Шаманы в Хогвартсе

Хао тащил приунывшего Йо сквозь замок. Белая плесень на его коже странно шевелилась, будто обладала собственной волей и медленно образовывала новую форму жизни. Она расширялась и рисковала залезть на руку Хао. Он видел это и тащил спотыкающегося Йо все быстрее и быстрее. — Слушай, я сам п-п-пойти могу, — перепрыгивая через ступени, сказал Йо. — Правда! — Ага, знаю я тебя. Ты сначала заблудишься, решишь спросить дорогу у какого-нибудь призрака, а с твоей удачей этим призраком окажется Люцифер. — Ну и что? — А то, что он тебя попробует сожрать, подавится, вы с ним подружитесь, и он пригласит тебя на именины. — У Люцифера есть именины? — Слушай, откуда я знаю? Я образно говорю! Главное, что ты пропадешь и меня пошлют тебя искать! И мне все равно придется тащить тебя в больничное крыло! Так что лучше сразу перейти к завершающей фазе твоего приключения. Йо горестно вздохнул и признал правоту Хао. Они прошли мимо длинного коридора с невнушающими доверия рыцарскими доспехами, которые обычно оживали в ужастиках, и остановились возле двери. — Ты стучишь, я говорю. — Командир нашелся, — проворчал Йо, но несколько раз отчетливо постучал по старому рассохшемуся дереву. Ничего не произошло. Йо постучал еще, прикладывая силу до боли в костяшках. Дверь скрипнула и приоткрылась сама. Они переглянулись. Дверь, словно подумав, скрипнула снова, открываясь еще больше. Из больничного крыла подул холодный сквозняк и зашевелил мантии. Йо сглотнул. — Может оно само пройдет, как думаешь? Хао выразительно посмотрел на белый остров плесени, который почти добрался до подбородка. — Не пройдет. Пойдем! Он решительно распахнул дверь окончательно и вошел внутрь. Они оказались в просторном темном помещении с кроватями и перегородками. У дальней стены стоял манекен в длинном больничном халате. Единственным источником света были раскачивающиеся под потолком каменные люстры с горящими свечами. Они издавали жуткий, холодящий душу скрип. — Здесь мрачно… — начал Хао. — …как на кладбище! — закончил Йо. Они подскочили от внезапного грохота и оглянулись назад. За ними захлопнулась дверь. — Так-так-так, кто зашел в мою обитель? На них обернулся человек, такой костлявый, что сначала его приняли за манекен. Большой рот растянулся в маниакальной улыбке. — Не бойтесь, дети! Не дожидаясь, пока к нему подойдут, странный человек пошел на них с широко распростертыми руками. — У него что, скальпель в руке? — опешил Йо. — И фиолетовая помада. — Хао толкнул его в спину. — Давай, иди! — Сам к нему иди! — У меня, что ли, плесень растет?! Тем временем человек остановился напротив них, продолжая широко улыбаться. Он переводил взгляд с одного на другого. — Ну, дорогие, на что жалуетесь? Вы что, — он взмахнул скальпелем, как волшебной палочкой, — сиамские близнецы? — Нет! — взвизгнули они хором и отцепились друг от друга. — У меня вот, — Йо поспешно протянул руки вперед. — Там было неудачное зелье, пузырь и… Человек снова взмахнул скальпелем, и Йо замолк. Странный доктор приложил ладонь ко лбу, взглянул на потолок и театрально закричал: — Все-все-все! Не надо слов! Я вижу все сам! Элиза! Любовь моя! Он снова взмахнул руками в сторону, и из той стены, на которую он указывал, выплыл призрак стройной медсестры. Она несла в руках поднос с колбами. Доктор взял у нее поднос, неуловимым движением что-то открыл, смешал и налил обратно, и с видом фокусника подал Йо. Тот с сомнением посмотрел на склянку в своей руке, на призрачную медсестру, улыбающегося доктора, брата и снова на склянку. Попрощавшись с жизнью, он выпил. Внезапно, было вкусно, кисло-сладко и тепло. Острова плесени в секунду накалились, а через секунду — пуф! — разлетелись белыми канарейками. Йо только одно перо и успел поймать. — Спасибо! — искренне поблагодарил он. — Мистер… эээ… Доктор тем временем с красивой нежностью держал медсестру за прозрачные пальцы и ответил, не отрываясь от ее глаз: — Мое имя Фауст. Просто Фауст, я ведь скромный слуга медицины. Мы, лекари, рождены, чтобы дарить здоровье и любовь! — И седые волосы, — пробормотал Хао под нос, когда они вышли оттуда. — Как его вообще держат в школе?! Йо до сих пор крутил в руках тугое, еще помнящее биение быстрого птичьего сердца перо. — Он влюбленный и счастливый. — То есть совершенно чокнутый.