и на выдохе забывай

в лужах расплываются лепестки сакуры — следы ливня, возможного только в иназуме. хейзо смотрит на лепестки как на созвездия, но, в отличие от астрологов, не видит в них ничего полезного. но дождь в иназуме — к скорби. по крайней мере, хейзо её чувствует острее в такую погоду; и хотя его страна не снимает траурной вуали никогда, а с артериями земли поступает просто — росчерком клинка по запястьям, — под дождём скорбь танцует ярче и искусней всего. хейзо прячется от ливня под навесом хаджиме. кузнец больше не задаёт вопросов. он привыкает к присутствию хейзо так же быстро, как под ливнем остывает железо. он прерывает работу, чтобы дождь её не испортил, и решает пересмотреть запасы руды. хейзо выглядывает из-за спины — приходится встать на цыпочки, но и то роста сиканоину не достаёт. — надеешься, что тут что-то пропало? — добродушно ворчит хаджиме. хейзо хихикает и жмётся к его спине — сила, скрываемая под тканью рабочей рубахи, будоражит что-то внутри, электрическое, похожее на ожоги от горяченного пара. хаджиме замирает, но прикосновение не мешает ему работать. как-то незримо они договорились это не обсуждать. хейзо в людях очень ценит две вещи: наличие внутреннего свечения, ещё лучше, когда оно тонкими лучами пронизывает чьё-либо ремесло, и сообразительность. у хаджиме и того, и другого достаточно, чтобы вызывать интерес, чтобы сиканоин приходил в кузницу за свидетельствами, слухами, помощью куда чаще, чем это необходимо. хейзо себе не врёт — никогда, иначе какой из него детектив, если он не раскусит обман, о котором знает, — и думает — да, это похоже на влюблённость. и хаджиме, наверное, в этих смешливых прикосновениях, долгих взглядах и разговорах, плетущихся вроде вокруг дела, а вроде и вокруг самого кузнеца, тоже всё видит. и не говорит ни о чём, потому что сказать — раскалённым железом случайно коснуться чужого сердца; сиканоин может за себя постоять, разумеется, и он сильный мальчик, живущий в эпоху, каждый день которой измотан сильной бурей, — но это не мешает ему иногда быть хрупким. а хаджиме из тех, кто чинит вещи, но не разбивает их. а хейзо никаких ответов и не ждёт, ему приятнее быть рядом со своим мягким тёплым чувством — обязательно безответным, чем накидывать на запястье человека петлю красной нити, что свяжет их по пути в пропасть; хейзо — вдох перед криком, полная грудь предгрозового озона, электричество, растворённое в кислороде, — и отсутствие выдоха, забытье с выпущенными словами, молчание после бури, в котором не скрывается ничего, кроме тишины. ему достаточно просто переждать дождь с кем-то, потом он уйдёт, ничего с собой не забирая, оставаясь лёгким теплом на плече и мокрым следом на щеке — растворятся за пару часов. после него ничего не будет — как и с ним, в общем-то. дождь над ним с хаджиме — тот, метафорический, под которым они прячутся, пока жизнь проходит мимо и делает вид, что её не волнует, что её любимый мальчик не хочет быть любимым, — истончается, но всё ещё продолжается. поэтому хейзо говорит: — а я вообще-то хотел попросить твоей помощи. хаджиме разворачивается и смотрит с интересом: ну что там снова. всю помощь, которую кузнец оказывает, он объясняет тем, что хейзо не единожды его спасал — расследовал три кражи, преследование и странные звуки, — и вообще помогать тому, что делает что-то доброе для этого мира, — это долг каждого порядочного человека. а хаджиме из таких, из хороших. и дождей над собой такие не чувствуют. — попроси, — почти усмехается хаджиме. в этой улыбке — искры летних фейверков, которые видно из темноты тем, кто уходит от толпы в попытке уединиться с кем-то. хейзо на таких праздниках обычно занят, потому что под разноцветным небом совершаются удивительные, почти волшебные преступления. — мне нужны актёры. — опять? что на этот раз? — хаджиме явно подбирает слова для того, чтобы мягко отказать. — у меня отличная идея появилась для спектакля о том, как стоит себя вести, если ты услышал крик о помощи. это не совсем тот этап, который хейзо нравится, сиканоин вообще мечтает о том, чтобы о помощи просили лишь в невинных случаях — помоги с задачкой по математике, помоги достать книгу с высокой полки, помоги отвести чужеземца к нужному зданию. помоги: мне нравится проводить с тобой время — и хочется уйти сейчас же. и всё же если где-то в воздухе будет витать мысль, что здесь за всеми присматривает не только архонт, грозная, великая, но при этом всё же далёкая, и не только духи и божки, которым она позволила остаться, а обычные люди — люди, которые могут кричать, ругаться и драться, — уровень преступлений может снизиться. по крайней мере, к этому не обратятся те робкие люди, которые просто очень запутались в жизни, а их страх силён настолько, что в чужой карман они залезают ужасно дрожащей рукой. их ещё можно спасти — пусть даже и усилением этого страха. — и что ты будешь рекомендовать? — хаджиме скрещивает руки на груди. он иногда участвует в представлениях сиканоина, которому нет-нет да удаётся выпросить у комиссии разрешение на проведение подобных мероприятий. правда, в последнее время кудзё-сама хмурит брови на его театральные просьбы всё чаще и напоминает, что вообще-то за культурную жизнь города отвечает другая комиссия, а хейзо стоит завязать деловые отношения с кланом камисато. у них куда больше влияния и возможностей для организации театральной жизни. ни с аякой, ни с аято хейзо не знаком лично: слишком уж высокие фигуры для него, слишком далёкая жизнь. пока он довольствуется тем, что есть, и не думает о будущем. — не проходить мимо, — вздыхает хейзо. — в последнее время замечаю, что часто нахожу свидетелей, которые слышали что-то подозрительное, даже очевидный крик о помощи — и просто прошли мимо, понимаешь? я не призываю никого влезать и рисковать собой, нет-нет, хотя это, может, спасло бы кому-то жизнь, но там совсем иная ситуация, я призываю просто обращаться к досинам или другим представителям власти. да хоть катерину дёрнут пусть, так или иначе за дело кто-то возьмётся быстрее, чем когда нас нехотя зовут расследовать уже обнаруженное преступление. хаджиме кивает. он мало общается с людьми вне своей работы — ограничен кузницей в противоположность свободному и путешествующему по местам преступлений хейзо — но и этого достаточно, чтобы понять, насколько люди боятся быть замешанными в чём-то опасном. только ли в иназуме так или другие регионы тоже очень внимательны к поведению своих жителей — загадка, которую им, островитянам, находящимся в заточении у бурных волн океана, который молниями и цунами напоминает, кому здесь на самом деле принадлежит жизнь, никогда не разгадать. хаджиме иногда знакомится с заморскими техниками, с осколками иноземных орудий, да иногда самураи в ожидании починки клинков рассказывают о том, что случается там, — правда ли, вымысел, — хаджиме слушает металл больше, чем чужие слова, — и иногда всё-таки на острове рито смотрит на торговые корабли больше, чем надо. в хаджиме есть крик о помощи, мимо которого он пройдёт. хейзо знает о тайном желании хаджиме вырваться — просто потому что жизнь его куда однообразнее, чем можно подумать, — и не привязывает к себе никакими признаниями. — ты предлагаешь мне кого-то сыграть? — хаджиме отмахивается от каких-то своих мечтаний. никуда он, конечно, не уедет, хотя теперь появилась возможность. его там никто не ждёт. но здесь — здесь хотя бы хейзо — вдох с ним в унисон — на выдохе расставание. сиканоин медлит с ответом, да и вообще в разговор тенью прокрадывается что-то неприятное, что делает сказанное таким тяжёлым, словно речь не об обычных днях, словно это не просто просьба, за которой не тянется ничего. — досина, может быть? ты сильный и надёжный, умеешь обращаться с оружием, ты точно хорошо впишешься. — льстишь. — ну нет! — хейзо поднимает руки в защитном жесте. — я думаю, если бы среди жителей города проводили опрос о знаменитых людях иназумы, которым они бы доверили тайну, ты был бы среди тех, кому многие бы доверились без раздумий. хаджиме в жителях иназумы разочаровывается. нельзя никому доверять, особенно мальчику, который делает катаны острее. — разве никто из досинов комиссии не согласится на эту роль? хейзо вздыхает. — ну, им всё это кажется глупым, ненастоящей работой. если бы кудзё-сама мне не помогала и не понимала, ради чего я это делаю, то никакого театра нам на улицах города. — и откуда у тебя столько любви к представлениям? хейзо пожимает плечами. — любое преступление — это придуманный кем-то сюжет, в который мне нужно внести свои изменения. раскрытие преступлений — всегда немного фантазирование, пусть и основанное на логике и интуиции, пока преступник не сознается, нельзя быть полностью уверенным в том, что ты восполнил его сюжет правильно. поэтому в моей голове уже столько сюжетов придумано, видимо, я привык распределять роли и воспроизводить ситуации, подсмотренные в жизни. хейзо умалчивает о том, что часто ловит себя на мысли, что всё происходящее кажется выступлением в театре, а настоящая жизнь где-то за сценой, но как прекратить играть и раскрыть загадки истинной жизни — неизвестно. — кто ещё согласился играть? — ты первый, к кому я пришёл. хаджиме усмехается. — то есть всё ещё под большим вопросом? ладно, я дам своё согласие просто потому, что ты мой друг, но обещай, что все, кто окажутся на сцене, в этот раз не будут там из-за шантажа или обмана. хейзо возмущённо открывает рот. — я никогда никого не шантажирую! — ну конечно. — просто использую разные ораторские приёмы, чтобы убедить людей. — лгунишка, — хаджиме щипает хейзо за нос. наверное, сиканоин мог бы увернуться, если бы хотел. но у хаджиме тёплые руки и редкое желание прикасаться к кому-то, было бы глупо не подставиться. — дождь закончился, — словно невзначай говорит хаджиме. “но пока не над нами”, — думает хейзо. — я вернусь со сценарием, — обещает он. хаджиме кивает, отворачивается, чтобы приготовить материалы для работы на улице, а, обернувшись, хейзо уже не видит. легче выдоха — растворяется в сыром воздухе, словно его и не было никогда. сиканоин нечасто привлекает к работе профессиональных актёров, потому что все его спектакли бесплатные, никто не получает денег за работу, да и если актёрам хотя бы обещают что-то — рычагов давления много, — то хейзо отдачу вообще не чувствует. если преступление не совершено, то и понять, почему так — от человеческой ли добропорядочности или от воспитания подобными спектаклями — невозможно. но это не значит, что совсем не стоит устраивать таких представлений. по крайней мере, уж точно в тот момент, когда люди смотрят на выступающих, они не совершают преступлений. но обещание, данное хаджиме, заставляет хейзо обратиться прежде всего именно к тем, кто связал свою жизнь с актёрским искусством. когда-то путешественник — хейзо чуть улыбается, вспоминая его, наверное, потому что и в него немножко влюблён тоже, в смешного, сообразительного и самоотверженного — одинокого ужасно — хейзо спал на его плече, и где-то ломались созвездия, — говорил о неком ксавье, снимающим в иназуме фильмы. путешественник сказал, что тот ему немножко должен, и, наверное, этой фразой подарил хейзо право забрать этот должок. ксавье находится быстро, не задаёт лишних вопросов, даёт адреса актёров, но выглядит очень виноватым, когда говорит, что не сможет помочь в уговаривании их выступить в импровизированном театре сиканоина. у них отношения складываются не очень, и это даёт хейзо возможность говорить актёрам, что они могут не сниматься в новом фильме ксавье, потому что они заняты в его постановках. когда хейзо приходит к кохару в “комори” — актрисе, которой важно понимать своих героинь, — он находит её с тремя подружками. это может очень помочь, если заманить на сцену их всех — как раз для всех ролей хватит. он приглядывается к их одеяниям — это не просто девушки, это представительницы клана камисато. они вряд ли занимают высокое положение, может быть, это даже не главная ветвь клана, может, они в нём лишь на ролях прислужниц, но узор на ткани всё равно показывает их связь с камисато. и от них веет скорбью. хейзо чуть высовывает кончик языка, касается им уголка губ — он заинтересован в происходящем. но спросить у незнакомок, не случилась ли в клане какая-то беда, — это самоубийство, а хейзо хочет умереть не от грозного взгляда людей, написавших странный сценарий иназумской иерархии. кохару замечает его взгляд — разговор завязывается тут же, и хейзо не надо никого уговаривать: актрисе самой интересно поучаствовать в этом. её подруги переглядываются и смущённо хихикают, а потом просятся тоже. должно быть, жизнь рядом с аристократами тоже бывает утомительной, они хватаются за любую возможность как-нибудь развлечься. что ж, пусть для них это будет всего лишь игрой, чтобы убить скуку, хейзо важно, чтобы люди поняли основную мысль истории. девочки подходят к своим ролям ответственно. пытаются ли выслужиться перед главой клана или правда дружба с актрисой подарила и им интерес к театру — хейзо это мало волнует. он никого не шантажировал, а просто шёл за зовом удачи. он хороший друг. немножко влюблённый, но это совсем ничего не значит. хейзо не присутствует на репетициях, потому что его просят рассмотреть дело о воровстве — оно заканчивается сначала очень смешно, а потом один из участников банды вдыхает с хейзо в унисон — и во встрече наедине плачет и признаётся в том, что их воровская шайка — лишь часть большой-большой организации. он показывает татуировку — хейзо безошибочно связывает этот символ с пятью другими делами, которые были среди давних нераскрытых. как боевое мастерство, как секреты ковки оружия, как тайны плетения ткани переходят от поколения к поколению, так и преступный мир оставляет своё наследие. сиканоин уходит в дело с головой — его не видят на работе две недели; сдавший всех воришка вешается в камере — хейзо ловит своё отражение и немного пугается — давно не было таких синяков под глазами; архонт смерти шлёт иназуме тысячи воздушных поцелуев — хейзо избегает драки и находит главаря среди третьестепенных кланов собственной комиссии. хейзо почти ничего не боится, но докладывать саре о том, что в очередной раз в комиссии завёлся предатель — может, потому и не были раскрыты дела, раз у преступного клана какой-никакой, но доступ к ним был, и легко было уничтожить какие-либо дела, — немного страшно, и не из-за самой сары, сколько из-за того, что не хочется причинять ей боль. сиканоин никогда не видел, как она плачет, но в какой-то момент ложь и предательство добьёт и её. сара слушает его доклад с каменным лицом, просматривает доказательства невидящим взглядом, но хейзо видит еле сдерживаемый гнев. архонт смерти — вороном на её плече, шёпотом в голове — “давай уничтожим их всех”. — это очень хорошая работа, — твёрдым голосом говорит она. — этот клан вообще вызывал подозрения ещё с тех пор, как мелькал в деле о клане каэдэхара, но никаких доказательств их причастности к чему-либо преступному не было. а тебе стоит отдохнуть. завтра ведь твоё мероприятие. сара опускает голову на скрещённые под подбородком пальцы. после завершения всех дел она проведёт некоторое время у статуи электро архонта — просто потому что единственное, что не даёт потерять голову и не поддаться желанию сжечь всё дотла, чтобы играть в восставшего феникса, — любовь к райден, спаянная с преданностью, не требующая ответа, любовь только для неё, для сары, которая может в ней раствориться и найти своё очищение. хейзо читает её настроение и понимает, что момент, когда она сорвётся, ещё не настал. он уважительно кланяется и уходит к себе. нервное пламя свечи — мягко танцующие тени на стенах. упоминание каэдэхары — такие же неровные тени воспоминаний. они с казухой знакомы, и в него так легко влюбиться — особенно потому, что он выбирает странствия, а не остаться с хейзо — а потом возвращается ударом клинка под лёгкие, чтобы сделать вдох — на выдохе рана затягивается. хейзо не скучает по нему, и, наверное, он вообще слишком устал, чтобы думать о ком-то. ему никто не снится. хейзо дописывает последний отчёт за час до представления. это очень смешно — только что описать преступный заговор, доказательства убийств, описать показания уже мёртвого свидетеля — а потом идти в ослепительно солнечный день немножко развлекать людей. потому что — у хейзо иллюзий нет — многие придут именно за развлечениями. иназума смешная — смеётся, подставив к шее нож, — вдруг от смеха дёрнется так, что клинок перережет горло. хейзо её любит за это. а в нынешнем заговоре даже сложно обвинять иназумскую иерархию: к удивлению сиканоина, не было у клана мотивов занять высокое положение в комиссии, напротив, они как будто хотели сохранить свою невысокую позицию, чтобы заниматься своими делами. редко когда мора оказывается привлекательнее власти, но там было что-то ещё — чёрное свечение, ремесло преступников, наследие, — что-то почти духовное в продолжении незаконных дел. но хейзо пока не теряет веры: если есть те, кто творит зло, то есть и те, кого надо сберечь от него и кто в этом поможет. вселенная так или иначе всё же стремится к какому-то балансу. так что сегодня именно эту мысль — что можно внести свой вклад в доброту — он и попытается донести на сцене. людей собирается больше, чем в прошлый раз. хейзо прислушивается: его упоминают чаще, чем “миленьких актрис”, а значит, большинство здесь всё-таки из-за сюжета и морали. история, которую они сегодня увидят, построена на банальном приёме противопоставления двух женщин, одна из которых поступила не так, как надо, и это привело к плохим последствиям, вторая же сделала нужное, и всё закончилось хорошо. обе героини слышат призыв о помощи, но первая скорее спешит домой, а вторая бежит к досину. первая наутро узнаёт о трагедии, случившейся с её сестрой, вторая же спасает незнакомку. хейзо хочет показать, что не столь важно, кто зовёт на помощь — но всегда есть вероятность потерять близкого. любой человек — чей-то близкий. даже хейзо, который предпочитает влюбляться безответно, — хороший коллега и близкий друг. хаджиме в роли досина смотрится замечательно. надёжность, умение выслушать и принять правильное решение, скромная мужественность — всё сошлось для того, чтобы изобразить того представителя закона, к которому правда хочется подойти. хейзо прекрасно знает, как обычные люди относятся к стражникам, но отношение в каких-то моментах нужно менять. можно сколько угодно не любить комиссию, но всё-таки стоит к ней обратиться, если ты стал свидетелем чьей-то беды, — вот что пытается донести постановка. хейзо смотрит больше на зрителей, чем на актёров, хотя хаджиме и притягивает взгляд. за сценой тоже трудятся актёры, изображающие, что случилось преступления: за жертву кричит кохару — она появляется на сцене в той версии, где её спасают, — и за преступника злые ругательства охотно рычит итто, которого легко было подкупить лестью, связанную с прошлой постановкой. итто славный — водит на самые смешные свидания, даже не подозревая, что это именно они. и всё же хейзо слушает больше то, что говорят, а не его рычание. ему приятно, что зрители осуждают героиню, которая поспешила запереться дома вместо того, чтобы позвать на помощь кого-то конкретного, а на следующий день скрыла от досинов, что она что-то слышала ночью. прислушиваясь, хейзо, стоящий в последнем ряду, замечает знакомый запах скорби, только он уже не от актрис, откуда-то из-за спины. и ещё — аура благородства и величия. хейзо взглядом ищет какую-нибудь отражающую поверхность впереди, чтобы убедиться, что его чувства не врут, но не успевают, потому что ему на ухо почти игриво шепчут: — добрый день, детектив. девочки на сцене позвали меня посмотреть, как всё пройдёт. хейзо не вздрагивает, чем, наверное, вызывает ещё больший интерес, но осторожно поворачивает голову и улыбается: — добрый день, камисато-сан. — чш-чш, только не привлекай внимание остальных зрителей. камисато аято улыбается мягко — во всех его движениях что-то лисье, словно он скрывает множество тайн одновременно. хейзо коротко кивает и отворачивается. теперь стало неуютно: очень хочется рассмотреть аято поближе, раз уж он оказался — впервые в жизни — так близко, можно прикоснуться — оставить невесомый след, который исчезнет через несколько мгновений, — распробовать его скорбь и понять её истоки, — но это было бы просто невежливо и привлекло бы ненужное внимание. а вот аято разглядывать хейзо никто не мешает — сиканоин чувствует изучающий взгляд на себе. конечно, камисато здесь появился не просто так и даже не из-за девушек, которые позвали его посмотреть, это даже не выступление на каком-то важном городском фестивале, так, по меркам аристократов, — забавы простолюдинов. ему что-то нужно от хейзо, скорее всего, его детективные способности, но что могло случиться такого в клане, что невозможно справиться своими силами? аято тоже известен и за ум, и за хитрость — та ещё лиса, не зря с яэ мико якшается, — наверняка практически все незаконные дела, связанные с кланом, решает сам, и, раз ничего о них неизвестно простым гражданам, довольно успешно. что-то случилось, и у хейзо пока мало информации, чтобы делать какие-то выводы, но быть втянутым в разборки внутри ещё одной комиссии ему очень не хочется: от своих-то интриг тошно, потому что это всё за пределами его понимания, вся эта власть, иерархия, политика — всё это пустое, а люди жизни свои готовы принести в жертву за это. надо бы как-то вывернуться из этой ситуации. камисато безупречно спокоен — манеры, чтоб их — и хейзо не может даже почувствовать, когда он делает вдох. представление заканчивается, актёры кланяются — кроме итто, чтобы с его бандой не связалась очередная ассоциация, мол, аратаки может сделать с девушкой ночью что-то трагичное, — хейзо чувствует обращённые на себя взгляды зрителей. рядом с собой. камисато не двигается, просто стоит, по-лисьи жмурясь и деловито улыбаясь, никак не объясняя своё присутствие здесь, хотя увидеть главу комиссии ясиро — сродни видению призрака. — я не хотел красть твою славу, — говорит аято почти не слышно. но не извиняется. хейзо улыбается, мол, всё в порядке, но делает это намеренно наигранно, чтобы аято — умный ведь мальчик? — понял, что сиканоину в целом-то плевать на иерархию, и какую бы игру камисато ни затеял, хейзо в ней побеждает — отказывается играть сразу. становится немного неловко: все делают вид, что ничего не происходит, что их не смущает присутствие камисато, раз никто не подходит заговорить с ним первым. хейзо немного злится за такой эффект: теперь все могут запомнить не простой посыл постановки, а то, что её смотрел аято — и по нему даже не скажешь, одобрил ли он. сиканоин позволяет себе тяжело выдохнуть лишь тогда, когда все расходятся. — ты думаешь, что я всё разрушил? — камисато снова наклоняется, чтобы мягко говорить только для хейзо — почти шептать на ухо, словно ненавязчиво напоминать о разнице в росте. — а вас это веселит, — хейзо играть в лесть не собирается. — я точно абсолютно не так хотел начать наше знакомство, не с плохих мнений, нет. я всё исправлю. аято обводит площадь взглядом, выцепляет знакомое лицо — эта девушка отвечает за местные новости, но хейзо не помнит её имени, — и что-то быстро ей говорит. она не теряется при камисато — значит, знакомы — и кивает, делая пометки. — скоро разлетится новость, что я в восторге от твоих идей и рекомендую всем прислушиваться к советам твоей пьесы. хейзо мог бы послушать свою гордость, мол, не нужны нам такие подачки, но рациональность говорила — шикарный поворот! люди прислушаются и к аято тоже. да и гордость меняется быстро мыслью, что аято всё-таки извинился — странно, своенравно, но извинился. — спасибо. у вас ко мне какое-то дело? камисато кивает: — да, мне очень нужны услуги детектива твоего уровня. но обсуждать дело на улице не стоит, мы должны вернуться в поместье. — вариант "простите, я слишком занят текущими делами" даже не рассматривается? — ты правда хочешь мне отказать? — кажется, сама эта мысль очень веселит аято, но во взгляде на мгновение мелькает что-то холодное, почти опасное. — нет, — хейзо прекрасно понимает, что даже если бы он вдруг отказал аято, тот бы пришёл к саре, на хейзо бы надавили — итог был бы такой же, но более нудный. к тому же хейзо сам не смог бы пройти мимо какого-то дела. да и интересно, откуда в клане такая скорбь. кто-то умер? но в новостях или слухах ничего подобного не было. чью-то смерть тщательно скрывают? или случилась иная трагедия, о которой все вынуждены молчать? и аято — все эти его улыбки — прячет под маской печаль или просто ничего не чувствует? — разве нельзя было прислать кого-то за мной? — интересуется хейзо. — или вам нужно что-то обсудить по дороге? — просто хочу узнать тебя получше. хейзо не верит — аято и не пытается убедить. сиканоин чувствует, что теперь он под наблюдением, словно у камисато есть свой отряд защитников, которые всегда где-то рядом; учитывая его положение, можно сказать, что это не такое уж нелепое предположение, но спросить не решается: к делу это не относится, а у него целей узнавать аято получше всё-таки нет. их встреча — интрижка на одно преступление. возможно, хейзо даже не успеет… — я не соврал насчёт твоей пьесы, — прерывает молчание аято, — я правда думаю, что ты делаешь правильные вещи. — что ж, спасибо, — хейзо отвечает теперь теплее. — возможно, мы учтём твою способность организовывать поучительные представления, когда будем организовывать какой-либо праздник. — звучит как наказание, — усмехается сиканоин. — и я, возможно, здесь смогу отказать. он ожидает, что аято снова не поймёт — как ему вообще можно отказывать, — но тот лишь кивает. — это не твоя основная работа, так что у меня нет никаких рычагов. но если вдруг найдётся свободное время, то я буду очень рад сотрудничеству с вами, сиканоин-сан, — он переходит на ужасно вежливые формулировки в конце фразы, и хейзо от этого теряется. он привык к свободному обращению коллег и немногих приятелей, а преступники и жертвы — те, с кем он общается чаще всего, — с разными интонациями произносят “детектив”, когда общаются с ним. — приму к сведению. — вот и славно, — аято мягко касается волос хейзо — убирает листок. в лесу тиндзю словно кто-то смеётся над ними. хейзо старается не обращать внимания. они уже пришли, и он впервые в таком богатом поместье. да, он бывал в домах аристократов, может, которые внутри даже богаче, чем дом камисато, но, как правило, он приходил туда за доказательствами чьей-то вины. здесь всё иначе. слуги приветливо кланяются им обоим, и почти в каждом отражается скорбь главы клана. аято ведёт его в свой кабинет. хейзо старается не смотреть на самое интересное, что здесь есть, — на правительственные документы на столе. впрочем, камисато достаточно умён, чтобы всё секретное спрятать и оставить только то, что можно — или даже нужно — увидеть сиканоину, поэтому старается он не то чтобы изо всех сил. они садятся друг напротив друга, и хотя шахматная доска отложена в сторону, хейзо чувствует напряжение как перед какой-то игрой. аято будет его испытывать? или репутации хейзо всё же достаточно, чтобы сразу перейти к делу? — хочешь чаю? — аято снова улыбается так, как предписывает этикет, и это одна из худших улыбок. — хочу, чтобы мы не теряли время. — о, — аято чуть прищуривается. — хорошо. дело, в которое я тебя впутаю, наверняка окажется крайне опасным. мне нужно понимать, сколько ты потребуешь за свои услуги. хейзо может называть любую сумму, он уверен, что невозможно напугать аято количеством нулей. и всё же это будет нечестно. — я уже получаю зарплату за это, — пожимает он плечами. — но, может, я просто буду довольствоваться мыслью, что сам камисато аято у меня в долгу. аято усмехается — теперь наверняка по-своему, а не следуя манерам аристократа, — и такой камисато нравится гораздо больше. — во всех сделках я пытаюсь именно этого и избежать. — раскрываете свои секреты? — разве это не единственный способ с тобой общаться? было бы совсем опрометчиво и самонадеянно пытаться от тебя что-то скрыть. я наслышан о том, как ты ведёшь дела и сколько из дел, которые ты расследуешь, становятся раскрытыми. не думаю, что для меня есть какая-то выгода в том, чтобы тратить ресурсы на деловые игры с тобой, это всё превратится в бесконечную петлю, из которой мы не выберемся, — аято вдруг становится серьёзнее. — а ты абсолютно прав: время ценно. поэтому я приму твои условия. тем более что ты не из тех, кто будет использовать мой должок в политических целях. хейзо кивает. когда всё закончится, он возьмёт другое дело — о скорби клана камисато, — если, находясь здесь, он его не раскроет. — в общем, о деле. как ты знаешь, после отмены указа сакоку из иназумы стали чаще отплывать корабли. и на одном из них точно было отправлено нечто контрабандное. — откуда информация? — кое-кто из тех, кто плыл на этом корабле, отправил подробный отчёт. иначе никто бы не узнал. — кое-кто?.. он был членом клана? — он остаётся им. тома очень помогал мне в делах, да и вообще много чего сделал для иназумы, особенно для иноземцев, потому что сам он из мондштада. когда указ сакоку отменили, я предложил ему съездить на родину, посмотреть, как всё изменилось, и вернуться назад. но я его ничем не связываю, — аято грустно улыбается — хейзо в этой печали хочет раствориться, — и он может остаться там, если захочет. вот оно. скорбь по ушедшему, ибо те, кто покидают иназуму, всё равно что мертвецы. для страны, так долго не связывающейся с другими регионами, страны, у которой непростые отношения с разрушительным океаном, любой, кто хочет его пересечь, похож на самоубийцу. и как бы аято ни любил родину, наверное, он понимает, что для мондштадца свободный край, где прошло его детство, может оказаться куда привлекательнее, чем всё время наносящая сама себе шрамы страна-затворница. — он пишет о том, что видел особый груз на корабле. — особый? — к нему было другое отношение, нежели к грузу пассажиров. — но он не стал его открывать? аято качает головой: — это слишком опасно. я взял с него обещание, что он будет беречь себя, и уж его-то он выполнит. хейзо кивает. наверное, что-то между аято и томой было чуть большее, чем хорошие деловые отношения. и понять он может: в аято, который перед тобой обнажается — метафорически, снимает свои маски — сложно не влюбиться. — вы хотите, чтобы я нашёл контрабандистов? — да, и понять бы, что они перевозили. это, — камисато протягивает листок, исписанный крупным красивым почерком, — все данные о корабле. хейзо берёт его бережно и принимается изучать; в голове роятся версии, и надо потихоньку отбрасывать те, на которые абсолютно ничего не указывает. — я хочу кое о чём попросить, — отрывается он от заметок. — когда я найду преступников, вы организуете поездку заграницу для одного моего знакомого. аято, чуть помедлив, кивает. — я даже не буду спрашивать, помогаешь ли ты кому-то сбежать. — вы прекрасно знаете моё отношение к справедливости, и… — возмущается хейзо. аято прикладывает палец к его губам, чтобы тот помолчал. — да, знаю. ещё я знаю, что иногда улики указывают на одного человека, которого просто подставили, и доказать это почти нереально, потому что подставил кто-то из сильных мира сего. иногда таких людей нужно спасать незаконным способом. хейзо в очередной раз хочет нарушить все правила и несильно кусает палец аято, чтобы тот не думал, что обладает хоть какой-то властью над ним. аято даже не ойкает — смотрит на след от укуса как на дорогой перстень с редким камнем. сиканоин резко встаёт: — мой друг ни в чём не замешан, просто я знаю, что он хотел бы сменить обстановку. я сообщу, когда будут какие-то результаты, — и как можно быстрее покидает кабинет, пока аято не успел решил, что дерзость наказуема. хотя он бы не стал, это очевидно, ему нужен хейзо для решения этой загадки. и даже уточнять не надо, почему он не связывается с другой комиссией: в это дело может быть замешан кто угодно, в комиссии кандзё тоже не всё так спокойно, везде можно найти предателя. на иназуму опускается вечер; хейзо возвращается к себе, чтобы прислушаться к новостям и сплетням — может, без информации о том, что кто-то тайно перевозит товары, некоторые слухи были неправильно поняты. самое главное, что хейзо нужно понять сейчас — единственный ли это раз или там организовали целый канал сбыта. если кто-то единожды вывез какие-то ценности — предметы искусства или книги — то найти преступников сейчас будет сложнее, потому что они, скорее всего, вместе с товаром оказались в другом регионе. да и никто не заявлял о том, что что-то пропало, возможно, речь о каких-то потерянных сокровищах или об украденных предметах, о которых владелец почему-то не сообщил. но если это продолжается, значит, вывозят что-то, чего в иназуме в большом количестве — какой-то важный для страны ресурс. хейзо решает пока пойти по второму пути, а значит, надо наведаться в порт на острове — рано с утра, когда время суток не принадлежит ни добру, ни злу — скорее, духам и божкам, что пришли поприветствовать рассвет. хейзо надеется, что в следующий раз, когда он придёт в поместье камисато отчитываться, его попросят рассказать кому-то другому, а не аято — с ним всё вышло как-то неловко. извиняться он не собирается, но аято может посмотреть вот так — холодом глубокого океана — и хейзо придётся уступить. ему снятся мёртвые корабли. он среди них один. в расспросах в порту хейзо пользуется уловкой камисато: он не интересуется ни подозрительными капитанами, ни особыми грузами, он делает вид, что ему нужно переправить человека без документов. ему надо понять, кто в порту умеет работать вот так незаконно, подделывая документы. интуиция подсказывает, что кто-то определённо должен быть. кто-то находится небыстро, но всё же результат есть: человек обещает провезти кого угодно без документов. а когда хейзо позволяет себе капризничать и сомневаться, он хвастается тем, что перевозит даже грузы, потому что построил корабль специально так, что грузовой отсек кажется куда меньше, чем есть на самом деле. хейзо рад, что пошёл по верному пути. осталось найти, какой ресурс часто перевозят незаконным путём, и там уже буквально пара шагов до преступников. сопоставив то, чем славится иназума, с тем, что облагается наибольшим налогом на вывоз, хейзо приходит к выводу, что речь, скорее всего, об аметистах. любые камни ценятся высоко, особенно в лиюэ, куда их отправляют, — пока что все корабли уходят туда, в мондштадт же приходится добираться сложным путём, меняя транспорт. сиканоин отправляется к хаджиме узнать, не слышал ли он о чём-то странном, связанном с аметистами. но начинает с другого: — хочешь уехать? хаджиме даже застывает, подняв молот над собой. потом снова возвращается к работе. — ты прям весь сияешь. куда уехать? зовёшь с собой на какое-то дело? уж прости, я откажусь, я… — уехать из иназумы, — хейзо обезоруживающе улыбается. хаджиме долго молчит — они смотрят друг другу в глаза, и море всё превращается в штиль, лишь бы услышать ответ. — я мечтал о том, чтобы на какое-то время уехать и посмотреть другие регионы, это да, но кто мне такое устроит? это слишком дорогое удовольствие, да и морока с документами… но ты спрашиваешь об этом, очевидно, не просто для того, чтобы показать, как ты умело меня в очередной раз прочитал. — я сейчас работаю кое над чем, — хейзо склоняет голову набок, — и когда я раскрою дело, мой работодатель обещал кого угодно отправить за границу на любой срок. я подумал, что это будет хорошим подарком в благодарность за всё, что ты делаешь. — я делаю всё, потому что мы друзья. но, — хаджиме задумывается, — я бы не отказался. честное слово, — он как будто начинает закипать, — я очень устал от однообразия работы здесь и сплетен посетителей об одном и том же. чёрт возьми, я действительно хочу уехать. — сколько дней тебе нужно? — хейзо даже записывает в блокнот. — будем реалистами: надолго кузницу мне оставлять всё-таки нельзя. десять? для первого раза как будто должно хватить. на сколько дней люди вообще уезжают? — мне кажется, большинство не берёт обратный билет сразу, мол, уедем туда, а потом уже подумаем, когда будем возвращаться. — у них что, нет работы и ответственности? — хмурится хаджиме. хейзо уверен, что действительно нет, потому что уехать не так просто, и путешествие — удел натур творческих, ни к чему не привязанных, или искателей приключений, или аристократов, которые достаточно богаты, чтобы не работать самим. — значит, десять дней. ты начинай пока собираться, а я буду вести расследования. — а ты… поедешь со мной? — хаджиме как будто страшится этого вопроса, но в то же время не задать его не может. — нет-нет! — хейзо поднимает руки в защитном жесте. — я об этом даже не мечтаю. пока что, наверное, не устал. хотя отпуск, конечно, не помешал бы, пусть и без поездок куда-то. хаджиме как будто вздыхает с облегчением, словно вырваться на свободу для него — значит познать свободу абсолютную — вне знакомых мест, без знакомых лиц. — тебе нужна помощь в расследовании? — вообще-то да, — хейзо снова улыбается. — есть ли какие-нибудь странности на рынке аметистов? может, какая-то шахта поставляет меньше руды? или вообще ушла с рынка? — мм, вообще есть такое, есть одна шахта, которая не продлила сделки со многими кузницами, в том числе с нашей, однако я не знаю, почему. они ведь не закрылись. хейзо записывает название и расположение шахты. и с этими данными отправляется к камисато. он надеется, что получится всё провернуть через помощника, но его ведут прямо в кабинет аято. ладно, оно тоже полезно — может, он знает что-либо о владельце. аято выглядит безмерно заинтересованным в происходящем и не вспоминает прошлую встречу. должно быть, его внутреннее свечение вовсе не связано с делами кланами, должно быть, ему нравится попадать во всякие истории. он мог бы тоже стать неплохим детективом, если бы не несчастье родиться в семье аристократов. — к сожалению, ничего не знаю о том, кто владелец. что планируешь делать дальше? — аято смотрит пристальнее, чем все, с кем хейзо приходилось работать. — поеду разбираться на место, там уже буду исходить из деталей. — поедем вместе, — говорит вдруг аято. не спрашивает даже — утверждает. — вам разве можно отлучаться от своих дел? — иногда и мне нужно брать выходные. к тому же аяка готовит какую-то церемонию и просит меня не мешать ей своим похоронным лицом. — ох, великая сила сигараси химэгими… — восхищается хейзо. правда восхищается: во всех мероприятиях, которые она готовит, есть её сияние, мягкое, искреннее, словно она не просто проживает отведённый ей сценарий, а растворяется в нём — снежинкой на раскалённом железе. — удивительное прозвище дали моей сестре. а мне? — аято смотрит со своим уничтожающим любопытством. сиканоин задумывается. — о, я ничего такого о вас не слышал. последнее прозвище, которое я слышал в вашу сторону, — это “богатый высокомерный ублюдок”, — хейзо говорит это раньше, чем обдумывает слова. — ой, я… он не успевает договорить: аято смеётся. ох, сёгун, твоего верного подданного только что назвали ублюдком, а он так заливисто смеётся, так ярко, так хочется поцеловать его в шею — ниспошли свои очистительные молнии прямо в сердце, пожалуйста. райден молитв не слышит. аято отсмеивается, но продолжает улыбаться. — прости-прости, наверное, не такой реакции ты ждал. первый раз мне кто-то говорит подобное. — даже не хотите узнать, от кого я услышал? — о, а вдруг это твой внутренний голос? хейзо фыркает. он вообще не так плохо думает об аято, как тому кажется. — а вообще меня окружает очень много людей, которые могли бы сказать обо мне что-то плохое. правда, — тут он становится наигранно расстроенным, — только один меня укусил. — извиняться не буду, — ворчит хейзо и отворачивается. — и не надо, я просто возьму реванш когда-нибудь, — усмехается аято, явно задумав что-то недоброе. “а я возьму и не дамся”, — решает хейзо, потому что он вообще такой — сбегает сразу же, когда кто-то смотрит чуть внимательнее, когда кто-то тянется за более долгими объятиями — впрочем, не то чтобы таких людей было много. — вас все узнают, и расследование не получится. — нет, меня никто не знает в лицо вне столицы. да и в столице это происходит так: меня узнают не в лицо, а по рисунку на кимоно, сначала кто-то один, затем он громко шепчет спутнице, мол, смотри, это же сам камисато, она не верит, он ей громко доказывает, это слышат остальные, шёпот становится общим для всех — и уже все меня узнают, хотя я мог бы пройти мимо большей части из них незамеченным. — кстати, это верно подмечено. вам нужно снять кимоно. — ого, прямо во вторую нашу встречу? — усмехается аято. — ничего такого я не имел в виду, — ворчит хейзо. — вам просто нужна неприметная одежда, если уж вы собираетесь пойти со мной. — я думал, ты будешь возражать гораздо больше. — зачем? — хейзо пожимает плечами. — я не особо против помощников, если они способные. — ого, я способный! — аято театрально гладит себя по голове — и неподдельно искрится. — а вот быть помощником… давно я не был в таком положении, это будет интересно. сейчас я переоденусь, что-то неброское должно быть. хейзо кивает, потом задумывается, что, должно быть, нарушил уже тысячу каких-нибудь мелких правил, наверняка даже поступил где-то достаточно грубо. но его всё ещё не выкинули, а аято словно наслаждается этим общением — удивительный человек. простое кимоно аято тоже очень идёт. благородный человек не теряет своего достойного вида, своих манер из-за того, что сменяет одежду на ту, что попроще. — да, так гораздо больше подойдёт для дела, — кивает хейзо. — но вам точно можно пойти со мной? — как-то невероятно глупо быть главой клана и не дать себе разрешения на то, чтобы помочь сделать доброе дело, ведь мы уже в нём косвенно замешаны. — или вам просто не хочется заполнять документы, — хейзо смотрит на бумаги, ровными стопками оставленные на столе. — ах, это… — аято делает вид, что впервые их видит. — там всё может подождать. а преступление — нет. — вы тот ещё авантюрист. — во мне полно секретов. будет скучно в дороге — можешь разгадать. глаза хейзо загораются, и он рассматривает аято — он чертовски красивый, но это не секрет, — и говорит на одном дыхании: — вы почти не спали прошлой ночью, незадолго до нашей встречи вы разбирали документы, связанные с комиссией тэнрё, вы точно сегодня кого-то успели отчитать, а ещё, — он принюхивается, — ели что-то с персиком, может, десерт? или персиковый чай? но однозначно не сам фрукт, с ним поколдовали на кухне. — ого. я тоже хочу попробовать на тебе. можно? хейзо удивлён такому вопросу — аято словно не относится к тем, кто будет спрашивать позволения — и даёт своё согласие. аято смотрит долго-долго, потом подходит ближе, почти в упор. — да-а, я так и думал. — к чему вы пришли? — ты действительно красивый, — подмигивает аято и направляется к выходу. — пойдём заставим преступников ответить за всё. “возмутительно”, — вздыхает хейзо и идёт следом. в дороге аято просит рассказать какие-нибудь интересные истории. хейзо назло выбирает самые страшные, но аято не подаёт виду, что ему жутко, однако иногда пальцы его дрожат, и хейзо успокаивается: перед ним всё-таки человек. да, обладающий безупречными манерами и тысячей масок, но всё-таки человек, с которого эти маски можно снять, — он этому даже не сопротивляется. — знаешь, раз уж мы работаем вместе, наедине будет куда проще, если ты отбросишь всё это языковое уважение и будешь говорить со мной как с равным, — предлагает аято. — о, это будет большим спасением, потому что я не могу ругаться, когда общаюсь с человеком на вы. — а ты собираешься ругаться? — есть вероятность, что ты сделаешь какую-нибудь глупость, потому что она покажется смешной. — так я тебе кажусь таким? несерьёзным? хейзо задумывается. — нет, это не то слово. скорее, не всегда понимающим границы. аято вдруг грустно соглашается: — да, водится за мной такой грешок. говори, если что-то вдруг не так. — а ты говори, если история покажется жуткой, а не храбрись, — усмехается хейзо. — кстати о жутких историях… страшные сменяются смешными; аято вообще оказывается хохотушкой — и смеётся над шутками хейзо искренне. хейзо чувствует, что в груди становится теплее, а мозг работает более сосредоточенно — приятное состояние, с которым он не первый раз сталкивается. ему нужно не так много времени, чтобы в целом узнать человека, а аято, который больше никем не притворяется, читается легко. поэтому хейзо чувствует, что попадает под его обаяние безвозвратно — и не сопротивляется этому ни капли. шахта, о которой сказал хаджиме, находится на другом острове; они прибывают лишь к вечеру. останавливаются в хижине, которую давно покинул хозяин, и перед местными жителями притворяются путешественниками, что пришли с ватацуми. хейзо слушает, что говорят в деревне близ шахты; аято готовит сносный ужин на костре. — не знал, что ты справишься, — хейзо возвращается и с удивлением обнаруживает, что хижину огонь не коснулся. — тебе просто ведь не нужны в жизни навыки выживания в таких условиях, всегда есть повара, всегда можно пойти в ресторан… — это не значит, что я должен расти избалованным мальчишкой, который не сможет за себя постоять, — возражает аято. — всегда есть вероятность, что ты проснёшься утром — а за окном твоего дворца восстание, и вот, если ты остаёшься жив, ты уже не во дворце, а выброшен в какую-нибудь глушь. я, буду честен, долго так не смог бы прожить по своей воле, конечно, мне захочется домой, в более комфортные условия, но ради раскрытия преступления я продержусь. хейзо не скрывает своего восхищения: он честно думал, что аято найдёт красивый предлог вернуться домой, когда узнает, в каких условиях иногда приходится работать детективу. они делят жареную фиалковую дыню на двоих, хейзо делится информацией. в деревне особо главу шахты не жалуют и говорят о нём нехорошее с удовольствием. — надеюсь, мои подчинённые всё же более мягкие в выражениях, — вздыхает аято. — а ты даёшь повод себя ненавидеть? — нет, но вдруг я на самом деле чудовище? мне не понять, тяжело ли им на меня работать. — за дополнительную плату, господин, великий детектив проведёт расследование для вас, — хейзо снимает воображаемую шляпу. — о, я, пожалуй, откажусь. боюсь, слишком дорого будет стоить — жить с таким знанием. — но если без шуток, я думаю, что они тебя берегут. опасаются, но берегут. они даже отражают твою скорбь. — скорбь? хейзо рассказывает про то, что почувствовал у всех, кто имеет отношение к клану. тоска по томе — мальчику, который наводил порядок во всех делах, — разливается по всем, потому что берёт начало в голове аято. — ну, я убеждаю всех, что тома вернётся и всё станет по-прежнему. хотя мне сейчас ой как не помешал бы его совет, — последнее аято произносит тише и как будто больше для себя, чтобы убедиться, что он и правда столкнулся с чем-то, чего не ожидал. — всё наладится, — кивает хейзо. они засыпают на разных футонах. хейзо снятся страны, в которых он никогда не бывал. в них нет людей, кроме него. через два дня — и два самых смешных вечера в жизни аято — им очень везёт: они подслушивают разговор двух шахтёров о некой партии, которая их обогатит, потому что о её наличии будут знать только покупатель и продавец — и никаких посредников-налоговиков по пути. подслушивают они это абсолютно случайно, когда уходят ловить крабов, но оказываются на берегу не одни, прячутся за большим камнем и просят море быть потише. когда шахтёры уходят, они не обсуждают услышанное. аято не может поймать ни одного краба и обижается на море, ворует его воду и делает себе гидро краба. он пускает смешные пузыри — почему-то все в сторону более успешного хейзо. — и вот на это ты растрачиваешь свои силы, — ворчит сиканоин, но злости в нём никакой. — думаешь, глаз бога предоставляет какой-то заканчиваемый ресурс? хейзо пожимает плечами. — это, конечно, очень интересная мировая загадка, но её разгадывать должны другие. — ты не попал под охоту? — интересуется вдруг аято. хейзо прикусывает губу. — нет, но… — нарушил закон? — ну-у, я был в командировке и расследовал кое-что далеко от иназумы, поэтому меня там не трогали, всё-таки иметь связи с комиссией — полезное дело. — но если бы отобрали, то ты вряд ли потерял бы способности твёрдо мыслить и заниматься своим делом. — кто знает? говорят, люди теряли самих себя. но ты тоже избежал лишения глаза бога. аято кивает: — мне было гораздо проще. думаю, главы комиссий — последние, кто должны были бы торжественно принести свои глаза к той статуе. — и ты бы это сделал… легко? аято хмыкает. — какой хитрый вопрос, чтобы узнать степень моей верности сёгуну. — нет, я… — хейзо спохватывается. он правда просто втянулся в разговор. — ну-ка придумай какую-нибудь красивую отмазку, мол, ты просто заинтересован и хочешь узнать меня получше. — я просто заинтересован в тебе и хочу узнать тебя получше, — послушно повторяет хейзо. и даже не врёт. аято задумывается. — я на самом деле представлял эту картину, и мне она не нравилась. что-то было странное в том, что я должен отдавать хороший инструмент, который помогает мне в делах. однако закон есть закон. я бы подчинился. хейзо кивает — у него похожая история. гидро краб подходит ближе — и взрывается солёными брызгами у ног сиканоина. тот чихает. — ну совсем как котёнок, — восхищается аято. — не похоже. а вот твой краб — жуткое оружие, знаешь ли. — мы с ним неспециально, я просто перестал его контролировать. пойдём обратно, а то простудишься, и вот здесь мне будет тяжело без домашнего доктора. а вот дома они наконец-то могут поговорить о деле — без опаски, что их услышат посторонние, которые тоже притаились за большим камнем. — самое сложное — найти веские доказательства, — вздыхает хейзо, откидывая очередной план поимки преступников. — в идеале нужно получить их документы, но, очевидно, их можно только отобрать силой. хейзо решительно против насилия — это поражение для детектива, если он не найдёт достойный способ решения задачи. — если мы не можем найти доказательства, то надо получить признание их главаря, — предлагает аято. — тоже бить предлагаешь? — нет-нет, помнишь, ты упоминал, что жители отмечают его непомерную гордыню. как думаешь, он гордится тем, что обманул страну и не платит налог на вывозимую руду? — очень гордится. — надо на этом как-то сыграть. да, манипулирование — хороший ход против преступников, но осуществить его сложно. — надо, чтобы кто-то ему рассказал, как его действия выглядят со стороны, мол, какой у него гениальный секретарь, какие у него смелые ребята-доставщики, как хорошо работают члены банды на другом берегу, какой красноречивый продавец на рынке в лиюэ — и какой жалкий владелец, — рисует картину хейзо. — но кто бы ему это сказал, чтобы он поверил? — ты и расскажешь. — я? — конечно. посмотри на себя: ты очаровательный и милый, с виду не представляешь никакой угрозы. хейзо сглатывает, стараясь не обращать внимания на комплименты. — ворвёшься к нему, мол, я иназумский детектив, узнал тут про вас тако-ое, а расскажешь ему версию, где владелец — лишь пешка. он взорвётся и расскажет правду. тут мы его и поймаем. — то есть мне надо сдаться врагу? — да, желательно, чтобы он потерял близость. можешь вести себя самодовольно, чтобы он точно решил утереть тебе нос своей гениальностью. — план шикарный, но где в нём ты? — о, я буду тем, кем должен быть — официальным обвинителем. пока ты отвлекаешь на себя владельца, я вызову сюмацубан и кого-то отправлю за стражниками — в нужный момент мы их всех схватим. — а если он не захочет рассказывать? — ты всегда придумываешь альтернативы? — конечно. — ну вот представь, что у нас план, в котором других путей нет. хейзо обдумывает эту мысль. — мне придётся доверить тебе свою жизнь, — вдруг осознаёт он. — я ответственный мальчик, знаешь ли. хочешь проверить? встань ко мне спиной и падай назад — обязательно поймаю! хейзо качает головой. — доверюсь без проверок. что-то такое… — он водит рукой по воздуху, — ощущается, что ли. считай, что интуиция подсказывает, что ты куда лучше, чем хочешь казаться. аято усмехается — это недалеко от правды. план приводится в действие, и всё идёт как нужно. хейзо громким заявлением выманивает владельца шахты на поляну рядом с ней. хорошо, если здесь всё и решится. стоит ему сказать — со всем нахальством, что у него есть, — что он детектив, как из тени появляются подручные главаря и связывают руки хейзо за спиной. хорошо, что он догадался спрятать глаз бога под слоями одежды, иначе не обошёлся бы таким лёгким ограничением. — расскажи мне всё, что ты знаешь, — требует главарь. — с удовольствием, — усмехается хейзо. и рассказывает о гениальном секретаре, о шикарном документоведе, об отличном ораторе — обо всех людях, которых на самом деле на шахте нет, он проверял по списку служащих. всё, что касается документов, — это заботы одного главаря этой банды. поэтому обязательно нужно похвалить их, несуществующих, чтобы главарь занервничал, что не таким уж умным выглядит в глазах преступной общественности. и, конечно, нужно проводить линию, что владелец-то слабоват, раз такое проглядел и допустил, может, и не нужен такой человек во власти? главарь ожидаемо хохочет, но за смехом скрывает злость. — ничего ты не понял, щенок. “я больше на котёнка похож”, — хочет поправить его хейзо и сам себе делает замечание. — да ну? неужели хоть что-то оказалось не так? — абсолютно, чёрт возьми, всё. и главарь сыпет словами — это я, я всё придумал, я всех обманул, я самый богатый! он даже тычет хейзо под нос какими-то документами, которые носит во внутреннем кармане. хейзо успевает разглядеть только, что он исписан разными суммами. они точно не собираются оставлять его в живых, но похвастаться, видимо, действительно очень хочется. хейзо пальцами изучает узел. если что-то пойдёт не так, развязать несложно, но всё-таки хочется верить, что аято его не бросит. — так что ты, детектив, не такой уж и умный, как о тебе говорят, — смеётся владелец, заканчивающий своё признание, в котором уже несколько раз взял на себя такую ответственность, что многим ворам и не снилась. сиканоин проглатывает оскорбление — а это правда кажется оскорблением, — и смотрит, как за секунды обстановка меняется. воины комиссии ясиро нападают сразу — это, наверное, те самые сюмацубан, хейзо видит их так близко впервые, — и заламывают всех. аято идёт позади, но с мечом в руках — если надо, влезет в битву сам, — им хочется любоваться, — ни в какой отчёт эту мысль хейзо не спрячет. — спасибо, что поделились своей версией событий, — беспощадно улыбается аято, пока в глазах — ледяное презрение, заставляющее только что торжествовавшего главаря отползти назад. — этого будет достаточно, чтобы надолго оставить вас в тюрьме. уводите их, — приказывает он своим ниндзя. — ты, сучёныш, ещё поплатишься, — угрожает главарь хейзо — он в своей жизни угроз слышит гораздо больше, чем признаний в любви, поэтому по привычке усмехается. аято приставляет к его шее меч. — всё в поря… — хейзо хочет отговорить его от любых опрометчивых действий. не успевает. клинок аято рисует на чужой шее тонкую-тонкую линию. этот порез не убивает, не задевает вены, но изрядно пугает главаря. — я думаю, тебе стоит извиниться прежде, чем я разрешу тебе пойти к стражникам, чтобы они оказали медицинскую помощь. главарь перед хейзо сгибается в самом низком поклоне и рассыпается в извинениях, боясь, что лишится жизни из-за потери крови. потом так же испуганно смотрит на аято. тот одним кивком разрешает ему отползти к стражникам. хейзо никогда его таким гневным не видел. это завораживает, особенно из-за того, что не он разозлил камисато — так или иначе аято его защищает. никто ради хейзо ничего подобного не делал. на коже аято хочется остаться выдохом, но хейзо берёт себя в руки и напоминает собственные принципы. — не пинайся, — вдруг говорит камисато, который спрятал свой меч и подошёл поближе. — что? — интуиция хейзо подсказывает, что вот именно теперь план пошёл к чертям. аято закидывает его на плечо — почти без труда, и хейзо понимает, что в следующий раз откорректирует свои представления о камисато, добавив, что он вообще-то очень сильный — с его-то постоянными тренировками то боевых искусств, то танцев это неудивительно. он должен быть не просто в форме — он должен быть идеалом. весь ужас в том, что он с этим почти справляется. — эй! — возмущается хейзо уже в воздухе. — мы так не договаривались. — да, звучало бы странно, — усмехается аято. хейзо, конечно, может развязать узлы, хотя на плече камисато это сделать неудобно — острое плечо к тому же неприятно упирается в живот — но вряд ли аято собирается сделать с ним что-то совсем ужасное. аято относит хейзо подальше от стражников, которые распределяют пойманных преступников и решают, как доставлять их в комиссию. — ну и зачем мы здесь? — реванш! — глаза аято горят, и внутреннее свечение искрится — хейзо теряется в этом блеске. память услужливо выискивает, о чём может идти речь, но аято нарушает все мыслительные планы — наклоняется ближе — целует-кусает шею. облизывается, глядя, как румянец заливает щёки хейзо. верёвка падает на землю — он наконец-то разобрался с узлом, — аято целует следы от неё на запястьях хейзо, пока тот не находит нужных слов. это не вписывается ни в одно его предсказание событий. на выдохе аято должен был забывать его — на выдохе аято кусается, на выдохе аято произносит его имя — и сбивает чужое дыхание совершенно. хейзо прикладывает свои холодные ладони к горяченным щекам. к таким ситуациям он совсем не готов. — прости, если я перешёл границы, — аято смотрит пристально, но, наверное, не может до конца решить, хочет ли сиканоин его сейчас ударить. — тебе кажется это шуткой? — нет, ну что ты, я не делаю это с каждым, кто хоть немного меня заинтересует. я… — аято вдруг отводит взгляд, выдавая собственное смущение. — поддался порыву. это вообще недопустимо для меня, но что-то ты со мной делаешь бедовое. хейзо видит, что кончики ушей аято тоже рдеют — он, конечно, не будет заливаться краской, как хейзо, умеет всё-таки держать себя в руках, но вот они — сбежали с места преступления, чтобы немножко покусаться у какого-то старого камня. хейзо хихикает, а потом смеётся совсем в голос. — мы с тобой такая нелепица. аято улыбается в ответ — соглашается. хейзо набирает побольше кислорода и тянет камисато к себе за ворот рубашки, чтобы на ухо прошептать: — давай оставим это всё здесь. я никогда не влюблялся взаимно и не уверен, что хочу. и на выдохе — спасибо анемо колдовству — сливается с ветряным потоком, чтобы действительно исчезнуть и оставить всё позади. дома хейзо отвлекается на составление отчётов. рациональное в нём настолько сильно, что никакие чувства не отвлекают от работы, но когда в документе поставлена последняя точка, сиканоина накрывает вдруг ужасным осознанием, что он даже не знает, как ощущается взаимность — вдруг ему бы понравилось? он отгоняет от себя непрошенную мысль. возможно, если бы он остался, если бы они сказали друг другу ещё немного, то захотелось бы раствориться в чужом “ты мне тоже нравишься”, а хейзо такое как будто не нужно. как будто. о, архонты, он же совсем себя в этом плане не знает. но шанс исследования упущен, и только что шатающийся принцип любить всегда безответно снова должен работать. хейзо снится, что кто-то держит его за руку. он просыпается абсолютно разбитым. на следующий день он составляет письмо, в котором напоминает о сделке и рассказывает о хаджиме — это ему нужно на короткий срок покинуть иназуму. лично отдавать такое аято он не осмелится — теперь уже нет, и хорошо, что внешне их жизни так отличны, что им никак не пересечься случайно на улицах городах, — но передаст одному из помощников. к поместью хейзо подходит с осторожностью, хотя интуиция подсказывает, что всё пройдёт хорошо. аято — благородный человек, он не откажется от своих слов только из-за того, что хейзо сбежал. и вообще “сбежал” — нехорошее слово, будто он предатель какой-то или чего-то боится. нет, хейзо просто не хочет никого разочаровывать, ведь стоит узнать его получше, познакомиться с его страхами, слабостями и переживаниями, так человек обязательно потеряет всё то, за что хейзо можно ценить. всё прошло, как он и планировал, и никакой случайной встречи с аято не случается. — вам пришлют письмо, когда всё будет готово, — говорит помощник и кланяется. хейзо уходит из поместья и не оборачивается. ему нужно подумать над другими делами, посмотреть, может, кто-то обращался к детективу, пока он отсутствовал. рациональное в нём пытается решить другую загадку и подсказывает, что хейзо дурачок. вывод всплывает в голове как-то сам, и приходится замедлиться, чтобы понять, как он к такому пришёл. “да будто ты в них видишь только хорошее”, — отчитывает его собственная рациональная сторона. хейзо задумчиво трёт переносицу. конечно, нет. все, в кого он влюбляется, полны плохих черт — и это правильно, так человек устроен, — и хейзо их видит. и иногда они привлекают даже больше, чем хорошие. “и ты не то чтобы какой-то особенный в плане восприятия людей”, — продолжает ворчать рациональная сторона. это тоже правда. получается, они с аято действительно нелепица — и только по вине хейзо, как-то глупо упустившего из виду, что аято — умный мальчик, который не будет выдумывать себе образ и любить его вместо живого человека. хейзо старается держать себя в руках. опыта у него никакого нет, но заявиться к аято и сказать, мол, я передумал, давай попробуем, — это кажется совсем отчаянным и каким-то неправильным. хейзо так делать не будет, куда лучше — отпустить эту возможность и продолжать единственное, в чём он не совершает глупостей, — свои расследования. во сне хейзо снова один. теперь это как-то тоскливо. письмо с билетом и всеми документами приходит через несколько дней, хейзо радостно вручает его хаджиме. тот выглядит очень растроганным. — тебе не стоило… ради меня… спасибо, — он мотает головой, не зная, как правильно выразить свою благодарность. он до конца не верил, что рассказ хейзо — это правда, пока не увидел бумаги. — мы же друзья, — улыбается хейзо широко-широко. дождь над ними истончился совсем, хейзо больше не лукавит. — я тебя провожу. корабль отправляется на следующий день. хейзо помогает со сборами: вроде хаджиме уже готовился, но теперь это становится реальностью, и выясняется, что никто из них никогда не собирался в настолько дальний путь и не знает точно, что стоит с собой брать. на помощь приходит, разумеется, интуиция, которая советует взять лёгкое оружие, чтобы не вызывать подозрений, но при этом оставить при себе возможность защититься, одежду для разной погоды и как можно больше моры, спрятанной по разным углам. и, возможно, лёгкую закуску, чтобы скушать на корабле, когда родина скроется за горизонтом — и вдруг её полюбишь с такой силой, что почти захочешь заплакать. сиканоин не запоминает, что ему снилось, но помнит чувство тревоги. он впервые провожает друга в другой регион. и хотя это ненадолго — хаджиме вернётся ровно через десять дней, — всё равно волнительно, потому что в пути может случиться беда. или счастье, и хаджиме ради него останется в чужом краю. они не прощаются долго, короткое обоюдное — береги себя — не простреливает никого, не впивается оберегом. это даже не обещание. и всё же — они постараются. хаджиме всё расспрашивает, что ему привезти в подарок, хейзо выбирает хитрое “то, что напомнило там обо мне”, потому что он мало что знает о культуре других регионов и не мечтает о чём-то особом. что ж, возможно, хаджиме что-то такое и встретит. по крайней мере, теперь о хейзо вспомнят и где-то далеко за морем — удивительно бодрящее чувство. хейзо прижимается спиной к стене и смотрит, как корабль плавно двигается в сторону других стран. на пирсе ещё стоит толпа — люди машут руками, провожая своих родных. многие члены семьи амэнома пришли проводить одного из своих лучших. хейзо смотрит издалека. толпа уменьшается, как и корабль впереди, и вскоре он остаётся почти один: больше сегодня таких крупных кораблей не планируется, но в порту всегда кто-то есть. — ты был в него влюблён? — аято появляется словно из ниоткуда, но хейзо не вздрагивает: услышал секундами раньше. — что ты тут делаешь? — хмурится хейзо. — да так, специально мимо проходил, чтобы случайно встретить тебя. — мне казалось, мы во всём разобрались в прошлый раз? — ты так цеплялся за меня, и твой голос дрожал, будто ты сейчас заплачешь, — да кто в своём уме примет это за точку? — удивляется аято. — так ты был?.. — скорее всего, — отвечает хейзо осторожно, чтобы не соврать хотя бы себе. — безответно? — я не спрашивал, но, думаю, да. — упускаешь своё счастье таким поведением, — аято ерошит волосы хейзо. прикосновение кажется слишком приятным, чтобы ворчать, и хейзо позволяет ему делать всё, что ему хочется. — если счастье во взаимных отношениях, то пусть так. это же мой выбор. — ты просто никогда не пробовал иное. — да будто я мо… аято снова не даёт договорить, словно привыкает к тому, что с хейзо так нельзя — у него дурная привычка исчезать в конце фразы, — и наклоняется близко-близко. — можешь, — чужой шёпот можно ощутить собственной кожей. — но выбери это сам. и хейзо выбирает — тянется за настоящим поцелуем первый — смешивает своё дыхание с чужим. поцелуй мягкий — морская пена на губах. хейзо чувствует, что снова краснеет. он не боится собственного смущения, но, может, у других так не принято — быть взрослым и смущаться любви; он прячется-отворачивается, но аято притягивает его и смотрит — глаза искрятся восторгом. — это твой первый поцелуй? — он спрашивает, но почти уверен в правильной догадке. хейзо кивает. — я… все отношения, которые были в моей жизни, случались с другими. — о, я возьму на себя всю ответственность за весь твой первый опыт, — говорит аято и целует руку хейзо, словно даёт клятву. — а ты знаешь, как я ответственный, — он подмигивает. о, хейзо прекрасно знает. — и если тебе что-то не понравится, ты всегда можешь об этом сказать. а захочешь прекратить — всегда можешь исчезнуть. или заставить исчезнуть меня, — аято усмехается, потому что, наверное, они друг друга стоят по количеству спрятанного в одежде оружия. — и нам стоит уйти отсюда, а то кто-то уже бросает любопытные взгляды. хейзо со всем соглашается. они с аято уходят из порта. на вдохе хейзо берёт аято за руку. и на выдохе оба — не исчезают. море им вслед шепчет волнами что-то доброе, но они слишком заняты друг другом, чтобы услышать.