Путеводитель по Тейвату: у страха глаза велики

Мутная пелена застилает глаза и не даёт разглядеть округу. Ладони нащупывают странную обожженную шерсть с, кажется, чём-то припекшимся. Взгляд фокусируется на… руке? Оторванной руке… когда то принадлежавшей магу. Глаза округляются и крик застревает в горле. Темные сапфиры чужого взгляда напротив недовольно оглядывают мальчишку. Хриплый голос разрезает спертый воздух. - Ешь Голова сама поворачивается в разные стороны, отчаянно пытаясь высказать недовольство ситуацией. Чужая нога топает по разбитым каменным плитам пола. - Ешь! Глаза темнеют, сливаясь с округой, как женщина продолжает. - Нам стоило таких трудов найти тебе что-то поесть и сейчас ты носом вертишь?! Скирк поднимается с места и направляется в противоположную сторону. - Значит ты сдохнешь здесь. Вокруг куча тварей точащих на тебя зуб. Обожженое мясо, едва ли это можно назвать им, выпадает из рук. Хочется закричать от бессилия, от усталости, но слух прорезает чужой вопль. Голос смутно знакомый звучит так отчаянно и жалостливо в то же время. Через секунду собственные веки распахиваются и невидяще пялятся в потолок палатки. Вокруг едва ли можно что-то разглядеть. Крупные капли воды оттачивают марш на крыше временного убежища. Через мгновение молния рассекает небо пополам. Тяжелый удар грома едва поспевает за ней и норовит раздаться по всей округе. Спросонья тело чуть дёргается от резких колебаний звуков вокруг. Глаза постепенно привыкают к темноте и начинают осматривать окружение. Темные синие глаза цепляются за источник странного звука. Путешественница сидит на своём спальном месте повернувшись спиной. Пальцы подрагивают, кажется, она пытается обнять себя и успокоить. Тело немного раскачивается из стороны в сторону. Чайльд в любопытстве двигается ближе, выдыхая в чужое плечо, спрашивает: - Неужели всемогущая путешественница боится грозы? Люмин молчит. Резкий всхлип выдаёт её с головой. Она все также упрямо пялится в стену палатки, но больше не раскачивается. - Замолчи, ты этого не видел. Парень вопросительно хмыкает. Шестеренки в голове отчаянно пытаются вывести мысль. - Не видел того, что ты тоже человек? Я конечно не самый хороший из людей, но и не последний мерзавец. Люмин хватает воздух ртом в попытке не издавать лишних звуков. Палатка на секунду освещается яркой вспышкой света и девушка со вскриком дёргается. На мгновение становится виден фиолетовый шрам во всю спину, проходящий сверху вниз. Громовое дерево, которое могло быть оставлено на коже человека только одним путём… Широкие руки ложатся поперёк тела, аккуратно прижимая к себе. - Тс-с, спокойно. - Отпусти,- девушка принимает слабую попытку вывертеться из хватки, но быстро обмякает в объятиях. Неожиданных, но очень нужных. - Расскажешь кому-нибудь и ты труп. Тарталья ничего не отвечает. Размеренно вздымающаяся грудь позади задаёт ритм чужому дыханию и позволяет выровнять его. Яркий свет вновь освещает временное пристанище на каких-то пару мгновений. Чайльду хватает этого времени для того, чтобы улечься на спину и потащить Люмин за собой. Широкая ладонь ложиться на пшеничную макушку и мягко поглаживает её. Поведение путешественницы напомнило ему те моменты, когда Тоня приходила к нему во время грозы. (Только она не отталкивала его руками и не кричала просьбу отпустить в перемешку с оскорблениями.) Заплаканная, с тканевым мишкой в руке, сшитым их мамой. Аякса никогда не пугала гроза и он был не против поддержать сестренку в такой момент. Только после того, как он пропал из дома на 3 дня, приходить она к нему перестала. В коридоре стал чаще слышаться скрип двери соседней комнаты Антона. После его исчезновения вся семья пыталась поддержать иллюзию того, будто всё осталось как прежде, но от его глаз не скрывались их интонации и переглядки. Аякс никогда их не винил, желал лишь вернуть кусочек того детства назад. Гроза и гром уступили место звучному пению дождя. Одной из прелестей ночевки в палатке является то, что слышать ты будешь каждый шорох и дуновение ветра. Чайльд пододвигает одеяло второй рукой, натаскивая его поверх плечей Люмин. - Успокоилась? - Д-да… Тишина между ними не была неприятной, напротив, мягкой, в какой хотелось утонуть. Чужие объятия согревали как самая горячая тепловая бутыль на пике Драконьего хребта. Та самая, которую ты не рассчитывал найти в полупустом рюкзаке, но на которую так надеялся. - Думаю ты слышал о моих делах в Инадзуме. Чайльд пустым взглядом пилит навес ткани. Конечно, всю организацию Фатуи поставили на уши после таких известий. Убийство известной предвестницы и предательство шестого члена организации. Новости несколько остудили пыл, заставляя задуматься о собственной судьбе. Неужели он закончит также? Встреча с путешественницей по случаю его собственного дня рождения из-за того и прошла намного более мирно чем обычно. Соревнования было решено оставить на потом, уступив место разговорам и опробованию местных блюд, так заботливо приготовленных мамой Чайльда. - Слышал. - Когда мне довелось в первый раз встретится с Сёгун Райден… Девушка делает паузы, будто стыдиться рассказывать о чём-то. - Она невероятно сильна и со всей этой силой спустила с небес молнию. Тарталья моргает и взгляд обретает чуть больше осмысленности. Молнию? - Молния пронзила меня насквозь, на спине остался шрам и тело страшно ломило ещё пару недель. Девушка делает вдох и замирает. Ну конечно, молния. Электро архонтка решила щедро наградить путешественницу шрамом в своем стиле, расходящимися пурпурными ветвями в стороны по всей спине. - Меня до сих пор ломит от вспышек в грозу, стыдно признать. - Все мы чего-то боимся, я даже рад, что решилась рассказать. - Но если ты кому-то расскажешь, то знай что я— - Снова приехали,- Тарталья вздыхает и палатку вновь озаряет свет. Девушка моментально прижимается к широкой груди и закрывает уши руками. Дышит тихо-тихо. Перчатки отбрасываются в сторону, и теплые ладони по родному прижимают тело к себе, защищая от природных невзгод. Люмин слабо всхлипывает и отворачивается. Бешеное биение сердца успокаивается со временем, дождь сходит на нет. Девушка остаётся лежать в чужих объятиях. Сон украдкой туманит разум. - Ты мне что-то подложил в еду, да? Так спокойно… Тарталья выдыхает в пустоту. - Разве что свою любовь Признание тонет в темноте ночи и мирном посапывании путешественницы.