Сжечь дотла

В городе то и дело вспыхивают пожары, вырывающиеся из людей. Вот уже тридцать лет мужчины и женщины загораются, как спички, и норовят спалить всё к чертям, если пожарная служба особого назначения хоть немного задержится. Ходит легенда, что виновато во всём некое Общество благого начинания, что когда-то решилось на ритуал преображения, но вспышка оказалась такой сильной, что сгубила множество тысяч людей. Возможно, их «начинание» было воистину благим — неистовое ритуальное сожжение, способное преобразовать их в нечто большее, чем люди, но в результате удавалось им стать по большей части горсткой пепла. Лишь некоторые выжившие получили силу, способную подчинять огонь, и она распространялась не хуже пожара, возникая после в совершенно случайных людях. Гало Тимос никогда не вникал в эти исторические хроники, более увлечённый тушением тут и там возникающих пожаров. Когда-то давно его собственный дом сгорел из-за подобных оккультных штучек, и если бы Крэй Форсайт не вынес его из огня, то не полыхало бы у Гало сейчас в груди желание помочь всем и каждому не потерять то, что дорого, в безумном огне. Стремление его было столь сильным, что даже не имея реального опыта он вступил в пожарную службу особого назначения, которую курировало само Бюро Умолчания, которое основал Форсайт. Этот человек не просто стал для Гало героем, но и продолжал дарить ему вдохновение самим фактом своего существования. Пламенное сердце давало силы разливать по округе воду и рассыпать лёд, спасая множество невинных жизней, и Гало сиял ярче тысячи солнц, чувствуя себя самым-самым. Тимос как никогда хотел потушить разрушающий всё огонь, ещё не зная поучительных историй и даже не догадываясь, что самому рано или поздно тоже придётся сгореть. Общество так или иначе существовало и по сей день, совершая диверсионные поджоги, уж слишком касающиеся мирных жителей. Работы у пожарной службы было немеряно, как и у Бюро, сотрудники которого приезжали на места, если возникали подозрения, что к делу причастны Вечные — те, кто уже не боялся огня и мог смело шагать в него, вместо шрамов получая жизненные силы. От них было больше всего проблем, их Бюро запирало в своих стенах и больше не выпускало, но не всех могло отловить. Когда Гало встречает сразу троих, в нём пылают праведный гнев и азарт от возможности сделать то, что не удалось ещё другим. И пусть он глуп и самонадеян, пусть его броню разбирают по кускам с каждой хитрой атакой, он не сдаётся и одерживает верх. Из угольно-чёрного треснувшего доспеха показывается светлое и совсем юное лицо, сбивающее с толку. Гало представлял себе вечных какими угодно, но не такими… Человечными что ли. Но мысль быстро вылетает из головы в пылу битвы, а позже — с исчезновением её источника. Всё, что остаётся от этого Вечного — повисшее звоном в ушах имя «Лио», которое Тимос совсем не намерен запоминать, и едва уловимый запах роз, утопающих в дыму. Возможно, осознание того, что опалённые искрами неземного пламени люди могут быть вполне обычными должно заворочаться у Гало в мозгу после инцидента в пиццерии, когда работники Бюро хватают совершенно безобидного до этого момента повара, готовившего самую вкусную и горячую пиццу во всём городе, но мысли в этой голове надолго не задерживаются. Тимосом движет всё тот же праведный гнев, вызванный чувством ужасной несправедливости, и именно он приводит его к необходимости остудиться. На этом озере вечные льды и, как сказали бы посвящённые, зависшее влияние Менискаты, что переглядывается с Мадругадой, чьи лучи бродят порой по берегу. Гало никто и никогда не рассказывал этих оккультных легенд, да он и не спрашивал, а просто приезжал сюда, чтобы остыть. Пожары нужно тушить не только в домах, но и в собственной голове, и только сердце не должно никогда гаснуть. Здесь всегда было тихо и спокойно, лёд отражал свет, рассеивая его в особо яркие дни радужными бликами. Глубина под ногами не ощущалась, ведь многие метры дна были достаточно прочной опорой даже для неудержимого в желании добуриться тудадо дна Гало. Идея была оставлена вместе с глубокой выемкой, в которую ушёл весь негатив. Айна, нашедшая запропастившегося Тимоса здесь, заметно успокаивается. Она тоже не знает всех этих легенд, но чувствует себя удивительно волшебно и спокойно, катаясь по прочному и блестящему льду. Блестят и глаза Гало, и он сам почти что пылает, даром что не тает под его ногами ледяная броня. В момент, когда искры в глазах Гало кажутся совершенно волшебными, он бросает её и срывается с места. К сожалению, их источник — вовсе не девушка, что хотела последовать за ним. Всполохи пламени в небе поразительно похожи на красочную комету, но в то же время совсем немного — на дракона, который поджигает всё в сказках, с которыми Гало хотя бы знаком. Сияние заводит его в пещеру, где люди в балахонах греются у костра, но не успевает он опустить руку с ледяным пистолетом, как мир чернеет и кренится, завершая день раньше времени. Позже, придя в себя, Гало увидит источник вспышки и неожиданно поймёт всё, что здесь произошло. Он увидит своими глазами, как предполагаемые Вечные вполне по-человечески трапезничают у огня и заботятся друг о друге. Он увидит, как уже встреченный им ранее Лио пытается развести огонь в угасающей девушке, раздувая его из уст в уста, но у него не получится, и она обратится в пепел. Это на самом деле жутко, и у Тимоса пробегает табун мурашек по всему телу. Он не знал, что сами горящие люди обращаются в пепел тоже, если их затушить. Это так… Жутко. Лио тратит немного времени, чтобы поделиться своими знаниями о мире с непроходимым тупицей, работающим на тех, кто истребляет его соратников, отвечая не только на заданные в порыве эмоций вопросы, но и освещая свои мысли по этому поводу: — Что мы ищем, всматриваясь в пламя? Мы обнаруживаем искомое, и оно произносит слова, что освящают перемены. Если разбирать что бы то ни было достаточно долго, рано или поздно получится огонь, и он привлечёт внимание Часов. Кузня ответила мне и другим, и разожгла в наших телах искру. Теперь мы отчаянно жаждем огненного тепла так сильно, что скоро начнём разводить костры даже во сне. Эта потребность стала столь же важной, как потребность в воде или пище. Если мы отходим от огня хоть на миг, нас тут же бросает в дрожь. Но мы никого не убиваем, всегда оставляя людям шанс спастись. Ты знаешь, что именно умалчивает Бюро со столь красноречивым названием? Они тушат огонь, и такие, как мы, обращаются в пепел в муках. Я не могу этого допустить. Как бы Гало ни надрывался и не вырывался, Лио больше ничего не говорит и уводит своих людей. Картина мира делает сальто и падает плашмя на пол пещеры, не в силах подняться. Тимос чувствует себя удивительно разбитым для человека, видевшего столько отчаянной доброты в чужих неестественного цвета глазах, и столько же боли и печали, тлеющих в тёмных зрачках. Возможно, начинания у Общества действительно были благими и остаются таковыми сейчас. Праведный гнев, распалённый непониманием, приводит Гало в Бюро умолчания на аудиенцию к Крэю, и в конце этой встречи картина мира делает сальто мортале, разлетаясь на сотни острейших осколков. Поначалу Форсайт рассказывает о том, что по каким-то причинам огненная активность всё растёт, и пламя это рвётся из центра Земли, а единственный способ туда попасть пролегает через потустороннее измерение, что зовётся Мансусом, и для открытия портала в него необходимы мощные ритуалы, без них — никак. А потом он показывает, как сгорают заживо люди, принесённые в жертву, и вокруг них витает Накал, что должен привлечь внимание Кузни Дней, что чтит боль и распахнёт для них стены дома без стен, куда Крэй сможет войти со своими избранными, чтобы всегда там быть. Это слова предательства, и у Тимоса внутри всё кипит, плавится и норовит вытечь отчаянными слезами, но он берёт себя в руки. Увы, чьи-то ещё руки тоже его берут и закрывают в тюрьме, из которой не выбраться без помощи потусторонних сил, с которыми Гало никогда не пытался ладить. Ему тошно смотреть и на сестру Айны, что знает все секреты этих стен, но покорно хранит молчание, и ещё более тошно смотреть в воспоминания, в которых Крэй ещё герой, а потом превращается в ужасного монстра, обугленные останки которого тлеют вместе с болью, проросшей сквозь сердце, что обливается кровью — горячей и полной отчаянного желания всем помочь, даже если он больше не знает, где находится правда. Настоящие мужчины, и уж тем более бравые пожарные, не сдаются так просто. Возможно, его легкомысленные молитвы чувствуют Часы, потому что камера трясётся и разрушается. Но когда становится видно источник происходящего, Гало некогда думать о том, откуда тот взялся. Лио выглядит прекрасно и жутко одновременно — огромный огненный дракон, желающий защитить близких, заливается пламенными слезами от бессильной злобы и душераздирающих мук. Гало может его понять теперь, но стрелка морального компаса неожиданно крутится в сторону воспоминаний о том, что Лио — вовсе не убийца. Сметая с пути всё, включая огненную оболочку Фотии, Тимос напоминает себе, что спасает вовсе не предателя Крэя, а самого Лио, которому от убийства станет только больнее. Донести эту простую мысль у Гало не получается вовсе, потому что дракон разъярён и сгорает как фитиль у пороховой бочки, что вот-вот рванёт. Айна, что тащит их подальше от эпицентра в начавшей плавиться коробке, выбрасывает их на то ледяное озеро. Лио горит столь сильно, что лёд обращается сразу в пар, взмывая вверх, и больше ничего не видно. Внизу древние развалины храма, где когда-то поклонялись Кузней Дней, и Гало уже видел это место в своём кошмарном путешествии к предательству, и все слова проигрываются в голове вновь, вонзаясь острыми ножами во всё ещё бьющееся сердце. «Обряд, ведущий к переменам, ведёт и к разрушению. Но великие перемены требуют поистине жестоких разрушений, » — обращается к ним неожиданно пламя, зажигающееся на факелах и постаментах. «Все мы изменяемся. Порой мы превращаемся в мертвое, порой — в нечто, что никогда не жило, порой — в нечто великолепное. А порой мы меняем самих себя», — продолжает оно, являя им яркие полуреальные сны, в которых Крэй убивает Вечных, вкладывая их в ритуальные круги. «Это обряд использует орудие силы, чтобы поджечь кровь: огонь — прореха в коже мира. Помощник не заканчивает ритуал живым.» Форсайт всегда говорил, что огонь — прореха в коже мира, и её надо тушить, и люди в видениях действительно гасли, только Форсайт становился всё злее. Айна тоже видит эти сны наяву, подобравшись ближе, и понимает вдруг, какую роль играет её сестра, и ей тоже становится мучительно больно. Если и была истина в девизе Бюро Умолчания, что предостерегал о вреде культов, то заключалась она именно в этом. Пламя догорает, оставляя после себя пепел и несколько предметов, понятных и неизведанных одновременно. Почему-то Гало мгновенно разбирается, что делать с обгоревшей ушной косточкой, хотя даже не догадывается, что именно её держит сейчас в руках. Лио же держит за хвост только свой экзистенциальный кризис, постепенно перерождающийся в осознание, что новый мир невредимым восстанет из пепла, а для этого нужно его сжечь. Он видел Плавильню в своих снах, и после слов огня в голове разгорается понимание, что она — и есть то самое ядро Земли, раскаляющееся от боли, которую испытывают рассыпанные по земле искры. Гало тоже понимает это внезапно, всё ещё не осознавая, но Лио видит в его глазах этот огонёк. Становится немного спокойнее. А потом мир охватывает огонь. Крики людей слышны отовсюду, а ритуальная площадка велика как никогда, и в центре её Крэй сам объят огнём и взывает к Часам, что хотели бы проигнорировать его зов, но не могут, когда вокруг витает такой Накал. Вечные сгорают заживо, и этот огонь в отличие от домашнего очага убивает. Раздувая его из мехов, Крэй пытается сжечь и как всегда несущегося в самое пекло Гало, и ему бы всё удалось, не встань на пути Лио — его огонь мягок и деликатен, он укутывает Тимоса и защищает от разрушительного пламени, но сам Фотия пропадает в руках безумца, который понимает, что одного Имени хватит, чтобы осуществить задуманное. Форсайт без труда заковывает Лио в цепи из невозможных в обычном мире металлов, подвешивая над жерлом. Так горячо и больно, что Лио всё же кричит, и плавильня толкает огонь из всех жерл и разломов разом, в то время как затухают люди-искры. Гало трудно пробиться сквозь дым и огонь, хоть он и самый лучший на свете пожарный, способный справиться с любым пламенем. Ему помогают соратники, максимально расчистив путь. Сердце в груди надрывается, резонируя с болью Лио, а слабый, но всё ещё мягкий огонь крепко зажат в руке. Первый удар той странной косточкой обрушивается на Крэя, все последующие — на цепи, что нещадно жгут руки. Изо рта Лио вырывается тонкая струйка дыма, а тело его чернеет, обнажая угольные кости. Фотия дрожит от холода, обугленная кровь холодеет, и его покидают силы вместе с былыми шрамами — тело его потухает. Только в груди, как в клетке, бессмысленно трепыхается крупица света. Гало Тимос, лучший на свете пожарный и самый понимающий всё немыслимое человек прижимается к чужим губам, раздувая в груди пожар, и нажимает над самым сердцем, что не должно вот так прекращать биться, делая всё, что может, чтобы спасти чужую жизнь. Ресницы Лио мелко дрожат, когда он пытается открыть глаза, и к коже возвращаются гладкость и цвет, он выглядит родившимся из пепла заново и едва заметно улыбается. Гало спас ему жизнь, вернув огонь с лихвой. Фотия ощущает не жар, выламывающий всё его естество, будто он горит за все земные грехи разом, а уютное тепло, идущее от человека, чья душа горячее любого пекла. Они оба слышат, но больше просто понимают желание Кузни сжечь мир дотла, чтобы он мог обновиться. Как когда-то давно люди сжигали поля, чтобы почва вновь стала плодородной, как отправляли в печь одно, чтобы получить другое, и как сама Кузня Дней разрушила свой любимый Час, дав жизнь другим. Лио собирает всех Вечных, кто смог уцелеть в волне огня разрушительного, и вместе с ними разводит тот, что окутывает всё теплом. Постепенно исчезают былые очертания мира, проявляя новые, и Плавильня двигается с места, чтобы расположиться где-то ещё. Искры, разлетевшиеся когда-то от неосторожных деяний, что звали людей разносить пожары, перерождаются в простые воспоминания, оставляя после себя ностальгическое тепло. На пепелище скоро взойдут цветы. Злодеи окажутся за добротной решёткой, а не в Мансусе, как хотели, и мир продолжит существование. Гало не терпится отстроить всё заново, он заряжен энергией перерождения как никто другой, и кажется, что даже с уходом искр огонь ему не навредит — он похож на мраморное изваяние, неразрушимый и несущий в себе силу формы, и сердце его всегда будет пылать. Переполненный энтузиазмом он конечно же просит Лио присоединиться к нему, получая в ответ робкую улыбку и блеск в нечеловечески красивых глазах. Может быть, Фотия всё ещё не простил всех причастных к страданиям того самого Общества, но теперь у него есть вера в то, что некоторые люди просто хотят помогать другим вне зависимости от того, на чьей они стороне. Лио больше не хочет выбирать никакие стороны и наконец-то не чувствует холод, сопровождавший его даже в пламени. Ему, как и Гало, просто тепло.