Джульетта? Рапунцель, мудак!

— За мою пиздатую задницу! Тэхен громко хохочет, но пьяно кивает пару раз, принимая тост такого же пьяного Чимина, они стукаются жестянками и пьют на брудершафт, проливают холодное пиво и синхронно хихикают. — Моя не хуже, — он фокусирует взгляд на лице друга, слизывает с губ остатки алкоголя. — Сто пудов, — Чимин обхватывает его лицо ладонями, сжимает, от чего губы Тэхена смешно вытягиваются, и он хихикает снова, прежде чем поддаться вперед, прижимаясь к ним поцелуем. Тэхену много не нужно, он запускает свободную руку в рыжие волосы Чимина, не позволяет отстраниться, углубляет сухой поцелуй, проникая в чужой рот языком, добавляет слюны, чтоб скользило легче, пошло вылизывает его небо, чувствуя, как алкоголь еще сильнее туманит мозг. Чимин стонет от восторга, повторяет действия Тэхена, позволяет кусать свои пухлые губы и в отместку прикусывает его язык. Тэхен отстраняется, когда по подбородку начинает течь слюна, пьяно смотрит другу в глаза и снова коротко целует, облизывает губы, улыбаясь. Они смотрят пару секунд друг другу в глаза и прыскают, резко отстраняясь, словно и не было ничего. — За нас п-пиздатых! — Тэхен заикается и громко икает, они чокаются, крикнув любимое «дзынь», и откидываются на диван, у которого пару часов приземлились. — Хочу ебаться, — грустно оповещает Чимин, обнимая бутылку из-под соджу. Опустошённая жестянка была откинута в кучу таких же пустых, но к его сожалению алкоголя и в этой бутылке тоже не оказалось. Парень сонно шмыгнул, прижимаясь к стеклу щекой. Тэхен покачал головой и попытался встать. Получилось. С третьего раза. Он пнул ногой коробку от пиццы и, чуть не завалившись на диван, стянул с него покрывало, заботливо кинул на друга и, шатаясь, вышел на балкон. Чимин пил много, но косило его так же неожиданно, как и его неожиданно удивляющее умение поглощать алкоголь. Маленький, смахивающий на подростка он хлебал соджу за пятерых, оставаясь при этом трезвым, но вырубало его моментально, и в какой момент это может произойти просчитать было нереально. Тэхен вдохнул полной грудью морозный воздух, поежился, плескавшийся в крови алкоголь не давал моментально замерзнуть. Конец декабря. Впереди рождественские каникулы, а за спиной удачно сданная сессия, в честь которой и была устроена сегодняшняя пьянка. Во время экзаменов пить было категорически запрещено. Чимин долго отходил, Тэхену — просто было нельзя. Они подружились на одной из пьянок, устраиваемых старшекурсниками в приветствие перваков. Громкие, многолюдные, с реками алкоголя вписки заканчивались обычно или общим отравлением или чем-то, что обсуждалось на университетском форуме добрых пару месяцев. Чимин чуть не стал одной из тем, когда на спор решил показать весь профессионализм первогодок стриптизом на барной стойке. Тэхен успел вовремя, точнее помешал. Случайно. Ему не было дела до паянного пацана, кидающего свою одежду в толпу, но тот мешал ему сделать заказ и был попросту скинут, рыжик не пострадал, пойманный каким-то выпускником, а потом прицепился, как банный лист, и вот уже три года они не расстаются. Тэхен не думал, что найдет родственную душу в этом шебутном студенте хореографического, но Чим стал первым, кто принял его со всеми загонами. Матерился много, иногда прописывал, но всегда пресекал очередные тэхеновские заскоки ироничным «и че, сдохнуть теперь?», сопровождаемым презрительно закатанными глазами. — Черт, — его ведет и приходится опереться локтями о балясины. Морозный ветер обжигает кожу и пробирается под легкую серую футболку, посылая по телу волну мурашек. Ночное небо затянуто тучами, посылая надежду на то, что к новому году хоть раз пойдет снег. Мокрый, таящий, не долетающий до земли, но снег. Когда начинаются снегопады, неважно больше ничего. Тэхену казалось, что никто так сильно не любит зиму так, как он. Посылающее большую часть времени вдохновение неожиданно возвращалось, трёхкратно возмещая свое отсутствие. Хотелось долго гулять, кутаясь в любимый полосатый шарф, и пить кофе в пустом парке. Люди любят комфорт, стараясь избегать того, что может стать неудобным, а снегопады, понижение температуры и следующая за ними резкое потепление и слякоть — раздражали. Тэхену нравились все этапы зимы. Наблюдать за кружащими снежинками, слушать, как тают сосульки: почему-то с крыши дома, в котором он обустроил мастерскую, их свисало особенно много. И сейчас хотелось одеться и уехать. В голове, как назло, мелькали размытые образы, желающие чтоб их воплотили, перенесли на холст, стать доступными не только пьяному парню. Но на улице ночь и гололед, а Тэхен пьян и готов уснуть прям на открытом продуваемом со всех сторон балконе. Громкий смех и раздраженное «блять», вырывает из собственных мыслей и затягивающего в свои сети сна. Тэхен промаргивается и подается вперед, опасно перевешиваясь через ограждение. Смотрит вниз. Хмурится. — Придурки, — выдает он, и его слышат. Двое изрядно выпивших парней в спортивной форме университета, в котором учится и Тэхен, синхронно задирают головы, а третий довольно резво подскакивает с земли и снова громко матерится, поскальзываясь на том самом месте во второй раз. Его успевают поймать, гремит басистое " Чонгук, блять!», а Чонгук лишь расплывается в блаженной улыбке и, поддерживаемый под руки друзьями, задирает голову. Тэхен вздрагивает — для упитого в хлам студента взгляд смутно знакомого старшекурсника слишком пронизывающий, парень чувствует, как покрывается мурашками спина, и уже не от мороза, который ощущается все сильнее. Он смотрит в ответ, грозясь вывалится из балкона: не умрет, но сломает себе что-то, второй этаж как-никак. Темноту рассеивают фонари и троицу видно слишком четко для черной зимней ночи. Чонгуку наплевать совершенно на все, его пьяный мозг интересует лишь этот ангел. Ангелов Чонгук никогда не видел, но то ли он столько выпил, то-ли так сильно шибанулся о лед головой — прекрасное создание не исчезало, лишь смотрело со смехом в ответ. — Джульетта спусти свои волосы! — громогласная просьба и где-то недалеко гавкает испуганная собака. Тэхена пробирает дикий смех, он давится им, но в удивление даже для себя так же громко отвечает. — Ищи себе Рапунцель, дебил, она тебе волосы и спустит, а я Джульетта! — Тэхен громко смеется, возвращаясь в теплую квартиру, где у дивана уснувший Чимин улыбается пьяно, видя не первый сон. Чонгук хмурится, пытаясь понять то, что его кажется отшили, а стоящие рядом друзья ржут с него вместо того, чтоб поддержать и помочь принять жестокий, как кажется пьяному мозгу отказ. — Нахуя мне Рапунцель? — наконец-то изрекает Чонгук, чешет затылок и в третий раз поскальзывается и, не удержанный друзьями, снова падает, во-второй раз прикладываясь головой о заледеневшую землю.