***
Мудзан Кибуцуджи ждал свою Предначертанную целую тысячу лет. Всю тысячу лет Мудзан Кибуцуджи не жил — существовал. Существовал пустыми безнадежными поисками. Он не мог найти ни Лилию, ни женщину, с которой его связали сами боги. Насмехались. Над ним просто насмехались. Он — сильнейшее, почти совершенное существо на этом свете, вынужден был примиряться с собственной неполноценностью по чьей-то божественной прихоти. Унижение. Всю тысячу лет Мудзан Кибуцуджи жил этим унижением, не забывал о нем ни на миг. Из-за насмешек божков он не мог сполна насладиться дарованной ему вечностью, не мог откреститься от собственного бессилия. Мудзан Кибуцуджи давно понял: у Ками с чувством юмора все было плохо. Но у него — еще хуже. Они все поплатятся. Рано или поздно. И первой цену за его унижение заплатит Она. Та, поисками которой он жил. Та, которую он наконец нашел. Самая обыкновенная женщина. Раньше такую он бы поглотил и не подавился бы. Тут же забыл. Совершенно ничего особенного. Мудзан Кибуцуджи уже давно забыл, каково это: разочаровываться. С этой убогой, самой обыкновенной женщиной пришлось вспомнить. Но Мудзан Кибуцуджи привык давать жалким людям вторые шансы, привык дарить новые жизни. Свою Предначертанную он тоже не обделит. Изучит. Поиграет. Разделит с ней Вечность. Этого ведь от него ждут Ками?***
— Тебе нравится? Мегуми не сразу среагировала на вопрос. Каждый день Он приносил ей какую-нибудь сладость, название которой она никогда раньше не слышала, а сейчас даже не старалась запомнить. — Да-да, очень вкусно спасибо, но не стоило… — неуверенно смущенно пробормотала она, смахивая светлую выбившуюся прядь со лба. Мягко улыбнулась. — Мне кажется, я уже перепробовала все сладости мира. Так и есть, правда ведь? Он коротко улыбнулся ей в ответ. Он любил смотреть, как она улыбалась, радовалась его новым подаркам, новым сладостям. Ему нравилось разделять это чувство радости. Приятно. Ему давно не было так приятно. — Я хочу, чтобы ты попробовала в этой жизни все. Мегуми смутилась еще сильнее. — Тогда моя жизнь станет совсем приторно-сладкой. — Ты этого не хочешь? — Ну… — Мегуми не знала, что на это ответить. Во время разговоров с ним она чувствовала себя самым настоящим ребенком. Наивным, несущим всякие глупости ребенком. В такие моменты он смотрел на нее особенно пристально, особенно проникновенно. Смотрел и слушал. Будто своими глупостями она действительно могла его удивить, умилить, позабавить. Нет. Мегуми еще не умела настолько забываться. Мегуми знала, что в ней не было ничего примечательного, интересного. Она была самой обычной девочкой, выросшей в самой обычной семье, в самой обычной деревне. Это Он, Он был будто не от мира сего. Он был идеальным. Потому Мегуми не сомневалась, что встречу с Ним ей напророчили сами боги. По-другому и быть не могло. Она ведь с Ним — страшные противоположности: идеал и посредственность. Такое могло притянуться только по божьему промыслу. Только в самой настоящей сказке. — Хочу, — наконец протянула она. — Если вы хотите того же. Мегуми снова улыбнулась: это был явно тот ответ, который он хотел услышать. Мегуми уже привыкла, что они понимали друг друга с полуслова. Жили друг другом будто не одну вечность. — Вы опять вернетесь только под утро? — опечаленно спросила она, видя, что он поднялся с места, захватив свою белую шляпу. Он всегда был одет с иголочки на новый, чужестранный лад. Мегуми нравилось. Мегуми не переставала им восхищаться. Ей достался безумно красивый мужчина. — Я говорил: у меня работа. Много работы, — между тем уголки его губ растянулись в легкой полуулыбке. — Я постараюсь со всем разобраться скорее и вернуться к тебе. Обещаю. В комнате повисло молчание. Мегуми коротко кивнула и тут же подняла на Предначертанного неуверенный взгляд. — А я так и не знаю, кем вы работаете. Мама говорила, вы какой-то советник… Или управляющий… Не помню точно, что вы ей сказали. Предначертанный лишь вздернул бровь. Полуулыбка будто прилипла к его лицу. — Тебе не нужно забивать этим голову. Ты говорила, что найдешь, чем себя занять в мое отсутствие. — Да, но… — Мегуми осеклась, поймав на себе продолжительный взгляд. — Что «но»? Если тебя что-то беспокоит, ты должна говорить об этом мне. Людям вредно держать в себе переживания. Мегуми выдохнула, собралась с мыслями. — Я скучаю по вам. Очень скучаю. Когда вы уходите, во мне просыпается такое чувство… Такое чувство, будто вместе с вами уходит часть моей души. Глупо звучит, правда? Я знаю. Я знаю, но ничего не могу с собой поделать. — Я понимаю тебя, — внезапно для Мегуми заверил он. Он и правда ее понимал. Узы с Предначертанной теперь ощущались особенно остро. Он тоже не хотел бы отпускать эту жалкую обыкновенную женщину от себя ни на миг. Но всему свое время. Она еще не готова. Он еще не готов. Он не хотел заигрываться раньше времени. Не с ней. Не с подарком богов. За тысячу лет Мудзан Кибуцуджи научился растягивать удовольствие, выжидать. — Я не могу заснуть без вас, — между тем на выдохе не особо задумываясь, прошептала Мегуми. Он, услышав это признание, совсем не переменился в лице. Для него это было очень даже ожидаемое откровение. — Значит, сегодня я останусь с тобой. А завтра тебе принесут снотворное. Мегуми похлопала глазами. Она, что, ослышалась? Он… правда останется? С ней? Мегуми тряхнула головой. Он никогда еще не оставался на ночь, они никогда еще не спали вместе. Мегуми покраснела. За прошедший месяц ее новой сказочной приторно-сладкой жизни Он еще ни разу не притрагивался к ней, не настаивал на близости. Даже в их первую брачную ночь — Он просто не пришел к ней. Весь прошедший месяц Мегуми боялась спросить, почему — почему Он ни разу не остался с ней? Он не хочет ее? Он не может? Мегуми старалась об этом не думать. Мегуми стыдно было об этом вообще думать. Он и так дарил ей все свое свободное время, исполнял любую ее неозвученную прихоть, ночи посвящая работе. Она должна была понять. Подождать. Они и так были близки. Пусть и не как мужчина с женщиной. Как Предначертанные. Об иной близости Мегуми пока не смела мечтать, пусть ей и хотелось заполучить его всего. Мегуми хотелось все и сразу. Хотелось полюбить его тело и душу. Нужно было лишь набраться терпения: дождаться, пока он сам снизойдет до нее, откроется, одарит близостью. Мегуми и не думала, что может об этом просто попросить. Мегуми все еще не верила, что все ее желания теперь исполнялись по щелчку пальцев. По щелчку Его пальцев. Долго ждать не пришлось: Он снова исполнил ее желание. Остался. Открыл ей новые грани любви, утопил в страстной нежности. До этой ночи Мегуми страшно было думать о близости. Она слышала: это больно. Она знала: это стыдно. Мегуми ошиблась. Непередаваемо, блаженно — божественно. Слияние душ — не тел. Мегуми еще никогда так жестоко не обманывалась. Мегуми еще никогда не обнажала и тело, и душу одновременно. Перед Ним. Перед всеми богами мира, что в эту ночь слились в одном лице. Мегуми выкрикивала Его имя. Молила, чтобы это не заканчивалось. Молила… Мегуми молилась на Него. Беспрерывно. Надрывно. Давясь собственными стонами, криками. В эту ночь Мегуми забыла о боли, стыде — забыла, что ошибалась. Мегуми снова и снова забывалась в Нем. Он снова и снова позволял ей забываться. В эту ночь она отдавалась настоящему богу — своему личному богу. В эту ночь Он не просто снова привязал к себе — Он сделал ее наконец своей полноценной Частью. Обнажился, слился. Довел их обоих. А Мегуми просила еще и еще. Это была самая счастливая ночь в ее жизни. Первая и последняя счастливая ночь.***
— Я, что, уже надоел тебе? Стоя у зеркала, он одним движением оторвал верхнюю пуговицу у рубашки — передумал застегивать до конца. Обернулся — на лице его играли желваки. Мегуми вздрогнула, подскочила с места. Как собачка побежала по первому зову хозяина. — Что? — дрогнувшим тоном тихо, подходя, переспросила она. К ней даже не собирались поворачиваться. Мегуми смотрела на его отражение в зеркале. Завороженно, растерянно. Перламутровая пуговица упала на пол. Мегуми хотела было наклониться, поднять, но ее руку перехватили, крепко сжали. Мегуми подняла голову. По спине прошелся табун мурашек — на миг показалось, что в черных глубоких глазах вспыхнул кроваво-алый отблеск. Лишь показалось. Рядом с ним она часто терялась. Теряла связь с реальностью. — Зачем ты собираешься к родителям? Я тебе надоел? — Нет, но… — Мегуми замялась. Она всегда терялась под его пристальным тяжелым взглядом, который обычно не выражал собой совершенно ничего. Пустота, безразличие — нет, все напускное. Мегуми знала — Он, ее Душа, не мог быть равнодушным к ее словам. А еще знала — Он не мог на нее злиться. Не мог… И все же Мегуми напрягалась, стоило ему хоть раз во время разговора сверкнуть чернющими глазами. Приятная благоговейная дрожь все еще отдавалась в каждой клеточке, стоило ему хотя бы на мгновение коснуться ее. Поцеловать в руку, в лоб. Он любил ее зацеловывать. Она любила ему отвечать. Морщась от покусываний кожи на шее. Он любил оставлять на ней горящие отметины. Она любила млеть от каждой новой болезненной метки. Ему нравилось. Значит ей — тоже. — Я давно их не видела. Соскучилась… — Ты скучаешь со мной? Мегуми снова помотала головой. — Тогда не вижу причин отрывать тебя от меня. Холодные губы снова заставили колени подогнуться — Мегуми едва не упала. Слова застряли в горле — все растворилось в мертвом поцелуе. — Ты не оставишь меня, — отдалось где-то в закорках сознания. Не желание, не просьба. Короткий приказ разлетелся по комнате. — Не оставлю. Нельзя. Немыслимо. Богопротивно. Она не смела оставлять его. Родители поймут. Мама поймет. Мегуми навестит их когда-нибудь потом. Когда он сам пожелает ее отпустить. Мегуми умела ждать — в этом они с Предначертанным были схожи.***
— Если тебе не нравится эта книга — не читай. — Но вы говорили, она нравится вам. — К тебе это не имеет отношения. Мегуми не понимала, когда все начало рушиться. И рушилось ли? Моментами она остро ощущала Его раздражение, напряжение. Мегуми никак не могла затушить тревожное чувство. Мегуми казалось, что это именно она распаляла Его с каждым днем все сильнее. Мегуми не знала, как это остановить. Он, что, устал от нее? Мегуми не могла в это поверить, бред. Родственные души связывались раз и навсегда, они дополняли друг друга — Он не мог к ней охладеть. Они жили вместе всего месяц — он не мог успеть к ней охладеть. — Ты слишком много думаешь обо мне. — Разве это плохо? — Это раздражает. «Ты раздражаешь». Внутри все похолодело. Мегуми показалось, будто ей только что разбили сердце. Нет, разодрали в ошметки. Все-таки Он умел на нее злиться. — Я не люблю, когда люди забываются. Не разочаровывай меня, Душа моя. Я ведь и правда могу вырвать тебе сердце. «Но всему свое время». — Вы… уже… — Мегуми хотела было сказать, что он уже вырвал, забрал ее сердце, но сразу осеклась, снова поймав на себе тяжелый взгляд. Сейчас от нее хотели услышать совсем не это. Мегуми тряхнула головой. Отступила назад, развернулась в сторону двери. — И куда ты? — Пойду в библиотеку — выберу другую книгу. Мегуми не двинулась с места. Он смотрел на нее так, будто собирался броситься. Разорвать на части не только сердце — все. Мегуми. Мегуми пробила дрожь. Рядом с ним она еще никогда не чувствовала себя такой беззащитной. — Я тебя никуда не отпускал. У тебя сегодня другие планы. Сегодня ты пойдешь со мной. — Куда?.. — Ко мне. Ты же хотела узнать, где я работаю? Самое время. Ты готова. Мегуми бездумно кивнула, не понимая, к чему именно она вообще была готова. Тревога в груди все не унималась. Она как Предначертанная без труда уже умела читать его настроения: он злится. Сейчас она не смела злить его еще сильнее. Чревато. Мегуми схватилась рукой за сердце — закололо. — Мне… Мне пойти собираться? — У тебя есть час. Не заставляй меня ждать. Мегуми очень хотелось сорваться и выбежать из комнаты. Упасть на кровать, сжаться. Убедить себя в том, что все хорошо, ей просто показалось. Просто у него сегодня плохое настроение. Такое бывает. У всех людей бывает. У ее идеального Предначертанного — тоже. Нет, Мегуми все же сдержалась. Вышла из комнаты неспешным шагом не опуская головы. Таким же неспешным шагом дошла до своей комнаты. Скинула с себя юкату. Только сейчас заметила, что ее тело прошиб холодный пот. Мегуми поежилась. Помыться. Ей очень хотелось помыться. Холодная вода ее точно-точно успокоит — приведет мысли в порядок. Мегуми должна собраться перед важным вечером. Точнее, перед ночью. Она уже давно устала гадать, кем был ее Предначертанный. Наверное, он был каким-нибудь тайным советником самого Императора — Мегуми отчетливо виделся ее Предначертанный именно на такой должности. Не ниже. Мегуми быстро собралась, отмахнувшись от волнующих глупых мыслей. Ее уже ждали. Мегуми взглянула на своего Предначертанного в легком предвкушении — сегодня она станет еще ближе к нему.***
— Что это за место? — Твой новый дом. Мегуми замерла. Невольно задрала голову. Перед глазами резко потемнело. Она сошла с ума. Он сошел с ума. Это не может быть ее новым домом. Это вообще не могло быть домом. Мегуми казалось, будто у нее земля ушла из-под ног. Невозможно. Она нервно мотала головой из стороны в сторону, цепляясь взглядом за новые и новые комнаты: слева, справа, снизу, сверху. Бесконечное множество. И Мегуми — маленькая затерявшаяся, подвешенная в воздухе девочка. И ее Предначертанный, сжирающий ее заживо кроваво-алым взглядом. Нет, это невозможно. Это не могло быть им. Мегуми бредила. Страшно бредила. Страшно. Мегуми было страшно. — Я вас чем-то разозлила? — глупое-глупое предположение. Но вместе с тем единственно пришедшее сейчас в голову. Он не изменился в лице. Только вздернул бровь. — Нет. Не ты. Этот ответ Мегуми совершенно ничего не дал. Она не сразу почувствовала, как ее грубо схватили под руки и тут же, словно тряпичную куклу, в одно мгновение переместили в другую комнату. Она совсем не отличалась от той, в которой Мегуми жила вместе с ним в городе. Один в один. Даже… даже вещи, здесь уже ждали все ее вещи. Мегуми отказывалась верить увиденному. Отказывалась верить, что все это происходит в реальности. В Их реальности. Мегуми вздрогнула — белые холодные руки легли ей на талию. Мегуми не смела отстраниться. — И что теперь тебе не нравится? — безразлично раздалось у самого уха. Мегуми зажмурилась. Совсем перестала дышать. — Ты хотела, чтобы мы были вместе и днем, и ночью. Чего еще ты хочешь? Белые холодные руки поползли ниже, задирая ткань платья. Мегуми стало противно. И больно — Его холодные пальцы до боли впились в бедро. До крови. Мегуми всхлипнула. Он все еще стоял вплотную у нее за спиной, не позволяя взглянуть на себя. Ему нравилось. Нравилась эта их новая близость. Наконец-то без масок — наконец-то так, как ему нужно. — Не кричи — вырву язык. Мегуми даже не сразу успела понять, к чему это было сказано. Мегуми не сразу успела понять, что сказано это было всерьез. Всхлип. По шее, по светлым кружевам лифа платья стекает тонкая струйка крови. Мегуми плачет. Но не кричит. Не издает ни звука — язык будто уже вырвали. Вместе с душой и сердцем разом. Мегуми не дышит, не чувствует под собой пола. Ее тело сжимают в тисках будто самые настоящие когтистые лапы. Зверь. Она задыхается в лапах настоящего зверя. Всего за мгновение ее любимое нежно-розовое платье разорвано в клочья, заляпано кровью. «Не отмоется», — пролетает в сознании глупая мысль, прежде чем лицо Мегуми встречается с холодным жестким полом. Мегуми все-таки вскрикивает от боли — забывает о брошенной ей угрозе. Забывает обо всем, когда ей резко раздвигают ноги и ни секунды не давая прийти в себя, входят — внутри Мегуми все горит, разрывается. Каждый толчок — новый немой, полный боли вскрик. Мегуми мычит, пытается вырваться, но все ее потуги мгновенно обрываются. Жесткая ледяная рука с силой вдавливает ее лицо в пол, лишая любой возможности двигаться. Мегуми терпит — лежит бездвижным скулящим телом в лужице собственных слез. Мегуми уже будто не здесь. Будто это все происходит не с ней — рвут на части сейчас совсем не ее. Кого-то другого. Кто-то другой. Не ее Предначертанный. То, что сейчас продолжало рваными толчками вколачиваться в ее тело, не могло быть Им. Он любил ее, он был ее Душой. Ее Предначертанный не мог быть монстром. Все сомнения развеиваются, когда ее резко берут за волосы и заставляют задрать голову — встретиться наконец со звериным горящим алым взглядом. Перед глазами Мегуми все плывет от новой вспышки боли. Клыки любимого снова впиваются в шею. Внутри что-то разрывается — толчки стали резче, хватка на бедрах — жестче. Когда боль становится совсем невыносимой, в сознании Мегуми все смешивается, тонет в сплошном белом шуме. Тело обмякает — наконец отпускает Мегуми. Наконец. Она приходит в себя не сразу — все так же лежа на холодном полу. Больше не чувствуя на себе лап монстра. Мегуми не может даже сжаться, прикрыться — все тело горит в агонии. Мегуми боится опустить взгляд — чувствует, что лежит она в чем-то мокром. Обмочилась. Она обмочилась, пока была без сознания. Мегуми захотелось расплакаться. Противно, стыдно, больно. Протерев глаза, Мегуми не сразу заметила, что в комнате она была не одна. Он сидел за столом, буднично почитывая газету, даже не думая удостаивать Мегуми вниманием. Мегуми затошнило. У нее точно-точно начался бред. Почудился слишком страшный контраст: Он — со свежим новостным чтивом, одетый в любимый черный костюм европейского стиля, и Она — голая, грязная, замершая в луже собственной крови и мочи. Мегуми мотнула головой, вцепилась ногтями в пол. Нет, это не бред, она не сошла с ума. Наоборот: наконец-то проснулась. Ее Предначертанный любил читать ей газеты по утрам, сидя у изголовья кровати. Ее Предначертанный не любил изменять своим привычкам. Ее Предначертанный… — Почему?.. — бесцветным голосом выдавила из себя Мегуми. Слезы текли и текли по пустому лицу. За что? За что Он с ней?.. Мегуми не ждала, что ей ответят. Мегуми больше хотелось, чтобы образ ее Предначертанного сейчас с концами развеялся — она не хотела видеть его частью этого кошмара. Она не хотела видеть его причиной своих кошмаров. Тщетно. Предначертанный все еще стоял перед глазами, совсем не собираясь покидать ни эту проклятую комнату, ни сознание Мегуми. — Потому что захотел, — только и ответил он, не отрывая взгляда от газеты. Мегуми окатила новая волна дрожи. — Кто вы?.. — Твоя Душа. Глупые вопросы закончились? Вопрос для Мегуми, безусловно, риторический. Но ему сейчас явно на это плевать. Ему плевать, что перед глазами Мегуми сейчас вырос сам дьявол. Нет, он всегда был с ней, всегда был ее Частью. Просто она, слепая наивная идиотка, не замечала. Все верила в сказки. Сказки, которые жили в ней с детства. — Мама… Мама… — тихо в исступлении бездумно позвала Мегуми и тут же осеклась. Внутри все сжалось. Нет. Сейчас ей никто не поможет. Мама, папа остались где-то там — им не было места в ее личной сказке. Ей уже не вернуться домой. — Они… Они же живы? В ответ — разрывающее перепонки молчание. Нет-нет-нет. Мама, папа — они живы. Это она проклята. Она-она-она. Только она. Мегуми затравленно уставилась на Предначертанного. Теперь он смотрел на нее изучающе, выжидающее. Словно впервые видел. Словно пытался понять, почему он вообще позволял себе находиться в одном помещении с Этим. С этим разбитым истерзанным убожеством. Со своей Предначертанной. — Все, что тебе нужно знать, я уже сказал. Не переходи эту черту. Будешь вести себя хорошо, с тобой все будет хорошо. Я наказываю лишь за тупость и неповиновение. Второе обычно вытекает из первого. — Мама… Папа… — снова жалобно протянула Мегуми, утыкаясь лицом в пол. Внезапно газету в раздражении смяли. Отложили на стол. — Сейчас ты должна думать не об этом. Забудь их. Мегуми ничего не ответила. Забыть? Мегуми очень хотела бы забыть сегодняшнюю ночь. Забыть, что сейчас она лежит нагая разбитая на осколках собственной выдуманной сказки. Смешно — это все до безумия смешно. Мегуми и правда хотелось рассмеяться. Наверное, ей стало бы легче. Наверное… Мегуми больше ни в чем не могла быть уверена. Разве что… Своих родителей она больше не увидит. Кроме Него она никогда никого больше не увидит. Слезы снова потекли по лицу. Может… Может, оно и к лучшему? Если ему нужна только она, если она навсегда останется с ним, то родители… Родители будут живы. Доживут свое без их девочки Мегуми. Они сильные, они смогут. Сильные… В отличие от Мегуми. Мегуми всхлипнула. Закрыла лицо руками. Скрипнул стул, послышались легкие шаги. — Приведи себя в порядок. Поешь и ложись спать. Дверь снаружи захлопнулась.***
— Отвратительный цвет лица. Отвратительно пахнешь. Скажи, тебе так сложно выполнять то, что я прошу? Мегуми помотала головой. Она даже подумать не могла, что он выйдет из себя почти сразу, стоило ей только предстать перед ним в низком поклоне. Сейчас Мегуми была близка к тому, чтобы просто от страха упасть в обморок, но мертвая болезненная хватка на ее подбородке не давала ни отпрянуть, ни отвести взгляд, ни обессиленно свалиться на пол. Он держал ее в своих тисках так, будто собирался оторвать ей челюсть. Мегуми почему-то была уверена: Он мог. — Вы… Вы ничего не говорили, — лишь пролепетала она. Ничего не говорили: первые два дня после «переезда» и совместной ночи Он так ни разу и не заглянул к Мегуми — будто совсем позабыл о ней. А Мегуми ждала. Мегуми сутками бездвижно сидела на кровати, обняв себя руками, и ждала. Служанка трижды заходила с подносами с едой, но Мегуми даже не подумала к ним притронуться. Мегуми ни о чем не думала. Страшно. Ей было страшно думать. Мегуми сидела, поджав колени к груди, и все отказывалась верить в происходящее. Но саднящая боль внизу живота, укусы на шее, горящие полосы на бедрах вновь и вновь напоминали о пережитом живом кошмаре. Мегуми не хотела верить, что все это может повториться снова. Нет. Он не может так с ней поступить. Не мог. Но поступил. Он сделал больно, унизил, растоптал. Разрушил, все разрушил. Мегуми жмурилась, ее снова трясло. Особенно сейчас, стоя перед Предначертанным, смотря прямо в горящие глаза. — Два дня назад я говорил тебе привести себя в порядок. Так в чем проблема? В чем проблема съесть то, что тебе принесли? В чем проблема лечь спать, когда тебя попросили? Он говорил с ней, даже не думая повышать голос, но с каждым произнесенным им словом внутри Мегуми все переворачивалось. Он зол. Очень зол. — Я… Я не смогла. — Значит, даже это слишком сложно для тебя: поддерживать свое тело в рабочем состоянии? Ты даже с этим не способна справиться? — хватка на подбородке стала жестче. Из покрасневших глаз Мегуми брызнули слезы. Больно. Ей было очень больно. — Простите меня… Простите… Я могу… Могу… Все, что пожелаете, я могу. — Ты ничего не можешь. Хватит. Твой страх перебивает твой запах. В синих глазах Мегуми мелькнуло непонимание. Запах? Что он имел в виду? От нее правда плохо пахло? Да, от нее плохо пахло. Ужасно. До рези в глазах. По крайней мере, Ему так казалось. Мегуми резко оттолкнули от себя с такой силой, что она не удержалась и упала на пол. Сжалась, зажмурилась. Сейчас… Сейчас с ней снова Это произойдет. Он снова возьмет ее на холодном полу, а затем так же как ни в чем ни бывало оставит. — Пожалуйста, пожалуйста, не надо… Я пойду помоюсь, я пойду… — лепетала она что-то бессвязное, боясь поднять глаза. Боясь снова потонуть в кровавом мареве. — Ты никуда не пойдешь, — прогремело у Мегуми над головой. Действительно, куда ее сейчас отпустят? Поздно: она уже его разозлила, снова чем-то вывела из себя. Значит, сейчас кошмар снова повторится: сейчас ее снова поломают, снова надругаются. Мегуми считала секунды, минуты. Ничего не происходило. Время будто замерло. Мегуми вздрогнула, почувствовав на своей макушке мягкое касание. Она словно по немому приказу распахнула глаза. Он склонился перед ней, намотал светлую густую прядь волос себе на палец, слабо потянул на себя. Его глаза не горели алым, Мегуми снова притягивали глубокие черные омуты. Глаза, в которые она когда-то была влюблена до беспамятства. Мегуми выдохнула — холодные пальцы смахнули ее невысохшие слезы. Успокоиться — сейчас она должна успокоиться. Он не сделает ей больно. Не сейчас. На этот раз Мегуми поняла своего Предначертанного верно. И все же тело задрожало мелкой дрожью, стоило ему обхватить ее серое лицо руками. — Ты не должна меня бояться, — мягкий тон звучал до ужаса фальшиво, но Мегуми было все равно. Мегуми хотелось зацепиться хотя бы за эту очевидную сладкую ложь, уцепиться за слабо вспыхнувшую надежду — Он больше не даст ей повода бояться. — Ты должна знать свое место. Разве Предначертанные не понимают друг друга с полуслова? Насмешка. Она впервые ловила в его голосе неприкрытую насмешку. Но смеялся он будто бы совсем не над ней — на нее ему сейчас было глубоко плевать. Он смеялся над ее сказкой, над ее мечтами, над ее чувствами — над Их нерушимой чертовой связью. Мегуми не было за это обидно. — Поешь и приведи себя в порядок. Сегодня я приду к тебе. Мегуми дернулась. Он позволил ей отползти от себя. Все мольбы, протесты застыли в горле. Хорошо. Она должна вести себя хорошо. Иначе… Иначе в его глазах снова разверзнется Ад. Мегуми не хотелось думать, что с ней будет, если это снова произойдет. Мегуми все еще не хотелось Его бояться. Если она будет его слушаться, Он не сделает ей больно. Раньше у них все было хорошо; если она будет вести себя хорошо, все будет как раньше. Она должна уверовать в это. Больше в этом проклятом доме, в этой проклятой жизни ей цепляться было не за что.***
Она сделала все, как он велел. Поела, помылась, оделась. Даже успела перед сборами уснуть на полчаса. Хорошая девочка. Мегуми надеялась: за это с ней сегодня точно-точно будут нежными. Как раньше, как когда-то в Их совместной прошлой жизни. Мегуми нервно крутилась перед зеркалом, укладывая волосы в традиционную прическу. Ему должно понравиться. Ее Предначертанный любил одаривать ее самыми разными украшениями — Мегуми любила придумывать себе самые разные укладки. Даже сейчас ей хотелось его удивить, порадовать. Ей совсем не хотелось его злить, она должна была сделать все, чтобы он и не подумал больше измываться над ней. По крайней мере сегодня. Закончив приготовления, Мегуми посмотрела на себя в зеркало. Прекрасная. Если не считать болезненного цвета лица и покрасневших глаз. Мегуми так и не смогла с этим что-либо сделать. Ее серое лицо не хотело лгать, не хотело оживать даже под искусным макияжем. Он пришел вечером, как и обещал. Мегуми хотела было подорваться с места, поклониться, но вошедший Предначертанный одним лишь взглядом приказал замереть на месте. Сам он подошел к зеркалу. Только сейчас она заметила в его руках ножницы с бритвой и средних размеров коробку. Сердце тревожно заколотилось. Зачем? Зачем это?.. — Подойди, — между тем снова приказал он, и Мегуми не мешкая повиновалась. Подошла к зеркалу со столом. — Сядь, — указал он на стул. Мегуми села. И тут же спиной почувствовала леденящий холод — он склонился у самой ее шеи. — Мне никогда не нравились твои волосы. Отвратительные. От них нужно было избавиться еще раньше. Мегуми приоткрыла было рот, но в тот же момент сжала губы — ее резко дернули за волосы. Заколки звонко посыпались на пол. Из покрасневших глаз снова потекли слезы — больно. Мегуми вцепилась руками в стол, боясь сорваться, закричать. Он совсем не был аккуратен: заколки выдирались вместе с клоками волос. Мегуми не успела прийти в себя, как тут же послышался легкий щелчок ножниц — на пол снова упали светлые пряди. Много светлых прядей. Мегуми перестала дышать. Прошла минута, вторая, третья. Мегуми смотрела на собственное преображение и не могла сдержать немого крика — нет-нет-нет, это не она!.. Налысо обстриженная, с впалыми красными глазами, с серым тупым кукольным лицом. На Мегуми смотрела совсем не Мегуми. Проклятая забитая Предначертанная. Может, оно и к лучшему? Это совсем не она, не она, не она. Это все происходит не с ней. С кем-то другим. То, Что она сейчас видит в зеркале — совсем не она. Это к лучшему. — С этого дня будешь носить это, — Мегуми вручили копну черных волос. Она едва не выронила ее из рук. Неверяще взглянула на Него. — Давно хотел набить тобой подушку, — между тем безразлично бросил он, опуская взгляд на ворох светлых волос под ногами. — Не трогай, их придут заберут. Мегуми и не собиралась. Мегуми казалось, если она сейчас коснется их, то точно сорвется. Налетит на него, накричит. Всего за неделю он успел лишить ее всего: любви, сказки, чести, гордости. Неужели он за это не поплатится? Почему за все сейчас платить должна только она? Чем заслужила? — Что-то не нравится? — Нравится. Все нравится, — Мегуми потупила взгляд. Над головой мгновенно сгустились тучи. — Не люблю, когда люди думают, будто я могу повестись на их ложь. Сердце Мегуми пропустило удар. На нее снова посмотрели тяжелым, не предвещающим ничего хорошего взглядом. — Простите… Я не могу пока привыкнуть к… К новому виду. Простите. Мегуми ничего не ответили. Лишь хлопнули дверью, оставив ее наедине с новой собой. С блеклой уродливой выцветшей версией самой себя. Мегуми подняла с пола заколки с клоками волос — не нужно. Теперь все это не нужно. Мегуми сжала в руке заколку с острыми зубчиками до крови. Надела парик с накладкой. Так и не смогла снова посмотреть на себя в зеркало. Она и так знала: изменилась. Вернее, ее изменили. Сама же она уже давно ничего не меняла в своей жизни. И не будет. Мегуми поплелась в сторону постели. Ощущения от парика были непривычные — на нее будто надели шерстяную шапку. Неприятно. Но Мегуми знала: и с этим ей придется смириться. А куда она денется? Мегуми оставалось лишь надеяться, что волосы — это единственное, что Он хотел в ней поменять и с чем ей все-таки пришлось проститься. Мегуми было страшно думать, что Он еще мог сделать с ее телом. Он мог сделать с ней что угодно. С этим тоже нужно было смириться. «Нужно было». Как же просто это звучит. Смириться с ролью поломанной куклы, смириться, что для своего Предначертанного ты никто и ничто — так, развлечение на вечер. Чем больше Мегуми об этом думала, тем отчетливей она понимала: невозможно смириться с тем, что твоя судьба в лапах монстра. Невозможно просто взять и подарить себя монстру, дать ему вылепить из тебя непонятное безмолвное нечто. Но Мегуми должна была принять это. Мегуми ведь не хотела умирать? Мегуми очень хотела повернуть время вспять — вернуться в свою сказку, полную обмана, лжи, фальши. Ее благоверный играл с ней с первого дня их знакомства, не так ли? Он совсем не любил ее, нет. Он держал ее подле себя лишь потому, что она Его Предначертанная. В первые дни знакомства с ним ей не рвали волосы, ее не брали насильно. Ей давали все, чего бы она ни пожелала. Мегуми хотела бы вернуться в это время. Плевать, что все это была игра. От своей судьбы, от своего Предначертанного она все равно никуда бы не делась. Мегуми хотела бы всю жизнь прожить в неведении, прожить, не зная боли, страха. Не видя этих кроваво-алых глаз — ходячего проклятия. Мегуми не знала, почему он сам решился сбросить маски, почему решился ее мучить. Она совсем перестала понимать его. А оттого не знала, что ей делать дальше. Она не понимала, как и чем угодить ему, чтобы он больше никогда не приходил к ней зверем. Чтобы он снова стал ей Человеком, снова усыпил ее своей игрой. Сейчас он играл Монстра. Вернее, был собой. Мегуми понимала: с Монстром жить она не сможет. Окончательно сломается, помутится в рассудке. Если уже не помутилась. В эту ночь Мегуми особенно плохо спала — накладка с волосами больно давила на виски. Но снимать ее Мегуми и не думала. Нельзя. Чем скорее она примет новую себя, тем лучше. Тем лучше будет для него. Он оценит ее смиренность, он оценит… И больше не сделает больно.***
— Надень это. Мегуми покосилась на новое цветочное кимоно, которое уже лежало на ее постели. Раньше она радовалась любому подарку, которым одаривал ее Предначертанный, но сейчас она даже не смогла выдавить из себя и благодарной улыбки. Накладка из черных волос снова сбилась немного набок и неприятно сдавила виски — Мегуми могла думать только об этом и никак не об очередной обновке. Он, кажется, это понял. И не придал этому совершенно никакого значения. Мегуми хорошая девочка: выполнит минута в минуту любой Его приказ. Постарается, по крайней мере. — Жду тебя в библиотеке. Мегуми кивнула. Ее в то же мгновение оставили одну — готовиться. Каждая некогда томительно-желанная встреча со своим Предначертанным теперь превращалась для Мегуми в настоящую пытку. Они все так же ходили на фестивали, концерты, представления — все так же жили светской полной красок жизнью. Вот только жизнь Мегуми с каждым днем меркла все сильнее. Прошла еще неделя ее новой жизни — совсем не приторно-сладкой, совсем не сказочной. Мегуми не могла не вздрагивать, когда Он касался ее, притягивал к себе — даже среди людей, даже во время танцев. В Мегуми билась паника. Мимо нее мелькало множество лиц — самых разных: знакомых, незнакомых — всё размытых. В такие моменты Мегуми как никогда чувствовала себя одиноко, обреченно: ей никто не поможет, ее никто не спасет. Ее Дьявол всегда рядом — держит за руку, прижимает за талию, говорит что-то дежурное, отвлеченное. А Мегуми все казалось, что в любой момент он возьмет ее: сейчас-сейчас-сейчас. Он мог взять ее даже в партере театра у всех на виду — если бы захотел. Мегуми ждала, что когда-нибудь и это с ней произойдет — его ничто не остановит, с ней он перейдет все грани. Когда-нибудь. Когда она разозлит его особенно сильно. Мегуми могла примириться с жизнью с Монстром, но не могла примириться с самой собой. Ее тело, разум не могли привыкнуть к постоянным страхам, не могли привыкнуть к новой жизни. К жизни, которая Мегуми больше совсем не принадлежала. Теперь она полноценно стала его Частью — все принадлежало ему, он въелся в каждую ее клеточку. Неизлечимая болезнь, настоящее проклятие. Теперь Мегуми понимала: родственные души — никакой не дар. Проклятие — ни меньше, ни больше. С этим примириться было особенно сложно. Мегуми старалась все меньше думать о родителях, о маме. Слишком больно. Мегуми все еще боялась сорваться. Все еще боялась зацепиться надеждой за давно забытые сказки из детства, за рассказы мамы о том, какое это счастье — встретить свою родственную душу. Сейчас Мегуми при подобных редких воспоминаниях пробивало на нервные смешки — совсем не на слезы. Знала бы маленькая Мегуми, какую себе беду сама накликала, днем и ночью мечтая встретить своего Предначертанного. Сейчас Мегуми мечтала только об одном: чтобы ей больше не делали больно. Прошло две недели после их последней «близости», а внизу все еще неприятно саднило. Полосы на бедрах, шрам на правом боку все не собирались заживать, чем бы она себя там ни мазала. Бесполезно — эти шрамы останутся с ней навсегда. Как напоминание, что с ней могут сделать «за тупость и неповиновение». Мегуми не особо охотно надела новое кимоно. Ткань была слишком плотной, нечем дышать. Сегодня с утра пораньше как назло уже стояла жара, духота. Мегуми надеялась, что сегодня она будет нужна ему совсем ненадолго. Мегуми надеялась вернуться к себе до обеда. Возможно, они с ним просто «почитают». Он все еще любил читать при ней про себя. Наверное, то была одна из немногих вещей, что осталась неизменной. Его привычкой — держать подле себя на поводке свою хорошую девочку. Мегуми не ошиблась. Он действительно ждал ее с книгой — на этот раз с последним изданным ботаническим справочником. Мегуми поклонилась, встала у изголовья его кресла. Невольно выдохнула. Душно. Здесь тоже было чертовски душно. Она пока спускалась вниз, успела взмокнуть. Мегуми метнула мельком взгляд на настенные часы. Три часа. Нужно дождаться трех часов — он ее отпустит. Мегуми не знала, почему была так в этом уверена. Не знала, потому и просчиталась. Прошло два, три, четыре часа, а Он все читал-читал-читал. А Мегуми все слушала-слушала-слушала беспокойный стук собственного сердца. И мельком посматривала на часы, прикрывала глаза, считала секунды. Скоро отпустит, он скоро ее отпустит. Наверное. В какой-то момент Мегуми стало казаться, он ее никогда не отпустит. Не отпустит, по крайней мере, пока не закончит. В справочнике Мегуми высмотрела как минимум тысячу страниц. Прошло еще два часа. Для ее Предначертанного время будто остановилось. Для Мегуми же… Если бы у нее над душой не сидел клыкастый страшный монстр, она бы не задумываясь стянула с себя это чертово кимоно. Надела бы легкую летнюю юкату, задышала бы наконец полной грудью. Но не сейчас. Сейчас она должна была смирно стоять подле своего хозяина, вслушиваться в каждое его редкое слово, если он начинал зачитывать что-то вслух. Мегуми заставляла себя не отвлекаться как могла. Надеялась, что хотя бы к вечеру он ее отпустит. Все закончилось только вечером. Мегуми совсем не чувствовала ног. Зато чувствовала, как тело уже давно успело расплавиться под плотными слоями ткани. Мегуми было дурно. Мегуми только и ждала, когда он жестом наконец освободит ее. Мегуми дождалась. На ватных ногах двинулась к себе. Все тело плыло в поту и горело в усталости. Немного. До комнаты осталось дойти совсем немного. Мегуми было до колик смешно, но комната, ее собственная комната, где ее взяли насильно в первый раз, где за один вечер порушилась вся ее жизнь, все еще оставалась для нее островком защиты. Здесь она могла побыть одна. Здесь она могла подумать о себе. Здесь она могла хоть немного отвлечься от мысли, что выхода нет. Мегуми выпустила себя из кокона одежд и тут же упала на кровать. Тело гудело. Мегуми не знала, хватит ли у нее сил добраться до ванной, но засыпать потной-грязной ей совсем не хотелось. Девушка прикрыла глаза. В комнате было так же душно, как и утром. Нечем дышать. Мегуми резко распахнула глаза от жесткой хватки на шее. Теперь Мегуми точно задыхалась. Смотрела в алые глаза и задыхалась. — Разве я тебе разрешал снимать его? Мегуми цеплялась ослабевшими пальцами за его руки, пытаясь оттолкнуть от себя, отстранить — бесполезно. Ее Предначертанный пустым взглядом наблюдал за тем, как она задыхалась, и не собирался делать абсолютно ничего. Только смотреть — смотреть, как с каждой секундой ее потуги освободиться становились все слабее и слабее. Какое же жалкое убожество. Внезапно он сам отпустил Мегуми — та тут же схватилась за горло, шумно задышала. Мегуми не сразу пришла в себя: от нехватки кислорода теперь мутилось в глазах, не было сил даже подняться с постели — чтобы упасть в извинениях на колени. — Простите… Простите… — хрипела Мегуми, все еще держась за покрасневшую шею. — Я… Мне… Мне было жарко… Простите… — Жарко? — он лишь вздернул бровь. Черные глаза вновь блеснули алым, зрачки сузились. — Хорошо. Вставай. Мегуми повиновалась. Она даже не подумала прикрыться — сейчас она совсем не об этом должна была думать. Наказание — сейчас она получит свое наказание. Мегуми, опустив голову, покорно последовала за Предначертанным — без слов, без слез, без криков, без вопросов. Хорошая девочка и так сегодня страшно оступилась. Мегуми думала, они завернут в его покои, и он останется на ночь с ней — снова раздерет ей тело и душу за глупое неповиновение. Нет. Они все шли-шли-шли по бесконечным коридорам заговоренной крепости. Мегуми быстро потеряла счет времени и еще быстрее снова почувствовала тупую боль в ногах. Она больше не может. Не может, не может, не может. — Проходи, — раздалось где-то над головой. Мегуми едва не уткнулась носом в крепкую спину — он резко остановился у одной из дверей. Мегуми прошла в комнату. Она была совершенно пуста: ни мебели, ни прочего убранства. В глаза лишь вдарил теплый приглушенный свет. Мегуми оглянулась: Он стоял позади нее. Мегуми только сейчас потянула руки к груди, желая прикрыться. Холодно. Кожа уже успела покрыться мурашками. — Опусти руки. Мегуми опустила. — Ты ведь уже поняла, кто я. Меньше всего Мегуми сейчас ожидала услышать от него именно этот вопрос — Мой Предначертанный, — все же после заминки натянуто благоговейно прошептала Мегуми. — Правильный ответ, — он подошел ближе. Заглянул прямо в испуганные синие глаза. — Но не тот, который я хочу услышать от тебя прямо сейчас. Мегуми пробила дрожь. Не от холода. От страха. — Вы… не человек. «Монстр. Дьявол. Зло». Монстр прошел в центр комнаты. Мегуми осталась стоять на месте. Она и не заметила, как рядом с монстром появилось широкое, богато украшенное кресло, больше напоминавшее трон. Монстр опустился в него. Жестом подозвал к себе Мегуми. Та не заставила его ждать. — Стой и молчи, — лишь сказал он, не одарив Мегуми и взглядом. Внутри девушки на мгновение проснулось облегчение: Он не тронет ее. Она всего лишь ночь простоит подле него немой обнаженной послушной — хорошо. Это Мегуми было по силам. Главное не думать об усталости, главное не смыкать глаз. Мегуми будет хорошей девочкой — такое наказание она вынести сможет. Сможет… Мегуми не знала, откуда в ней все еще билось столько уверенности. От Предначертанного передавалось, наверное. Мегуми стояла, считала секунды. Нужно подождать всего ночь, всего ночь… Сбилась Мегуми только тогда, когда единственная дверь в комнату отворилась. Девушка тут же дернулась — прикрыться, нужно прикрыться — но тут же замерла под пристальным алым взглядом. «Стой и молчи», — снова пронеслось в голове. Мегуми поджала губы. Она выстоит, она выстоит. Вот оно — наказание. Сквозняк. Из-за открытой двери по комнате прошелся настоящий сквозняк. Мегуми невольно поежилась, опустила взгляд. Соски от холода затвердели, все тело дрожало в мурашках. Сейчас Мегуми не отказалась бы от того кимоно — сейчас Мегуми не отказалась бы от любого куска одежды. Мегуми застыла на месте, как в дверном проеме показался… Горшок. Самый обычный горшок. Мегуми покосилась на Предначертанного и тут же отвела взгляд. — Говори, — пустым тоном бросил он. Мегуми приоткрыла рот — что именно он сейчас хотел от нее услышать? Он хотел, чтобы она подобрала горшок, принесла ему? «Стой и молчи», — снова набатом зазвенело в голове. Мегуми совсем потерялась: молчать или все-таки что-то сказать? Молчать или… Мысли Мегуми разбились о противный скрежет — из горшка выползло нечто. Нечто большое, уродливое. Монстроподобное. Мегуми перестала дышать. Нечто даже не обратило на нее внимания — сразу же извилось дугой перед ее Предначертанным. Мегуми едва подавила в себе рвотный позыв и желание скорее броситься прочь. «Стой и молчи» — она повторяла как мантру. Это все ее больное воображение, этого монстра не существует. Ее Предначертанный просто изощренен в наказаниях — что-то сделал с ее сознанием, что-то подмешал ей еще за завтраком в еду. Другого объяснения здесь и быть не могло. Мегуми не была глупой дурочкой: рыбоподобных монстров в горшках не существовало в природе — только в ее голове, все в больной голове. — Господин, я закончил с поисками, задание завершено, успешно завершено, — между тем благоговейно заголосило нечто, снова вырывая Мегуми из реальности. Мегуми была уверена, что ее Предначертанный этого даже не слышит, не замечает — это чудовище ведь только ее галлюцинация, верно? Ошиблась. Мегуми ошиблась. Ее Предначертанный тоже помешался. — Мне нужны подробности, — ответил он. У Мегуми заскреблось под ребрами. Девушка крепче сжала ноги: а что, если этот монстр все же реален? Что, если она действительно стоит всего в паре метров от кровожадного страшного чудовища, который с минуты на минуту утащит ее за собой в горшок? Может, это и будет ее наказанием?.. Мегуми слабо мотнула головой. Нет-нет-нет. Этого не может быть. В этой комнате может быть только один Монстр. Мегуми даже не пыталась вникать, вслушиваться в то, что говорило это рыбье нечто с маленькими страшными трясущимися ручками, проросшими у него на голове. Не было смысла вслушиваться в живой бред собственного сознания. Лишь когда нечто затянулось с хлюпом обратно в горшок, Мегуми перевела робкий взгляд на Предначертанного. Он тоже видел эту игру воображения, он с ней разговаривал, он о чем-то ее расспрашивал. Для него это рыбье нечто сейчас было реальней самой Мегуми. Девушку передернуло. В леденящем воздухе теперь стоял спертый рыбный запах. Мерзость. Горшок тем временем исчез, будто его и вовсе в этой комнате не было. Мегуми выдохнула. Бред развеялся с новым дуновением воздуха. Мегуми криво улыбнулась. Не прошло и часа — ее рассудок снова начал плыть. В проеме двери показалась новая страшная голова. На этот раз нечто было более человекоподобно: с руками, ногами. Без горшка. Мегуми сморгнула — ей снова захотелось невольно прикрыться. Мегуми сдержалась. Ее новый плод воображения был похож на молодого остроухого невысокого человека, лицо которого было усеяно крестообразными шрамами. На этот раз на нее обратили внимание: Мегуми поймала на себе мимолетный вопросительный взгляд. Кровь невольно прилила к щекам — стыдно. Даже перед монстрами из ее фантазий ей все еще было стыдно. Она все еще стояла перед ними абсолютно нагая, подрагивающая, запуганная. С давящей на голову колючей накладкой из черных густых волос. Нет, она не могла не помутиться рассудком. Остроухий монстр упал на колени, начал лепетать что-то нечленораздельное. Мегуми расслышала в этом сбивчивом словесном потоке лишь глубоко виноватое: «простите, Господин, этого больше не повторится, больше не повторится, Господин, больше не-». Внезапно раздался хлопок. Что это? Откуда? — Мегуми не сразу поняла. Мегуми не поняла, куда в мгновение ока делась верхняя часть туловища у остроухого монстра. Не поняла, почему резко стало сыро, почему в нос вдарил едкий запах крови. «Стой и молчи». Молчи… Молчи!.. Молчи! С нагого тела Мегуми медленно стекала чужая кровь, шлепались об пол ошметки чужого тела. Мегуми молчала. Стояла и молчала. Завороженно безумно смотрела, как плод ее больного воображения уже прикручивал обратно себе голову, собирал себя буквально по частям. Мегуми не могла оторваться от этого кровавого зрелища. Она сошла с ума. Точно-точно сошла с ума. Мегуми опустила взгляд. И тут же внутри все оборвалось. Нет, она не сумасшедшая. Не сумасшедшая, нет. По лицу, по ключицам, по ложбинке грудей, по животу и ниже все так же стекала липкая кровь вперемешку с какой-то слизью, а под ногами все так же лежали еще не остывшие куски чужих внутренностей. Мегуми моргнула, снова поймав на себе взгляд монстра. Живой взгляд. Взгляд реального монстра. Мегуми схватилась за рот руками. Не сдержалась — ее вытошнило прямо себе под ноги, на кровавое месиво. Мегуми не знала, сколько ее так рвало, выворачивало наизнанку — а ее все не замечали. Пока она пыталась прийти в себя, на доклад к ее Предначертанному заползло еще как минимум две твари. Или три, или четыре — Мегуми уже не разбирала. Перед глазами все давно плыло. От вида каждого нового монстра ее начинало рвать, выворачивать еще сильнее. А Предначертанный продолжал ее игнорировать. Будто она здесь была чем-то вроде недостающей мебели. Обблеванной поломанной мебели. Мегуми не знала, когда это все прекратится. И прекратится ли. Прекратилось. Все прекратилось только тогда, когда Мегуми почувствовала, как мягкая рука коснулась макушки ее заляпанной слизью головы. Мегуми не дрогнула. Мегуми стояла и молчала. — Молодец, — он погладил ее, как послушную собаку. Он будто бы и правда был доволен: наконец-то научил свою зверушку первым, самым важным командам — стоять и молчать. — Тебе нужно помочь. Мегуми невольно мотнула головой. Нет. Если сейчас он ее коснется… Если-если-если — нет, если он захочет, он возьмет свое. Прямо здесь, прямо сейчас. Любое сопротивление глупо, бесполезно. У хорошей девочки — у грязной поломанной мебели — нет права голоса, нет права выбора. Он размазал уже засохшую кровь Мегуми по щеке. А затем подхватил ее безвольное тело на руки. Даже не поморщился. Понес в ванную комнату. Молча усадил Мегуми в ванную. Включил теплую воду, взял губку. И мягкими движениями начал стирать кровавые следы прошедшей ночи. А Мегуми сидела и молчала. Совсем не замечала, как он растирал ее тело до красноты, попутно втирая в кожу благовония, от которых неприятно щекотало нос и резало глаза. Мегуми этого всего не замечала. Мегуми была совсем не здесь. Не с ним. Он будто этого тоже совсем не замечал, занятый лишь ее телом. Мегуми даже не дернулась, когда почувствовала горячий язык на своей груди; не вскрикнула, когда ей до крови прокусили сосок. Мегуми сидела и молчала. Хорошая послушная девочка. Мегуми всхлипнула, очнулась лишь тогда, когда ее завернули в ее ночную легкую юкату. Тепло, наконец-то тепло. Наконец-то спать. — Спи, — послышалось тихое где-то над ухом. И Мегуми заснула. Заснула в объятиях своего личного монстра.***
Мегуми проспала целые сутки. По крайней мере, так сказала служанка, зайдя к ней с завтраком. Мегуми не сразу вспомнила события прошлой ночи, а когда вспомнила, ее вытошнило прямо на поднос с едой. Это все был не сон, не сон. Монстры-монстры-монстры, ее тело в их крови, внутренностях — все это не было плодом больного воображения. Все это было ее новой больной реальностью. Мегуми все бы отдала, чтобы из нее сбежать. Вчера она была хорошей послушной девочкой: за это вчера ей даже помогли умыться, донесли до кровати. Ее даже… не взяли насильно этой ночью. Мегуми молодец, заслужила его внимание, одобрение, благосклонность. Мегуми должна была этому радоваться — она хорошая послушная девочка. Была хорошей послушной девочкой. Сейчас Мегуми уже не понимала, что она такое. Может, она тоже Монстр? Может, она тоже Нечто? Она — Часть самого настоящего Дьявола, она — часть самого настоящего ада. Мегуми тихо сползла на пол, осела рядом со столиком, запачканным ее же рвотой. Мегуми закрыла лицо руками. Плакать не было сил. Мегуми уже нечем было плакать. Она не могла, больше не могла. Не могла жить в этой гребаной сказке. Сказке, где у хорошей девочки не будет счастливого конца, какой бы послушной она ни была. Потому что она никакая не хорошая девочка — так, кукла. Пустая, поломанная попользованная кукла. Это ее роль, это ее предназначение. Мегуми не глупая — это за прошедшую ночь она успела понять. Она — проклятая пустая кукла, ублажающая редкий взгляд своего Хозяина — своего Предначертанного-Господина-Монстра-Дьявола. У Него было слишком много имен — Мегуми придется запомнить каждое. Придется, если она останется провести с ним вечность. Мегуми останется ведь?.. Мегуми стянула с себя парик, провела рукой по чистой голой голове — непривычно. Ей все еще было непривычно. Мегуми все еще не принимала новую себя, новую свою жизнь. Мегуми никогда это не примет, как бы ни старалась. Она слишком слаба для этого. Она слишком слаба для такой жизни с Предначертанным — слаба для такого Предначертанного. Мегуми опустила взгляд на свое тело — уродливое тело. Все в синяках, ссадинах, укусах — даже с мазями оно не успевало заживать. Ее Предначертанный не щадил ее даже в близости. И никогда не пощадит. Плечи Мегуми мелко затряслись. Она знала: сегодня он тоже придет. Сегодня он тоже отведет ее в ту самую комнату. Сегодня ее реальный кошмар повторится — продолжится. Мегуми не могла это допустить. Мегуми больше не могла. Девушка на негнущихся ногах подошла к зеркалу. Широко улыбнулась. Осунувшееся лицо с подтеками принадлежало совсем не ей — Мегуми снова не узнавала себя. Теперь даже не пыталась узнать. Душа Мегуми давно умерла — осталось упокоиться только телу. Хорошая послушная девочка Мегуми сейчас думала-мечтала только об этом. Мегуми опустила взгляд на разложенные аккуратно заколки. Раньше она любила делать себе самые разные прически. Раньше она любила свои волосы. Мегуми снова взглянула на пустое отражение — на наголо выбритую девушку — мертвую куклу. Рука сама потянулась к канзаши — первому подарку своего Предначертанного. Он подарил ее на второй день их знакомства. Мегуми помнила — все еще помнила то, что сейчас очень хотела бы забыть. Мегуми хотела забыться. Девушка сжала в руках острую шпильку, снова отрешенно взглянула в зеркало. Не удержалась — рассмеялась. Наверное, он с самой первой встречи хотел переделать ее: переодеть, обрить, изменить, растоптать, разломать. Сделать своей. А глупая Мегуми повелась. Повелась на мамины сказки о Предначертанных. Глупая-глупая Мегуми. Теперь за это она в вечность не расплатится. Вечность… Нет, Мегуми этого не вынесет. Мегуми должна это остановить — сделать хоть что-нибудь, чтобы это прекратилось. Хотя бы на миг прекратилось. Мегуми подносит заколку к сердцу и не чувствует ничего: там пусто. Ее сердце давно было вырвано, принадлежало монстру — она сама его вырвала, подарила ему. Мегуми ли теперь жаловаться на свою судьбу? Кому ей жаловаться? Мегуми стягивает юкату, сжимает заколку крепче. Мама бы ее сейчас осудила, пристыдила. Мама была так счастлива, когда отдавала ее в жены богатейшему столичному Господину. И Мегуми тоже была счастлива. Когда-то. Не здесь. Не с Ним. Мегуми не вскрикивает, когда тело пронзает острая боль в районе сердца. Мегуми стоит и молчит — Мегуми запомнила приказ-команду. Кровь снова струится по коже — только теперь ее собственная. Мегуми смотрит на свое размытое, кроваво-грязное отражение в зеркале — все еще ничего не чувствует. Ни боли, ни свободы. Она еще не умерла. Нужно подождать еще чуть-чуть. По комнате прокатывается вздох. Тело с заколкой в груди падает на пол. Синие глаза наконец закатываются. Свобода. Нужно подождать еще немного. Подождать-подождать-подождать. Сознание Мегуми расплывается вместе с болью в области сердца. Она больше совсем не чувствует тело — недобитое кукольное тело. Теперь оно Мегуми точно не принадлежит — никому не принадлежит. Свободна, наконец-то свободна. Мегуми закрывает глаза. Тихо. Наконец-то ей тихо. И совсем-совсем не страшно. Связь с Предначертанным больше не вяжет глотку, Мегуми больше не задыхается. Мегуми больше не дышит. Ее сказка так и не успела закончиться по всем канонам — оборвалась. «Помнишь, ты говорила, что не оставишь меня», — бездыханное девичье тело безвольно скрючивается. «Помнишь?» — из горла вырывается надрывный вскрик. «Помнишь, я говорил, что не люблю, когда люди мне лгут», — белое девичье лицо искажается в уродливой судороге. Мертвые глаза распахиваются. Он здесь. Он рядом. Пришел наказать за неповиновение, ложь и тупость — воздать за все сразу. Девичье тело смотрит на него тупо, неверяще. Он не мог забрать ее с того света, не мог!.. Тело снова заходится в ломке и криках — мог, мог, мог. Девичье тело резко выдыхает — из груди вырывают заколку. И тут же вонзают обратно. Глубоко — застревает глубоко в небьющемся сердце. — Вставай, — и Мегуми встает. Не по своей воле — по зову голоса, что растекается теперь в каждой клеточке ее трупного тела. Ее нового тела. Новой Мегуми. — Я буду жить вечно. Значит ты — тоже. Мегуми смотрит на своего Господина, на Предначертанного — чувствует, как тело охватывает необъяснимое благоговение. Безумие. Мегуми падает на колени. В пустом сознании просыпается и тут же умирает лишь одна мысль: Она подарит Ему проклятую вечность — как обещала. Она умрет только вместе с Ним, только за Него. Иного Предначертанной не дано. Мегуми вскрикивает, когда ее Господин, ее Хозяин, ее Предначертанный заходит к ней со спины, склоняется над ней сзади. Принюхивается. Снова, резким движением разводит Мегуми ноги. Вспышки боли нисколько не отрезвляют — сознание Мегуми плывет, окрашивается в алый. Снова грубые толчки, снова рези во всех внутренностях. Будто у Мегуми проткнуто не только сердце — каждая клетка. Мегуми давится спертым воздухом, когда чувствует хватку на шее. Мегуми задирает голову — снова смотрит в алые глаза монстра. Наконец-то видит там собственное отражение — тоже уродливое, тоже монстроподобное. — Смотри на меня, — Мегуми не слышит хруст собственных позвонков, Мегуми снова и снова растворяется в рваных толчках, разрывающих мертвое нутро. Ее Хозяин скоро закончит с ней, скоро-скоро-скоро. Скоро наказание закончится. Ее отпустят, ее отпустят. Добьют — и отпустят. Мегуми чувствует, как внутри рвутся органы, как в кожу, в мясо бедер впиваются клыки, когти — Хозяин уже на пределе. Чуть-чуть, осталось совсем чуть-чуть. Внутри Мегуми все замирает в ожидании. Секунда, две, три — свобода. Мегуми снова чувствует свободу. Мегуми летит. И в следующую же секунду падает. Катится. Голова Мегуми катится в ноги к своему же истерзанному телу, взгляд Мегуми мертвеет: она тупо смотрит на окровавленную шею с торчащими позвонками и тут же ловит на себе безразличный взгляд Господина. Он уходит, оставляет ее. Мегуми кричит ему вслед что-то неясное, умоляет. Умоляет приставить ей голову обратно. Хлопает дверь — Господин ее сейчас совсем не хочет слышать. Мегуми Господина очень-очень разочаровала: сама должна понимать. Мегуми подкатывается к телу ближе — утыкается в окровавленное, неестественно вывернутое бедро. Слезы безостановочно текут по пустому лицу, мертвые глаза вспыхивают кроваво-алым, зрачки сужаются, мертвое тело покрывается испариной. Мегуми начинает биться в настоящей адовой агонии. Мегуми кажется, она сейчас вот-вот утонет, захлебнется в луже собственной крови — Мегуми снова и снова зовет своего Господина, Предначертанного, Хозяина — зовет Монстра. Чтобы он наконец остановил, прекратил эту страшную пытку. Сжалился над глупой нехорошей девочкой Мегуми. Но Господин все не приходит — Мегуми, воя уже совсем по-звериному, остается давиться лишь пустыми надеждами. Господин обязательно вернется — вернется, когда Мегуми покончит с регенерацией. У новорожденных демонов она шла особенно тяжело, долго. Господин подождет. Он ждал Мегуми целую тысячу лет — и сейчас подождет. Совсем немного. И для Мегуми все начнется сначала. Для Них все начнется сначала.***
Мудзан Кибуцуджи был доволен. Доволен своим подарком судьбы. Совершенно обыкновенная женщина, ожидаемо, оказалась лишь глупым бесхребетным убожеством — Мудзан Кибуцуджи ничего другого и не ждал. Мудзану Кибуцуджи не составило труда за считанные месяцы привязать ее к себе, перекроить, подавить, сломать, обратить — сделать из нее хоть что-то, что не раздражало бы демоническое нутро и демонический глаз. Его Предначертанная была слишком жалка и убога — никогда не смогла бы подстроиться под него сама. Пришлось помочь, пришлось немного поработать. Результат того стоил. Безвольная безропотная кукла — идеальное творение. Благодаря их связи, благодаря его крови она подчинялась ему беспрекословно и абсолютно: тело, душа, сердце — все. Все слушалось его, все принадлежало ему. Наконец-то. Наконец-то Мудзан Кибуцуджи ощущал себя полноценным, свободным — совершенным. Теперь он мог делать со своей Предначертанной что пожелает — больше не сдерживаться. На бледном лице Мудзана Кибуцуджи то и дело проскальзывала тень раздражения, стоило ему вновь вспомнить, как он обхаживал эту ничтожную женщину, как присматривался, изучал, ловил каждое ее слово, каждый взгляд, каждый жест, каждый вздох. Он потратил на это слишком много времени. Вечное существо, Мудзан Кибуцуджи, все еще ценил время и не любил тратить его впустую — тратить на ничтожных, самых обыкновенных людей. Его Предначертанная совсем не заслуживала его особенного внимания. Жаль, Мудзан Кибуцуджи понял это не сразу — только спустя месяц. Прародитель демонов, сильнейшее существо привык осторожничать: мало ли, что еще могли выкинуть эти проклятые божки. Может, его нареченная действительно хранила в себе что-то особенное? Нет. Ожидания Мудзана Кибуцуджи не оправдались ни через неделю, ни через месяц близости с Предначертанной. Она все еще была глупой наивной девчонкой, до последнего не подозревающей, в чьи руки попала. Мудзан Кибуцуджи был доволен собой. Он обрел для себя нечто новое, бесценное — и ничего не потерял. Удача. Обыграть богов — настоящая удача. Рядом с Ней впервые за долгое время Мудзану Кибуцуджи хорошо, спокойно, тихо. Стихийное бедствие усмиряется. На этот раз не временно. Мудзан Кибуцуджи вдыхает ее запах, вкушает ее плоть, кровь снова и снова — благо, регенерация Предначертанной теперь позволяет наслаждаться ею не один раз на дню — сколько и когда пожелает. Еще пару месяцев назад Мудзан Кибуцуджи не мог об этом и помыслить, довольствуясь лишь редкими «нежными» ночами, короткими визитами и совместными выходами в свет. Мудзан Кибуцуджи долго не мог насладиться своей Предначертанной сполна. Теперь — может. Теперь он может не отпускать ее от себя ни на шаг, ни на миг. Мудзан Кибуцуджи обрел наконец свое «долго и счастливо». Боги этого от него ждали, верно? Мегуми, его Предначертанная, этого ждала? Мудзан Кибуцуджи дал своей Предначертанной второй шанс, дважды подарил новую жизнь — не солгал, выполнил все обещания, оправдал все ожидания. Мудзан Кибуцуджи по праву был доволен собой. Сказки, люди, боги — врут. Мудзан же Кибуцуджи — нет.