял, что этот голос принадлежал первому министру. – Простите, Господин Ким, но ничего не вышло, потому что никто не пришёл, – обладателя второго голоса Тэхён точно не знал, но было у него чувство, что что-то не так. – Не пришёл? – тем временем продолжал первый министр, – А где же тогда был Его Величество, по-твоему? Он должен был отправиться на конную прогулку, или я ошибаюсь?! – Всё верно, но Его Величество на указанном вами месте так и не появился. Сердце Тэхёна пропустило удар. Речь шла о нём. Но почему? Что не так? Из-за чего первый министр так сильно злился? Вдруг послышались ещё чьи-то шаги; шумная парочка тоже замолкла. Тэхён осторожно выглянул из своего укрытия. Перед его глазами предстали всё те же книжные шкафы. Видимо, его и двоих других разделяло несколько шкафов. Стараясь издавать как можно меньше шума и даже дышать через раз, Тэхён окончательно выбрался из своего убежища и на цыпочках приблизился к первому шкафу, заглядывая за него. Там он всё ещё никого не встретил, а значит, скорее всего, их разделяло ещё пара-тройка шкафов. Наверняка они остановились там, где было большое пространство между шкафами. Поэтому Тэхён двинулся вперёд, чтобы взглянуть, что было за следующим. Присев на корточки, он всё так же осторожно выглянул из-за шкафа. Тут же он увидел обернувшихся в сторону приближающихся шагов. Как Тэхён и предполагал, одним из парочки действительно был Ким Мунсу, а второй был одет как простой дворцовый стражник. Тут показался третий – Ким Гвансон. – Господин… – начал было он, но его тут же перебили. – Я всё знаю, – зло выплюнул Ким Мунсу, – Знаю, что вы провалились. Снова! С вас всего-то требовалось только убить его! Ким Мунсу, видимо, был очень сильно не в себе. Он продолжал ругать и проклинать Ким Гвансона на чём свет стоит. Длинные седые волосы, убранные в причёску, растрепались и выглядели непривычно небрежно. Тэхёну ещё никогда прежде не приходилось видеть первого министра в таком состоянии. Его тёмные глаза, казалось, светились безумием, он весь выглядел безумно. – Я не думаю, что вам стоит так говорить, Господин, – вдруг произнёс Ким Гвансон. Ким Мунсу тут же замолчал, уставившись на чиновника перед ним, словно тот только что на его глазах сделал что-то непристойное. Стражник точно так же, как и первый министр, воззрился на Ким Гвансона. Тэхён тоже, не ожидав чего-то подобного, насторожился. Тишина, повисшая в библиотеке, была поистине жуткой. – Что ты только что сказал? – обманчиво спокойно спросил Ким Мунсу, сверля человека перед собой гневным взглядом. – Я… я, – Ким Гвансон начал заикаться, но, видимо, поняв, что отступать было поздно, он выпрямился и, постаравшись придать уверенности своему голосу, продолжил, – Я сказал, что вам не стоит так со мной разговаривать. Если вы не прекратите, – Ким Гвансон снова запнулся, сделал глубокий вдох и всё же нашёл в себе силы закончить предложение, – То я расскажу о заговоре императору! Снова повисла тишина. Тэхён закатил глаза, про себя отмечая слова про заговор. То, что Ким Гвансон умом не отличался, было известно всем. Но чтобы настолько. Да и кто в здравом уме будет сообщать о своих планах сдать первого министра самому первому министру? Внезапно раздавшийся смех заставил Тэхёна подпрыгнуть от неожиданности. Это был Ким Мунсу. Что ж, его веселье было понятно, вот только почему его смех был настолько жутким? По спине Тэхёна пробежался табун мурашек. – Угрожаешь мне? – насмешливо произнёс первый министр, с улыбкой разглядывая Гвансона, но в следующий миг улыбка пропала, и он сделал шаг вперёд, что-то вынимая из рукава своих одеяний. Глаза Гвансона в ужасе расширились, и он попятился, упираясь спиной в шкаф позади. Ему некуда было бежать. Тэхён беззвучно ахнул, когда заметил в руках первого министра блеснувший холодной сталью кинжал. Он же не собирается?.. Тут министр в пару больших шагов настиг сжавшегося от ужаса Гвансона и нанёс несколько ударов кинжалом в живот. Глаза Тэхёна, ровно как и у Гвансона, были широко открыты, и он тут же зажал рот обеими ладонями, пытаясь сдержать вскрик ужаса, и снова спрятался за шкаф. Тэхён понимал, что ни в коем случае не должен выдать себя, иначе он повторит судьбу Ким Гвансона, который, судя по глухому стуку, мешком повалился на пол. – Избавьтесь от него, – уже тише сказал первый министр, обращаясь к стражнику, но тихое злое шипение из его голоса так и не исчезло, – Я почти покончил со всей Императорской семьёй и не позволю какому-то бестолковому мальчишке попортить мне все планы. Всё ещё пребывая в шоке от увиденного и услышанного, Тэхён отполз ещё дальше за шкаф и опёрся на него спиной. Он почувствовал, как глаза защипало от слёз. Тэхён не знал первого министра очень хорошо, но отец рассказывал ему, что они выросли вместе. Ким Мунсу был его единственным настоящим другом, с которым его связывало много приятных воспоминаний. Другом, который, как оказалось, был причастен к его смерти. И не только его, насколько теперь можно было судить. Тэхён крепко зажмурился, крепче прижимая ладони ко рту и изо всех сил пытаясь подавить рвущийся наружу всхлип. – Мне нужно идти, позаботься о теле, – словно сквозь толщу воды донеслось до Тэхёна, который всё ещё сидел на полу, свернувшись в клубочек. Судя по всему, Ким Мунсу покинул библиотеку, и вслед за ним тут же направился и стражник. Когда библиотека вновь погрузилась в тишину, Тэхён, пошатываясь, встал и ухватился за шкаф, почувствовав, как потемнело в глазах. Всё так же, опираясь руками на книжные полки, он вышел из-за шкафа. Но стоило ему бросить мимолётный взгляд на мёртвое тело Гвансона, как колени его вновь подкосились, рот приоткрылся в беззвучном крике, а к горлу подкатила тошнота. Опасаясь, что кто-то снова сюда войдёт, Тэхён приложил все оставшиеся силы, чтобы снова подняться с пола, и, пошатываясь, направился к своему убежищу, желая только одного – вернуться в свои покои, как можно скорее. Он не хотел больше находиться здесь, не после всего того, чему он только что стал свидетелем. Волю слезам он дал уже тогда, когда заперся в покоях. Он оплакивал свою мать, своего отца и маленького брата, который даже увидеть толком ничего не успел. Неужели они все действительно умерли не своей смертью? Тэхён не хотел верить в это. Вот только подслушанный разговор свидетельствовал об обратном. И если Ким Мунсу правда был причастен к смерти его семьи, то он должен стать следующей целью. Или уже стал. Значит, сегодня Тэхён должен был умереть? Хотя, если полагаться на слова первого министра, от него уже пытались избавиться. Вот только неизвестно, сколько уже попыток было и сколько ещё будет предпринято. В памяти Тэхёна начали всплывать все ситуации, которые в нынешнем его положении начали казаться странными. Служанка, которая накрывала на стол в его покоях, когда Тэхён чувствовал себя не очень хорошо и не мог спуститься в главный зал, чтобы отужинать вместе с отцом, всё время отводила взгляд. Тэхён тогда ведь так и не притронулся к своему ужину, просто-напросто заснув, а странное поведение девушки списал на простое смущение. Или тот слуга, который пару недель назад прямо-таки убеждал его в том, что в охране на охоте нет большой необходимости. Сколько раз он находился на волосок от смерти? Сколько раз в его еде и воде оказывался яд? Сколько раз его поджидали наёмные убийцы? Тэхён не знал ответа на эти вопросы, но он знал, что теперь должен сделать, чтобы не оказаться на том свете по беспечности своей. Что ж, наверное, именно в этот день в Тэхёне что-то сломалось. А может, он просто начал взрослеть. Но случилось то, что случилось. Тэхёну не оставалось ничего, кроме как бороться за свой трон. Ради своего отца, своей матери, своего младшего брата, своего народа. Ким Мунсу – бесчестный человек, и Тэхён должен сделать всё возможное, чтобы такой как он никогда не стал правителем, иначе он погубит всё. И раз уж Ким Мунсу намерен именно убить его, а не просто выслать из дворца куда подальше, то и Тэхён не будет пытаться быть милосердным. Либо он убьёт первого министра, либо в Империи скоро снова сменится правитель. Собственно, как Тэхён и предполагал, Ким Мунсу набирал сторонников, которые собирались свергнуть молодого императора. И несмотря на то, что никогда в детстве Тэхён не был свидетелем жестокости его отца, а тот, впрочем, никогда и не был тираном, можно было даже сказать, что был чересчур мягок для правителя, предателей он казнил безо всяких сожалений, а сердце его словно покрылось тонкой коркой льда. Тэхён не помнил, когда в последний раз смеялся или хотя бы чувствовал спокойствие, когда он в последний раз чувствовал себя живым. Опасаясь пережить то разочарование от предательства снова, Тэхён предпочитал держать на расстоянии всех своих приближённых. Уж очень не хотелось ему повторить судьбу своего отца, который умер от руки его «лучшего» друга. Но от чувства одиночества его это не спасало, поэтому, стараясь заглушить любые эмоции, Тэхён с головой ушёл в работу. Он приказал разбить вокруг дворца огромный сад. И если сам дворец был невообразимо прекрасен, как снаружи, так и внутри, а посетители дворца всегда чувствовали сожаление, когда им приходилось покидать его, то сад стал ещё одной причиной, почему всем хотелось увидеть его лично хотя бы раз в жизни. Этот дворец был выстроен ещё прадедом Тэхёна. Тот, желая создать самый красивый дворец в мире, пригласил лучших мастеров, и вскоре результат превзошёл все, даже самые смелые, ожидания. И впоследствии другие императоры тоже привносили что-то своё. Дед Тэхёна позаботился о многочисленных росписях и статуях, украшавших весь дворец, а отец Тэхёна приказал выкопать пруд для своей жены, которая очень любила проводить там время, сидя у выложенных камнем берегов и вышивая. А также именно отец Тэхёна, который очень любил книги, значительно расширил библиотеку. Тэхён всегда думал, что страсть к чтению ему передалась от Императора. И вот, теперь и Тэхёну предоставилась возможность сделать это и без того прекрасное место ещё лучше. В саду были отстроены беседки и мостики, все тропинки были выложены каменными плитами. Над беседками и тропинками нависали многочисленные зелёные деревья, мохнатыми зелёными лапами, укрывая каждого посетителя от жаркого и беспощадного полуденного солнца. Также по всему саду можно было найти фонтанчики со всегда прохладной водой, что могло помочь освежиться в особо знойные дни. Вдоль деревянных площадочек, с которых можно было любоваться открывающимися на сад и дворец видами, были высажены чудесные цветы. К самым прекрасным деревьям, кустарникам и цветам были привязаны серебряные, украшенные изящными орнаментами колокольчики. При каждом дуновении ветерка колокольчики покачивались, и по всему саду разливался тихий, нежный перезвон, который заставлял всех, кто заслышал это, внимательным взглядом окидывать сад, ища те самые колокольчики, чьё прекрасное пение не могло никого оставить равнодушным. Насколько далеко раскинулся этот сад, точно сказать не мог никто, даже главный садовник. Но на запад он протянулся настолько, что в какой-то момент плавно перетекал в могучий лес, а за этим лесом простиралось бескрайнее море. И именно в этом лесу часто раздавалось удивительное пение никому не известного юноши, который, как все думали, жил там. Его пение было настолько прекрасно, что люди, едва услышавшие его, тут же забывали обо всех своих делах, замирая на месте, чтобы послушать ещё немного. Рыбаки забывали о своих неводах, стоило мягкому голосу приятной дымкой накрыть лесную чащу. Иногда люди приходили в лес только ради этого чарующего голоса. – Ах, как же хорошо, – приговаривали они, покачивая головами. – Ах, как же хорошо, – бормотали рыбаки, нехотя возвращаясь к работе. На рынках и площадях люди между собой тихо шептались, рассказывая о том, что слышали в лесу. – Его голос так прекрасен, словно соловей поёт, – мечтательно закатив глаза, произнесла торговка шёлковыми тканями, и люди вокруг неё закивали головами, соглашаясь. Так с тех пор и повелось: неизвестного певца за глаза стали называть Соловьём. В то же самое время молва об удивительнейшем из всех садов в мире прошлась и за границей. В Империю в большом количестве начали стекаться иностранцы: уж очень всем хотелось увидеть тот сад, что новый император высадил в память об ушедших родственниках. Вот только приезжих ждал не только сказочно прекрасный сад, который постоянно заполнялся мягким перезвоном серебряных колокольчиков. Те, кто проходил дальше в сад, ближе к густому непроглядному лесу, могли услышать дивный голос, который буквально приковывал к месту, не позволяя пошевелиться. Слыша песнь, рассказывающую о жизни Империи, о её бескрайних полях и лесах, об удивительных цветах, которых больше нигде в мире не увидеть, о временами неспокойных и бушующих водах величественного моря, в которое каждый день погружается красное солнце, о недостижимых птицах в небесах, под крыльями которых простиралась Империя, о пугливых животных, что населяли леса, о быстрых рыбах, что обитали не только в морях, но и в небольших озерцах, что так ярко блестели в солнечных лучах, люди замечали, как на глазах невольно выступали слёзы. Казалось, что каждая нота, каждое слово проникали в души людей, заставляя их проживать песнь. Разумеется, путешественники со всего мира точно так же могли услышать волшебное пение. И точно так же, как и другие, они вставали как вкопанные, не в силах поверить, что кто-то может петь так. По возвращении путешественники восторженно рассказывали о том, что они слышали в императорском саду. Эти рассказы вдохновляли многих поэтов, которые слагали поэмы и стихотворения в честь таинственного Соловья Империи. Не только поэты да простые путешественники рассказывали об этом чуде, но и учёные в своих книгах описывали как великолепие императорского сада, так и всё то очарование пения Соловья. После же эти книги, легенды, поэмы и стихотворения разошлись по всему миру, в том числе они оказались и в самой Империи. Правда, как-то очень уж загадочно сложились обстоятельства, что во дворце никто никогда ни про какого Соловья и не слышал вовсе, и неизвестно, как долго бы все эти люди оставались в неведении, если бы не все эти произведения, воспевающие не только величие дворца и сада вокруг него, но и голос Соловья. С годами Тэхён всё реже бывал в своём маленьком уютном убежище в библиотеке. Свободного времени у него было совсем мало. Впрочем, Тэхён сам всё для этого сделал. Поэтому у него едва ли находилось хотя бы лишних пять минут. У него всегда находились дела, так что про отдых он вскоре окончательно перестал вспоминать. Но в этот вечер Тэхён с удивлением и долей разочарования обнаружил, что впервые за последние несколько лет ему нечем было заняться. Вдруг он вспомнил, что кто-то из министров докладывал ему о том, что ему в подарок из соседнего государства прислали новые книги, которые он приказал отнести в библиотеку. Немного поразмыслив, Тэхён решил, что мог бы скоротать время за чтением новоприбывших книг. Он тут же направился в сторону главного входа в библиотеку, но на полпути затормозил. Мысль о картине извивающегося белого дракона в одном из вечно пустующих коридоров заполнила его разум. Тэхён уже было развернулся, чтобы направиться в другую сторону, но тут же наткнулся взглядом на пару стражников и нескольких слуг, которые теперь следовали за ним повсюду. Настроение у него тут же испортилось. Но, несмотря на это, Тэхён всё равно решил посетить библиотеку, пусть и не излюбленным способом. Медленно вышагивая между рядами по направлению к небольшому островку, специально оборудованному для чтения, Тэхён с тоской оглядывал огромные книжные шкафы. Крепостными стенами возвышавшиеся над ним, они навевали воспоминания о давно прошедших событиях. Он никогда не сможет забыть кровь бедного Ким Гвансона, окропившую отполированный деревянный пол. Может, это было одной из причин, почему библиотека перестала быть для него местом, где он всегда мог найти тишину и покой, которые сейчас он только во снах видел. Тэхён, откинув назад длинные рукава императорского одеяния, изящно опустился на одну из больших мягких подушек, лежавших перед низкими столиками. Один из сопровождавших его слуг принёс несколько из тех самых новых книг, аккуратно раскладывая их на столе перед императором. Тэхён махнул своей свите рукой, приказывая им оставить его одного. Он потянулся к книгам, разглядывая, что ему прислали. Его заинтересовала одна, и, судя по всему, эта книга повествовала о его собственной Империи. Желая узнать, что же люди за границей говорили о его стране, Тэхён открыл книгу, моментально погружаясь в чтение. Как он и ожидал, люди восхищались его Империей, рассказывали, насколько хорошо и счастливо жил народ в его стране, как прекрасна была природа. Тэхён довольно улыбался, видя это. Разумеется, его вклад тоже был весьма значительным, и его радовало, что его труд замечали и оценивали по достоинству. Неожиданно даже для себя, Тэхён погрузился в чтение настолько, что совсем потерял счёт времени и ничего вокруг себя не замечал, а потому он не сразу услышал, как к нему обратились. – Ваше Величество, – явно не в первый раз, судя по обречённому вздоху, произнёс кто-то рядом с ним. Тэхён вздрогнул от неожиданности и уставился на говорившего. Это оказался его новый первый министр, Пак Чимин. Он был сыном одного из министров и помогал Тэхёну на протяжении всего его противостояния с Ким Мунсу. Пожалуй, Пак Чимин был единственным человеком, которому Тэхён мог бы довериться. Конечно же, о полном доверии не могло быть и речи, но Чимину такое отношение никогда не казалось оскорбительным. Или же он просто очень умело это скрывал. Чимин, как и Тэхён, был ещё довольно юн, однако у него явно был талант к ведению государственных дел, поэтому он стал настоящей поддержкой для новоиспечённого императора. В целом, можно было сказать, что у них с Тэхёном много общего, и это, вероятно, положительно сказалось на их отношениях. Так что, даже если они не были друзьями, то уж точно очень хорошими знакомыми. – Что ты хотел? – с долей недовольства спросил Тэхён. Ему не нравилось, когда его отрывали от чтения. И Чимину прекрасно было об этом известно, между прочим! Тэхён нахмурился. Чимин же, казалось, совершенно не замечал недовольства императора: – Мне сообщили, что ты наконец не занят, и я думал пригласить тебя на небольшую прогулку, но, видимо, насчёт твоих дел меня ввели в заблуждение, – слегка улыбнувшись и склонив голову набок, произнёс Чимин. – Что ж, тогда больше не буду тебя беспокоить… – Подожди, присядь, – прервал его Тэхён, кивая на подушку, что лежала по другую сторону стола, за которым он сидел. Чимин сделал, как ему сказали, и заинтересованно вскинул брови, выжидающе глядя на Тэхёна. Ему было любопытно, почему Тэхён пригласил его. Вряд ли бы тот стал отвлекаться от чтения без действительно серьёзной на то причины. Ещё несколько минут он молча наблюдал, как император бегал глазами по страницам, пока, наконец, подняв голову, снова не обратил на него внимание. – Мне в качестве подарка прислали книги, но тебе об этом и так известно, – начал Тэхён, бросив мимолётный взгляд на Чимина, прежде чем обратно уткнуться в книгу. – Здесь рассказывается о моей Империи. Ты когда-нибудь интересовался, что думают о нас другие страны, а, Чимин? – Раньше не приходилось, – сказал Чимин, не уверенный, стоит ли задать наводящий вопрос или просто дождаться, когда император продолжит. Тэхён, видимо, заметив тень замешательства, отразившуюся на лице Чимина, усмехнулся и пододвинул к тому одну из книг. – Вот, можешь полюбоваться, – с плохо скрываемым самодовольством сказал Тэхён, сверкнув тёмными глазами. Улыбнувшись уголком губ, Чимин взял в руки книгу, врученную императором. Что ж, по его реакции нетрудно было догадаться, что ничего предосудительного про Империю и уж тем более про себя самого он там не нашёл. Пока, по крайней мере. С другой стороны, вряд ли бы императору прислали книги, дискредитирующие его, но всё же. Мало ли, что ему могли принести. Пожав плечами, Чимин открыл книгу на первой странице и принялся за чтение. Библиотека вновь погрузилась в тишину, изредка прерываемую шелестом переворачиваемых страниц. Уже несколько минут спустя Чимин в полной мере осознал, отчего его император выглядел настолько довольным, хотя тот очень редко проявлял эмоции настолько ярко. Несомненно, Тэхён рад, что смог стать правителем, которым бы гордились его мать и отец. Чимин как-то видел покойного Императора, и эту встречу он запомнил на всю жизнь. Чимину тогда было пять лет, когда отец привёл его во дворец. Предполагалось, что надолго они там не задержатся: если Чимин правильно помнил, то его отцу всего-то и требовалось, что забрать парочку свитков, но совершенно случайно, как-то получилось так, что Чимин, засмотревшись на искусно расписанные стены, с ужасом обнаружил, что потерялся. Его отца рядом не было, а громко разговаривать тот ему строго-настрого запретил, чтобы, не дай боги, не потревожить кого-нибудь. Поэтому Чимину оставалось только растерянно бродить по пустынным коридорам, силясь не расплакаться от страха. Чимин старался держаться, хотя незнакомый, пустынный дворец перестал казаться ему завораживающим, теперь он до смерти пугал его. И пусть на дворе был день, это не мешало его воображению рисовать жутких чудищ и приведений, что поджидали его на каждом углу. Так что когда Чимин услышал позади себя какой-то шорох, он с коротким вскриком подпрыгнул и просто без оглядки бросился бежать вперёд. И вот, добежав до конца коридора, он свернул влево, но неожиданно врезался в кого-то. Упасть назад от силы столкновения ему не позволили чьи-то большие тёплые руки. Чимин вскинул испуганный взгляд и увидел перед собой мужчину, который тепло улыбался ему. Его длинные тёмные с проседью волосы были заколоты золотой шпилькой, а красные, вышитые золотыми нитями одеяния придавали человеку перед ним вид властный, но благородный. – Кто ты, дитя? – спросил Чимина мужчина, присаживаясь перед ним на одно колено. «Наверное, это кто-то из министров, как мой отец», – подумал про себя Чимин, а вслух ответил: – Я Пак Чимин, я пришёл сюда со своим отцом, – заявил Чимин, смело глядя незнакомцу в глаза. Скорее всего, он знаком с его отцом, и, значит, именно он и поможет ему его найти. Чимин жалобно посмотрел на мужчину и тихо и грустно закончил предложение, – но я потерялся. Незнакомец понимающе закивал головой: – Неудивительно, что ты потерялся. Дворец действительно огромен, – задумчиво сказал он, а Чимин так же активно согласно закивал. О-о-очень огромен. – Тогда тебе повезло, что ты меня встретил. Чимин вскинул на мужчину вопросительный, полный надежды взгляд. – Я знаю этот дворец, так что вдвоём мы быстро отыщем твоего отца, – довольным тоном заявил он. – Правда?! – радостно воскликнул Чимин, тут же одёргивая себя. Нельзя шуметь. Он помнит. Посмеиваясь, незнакомец протянул Чимину руку, за которую он тут же ухватился. Уже позже ему рассказали, что это был сам Император, когда его отец, рассыпаясь в извинениях и кланяясь через слово, забирал его. Чимин тепло улыбнулся воспоминаниям. Отец Тэхёна был так добр с ним, и это после того, как он его чуть с ног не сбил! Он мог бы и дальше воскрешать в памяти детали того солнечного дня, но недоумённое, неожиданно-громкое «Что?» от Тэхёна словно вывело его из транса. Тэхён озадаченно разглядывал книгу перед собой. Чимин, подняв взгляд на императора, замер в ожидании. Тут Тэхён посмотрел на него и спросил: – Соловей? – Чимин непонимающе нахмурился, – Ты знаешь, кто такой Соловей? – Птица? – неуверенно предположил Чимин, всё ещё не понимая, в чём дело. – Если бы, – усмехнулся Тэхён и продолжил, – Видимо, это какая-то очень известная птица, раз уж тут настоятельно советуют посетить мой сад не только потому, что тот – самое прекрасное, что доводилось видеть, но и потому, что в лесу рядом с садом живёт какой-то Соловей, пение которого обязан услышать каждый. А потому, мне интересно, почему об этом я узнаю из книги, причём иноземной! Чимин не знал, что на это ответить. В конце концов, он и сам понятия не имел, о каком таком Соловье прочитал император. Может, это просто чья-то неудачная шутка? Желая проверить свою теорию, Чимин зашелестел страницами книги, которую держал в руках. Если здесь упоминаний об этом Соловье не будет, значит, и… «В этой Империи можно найти много чудесного, однако самым большим чудом является Соловей, чей волшебный голос можно услышать в лесу близ императорского сада. Империю стоит посетить хотя бы ради его невероятного пения, которое должен услышать каждый». Чимин в недоумении воззрился теперь на свою книгу. Видимо, не шутка. – Прости, но мне ничего об этом не известно, – смущённо произнёс Чимин, снова поднимая глаза на императора. – Тогда узнай, – приказал тот, – И приведи Соловья сюда. Я хочу услышать его пение. – Будет сделано, – Чимин положил книгу на стол, поднялся и с поклоном поспешил вон из библиотеки. Вот только уже у самого выхода Чимин ощутил страшное желание стукнуть себя. За глупость. Конечно, сказать-то никаких усилий не стоило, а вот где теперь искать этого самого Соловья, он и знать-то не знает. Но делать было нечего, приказ есть приказ, тем более от самого императора. Чимин поднял на уши весь дворец, пытаясь выяснить, кто такой Соловей. Вот только никто не мог ничего толком ему ответить: как и император, как и Чимин, все, кого успел опросить первый министр, тоже впервые слышали о Соловье. Чимину пришлось даже ужин пропустить, чтобы потом недовольным и голодным заявиться к императору и доложить, что поиски успехом не увенчались, но Тэхён и слушать не желал. – Может, выдумки всё это и на самом деле нет никакого Соловья? – умоляющим тоном спросил Чимин. – Он должен быть здесь к завтрашнему вечеру, – остался непреклонным император. Чимин с недовольным вздохом покинул покои. Раз уж Его Величеству так нужен этот чёртов Соловей, значит, Чимин сделает всё возможное, чтобы этого Соловья ему достать. Но сначала он выспится. Да. И с этими мыслями Чимин отправился в свои покои. А поиски он продолжит уже утром. Но ни утром, ни днём найти самого Соловья или хотя бы человека, который знал бы про него, не удалось. С каждым часом Чимин становился всё мрачнее и мрачнее. Он искренне не понимал, почему никто во дворце не мог дать ему нужный ответ. В книгах же говорилось о том, что пение доносилось из леса до императорского сада. Чимин раздражённо выдохнул. Вся эта шумиха вокруг Соловья его начала раздражать. А если в итоге окажется, что всё это действительно не более чем просто выдумки, то он точно лично найдёт авторов этих «замечательных» книг и вытрясет всю душу из этих шутников, чтобы неповадно было. Вконец замученный первый министр ввалился на дворцовую кухню. За весь день, да и вчера вечером, ему не удалось более-менее нормально поесть, поэтому сейчас он дошёл до того состояния, когда ему уже было всё равно. Чимин устало привалился к стене, затуманенным взглядом скользя по помещению перед ним. Людей на кухне было совсем мало, по крайней мере, пока не придёт время готовить ужин. Чимин сразу заприметил главного повара, Мин Юнги. Тот частенько подкармливал министра, когда тот допоздна задерживался во дворце за работой. Ворчал, правда, когда приходилось разогревать на уже убранной кухне то, что осталось после ужина, но никогда не отказывал. Поэтому Чимин сразу направился к нему в надежде, что Юнги найдёт для него что-нибудь, хотя бы перекусить. Услышав его просьбу, Юнги уже привычно закатил глаз и крикнул: – Эй, Хаын! Принеси этому господину то блюдо, что сегодня готовили на завтрак, – Чимин обернулся и заметил, как молоденькая девушка с милыми веснушками, рассыпанными по щекам, быстро кивнула и помчалась выполнять поручение. Он и Юнги уселись за небольшой стол, стоявший чуть в отдалении. – Ну и видок у тебя, господин первый министр, – насмешливо произнёс Юнги, окидывая Чимина скептическим взглядом, который на эти слова лишь утомлённо прикрыл глаза, – Что случилось-то? А то выглядишь так, словно тебя кто с того света вытащил. – Да так, Его Величество вычитал в одной из своих книг про кое-что о нашей стране, – начал Чимин, краем глаза замечая возвращающуюся таким же быстрым шагом к ним с подносом Хаын, – Прочитал он, значит, про кого-то, кого Соловьём называют, и теперь требует этого Соловья себе. Уж больно сильно послушать, как тот поёт, ему захотелось. Слушай, может, ты хоть знаешь о нём что-нибудь? Чимин умоляюще уставился на Юнги, который, к его огромному разочарованию, не спешил обрадовать его. Чимин чуть не застонал от досады, как вдруг девушка, уже расставлявшая перед Чимином тарелки и приборы, вскинулась и с удивлением переспросила: – Соловей? Вы же говорите о том самом Соловье? Чимин тут же позабыл о своём позднем обеде и о жуткой усталости. – Ты знаешь, где мне его найти? – Чимин даже вскочил со своего места, сияющими глазами глядя на Хаын. – Да как же мне его не знать! – радостно воскликнула та, – Мой брат, Сокджин, – рыбак, и он говорил мне, – тут Хаын наклонилась поближе к внимательно её слушавших Чимину и Юнги и заговорщическим тоном продолжила, – Он говорил, что знает этого Соловья лично, и я уверена, что он сможет сказать, где его найти. Думаю, вам стоит сходить к нему. – И что, – с сомнением начал Чимин, – этот Соловей действительно так хорош, как о нём все говорят? – Разумеется, – тут же воскликнула Хаын, – Я почти каждый день хожу к брату. Мы живём у самого моря, и недалеко от нас есть небольшая чаща, вот там-то пение Соловья слышно особенно хорошо. Иногда я сажусь под одну ель, чтобы послушать его. Он поёт так нежно, что слёзы сами собой из глаз катятся, а на душе становится так хорошо, так спокойно, – с мечтательной улыбкой закончила Хаын, смотря наверх и прижимая руки к груди. – Слушай, Хаын-ши, – обратился к ней Чимин, – отведи меня к своему брату, а взамен проси у меня чего хочешь. Хаын наградила его хитрой, но довольной улыбкой. И вскоре она уже вела его и ещё нескольких стражников через лес по направлению к их дому. Брат Хаын, Ким Сокджин, с подозрением отнёсся к незваным гостям и, кажется, не сильно хотел показывать им, где жил Соловей. Но после чистосердечных заверений Чимина, что император всего лишь хотел послушать пение Соловья и никто вредить ему не будет, Сокджин немного оттаял и всё же повёл их обратно в лес, но в другую от дворца сторону. Долго идти не пришлось. Совсем скоро перед ними предстал маленький, но очень ухоженный домик, вокруг которого всё было сплошь засажено цветами. А перед домиком поливал эти цветы юноша, одетый в простые серые брюки и рубаху. И если сама по себе яркая внешность Сокджина бросалась в глаза, то по сравнению с богато одетым Чимином, в волосах и на шее которого переливались золотые украшения, юноша перед ними с виду казался совсем серым и невзрачным. – Чонгук-а! – окликнул юношу Сокджин, подходя к нему ближе. Чонгук вкинул голову и ярко улыбнулся, заметив своего знакомого. – Привет, хён! – Чонгук отставил ведро с водой в сторону и побежал навстречу Сокджину, – Как ты? – Всё замечательно, спасибо, – Сокджин с улыбкой потрепал его волосы, – У меня для тебя есть новости. Мне сказали, что сам император хочет услышать, как ты поёшь. Чонгук в неверии уставился на Сокджина, а потом перевёл взгляд на Чимина, который всё ещё стоял чуть поодаль, заложив руки за спину. – Для меня это будет честью, – тихонько сказал Чонгук, а потом, немного смущаясь и непрерывно краснея, запел. Чимин, который изначально был настроен весьма скептически (в конце концов, он даже сомневался, что этот Соловей существует, а уж того, что это окажется человек, а не птица, он точно не ожидал), даже выпрямился и с изумлением воззрился на юношу. Его голос и вправду был поистине прекрасен. Хотя нет, подумалось Чимину, слово «прекрасный» слишком скромное для описания того, что он слышал. Чимин мог поклясться, что никогда в жизни не встречал ничего подобного. Отец Чимина был человеком небезызвестным, и он часто устраивал в своём поместье праздники, куда приглашал многих артистов, да и после, когда Чимин попадал на праздники уже во дворце, ещё никто на его памяти не звучал настолько чарующе, настолько завораживающе. Чимин так и застыл на месте, а в уголках глаз начали собираться слёзы. Но тут всё прекратилось. Юноша перестал петь. Чимин встряхнул головой, смахивая наваждение, которое словно кокон, окутало его со всех сторон. – Не желает ли император, чтобы я спел ещё? – тем временем спросил Чонгук, смущённо опуская голову. – Ты ошибся, – необычно хрипло произнёс Чимин, всё ещё силясь прийти в себя, – я не император, я первый министр. Но, так или иначе, Его Величество желает видеть тебя на празднике в твою честь этим вечером. Уверен, Его Величество будет очарован твоим голосом. Чонгук на это мягко улыбнулся. Ему было приятно слышать такие комплименты в свою сторону. Тем более если сам император изъявил желание послушать его. Не кого-нибудь более высокого происхождения, к примеру, а его, Чонгука, совершенно далёкого от аристократов. Да он же императорский дворец даже издалека не видел! Чонгук бросил взгляд на Сокджина, словно надеясь, что тот сможет чем-то помочь ему. Заметив, как Чонгук смотрел на него, тот понимающе улыбнулся и наклонился поближе, чтобы прошептать: – Абсолютно с ним согласен. Так что иди и очаруй императора, но и про меня не забудь. Я так полагаю, на празднике будет много вкусной еды, – поиграв бровями, с явным намёком в голосе произнёс Сокджин. – Я понял тебя, хён, – хихикнул Чонгук, – Добуду тебе запечённого тунца.

***

Чонгук никогда не думал, что однажды окажется во дворце императора, но это свершилось. Сад, мимо которого они проходили, безумно понравился Чонгуку. Пусть не его родной лес, к которому он так привык, но и здесь он тоже был бы счастлив жить, будь у него возможность гулять по этому саду. Жаль, что это было невозможно. Проходя мимо цветов с привязанными к ним колокольчиками, Чонгук на мгновение подумал, что ему бы хотелось поухаживать за таким садом. Чимин, который сопровождал его, не торопил Чонгука, когда тот замедлялся, видя очередной куст. Скорее просто по-доброму посмеивался, с пониманием относясь к его реакции. И Чонгук решил, что первый министр ему нравился. Хотя внешне он не производил впечатления плохого человека, Чонгук не был склонен судить исключительно по тому, как человек выглядел. Ведь даже самый милый и безобидный снаружи может оказаться настоящим монстром внутри. Но Чимину хотелось верить. Чимин ни разу косо не взглянул на Чонгука и уважительно с ним разговаривал, а это подкупало. Поэтому Чонгуку оставалось только надеяться на то, что император будет относиться к нему так же. Будет видеть в нём человека. Чонгука привели в огромную залу, посередине которой на троне восседал император. Вся зала, украшенная красивыми фонариками, серебряными колокольчиками и живыми цветами из сада, была заполнена придворными. Все эти люди были разодеты так, что даже император на их фоне выглядел на порядок скромнее. Те же словно постарались нацепить на себя как можно больше разнообразных накидок и украшений. Чонгук едва сдержал смешок, осознав, как выглядел он сам, насколько же он и его внешний вид не вписывались в общее убранство дворца. Об этом явно говорили и взгляды придворных, от недоумённых до откровенно насмешливых, но Чонгуку не было до них никакого дела: всё его внимание было приковано лишь к императору. Он с благоговением взирал на мужчину на троне. Длинные иссиня-чёрные волосы были забраны в высокую причёску, красные с золотым одеяния струились по широким плечам, но больше всего завораживал именно взгляд императора, который точно так же изучающе разглядывал Чонгука. По его лицу было сложно понять, о чём тот думал. Хотя определённый интерес не заметить было сложно, в остальном же, император не проявлял никаких эмоций. Чимин тихонько подтолкнул Чонгука вперёд. Тот, поняв намёк, двинулся вперёд, идя чуть позади Чимина, когда тот обогнал его. Они остановились только тогда, когда приблизились к подножью трона. – Ваше Величество, – начал Чимин, поклонившись. Чонгук тоже поспешил последовать его примеру, на всякий случай, – Мне удалось найти того самого Соловья. Его зовут Чон Чонгук, и он согласился прибыть во дворец, чтобы спеть для вас. С этими словами Чимин отошёл в сторону, оставляя Чонгука стоять одного перед императором. Тот ещё пару минут молча разглядывал его, а потом милостиво кивнул головой, и Чонгук запел. С первых же секунд придворные восхищённо заахали. Юноша перед ними пел так чудесно и так нежно, что едва ли можно было поверить в то, что перед ними живой человек, а не какое-нибудь мифическое создание. Тэхён чувствовал, как голос юноши заставлял что-то взволнованно и возбуждённо трепетать в его груди. Он не мог понять природу этого трепета, единственное, что он знал – всё это он ощутил, стоило ему встретиться глазами с ним. Но сейчас, слыша его песнь, это чувство лишь усиливалось с каждой секундой, словно заполняя его изнутри. Он пел и пел, и Тэхён внезапно понял, что по его щекам катятся слёзы. Тэхён замер. Он едва ли мог вспомнить, когда он хотя бы мог заплакать. Он уверен, что в последний раз это было несколько лет назад. Юноша же, заметив его реакцию, стал петь ещё нежнее, ещё пленительнее. Пение его так и хватало за душу. Тэхён не мог понять, какие эмоции он испытывал, кажется, их было слишком много. Слишком. Боль, радость, щемящая сердце тоска, спокойствие, восхищение, ужас, изумление… Было сложно поверить, что простое пение могло так повлиять на него. Тут Чонгук умолк, а Тэхён расфокусированно оглядел своих поданных. То, что пение Чонгука тронуло их всех, было видно невооружённым взглядом. И Тэхён в очередной раз поразился магии его голоса. Спустя несколько, показавшихся бесконечно долгими мгновений, Тэхён слегка трясущимися руками снял с пальца один из перстней и приказал отдать Чонгуку, но тот тут же отказался и поспешил пояснить, не желая расстраивать императора. – Ваше Величество, вы и так уже вознаградили меня, – Чонгук мягко улыбнулся, не сводя глаз с Тэхёна, – Я видел слёзы в глазах императора. Что может быть ценнее, чем это? И после этого Чонгук запел вновь. Тэхён лишь прикрыл глаза, наслаждаясь дивными переливами чужого голоса. На его губах впервые за последние несколько лет появилась искренняя улыбка. Так Чонгука и оставили при дворе. Ему отвели отдельные покои, которые, как и весь остальной дворец, поражали своими убранством и богатством. И, наверное, Чонгук бы даже смог приспособиться к жизни во дворце, вот только к нему приставили целых двенадцать слуг, которые неустанно следили за ним, куда бы он ни шёл. Обычно это был сад, а еду ему приносили прямо в покои. Гулять ему разрешали только два раза днём и один – ночью. И всё это под конвоем из этих же слуг. Стоит ли говорить о том, что такие прогулки радости особо не доставляли? Хотя однажды ему улыбнулась удача. Медленно он прогуливался вдоль цветов по деревянному настилу, мечтательно посматривая в ту сторону, где находился лес. Он начинал скучать по одиночеству и своему дому в лесной глуши. Ему часто хотелось побыть одному, но сейчас каждый день он видел так много людей, что хотели взглянуть на него да лично убедиться, что слухи о Соловье императора не врут. Сейчас же он старался наслаждаться тем, что вокруг него не было шумной толпы дворян, лишь двенадцать надзирателей, которые были не особо разговорчивыми. Временами он даже начинал разговаривать с цветами в саду императора, всё равно более интересных собеседников он бы во всём дворце не сыскал. Общаться с придворными дамами? С недавних пор, видя, как был им очарован император, они начали пытаться подражать его интонациям, пытались петь как он, а вот зачем они это делали – Чонгук искренне не понимал, поэтому ему разве что оставалось изо всех сил сдерживать смех, так как зрелище было презабавным. А Чонгук меж тем становился всё известнее. Насколько ему было известно, имя его всё равно мало кто знал, так что даже некоторые придворные продолжали звать его «Соловьём», а не по имени. Кроме того, не только в столице говорили об удивительном певце, что жил теперь во дворце императора, его слава прошлась и дальше, за пределы города. В лавках на рынке часто можно было встретить тех, кто торговал деревянными фигурками соловьёв. Также большую популярность набирали и украшения с фигурками или изображением соловья. Находились даже те, кто решал, что назвать собственного ребёнка соловьём – это потрясающая идея. Чонгук устало вздохнул, остановившись перед очередным кустом, покрытым красивыми цветами, вокруг которых так и вились шмели. Переведя взгляд чуть влево, он заприметил беседку, отчасти скрытую за ветвями деревьев. Решив немного передохнуть, а потом продолжить прогулку, он направился к ней. Но то, что в этой беседке кто-то был, Чонгук заметил слишком поздно. С долей удивления на него взирал император, который, видимо, тоже решил насладиться солнечным днём вне дворца. – Простите, что побеспокоил, Ваше Величество, – с поклоном произнёс Чонгук, на что император просто отмахнулся. – Ты не помешал, – голос его звучал устало, – Присоединяйся. Чонгук немного потоптался на месте, а потом бросил неуверенный взгляд на слуг. Они так и останутся стоять тут? Тэхён, заметив, куда смотрел Чонгук, махнул слугам рукой, приказывая оставить их одних. Тогда Чонгук, чувствуя себя более уверенно, зашёл в беседку, усаживаясь на подушку, на которую ему указал Тэхён. Только сейчас Чонгук заметил, что на коленях императора лежала раскрытая книга. Между ними повисла тишина, прерываемая лишь пением птиц да лёгким перезвоном множества колокольчиков. Желая как-то это молчание развеять, Чонгук осмелился заговорить первым: – У вас что-то случилось? – спросил он, но как только увидел недоумение на лице напротив, поспешил пояснить, – Вы выглядите очень измотанным. – Ничего особенного, просто не мог уснуть прошлой ночью, – покачав головой, произнёс Тэхён. – А хотите… – вдруг заговорил Чонгук, но тут же осёкся. Мог ли он вообще предлагать императору что-то подобное? Того же душевные терзания Чонгука не волновали, и он лишь наклонился ближе, с любопытством заглядывая ему в глаза. – Что? Что ты хотел сказать? Видя, что император, несмотря на усталость, всё равно пребывал в хорошем расположении духа, Чонгук неуверенно спросил: – Хотите, я буду петь вам перед сном, чтобы вам лучше спалось? Так, Чонгук впервые оказался в покоях императора, которому его идея пришлась по душе. Покои Тэхёна состояли из нескольких комнат: рабочего кабинета с небольшой личной библиотекой, спальней с низкой кроватью посередине и ещё одной комнаты, видимо, служившей для трапезы и приёма посетителей. Все комнаты отделялись между собой ширмами с изображениями гор и птиц. Но, в отличие от остального дворца, императорские покои пусть и были такими же роскошными, личных вещей Тэхёна в них было столь мало, что можно было бы подумать, что здесь никто не жил. Для Чонгука там тоже выделили место, так как император пожелал видеть его чаще. Чонгуку, по его просьбе, оставили несколько больших подушек и одеял, которые ему разрешили раскладывать как ему нравится. Единственным условием было располагаться исключительно с левой от Тэхёна стороны. Теперь Чонгук мог не только чаще петь для Тэхёна, но также у них появлялось больше возможностей для простого общения. Кроме того, Тэхён позволил ему пользоваться своей собственной библиотекой, чему Чонгук был несказанно рад, поскольку после они могли обсуждать прочитанное, и продолжаться их дискуссии могли до тех пор, пока Тэхёну не нужно было уходить по очередным делам. Но больше всего Чонгуку нравилось, когда они пересекались в саду. Воспоминания об этих встречах он бережно хранил в своей памяти, перед сном раз за разом воскрешая их диалоги. – У меня рядом с домом тоже растёт очень много красивых цветов, – однажды поделился Чонгук, когда он и император неспешно шли по каменной тропинке мимо тихого пруда, – Я выращиваю их, а потом продаю на рынке. – Что ж, – начал Тэхён, разглядывая растущие рядом с прудом аккуратно постриженные кустики, – думаю, я непременно должен взглянуть на твои цветы. – Вам точно понравится! Тогда я приглашаю вас к себе, приходите в любое время! Когда только пожелаете, – едва не подпрыгивая от радости, воскликнул Чонгук, на что Тэхён мягко улыбнулся, заставляя его сердце биться быстрее от необъяснимого трепета. – Спасибо, однажды я обязательно навещу твой дом. От воспоминаний Чонгук счастливо жмурился. Он искренне ценил эти моменты, когда вокруг них не оставалось никого. Тэхён одним взглядом разгонял всех сопровождающих их слуг. Ещё Чонгуку нравилось то, что Тэхён не считал нужным настаивать на своём, если они расходились во мнениях. Несмотря на то, что Чонгуку выделили вместе с покоями ещё много всякого другого в виде превосходной, богато расшитой золотыми и серебряными нитями одеяний, усыпанных драгоценными камнями украшений и прочих безделушек, точно так же выделявшихся своей роскошью, тот всё равно отдавал предпочтение чему-то простому, но практичному. Ему не нужны были эти одежды. Однажды он из чистого любопытства примерил несколько из них и был просто в ужасе, не понимая, как все эти люди во дворце ещё тепловой удар не получили. Ладно зимой погода на улице достаточно прохладная, но летом часто стояла удушающая жара, и как в такую жару можно было нацеплять на себя столько слоёв ткани и не валиться потом в обморок из-за духоты, ему было решительно непонятно. Поэтому кое-как уговорив одного из своих надзирателей, ему всё же удалось достать несколько пар лёгких брюк и рубашек из такой же ткани. Что же до украшений, то носить их в принципе было неудобно. Они мешались, цеплялись за одежду, за волосы. В итоге Чонгук просто вместе с всякими безделушками закинул их в самый дальний угол покоев. Тэхён как раз и поинтересовался, почему же Чонгук не носил ничего из того, что ему подарили, а после всех объяснений Чонгука он только произнёс: – Носи что хочешь, но тогда в следующий раз можешь сказать мне или Чимину, если тебе понадобится что-то ещё. Случилось это совсем недавно после его прихода во дворец, и такое спокойное отношение императора к его внешнему виду только больше подняло Тэхёна в его глазах. Следующим шагом стало то, что Тэхён дал позволение Чонгуку время от времени ухаживать за цветами в своём саду. И пусть делать он это мог исключительно в рамках своих прогулок (а это всего лишь три раза в сутки на минуточку), радости Чонгука всё равно не было предела. За его собственными цветами он попросил приглядывать Хаын, что та исправно делала, пока у Чонгука не было возможности вернуться в свой дом. И вот, в один из поздних вечеров, разглядывая уснувшего после его колыбельной Тэхёна, Чонгук понял одну вещь – медленно, но неотвратимо он влюблялся в него. Влюблялся в его спокойный и низкий голос, в его способность держать себя, в то, с каким уважением он относился к людям значительно ниже его по статусу, и то, как он относился к нему самому. Чонгуку хотелось верить, что император мог чувствовать по отношению к нему то же самое. Чонгук видел, как Тэхён смотрел на него, когда думал, что тот этого не замечает. Чонгук видел, что Тэхён доверял ему, казалось, больше, чем кому-либо, хотя в правдоподобность этого верилось слабо, но мечтать Чонгуку никто не запрещал. Но вместе с этим он сомневался, что во дворце был кто-то ещё, рядом с кем Тэхён не боялся засыпать. И всё это было слишком для его нежного сердца. Поэтому, всё ещё будучи не уверенным, что его чувства могут быть взаимными, Чонгук решил начать с малого. Рано утром он собирал цветы для императора, чтобы потом оставлять их у него в покоях. Позже ему даже удалось попасть на дворцовую кухню, пусть всё ещё под конвоем, но удалось же. Именно там он, к слову, и познакомился с Юнги. Тот был немного ворчливым, но не стал сильно возражать, когда тот изъявил желание помочь с приготовлением завтрака для Его Величества. В общем, Чонгук старательно оказывал Тэхёну знаки внимания, надеясь, что это всё не останется незамеченным. Чимин и Юнги заметили же, думал он, в очередной раз краем глаза улавливая многозначительную ухмылку Чимина, переглядывающегося с Юнги, значит, и Тэхён догадается. И в один прекрасный момент Чонгук наконец осознал, что он уже готов признаться, он был готов поговорить с Императором.

***

В тот день Чонгук чувствовал накрывающее его волнами воодушевление. На дворе уже была осень. Погода стала менее жаркой и куда более приятной. Чаще дул приятный ветерок, а облака время от времени закрывали собой солнце, поэтому духота с уходом лета спадала всё больше и больше. Вообще, в Империи тепло было круглый год. Лето отличалось удушающим зноем, а зима была весьма дождливой, но снег никогда не выпадал, так что леса и императорский сад оставались вечнозелёными. Сегодня был прекрасный тёплый день. Ранним утром прошёл дождь, и крупные капли словно жемчуг рассыпанные по листьям и траве, поблёскивали на солнце, постепенно высыхая. Чонгук уже по своему обыкновению был в саду, выбирая цветы для Его Величества и аккуратно срезая понравившиеся. Дворец ожил ещё до рассвета: Чонгука разбудило оживлённое движение в коридорах. Во дворце планировался праздник в честь осеннего равноденствия, на котором должны были появиться послы из нескольких других стран. Постепенно, усилиями множества слуг, дворец становился ещё прекраснее. Дивные фонарики, покрытые росписями, снова украшали стены и потолки, наряду с цветами. Вовсю убирались гостевые покои, и готовилось множество блюд к вечернему пиру. Чонгук думал, что поговорит с Тэхёном уже после празднования, когда они наконец останутся одни. На праздник Чонгук неожиданно даже для себя решился надеть то, что ему когда-то было подарено, как только его поселили во дворце. Он остановил свой выбор на бело-фиолетовых одеждах, мягкая ткань которых Чонгуку безумно понравилась. Один из слуг помог ему с волосами, заколов пучок на затылке белой нефритовой шпилькой с фигуркой соловья. Когда Чонгук подошёл к бронзовому зеркалу, он на мгновение даже обомлел: он никогда не думал, что может выглядеть так. Дополнить свой образ Чонгук решил несколькими кольцами и браслетами, что тоже были ему подарены Тэхёном. Время близилось к ужину, и скоро надо было отправляться в главную залу. Не зная, чем занять себя в это время, Чонгук ходил из стороны в сторону в своих покоях, непрестанно теребя рукава одеяний от волнения. Сегодня он ещё ни разу не видел Тэхёна. Он в принципе никого кроме своих двенадцати слуг не видел. С самого утра все были завалены делами по горло, поэтому Чонгук и сам старался не путаться под ногами, решив просто сидеть в покоях. Когда в покои постучались, давая Чонгуку понять, что пора идти, он тут же подскочил и бросился к дверям, но на пару секунд замер, стараясь привести себя в чувство, и лишь после этого он вышел. Когда он вошёл в залу, его накрыло знакомое чувство. Всё было как полгода назад, когда его привели во дворец впервые. Как и тогда, сначала он увидел Тэхёна, восседавшего на своём троне. Чонгук застыл, не в силах оторвать от него глаз: император был всё так же прекрасен, всё в его позе, в каждом, даже самом мимолётном движении так и кричало о том, что он не обычный человек. Даже издалека было видно, насколько статным и величественным тот был. – Чонгук-ши, – вдруг услышал он позади себя голос Чимина. – Первый министр, – с лёгкой улыбкой поклонился ему Чонгук. – Рад тебя видеть, – Чонгук понимающе усмехнулся. Насколько он помнил, Чимин по приказу императора последнюю неделю был в отъезде, но он наконец-то вернулся, и Чонгук был искренне рад их встрече, – Тебе очень идёт. Чонгук тут же зарделся, когда Чимин кивком головы указал на его одежды. Он чувствовал себя неуверенно, уж слишком непривычно было носить что-то настолько роскошное. После небольшой беседы Чимин оставил его, подходя к императору и обсуждая что-то уже с ним. Гости всё продолжали прибывать, и когда празднование наконец началось, людей в зале было уже очень много. Послы как раз начали преподносить дары императору, когда это случилось. Последними были послы из соседнего королевства. Они принесли ящичек, завёрнутый в шёлк. Когда его развернули, на ящичке оказалась надпись «Соловей». – Должно быть, это ещё одна книга о нашем известном певце, – произнёс Тэхён, бросив мягкий взгляд на Чонгука, который находился по левую сторону от него. Сердце Чонгука пропустило удар. Он точно не мог ошибаться. Продолжая смотреть на императора, он едва не пропустил момент, когда ящичек открыли. Это оказался невероятной красоты золотой соловей, инкрустированный рубинами, сапфирами и бриллиантами. Работа была настолько искусной, что этот соловей был очень похож на живого, а как стоило завести птицу, она начинала петь одну из тех песен, что так напоминали песни самого Чонгука. На шейке у него обнаружилась красивая шёлковая ленточка с надписью: «Соловей нашего Короля – ничто в сравнении с Соловьём императора». Придворные с огромным любопытством разглядывали птицу. – Какая прелесть! – без конца повторяли они. – А пусть этот новый соловей и наш споют вместе! – выкрикнул кто-то из них. Чонгук бросил взгляд на Тэхёна, ожидая, что он скажет. Чонгук до этого с лёгкой тревогой поглядывал на присланного в подарок соловья. Какое-то тревожное чувство поселилось в его груди. Ему не нравилось, что кто-то прислал этого ненастоящего соловья императору. Все моментально переключили на него внимание, в том числе и сам Тэхён. Да и это предложение им спеть вдвоём. Это же несусветная глупость! Чонгук надеялся, что Тэхён тоже так считал, и он не станет… – Что ж, пускай споют, – неожиданно произнёс Тэхён. Чонгук на это лишь прикрыл глаза, пытаясь справиться с неожиданно поднявшемся в груди недовольством. Смятение было следующим, что он ощутил. Чонгук совершенно не умел злиться, он даже не мог вспомнить, когда в последний раз хотя бы ссорился с кем-то, но то, что было сейчас, он не знал, как объяснить. Чонгук не стал ничего говорить, решив просто подчиниться приказу императора. Но дело не пошло на лад сразу: искусственный соловей словно заведённая шарманка повторял одну и ту же песню, раз за разом, когда Чонгук всегда пел свою песню всегда по-новому. Тогда было решено послушать искусственного соловья одного. Удивительно, но его успех был таким же, как и у самого Чонгука когда-то, но при этом этот соловей был куда красивее – он так ярко блестел и сверкал, он выглядел точно так же, как и все придворные, окружившие его сверкающей толпой. Он уже тридцать три раза успел спеть свою песню и, в отличие от того же Чонгука, ничуть не устал. Придворные бы с превеликой радостью прослушали его песню ещё столько же раз, но первый министр, видимо, до этого заметивший растерянный взгляд Чонгука, когда все захотели, чтобы он спел вместе с новым соловьём, хотел как-то вернуть внимание обратно к Чонгуку, а потому предложил вновь послушать его. Тэхён перевёл взгляд на то место, где ещё несколько минут назад сидел Чонгук. Вот только теперь там никого не было. Чонгук, пока они все были очарованы пением искусственного соловья, сбежал.

***

Чонгук не вспыльчивый человек, наоборот, он очень спокоен. Всегда. Ему казалось, что в этом мире нет ничего, что могло бы обидеть его или заставить злиться. Даже сейчас. Он не мог злиться. Надо бы, наверное. Он имел на это право. Но просто не мог. Был ли он обижен? Чонгук не знает, но сердце сжималось от тоски каждый раз, стоило ему вспомнить. Куда уж ему до искусственного соловья. Золотого, сверкающего драгоценными камнями, могущего без устали петь всегда, когда императору захочется. У Чонгука же не было ничего из этого. Но он был настоящим, живым. Хотя для Его Величества, да и других придворных, это, очевидно, было недостатками. Может, если бы Чонгук тогда остался во дворце, то он и дальше бы там жил в ожидании, пока сам император его выгонит. Но у Чонгука была гордость, он не хотел быть заменой этой подделки, не хотел, чтобы люди просили его спеть каждый раз, когда им хотелось сравнить, кто же лучше. Чонгук знал, что он и доказывать никому ничего не собирался. Это же сущая глупость: соревноваться с бездушным предметом, которому ни горячо ни холодно от мнения других людей. Поэтому либо он, либо искусственный соловей. И император свой выбор, очевидно, сделал. Да, Чонгук понимал, что был для всех них не более, чем развлечением. Но император… Тэхён, как ему казалось, был заинтересован в нём не только из-за его голоса. Чонгук видел его глаза, когда они обсуждали очередную книгу, видел, как воодушевлённо они светились, когда Чонгук рассказывал ему, как правильно ухаживать за цветами. Именно предательство Тэхёна и делало ему так больно. Он же даже ни разу не пришёл к нему! А ведь он обещал. Но время шло, день за днём, месяц за месяцем, и никто, кроме Сокджина и Хаын, не приходил к нему. Сокджин, видя его страдания, лишь недовольно поджимал губы, наверняка костеря Его Величество на все лады про себя. Даже ругался на Чонгука немного, но потом помогал с цветами, помогал с уборкой в доме и приносил ему рыбу. Иногда просто сгребал его в объятия, и они могли сидеть так часами. Хаын приходила намного реже и постоянно извинялась за то, что помогла первому министру найти его, но Чонгук не держал на неё зла и не винил ни в чём, а потому и прощать её было не за что. Хотя Хаын всё равно чувствовала себя неловко, но тоже старалась помочь, чем могла. Постепенно жизнь начала возвращаться в прежнее русло. С единственной поправочкой – он больше не пел. А если и пел, то больше не выбирался для этого в лес, предпочитая оставаться дома. Ему не хотелось больше, а та поляна, куда он раньше часто выбирался, теперь навевала лишь грустные воспоминания. Может, однажды он преодолеет это, но сколько на это должно уйти времени, он понятия не имел. Так прошло ещё несколько месяцев, в течение которых в сердце Чонгука ещё теплилась надежда, что император не забыл про него, но вскоре подобно догоревшей свече и от неё ни осталось ничего, кроме растворяющегося в воздухе дыма. Чонгук окончательно смирился с мыслью, что о нём забыли. Вот так просто. И он уже даже начал подумывать о том, чтобы уехать подальше от столицы в какую-нибудь деревеньку, когда на пороге его дома появился Чимин. Сокджин в тот день как раз приходил к нему, намереваясь просто провести вечер вместе, и рассказывал о том, как познакомился с одним продавцом тканей, и настаивал на том, чтобы на следующий день они сходили к нему вместе. Чонгуку давно надо было сшить пару новых рубашек. Его и до всей этой истории было довольно сложно вытащить куда-нибудь, а теперь он и вовсе отдавал предпочтение затворническому образу жизни. Ясное дело, что это не шло ему на пользу, и Сокджин мог поклясться, что ещё немного – и сам Будда сможет позавидовать его уровню терпения, потому что придушить одну избалованную дворцовую дрянь хотелось просто неимоверно, но он старался даже не продумывать возможный план убийства. Поэтому, стоило Чимину прийти, Чонгук уже мог посочувствовать ему, потому что Джин обрушился на него словно тайфун, сносящий всё на своём пути, и первый министр допустил огромную ошибку, придя сюда без охраны. Но даже не пытался защитить себя или оправдать Его Величество, выслушивая всё, что Сокджин думал о них. – Чонгук-ши, – наконец произнёс Чимин, всё ещё стоя на пороге, когда Сокджин в конце концов выдохся, – Мне правда очень жаль, что так получилось. Я хотел поговорить. Позволишь войти? – Ах, тебе жаль, – по новой начал заводиться Сокджин, но Чонгук только положил руку ему на плечо и мягко покачал головой. – Проходите, первый министр. – Пожалуйста, ты можешь называть меня хёном, – тепло улыбнулся ему Чимин, на что Чонгук согласно кивнул головой. Под недовольное фырканье Сокджина они расселись за небольшим круглым столиком. Чонгук принёс чай, который заваривал ещё утром. Чимин с благодарностью взял чашку и осторожно отпил. Сокджин же пить не стал и просто сверлил взглядом министра. Чонгук тоже ничего не говорил. И комната погрузилась в неловкое молчание. Чонгук безразлично разглядывал Чимина, мимоходом думая о том, как неестественно в его скромном жилище выглядела бы даже простая придворная дама, платье которой смотрелось бы дороже всех его вещей, вместе взятых. И только после этого Чонгук обратил внимание на то, что сегодня Чимин выглядел иначе. Не было ни атласных одеяний, ни драгоценностей. Чимин выглядел на удивление обычно. Чонгук ещё ни разу не видел, чтобы тот появлялся перед ним в обычной хлопковой рубахе. – Император не знает, что я здесь, – в конце концов произнёс Чимин, водя пальцем по узору на чашке. – Тогда… – С тобой ужасно поступили, – не дал Чонгуку договорить Чимин, – Всё это время я не мог не думать о тебе. Но я не был уверен, что ты захочешь меня видеть. – Ничего. Я в порядке, – тихо произнёс Чонгук, разглядывая свои ладони. – Ничего?! – Сокджин в итоге не выдержал, – Знаешь что, дорогой первый министр? Вали-ка ты отсюда подобру-поздорову. Если бы не ты и твой господин, ничего бы этого не было! Чимин виновато склонил голову. Разумеется, он был выше по статусу и Чонгука, и Сокджина, и терпеть такое отношение ни за что бы не стал, но вместе с этим он понимал, что эти двое ему нравились как люди и ему не хотелось вот так терять их. Как тогда удалось успокоить Сокджина, Чимин и сам не помнил, лишь радовался, что тот не разорвал его в клочья, ведь это желание весьма явно читалось в его глазах, а пару раз он чуть в самом деле за кухонный нож не схватился. Но с тех пор Чимин действительно приходил к нему, каждый раз нахваливая собственный сад Чонгука, который тот разбил спустя какое-то время после возвращения, впечатлившись императорским. Тот не был и вполовину так же великолепен, как сад Тэхёна, но было видно, что Чонгук вложил в него душу, и именно этим он и был прекрасен. Даже отсутствие выложенных камнем дорожек и одна-единственная очень простенькая беседка не портили впечатление. Чонгук каждый раз застенчиво краснел, когда Чимин принимался осыпать комплиментами очередной кустик или говорить, как уютно это место выглядело. Спустя пару недель Чимин пришёл вместе с Юнги, который как раз приготовил несколько блюд, которые они все вчетвером тут же и съели, с удобством устроившись в саду. Видя, что Чонгук наконец начал оживать, Сокджин окончательно оттаял и больше не проявлял так много враждебности по отношению к Чимину. А когда ему наконец удалось вытащить Чонгука в город за тканями, не без помощи самого Чимина, то и вовсе забыл о том, что собирался выкинуть его из дома, осмелься он сказать что-то неприятное. Так Чонгук познакомился с Намджуном, который, как оказалось, прекрасно был осведомлён о том, кто такой Чонгук, а на справедливый вопрос о том, откуда ему это было известно, он рассказал, что случайно увидел его поющим под одним старым деревом в роще, через которую тот направлялся к морю. И тогда он сразу же понял, что он и был тем самым Соловьём, о котором все тогда болтали на рынке. – У тебя действительно волшебный голос. Я иногда даже ходил в лес специально, чтобы услышать тебя, – добавил тогда Намджун, пока Сокджин довольно разглядывал и выбирал ткани себе и Чонгуку. Наверное, именно после этого Чонгук снова ощутил в себе желание снова петь в лесу, как раньше, но он всё ещё был не уверен в том, что это была хорошая идея. Поэтому в итоге решил, что не будет спешить с этим. Об императоре он же не вспоминал. По крайней мере, он старался. Несмотря на показное безразличие, внутри него так и бушевало множество противоречивых эмоций. Он понимал, что вряд ли Тэхён призовёт его вновь, особенно учитывая, что Чимин как-то, старательно пряча глаза, всё же признался, что после его ухода придворные так и пустились бранить его, называя неблагодарной тварью, пусть позже подуспокоились, сойдясь на том, что «лучший певец всё же остался у них». А для Чонгука навсегда запретили вход во дворец. Чонгук до сих пор считал, что не заплакать тогда ему помогли Высшие Силы, не иначе. Но его чувства к Тэхёну не могли просто так исчезнуть, пусть и Чонгук часто ругал себя за это. Ведь какой смысл страдать из-за того, кому было всё равно, где он и что с ним? Чимин на прямой вопрос ответа не давал, поскольку и сам не знал мнения императора. – Он как будто опять закрылся в себе, – нехотя сказал Чимин. Ему не сильно нравилось обсуждать других людей, в особенности, если дело касалось императора, но он видел, что Чонгуку нужно было знать хоть что-нибудь, – У нас и до этого-то разговоров по душам было всего ничего. Так что здесь я тебе не помощник. – А что с той птицей? – резковато спросил Чонгук. Он не хотел, чтобы вопрос прозвучал грубо, но каждый раз мысль о том, что его предпочли какой-то подделке, неизменно задевала за живое. Чимин на это лишь грустно усмехнулся: – Ну, один из министров посчитал нужным обозначить всем её достоинства и преимущества. Мол, с тобой никто не угадает, что тебе петь захочется, а что будет петь эта птица – всем и так уже известно. А, ещё её можно на части разобрать и посмотреть, как каждый винтик работает, – Чимин презрительно фыркнул, а потом обратился к Чонгуку, понизив голос почти до шёпота, – Его Величество даже приказал принести её на площадь и дать послушать горожанам. Если хочешь знать моё мнение, то эта птица с тобой всё равно ни за что не сравнится. Разумеется, чем-то этот соловей напоминает твоё пение, но я так явно чувствую эту разницу между вами, что, клянусь, я не могу уже эту птицу слушать. Чонгук просто кивнул головой, не в силах вымолвить ни слова. И Чимин просто пододвинулся к нему поближе и обнял. Чонгук, всё ещё чувствуя благодарность за такую молчаливую поддержку, спел Чимину одну из своих самых любимых песен. Тот только блаженно улыбался, радуясь, что его другу было лучше. Так прошло ещё два года. Чонгук был бесконечно благодарен, что рядом с ним всё это время были они все. У Чонгука всегда было очень мало друзей, а с переездом в столицу после смерти родителей, которых забрало море, у него и вовсе никого не осталось. Но эти четверо людей словно вдохнули в него новую жизнь. Пусть за это время он так и не начал снова петь в лесу, но с радостью делился песнями с ними. Чонгук и сам не заметил, как совершенно и думать забыл о переезде, просто старался жить дальше. Один он оставался теперь крайне редко, кто-то всегда приходил к нему, особенно он радовался Юнги, который, кажется, решил как следует откормить его, каждый раз принося очередные вкусные донельзя блюда. Сокджин продолжал, как и прежде, помогать ему в саду, а сам Чонгук взамен помогал ему с подготовкой рыбы к продаже. Намджун брал его с собой на рынок, когда Чонгук набирал цветов в саду. С Чимином же всегда находились темы для разговоров, а потом тот по просьбе Чонгука даже начал приносить книги из дворцовой библиотеки. Правда, от этой идеи всё же пришлось скоро отказаться, потому что Чимин рисковал быть замеченным. Так что в итоге он пообещал Чонгуку посмотреть, какие книги были у него самого. Чонгука теперь абсолютно устраивала его жизнь, потрясений в которой стало на порядок меньше. Но единственное, что его обеспокоило – это то, что Чимин стал всё реже приходить к нему и с каждым разом лицо его становилось всё бледнее и измождённее, а на встревоженные вопросы Чонгука он лишь отмахивался, говоря, что не хочет заставлять его волноваться лишний раз. А потом Чимин просто исчез. От него не было весточки вот уже три недели. Разумеется, Чимин не последний человек в Империи, и то, что иногда ему приходилось пропадать и на более долгое время, было для Чонгука не новостью. Разве что Чимин всегда предупреждал. Но в этот раз казалось, что он просто бесследно исчез. Сокджин и Намджун тоже были в курсе, потому что Чонгук ещё лелеял надежду, что кто-то из них мог что-нибудь знать, но те только растерянно покачали головами, сами припоминая, что Чимин в последние их встречи выглядел не лучшим образом. И вот тогда-то Чонгук и начал паниковать, думая, что с тем что-то случилось, а у него нет ни малейшей возможности выяснить правду. Он уже начал думать как бы ему проникнуть во дворец, чтобы убедиться, что его друг жив и здоров. И заодно выяснить, почему Юнги тоже пропал. С ним-то точно всё должно было быть в порядке. Поэтому каково же было его удивление, когда к нему в дом спустя четыре недели молчания ворвался Юнги. Он выглядел бледным, как и Чимин, создавалось впечатление, что тот несколько дней не спал. Сокджин и Намджун, которые в этот момент тоже были в доме, не на шутку перепугались, заметив, что Юнги так запыхался, что едва на ногах мог стоять. Они тут же поспешили усадить его за стол и налить воды, давая ему отдышаться и всё рассказать. – Император очень серьёзно болен, – вымолвил Юнги, когда ему удалось немного восстановить дыхание. – Что? – тут же спросил вмиг побледневший Чонгук. – Поэтому Чимин и не мог прийти. Всё действительно очень серьёзно… Из дальнейшего рассказа Юнги выяснилось, что искусственный соловей пользовался во дворце бешеным успехом, а сам император держал птицу всегда при себе, постоянно слушая её песнь. То, что после побега Чонгука Тэхён стал мрачнее, не укрылось ни от кого, но все списывали это на злость на такой вот «неблагодарный поступок» в ответ на всю доброту императора (Сокджин на это лишь начинал снова издавать злобное фырканье, до смешного смахивая на ежа). В общем, место с левой стороны от императора занял этот соловей, которого тот слушал днями напролёт, что в итоге не только он, но и весь двор выучили его песню наизусть, постоянно напевая её. В один из дней император, уже приготовившийся ко сну, лежал в кровати и слушал пение соловья, как птица вдруг зашипела и заскрипела, музыка смолкла. Тут же прямо в покои императора был призван часовщик, которому удалось починить птицу, но он был вынужден сообщить печальную весть: пусть птица и могла петь снова, но механизм, который уже износился, заменить на новый возможным не представлялось. Тогда было решено заводить птицу не более одного раза в год. Но с того самого момента император стал ещё более мрачным. И с каждым днём он выглядел всё хуже, а потом и вовсе слёг из-за неизвестного недуга. Пусть он ещё какое-то время мог вести государственные дела, но состояние его ухудшалось всё больше. Министры, конечно, всеми силами убеждали всех, что император в порядке и скоро встанет на ноги, но по дворцу уже пополз слух, что придворный лекарь, осматривавший Его Величество, сказал готовиться к худшему. Чонгук с покрасневшими от слёз глазами внимательно слушал Юнги, и ему просто не хотелось верить, что сказанное им – правда. Вот только это объясняло внезапное исчезновение Чимина и нездоровую бледность Юнги. – Юнги, – тихонько, почти шёпотом сказал Чонгук, – ты знаком с этим лекарем? – Да, но при чём здесь это? – недоумённо спросил Юнги. План в голове Чонгука родился сам собой. Он был обязан попасть во дворец. Во что бы то ему ни стало. Он должен был попасть в покои Тэхёна. – Ты сможешь уговорить его, чтобы я прошёл с ним к императору в виде его помощника? Юнги уставился на Чонгука словно на умалишённого. – Ты шутишь, что ли? – воскликнул не менее ошарашенный Джин, – А если тебя поймают? Жить надоело? – Юнги, пожалуйста, – не стал обращать внимания на него Чонгук, – Мне очень-очень-очень нужно увидеть императора! Юнги опустил взгляд. Он, как никто другой, мог понять чувства Чонгука. Случись что с человеком, который для него дорог, он бы тоже ни за что не смог усидеть на месте. Поэтому он не стал тратить много времени на размышления. – Я попробую уговорить его, – только и сказал он под взволнованные восклицания Сокджина, которого Намджун безуспешно пытался успокоить.

***

– Если это какая-то шутка, Юнги, то она очень несмешная, – медленно произнёс стоящий перед Чонгуком и Юнги лекарь. Судя по виду, лекарь был немногим старше Юнги. Его красивое вытянутое лицо было таким же бледным, а светящиеся недовольством глаза буквально прожигали насквозь. – Слушай, я понимаю, но мне нужна твоя помощь, Хосок. – Зачем? – хмыкнул Хосок, – Чтобы я попал из-за вас в неприятности? Ты и сам знаешь, что ему, – он раздражённо ткнул пальцем в Чонгука, – путь во дворец заказан. Так ты мало того, что притащил его сюда, так ещё и хочешь, чтобы я головы лишился, если нас заметят вместе? Чонгук вздрогнул. Ему было неловко из-за того, что он так вот подставляет ни в чём не повинного человека, но Юнги же говорил ему, что всё должно пройти гладко. Соврал? – Не беспокойся об этом, первый министр обо всём позаботился, – небрежно отмахнулся Юнги. Что ж, это во многом объясняло, почему Юнги был так спокоен. Чимин не смог бы убедить остальных министров пустить его сюда, но вот позаботиться о том, чтобы на их пути никто не встретился и его смогли пустить к императору – вполне в его власти. Тем более, сейчас уже была ночь. Поэтому, когда они направлялись к его покоям, Хосок всё ещё не выглядел убеждённым, движения его были слегка дёрганые. – Ты пойми, я не имею против тебя ничего, – пояснил Хосок своё поведение, когда помогал ему спрятать лицо, – но и умирать ради тебя я не готов. – Я понимаю, мне жаль, что я доставляю тебе так много хлопот, хён, – Чонгук тихонько захихикал, когда увидел, какое у Хосока при обращении сделалось лицо. Уже подходя к императорским покоям по тёмным, пустынным коридорам (ещё в самом начале Чонгук заметил, что во дворце было непривычно тихо, и не только во дворце, оказалось, что даже серебряные колокольчики были сняты с цветов, а все полы были устланы коврами, заглушающими шаги, чтобы случайно не потревожить покой императора и тому не сделалось ещё хуже), Чонгук заметил, что у дверей, где должна была стоять стража, никого не было, кроме первого министра, что, нервно подёргивая руками, ходил взад и вперёд. Как только он заслышал приближающиеся шаги, то замер, напряжённо вглядываясь к подходящим. Когда они подошли ещё ближе, Чимин тут же бросился к Чонгуку, обнимая его. Тот уложил ладони на его плечи, чувствуя, как Чимин дрожал от напряжения, что продолжало копиться в нём все эти недели. – Я скучал по тебе, – шёпотом сказал Чимин ему на ухо, пока Хосок всеми силами делал вид, что его тут нет. – Я тоже, хён, – также тихо ответил Чонгук. Тут Чимин отпрянул и уже чуть громче произнёс: – Стража тут ещё в ближайшие часа два не появится. Я просил всем передать, что император сейчас не желает, чтобы его беспокоили, так что в этом коридоре ещё не скоро кто-то осмелится появиться. К тому же ночь на дворе, не о чём беспокоиться. – Может, я тогда лучше пойду? – наконец подал голос Хосок. – А вот ты-то мне как раз и нужен! – с притворным воодушевлением сказал Чимин, притягивая того за руку поближе к себе и кивая Чонгуку на покои. Чонгук кивнул, показывая, что понял намёк, и осторожно толкнул одну из тяжёлых дверей, быстро проскальзывая внутрь. В покоях стоял лёгкий аромат трав от благовоний, сейчас в них было значительно темнее, чем Чонгук помнил. Ведь даже ночью в покоях горела хотя бы одна свеча, а сейчас единственным источником света служила лишь луна, заглядывающая в окна покоев. Казалось, что с его ухода в них совсем ничего не изменилось. Он даже заприметил цветы на небольшом столике в комнате для приёма гостей. Чонгук вспомнил, что цветы на столике стали появляться только потому, что он сам приносил их императору. Ему даже стало интересно, кто продолжил это делать за него. Чимин? Чонгук прошёл чуть дальше, отмечая, что теперь покои казались куда более жилыми. Чонгуку хотелось верить, что Его Величество просто решил последовать его советам, и сделать это место более уютным. За следующей ширмой оказалась спальня Тэхёна. Чонгук очень осторожно шагнул внутрь, тут же находя его взглядом. Очень бледный Тэхён неподвижно лежал на кровати, казалось, что он едва дышал, словно кто-то сжимал его горло. Чонгук подавил рвущийся наружу всхлип, слёзы давно застилали его глаза, пока он медленно приближался к ложу Тэхёна. Сам Тэхён едва ли осознавал, что происходило вокруг него. Два дня назад ему начало видеться… всякое. Он будто сходил с ума. И сейчас, глядя на золотую птицу, едва ли поблескивавшую драгоценными камнями в свете полной луны, что была единственной свидетельницей всех его страданий и ночных кошмаров, с пугающим постоянством преследовавших его в последнее время. Её свет словно призывал тени, запрятавшиеся в углах покоев, выбираться наружу, всё ближе и ближе подбираясь к Тэхёну. Он не сразу понял, что это его воспоминания. Воспоминания обо всём хорошем и плохом, что он когда-либо делал. Они медленно подбирались к его ложу, окружая его будто стервятники свою добычу, а грудь сдавило так, словно кто-то тяжёлый на него уселся. Тэхён перевёл взгляд наверх и едва не закричал от ужаса. Его очередное видение, если это действительно было видением, выглядело как самый жуткий монстр из страшных историй, которыми родители пугали своих детей, когда те были непослушными. Это нечто, одетое в длинные лохмотья, которые некогда, вероятно, были прекрасными чёрными одеждами, держало в когтистых костлявых пальцах длинную золотую саблю, а лицо больше было похоже на человеческий череп. Пустые глазницы словно насмехались над ним, склоняясь всё ниже к нему. Тут нечто выхватило из ниоткуда императорскую корону и напялило себе на голову, а затем откинуло её назад, словно заходясь в приступе хохота. После дотянулось до искусственного соловья, который стоял среди подушек с левой стороны от изголовья кровати. Оно подкинуло пару раз его в воздухе, словно ожидая, что на это сможет сказать неподвижный и абсолютно беспомощный император. Тени же подбирались всё ближе, в них угадывались искажённые в жутких, злобных гримасах лица. Они что-то без конца кричали, образовывая ужасный гам, от которого закладывало уши. Этот кошмар не прекращался, становилось только хуже, всё громче, всё невыносимее, всё страшнее. – Хватит! Прекратите! – не выдержав, удалось закричать Тэхёну, – Умолкните, умолкните, хватит! Но голоса и не думали смолкать, а тварь на его груди уже потянулась к нему, вскидывая саблю, словно намереваясь перерезать ему горло. – Чонгук, пожалуйста! – взмолился Тэхён, уже, правда, ни на что особо не рассчитывая, – Ты нужен мне… Нечто рассмеялось, и Тэхён вздрогнул от страха: настолько ужасен был этот смех. Он зажмурился, надеясь хоть так спастись от кошмара наяву. Но тут раздалось чудесное пение. То был Чонгук, который и сам жуть как перепугался, когда неподвижный до этого император внезапно начал задыхаться и звать его, но быстро взявший себя в руки и начавший петь. Он пел и пел, а призраки, окружившие до этого постель Тэхёна, начали постепенно таять, превращаясь в лёгкую прозрачную дымку, а тени, оставляя после себя что-то чёрное и склизкое, обратно отползали в свои углы. Тварь на груди Тэхёна выпрямилась, опуская саблю, и тоже прислушалась к дивному пению. Чонгук начал новую песнь, рассказывая Тэхёну о том, как жил все эти три года, как сильно он скучал и как сильно он желал, чтобы император вновь вернулся к нему, чтобы снова одарил своим благословенным взглядом и дал ему шанс признаться ему в своих чувствах, что так и не угасли. Нечто продолжало вслушиваться в нежный голос, не заметив, как уронило саблю, что со звоном упала на пол. А потом и вовсе начало распадаться на части, обращаясь в пепел, осыпаясь чёрным песком вокруг Тэхёна, который, наконец, смог сделать полноценный вдох. Корона свалилась с головы рассыпавшейся твари и откатилась вбок вместе с золотым соловьём, который тоже выпал из когтей этого нечто. Тэхён прикрыл глаза, наконец расслабляясь. Спустя какое-то время Тэхён снова приоткрыл глаза, замечая, что от пепла не осталось и следа, как ничего не осталось и от теней, а корона и сабля тоже куда-то исчезли. Соловей же был среди подушек, где его Тэхён последние три года и держал. Всё с той же левой стороны, которая считалась куда более важной, так как именно с этой стороны находилось сердце. И только сейчас Тэхён заметил Чонгука, который сидел на краю его кровати, нежно сжимая его руку и продолжая петь. Глаза его были закрыты, потому-то он и не замечал, что Тэхён уже проснулся. Тот, желая продлить это чудесное мгновение, не решался вымолвить ни слова или сжать чужую руку в ответ. Он лишь продолжал слушать его, бесконечно коря себя за то, что однажды променял его, такого живого и такого настоящего, на бездушную вещицу, внешняя красота которой была единственным её преимуществом. Поэтому Тэхён лишь молча продолжал вглядываться в знакомые черты, про себя удивляясь, почему Чонгук был одет в мантию лекаря. Уж не сошёл ли он в самом деле с ума? Если так и есть, то он бы хотел, чтобы это его видение преследовало его до конца жизни. Даже если он никогда в жизни больше не сможет увидеть настоящего Чонгука, то он готов довольствоваться тем, что подкидывало ему его сознание. Песня Чонгука закончилась, и он замолчал. Ещё некоторое время тот просто сидел с закрытыми глазами, вознося молитву Богам за здоровье императора. Пару раз вздохнув, Чонгук наконец открыл глаза и перевёл взгляд на Тэхёна, чтобы проверить, всё ли хорошо с ним было, и покинуть покои. Но он чуть не подпрыгнул, заметив, что император, оказывается, всё это время внимательно следил за ним из-под полуприкрытых век. Он хотел было отпустить руку Тэхёна, но тот не дал, лишь сжимая её в ответ и притягивая поближе к себе. – Привет, – слабо улыбнулся он, глядя на всё ещё ошарашенного и немного смущённого Чонгука. – Привет, – только и смог выдавить он. – Спасибо, – негромко вымолвил Тэхён с каким-то отчаянием в голосе, чувствуя подступивший к горлу комок, – Спасибо, что прогнал мой кошмар. Спасибо и прости. Я не должен был поступать так с тобой. Могу ли я что-то сделать для тебя? Чонгук на это лишь нежно улыбнулся ему, легко покачав головой: – Ты и так вознаградил меня. Ещё в тот день, когда я впервые пел для тебя, помнишь? Я видел слёзы в твоих глазах, и большего мне не нужно. – Чонгук, – снова позвал его Тэхён, прижимая их переплетённые пальцы к своей груди, – Все эти годы я думал лишь об одном – как глубоко ты поселился в моём сердце. Иногда мне казалось, что я видел тебя среди цветов в своём саду, я бежал туда, но никого не встречал; я слышал твой голос, что эхом разносился по дворцу, но потом я просыпался… Чонгук, – Тэхён на мгновение прикрыл глаза, собираясь с духом и мысленно страшась отказа, – мне кажется, что я люблю тебя, Чонгук. Тэхён вновь открыл глаза, с решимостью во взгляде смотря на Чонгука. Тот словно дар речи потерял, непонимающе рассматривая императора, но потом он с тихим всхлипом завалился на Тэхёна, утыкаясь ему в грудь лицом и притягивая их сцепленные руки к себе, губами прижимаясь к длинным императорским пальцам и покрывая их лёгкими поцелуями. – И я тебя… Тэхён, – едва слышно прошептал Чонгук, но Тэхён, кажется, услышал его и приобнял его плечи свободной рукой. В итоге Чонгук и сам не понял, как оказался полностью затянутым на кровать Тэхёна, но возмущаться по этому поводу ему не хотелось совершенно, поэтому он лишь прижался покрепче к чужому боку и снова запел. И без того утомлённый переживаниями Тэхён быстро погрузился в крепкий и здоровый сон, Чонгук тоже очень быстро уснул, закутанный в тёплые объятия как в тяжёлое пуховое одеяло. Когда они проснулись вновь, то в окно уже вовсю светило солнце, а рядом с кроватью обнаружился поднос с завтраком. На двоих. Чонгук уткнулся в плечо Тэхёна, надеясь, что завтрак оставил Чимин. Или хотя бы Юнги. – Доброе утро, – послышалось сверху, и Чонгук радостно поднял голову, встречаясь глазами с Тэхёном. – Ты в порядке? – с надеждой в голосе спросил Чонгук. – Теперь – да, – улыбнулся ему Тэхён. И он не врал, он действительно чувствовал себя значительно лучше, но противная слабость во всём теле ещё не давала даже приподняться без посторонней помощи, – Чонгук, спасение моё, я думаю, нам надо поговорить, верно? Чонгук осторожно кивнул, хотя его сердце так и зашлось от трепета и восторга, когда Тэхён так ласково заговорил с ним. Чонгук знал, что им предстоит ещё многое обсудить, но пока… – Если ты не собирался предложить мне остаться во дворце и пообещать, что гулять я смогу где и когда захочу и меня не будет постоянно преследовать хвост из двенадцати слуг, то я уйду прямо сейчас, – заявил Чонгук, гордо вскинув голову и хитро поглядывая на Тэхёна, который только откинул голову на подушки и расхохотался, устраивая руки на его талии. – Даю тебе слово, что сделаю всё, что только попросишь, – сказал Тэхён, крепче сжимая руки на боках Чонгука. Они замерли, смотря друг на друга. Да, решил Чонгук, любые разговоры могут подождать. Сначала завтрак, а потом разговоры. Но перед завтраком… Чонгук и Тэхён одновременно потянулись друг к другу, соприкасаясь губами. Губы Тэхёна были тёплыми и такими мягкими, они так нежно прихватывали его собственные, что Чонгук даже местами забывал, как дышать. Они бережно исследовали друг друга, пока не решаясь зайти дальше. Чонгуку казалось, что его сердце вознамерилось пробить его грудную клетку. Тэхён же, явно чувствуя состояние Чонгука, лишь тихонько усмехался, бормоча между маленькими поцелуями-бабочками: – Чонгуки… Соловей мой… Спасение моё… Чонгук почти застонал, ощутив, как чужой язык ласково лизнул его губы, приоткрыл рот, позволяя чужому языку скользнуть внутрь. Поддаваясь напору сильных рук, он прижался ближе к Тэхёну, желая ощутить ещё больше. И теперь он и сам мог почувствовать, как сильно билось сердце Тэхёна и как сбивалось его дыхание. Они оторвались друг от друга, сталкиваясь лбами. Чонгук обхватил лицо Тэхёна руками, поглаживая большими пальцами гладкие щёки, совсем не вовремя про себя подмечая, что, видимо, брить императора во время его болезни не забывали, и заглянул в его бездонные тёмно-карие глаза, чтобы тихонько, словно всё ещё не веря в происходящее, прошептать: – Мой Император. И получить в ответ такое же тихое: – Мой Соловей.