Неосторожность

Жизнь людей в Вилледоре почти не изменилась после смерти Вальца и Мии. У всех, кроме Эйдена, всё было как и раньше, но вот сам парень медленно ломался, будто с каждым днём давление, что воздействует на него, становилось всё выше. Он начал драться. Не то, чтобы он когда-то прекращал, но раньше он действовал по плану, рассчитывал свои возможности. Сейчас же он просто бросался в руки к недругам, нарочно пропуская несмертельные на его взгляд удары. Всё его тело превратилось в неизвестно что — кожа была усыпана фиолетово-красными, а местами и чёрными, гематомами, которые не успевали исчезнуть, как поверх них появлялись новые. Так Колдуэлл и хотел — получить несколько синяков и порезов, отвлечься на них, повторить на следующий день и так по кругу. Но в этот раз парень вообще не взял во внимание место, в котором он наткнулся на желанную битву, хотя стоило бы: кругом на крыше торчала арматура и валялось разбитое стекло, да и бортиков почти не было — если падать, то и ухватиться не за что. Всё бы ничего, но удача отвернулась от Эйдена именно в этот день: когда остался лишь один противник из пяти, парень пропустил тяжёлый удар ногой в грудину, из-за которого он упал назад. Резкая острая боль заставила его вскрикнуть и следом перевести взгляд вниз, где из его левого бока торчал кусок острой арматуры, что проткнул его насквозь. Противник позлорадствовал и на прощание наступил на грудь пилигрима, из-за чего тот прижался к бетону крыши и арматура теперь торчала из его бока не на десять, а на все двадцать пять сантиметров. От боли, кровотечения и мерзкого звука, с которым арматура прорывала плоть, у пилигрима начала кружиться голова, а глаза предательски защипало. — Удачи в становлении лакомством для ночных тварей, — кинул на прощание враг, после чего ушёл, потирая больную, явно сломанную, руку, решив, что такая мера будет являться достаточной в наказание за смерть его коллег, которых он и друзьями-то не считал. Эйден невольно закрыл глаза и насколько смог сосредоточился на мыслях, чтобы не уснуть: если получится, то он справится со своей проблемой и сам. Всё, что требовалось, так это немного отдохнуть, а затем собрать все силы в кулак и подняться с чёртовой арматуры. Только вот на словах выглядело всё гораздо проще, чем являлось на самом деле. Из-за кровопотери парень рисковал и не очнуться, если бы придремал сейчас. Резкий непонятный шум совсем рядом привлёк утекающее с кровью внимание парня, заставляя его приложить усилия и открыть глаза. — Чёртов сопляк, — тихо ругался Хакон, буквально вытряхивая из рюкзака всё, что у него только было. Эйден даже не смог толком разобрать, что сказал Хакон — настолько спутанным было его сознание. Всё, на что его хватило, это приподнять правую руку и схватить запястье Хакона, а затем слегка сжать его, одновременно выдавливая слабую улыбку. После этого парень провалился в темноту, а для Хакона настали трудные времена. — Эйден, не отключайся, — строгость в голосе старшего безуспешно пыталась скрыть тот ужас, который он испытывал, когда рука младшего безвольно упала на бетон. — Твою мать, малыш, не смей умирать, слышишь? Эйден не ответил, что было ожидаемо, но больше времени на разговоры Хакон тратить не мог — кровь вытекала из парня с высокой скоростью, так что действовать нужно было не менее быстро. Приложив все силы, что у него только были, Маттиас бережно снял парня с арматуры и положил на бетон рядом, тут же начиная останавливать кровотечение одной рукой, в то время как второй он подготавливал капельницу, чтобы возместить потерю крови. Буквально через минуту капельница уже была установлена и висела на том самом куске металла, а кровотечение понемногу замедлялось. Благодаря своим знаниям в оказании помощи, старший достаточно уверено орудовал и перевязочным материалом, и иглами, что облегчило его ментальное состояние — он знал, что может помочь и благодаря этому парень мог выжить. Спустя некоторое время первый мешок с физраствором закончился, к этому моменту Хакон успел осмотреть рану и сделать заключение о том, что органы не были повреждены — будь арматура шире хоть на пару миллиметров, старшему бы пришлось зашивать либо желудок, либо поджелудочную и кишечник. Благо, что время до заката ещё оставалось — Хакон быстро собрался и, закинув рюкзак на плечи, поднял бессознательное тело действительно дорогого ему человека на руки, после чего направился в убежище. — Малыш, пожалуйста, — посмотрев на небо, где солнце медленно опускалось к горизонту, произнёс мужчина. — Не бросай меня. В убежище словно, мягко говоря, прошёлся ураган: как только старший уложил Колдуэлла на кровать и поставил очередную капельницу, он перерыл все ящики, какие у него только были, чтобы найти всё, что могло помочь ему сейчас. Очень полезной находкой оказались пакеты с раствором Рингера-Локка, благодаря ним волнение о наполнении капельницы на какое-то время пропало. Пока парень был без сознания, Хакон мог не беспокоиться о том, что тому больно, поэтому он вылил беспощадно много спирта в рану, после чего подлил в смесь из крови и алкоголя перекиси и сверху, словно вишня на торте, засыпал всё стрептоцидом, а также вколол пару ингибиторов. Оставалось только зашить парня, что бывший ночной бегун и сделал, а потом ждать, надеясь на лучший исход. Сперва прошла ночь — Хакон ни разу не закрыл глаза, проверяя слабые пульс и дыхание парня, а также постоянно перепроверяя швы и меняя повязки. Затем прошли и сутки: к вечеру младшему стало получше — показатели заметно улучшились и Хакон стал позволять себе дремать по паре десятков минут в 2-3 часа. Регенерация младшего поражала и несомненно радовала. — Малыш. Ты нужен мне здесь, слышишь? — почти каждый час Хакон общался с парнем, будто исповедовался ему, расскрывал свои потаенные чувства. — Поправляйся скорее. Ты не представляешь, насколько ты мне дорог. Если ты оставишь меня, то как мне жить дальше? С кем путешествовать, с кем добираться до океана? Старший часто держал чуть тёплые ладони парня в своих руках, целовал костяшки, покрытые десятками шрамов, утыкался в них лбом, моля о том, чтобы парень пришёл в себя и был в порядке. Дважды в сутки Маттиас протирал лицо и тело Эйдена влажными полотенцами, всячески ухаживал за ним, поворачивал его, не позволяя образовываться пролежням. Хакон чудом не забывал питаться — уход за парнем требовал действительно многого, но оно того стоило. Вечером вторых суток, когда старший сменил капельницу и повязку, а затем решил подремать, Колдуэлл начал приходить в себя. Очнулся он с жуткой болью в голове и в боку, всё тело казалось каким-то чужим и слабо поддавалось контролю, но стоило ему открыть глаза и приподняться, а затем увидеть Хакона, что тихо сопел, уткнувшись в его ладонь, как боль отошла на второй план, уступая место одновременно и благодарности, и сожалению. В голове тут же принялись проноситься воспоминания: во время его короткой комы иногда ему удавалось слышать то, что говорил старший — слова были слышны словно за толщей воды, но всё же некоторые он мог разобрать. От резко нахлынувших эмоций и невысказанных чувств, по щекам потекли слёзы — каким же идиотом он был. Разве такой жизни для него хотела Мия, разве таким его хотел видеть Хакон? Что он творил с собой? Лишь эгоистично ранил знакомых и близких своим практически суицидальным поведением. Тихое шмыганье разбудило чуткий сон старшего, заставляя его резко вскочить и встретиться взглядами с Эйденом. Сперва радость за его пробуждение, а затем и недопонимание причины его слёз отчётливо отразилось в глазах мужчины, заставляя того серьёзно забеспокоиться. — Хакон, — не обращая внимания на боль в горле и сиплость голоса, младший продолжил, — пожалуйста, прости меня. За то, как я себя вёл, за то, что тебе пришлось пройти, чтобы вытащить меня. Пожалуйста… Не позволив парню договорить, Хакон слегка улыбнулся и утянул его в объятья, утыкая его лицо в своё плечо. — Всё хорошо, Эйден. И всё будет хорошо, обещаю, — старший чувствовал, как плечи пилигрима дрожат от эмоций, как собственная футболка намокает от его горьких слёз. — Мы справимся, малыш. — Хакон, ты мне нужен, — сквозь всхлипы проговорил парень. — Без тебя я не справлюсь, я слишком сильно привязался к тебе. Хакон резко замолчал, что немного напугало младшего, но стоило ему слегка отстраниться от тёплого плеча, как весь страх прошёл, когда его лицо начали осыпать нежными и почти невесомыми поцелуями. — Je t'aime, mon cher, — прошептал Маттиас, прежде чем легонько поцеловать парня в губы. — Я так тебя люблю. — Я тебя тоже, Хакон, — пилигрим одарил старшего самой очаровательной улыбкой, какую тот ещё ни разу не видел в исполнении парня. — Спасибо, что дал мне шанс, — бывший ночной бегун аккуратно соприкоснулся с парнем лбами, планируя сказать что-то ещё. — Спасибо, что вытаскиваешь меня из всего этого, — прервал его пилигрим, закрывая глаза, что всё ещё слезились. — Успокаивайся, малыш. Не хочу, чтобы ты так печально рыдал, — прошептал мужчина, прежде чем снова нежно поцеловать младшего в губы, а затем положить голову на его плечо и проложить небольшую дорожку поцелуев над ключицей. — Мгм, — одобрительно промычал парень, уткнувшись в полюбившееся плечо в ответ, после чего, замолчав на несколько минут и успокоившись, продолжил. — Долго я так провалялся? — Двое суток. Почти с половиной, если брать первый день, — подал голос Хакон, чуть ли не мурча, словно кот, от всех тех положительных эмоций, что он испытывал в текущий момент. — Я, конечно, был рад посмотреть на твоё чудесное тело, но всё же в сознании ты мне нравишься больше. Только после слов старшего, Эйден понял, что ощущал себя так свободно из-за того, что был полностью раздет. Его лицо тут же порозовело и румянец пополз одновременно и на кончики ушей, и на шею. — Дурак, — буркнул Эйден, отстранившись от мужчины и желая слегка оттолкнуть его, но стоило ему только положить ладони на грудь старшего, сидящего сбоку от него и всё ещё сохраняющего свою голову на его плече, как бок словно ножом порезало. — Угх. — Что такое? — Маттиас резко поднялся и обеспокоенно посмотрел на парня, что быстро переложил руки на травмированный бок, пытаясь облегчить боль. — Достать обезбол? — Пока не нужно, сейчас пройдёт, — сказал пилигрим, чувствуя, что болезненное ощущение ослабевает, а затем кивком указал на рану. — Там всё серьёзно или не очень? — Если честно, то в твоём случае лучше и быть не могло — органы чудом не задело, поэтому зашивать было не так сложно, как могло бы быть. Жить будешь, — чуть подрасслабившись, увидев, что парню лучше, Хакон улыбнулся и невесомо потрепал его по голове. — Сейчас поменаю повязку и можно будет поесть. — Хорошо, спасибо. И, будь добр, подай мне одежду, — парень отвёл взгляд в сторону и Хакону действительно пришлось приложить усилия, чтобы сдержать очередной комментарий. — Без проблем, малыш, — старший мягко улыбнулся и встал с края кровати, тут же собирая необходимые материалы на перевязку, а после этого и элементы одежды для Эйдена. К смене повязок Хакон приловчился давным-давно, поэтому процедура, включая полную обработку швов, заняла не более пяти минут. Завершив манипуляцию, мужчина почти сразу же отправился на кухню с намерением приготовить быстрый суп из консервированной рыбы. Младший тем временем медленно, чтобы не беспокоить регенерирующую рану, надел вещи, любезно оставленные Хаконом и чуть было не обматерил его на всех известных ему языках: тот принёс ему в качестве одежды только нижнее белье и домашнюю футболку, что даже не доходила до середины бёдер, едва прикрывая его достоинство. Просто сидеть в кровати было нелегко, и Эйден правда думал начать биться головой о стену, когда подвинулся, свесил ноги с кровати и встал, руками вцепившись в несчастную тумбочку, стоявшую рядом. Боль усилилась настолько, что у парня потемнело перед глазами — всё, что услышал Хакон с кухни, это глухой стук, с которым младший упал на пол, садясь на одно колено. — Эйден? — позвал старший, после чего быстрым шагом зашёл в комнату, чтобы увидеть сидящего на полу пилигрима. — Малыш, что же ты творишь? Тебе ещё минимум два дня лежать, а ты встаёшь. Подхватив болезненно пискнувшего парня на руки и уложив его в кровать, Хакон оглядел его строгим взглядом, но буквально за мгновение эмоции сменились, оставляя плещущиеся в глазах беспокойство, симпатию и благоговение. Бывший ночной бегун аккуратно проложил дорожку поцелуев от века к скуле и затем к губам, утопая в нежности и отзывчивости его половинки, а затем снова оставил его и отправился на кухню. — Буквально пять минут, малыш. Суп почти готов, — раздался голос с кухни, сопровождающийся тихим звуком помешивания варева в кастрюле. — И, прошу тебя, не пытайся прыгнуть выше головы — отдыхай, вставать ещё рано, хоть ты у меня и неимоверный силач. — Ага, — ответил Эйден, хоть и не был уверен, что его услышат. Прикрыв глаза, младший погрузился в мысли: быть боксёрской, да и не только, грушей ему больше не хотелось — разочаровывать Хакона и, хотелось бы верить, наблюдавшую сверху сестру он желанием не горел. На данный момент он желал обрести счастье и быть нормальным человеком, хотя и не знал, как этого достичь в его-то состоянии. Сейчас ему хотелось просто восстанавливать силы в их с Хаконом любовном гнёздышке, а затем покинуть город, который навевал грусть и тоску, хотя некоторые воспоминания всё же приносили какие-то положительные эмоции в его жизнь. Например, он-таки отыскал Мию, как и хотел. Однако тут же он её и потерял, после чего от дорогого сердцу человека осталась лишь скромная могилка, украшенная прелестно бегонией персикового цвета и небольшой каменной табличкой, изготовленной лично парнем. — Спишь? — раздался тихий голос Маттиаса сбоку от кровати, отчего младший сразу же открыл глаза. — Понял, не спишь. Хакон улыбнулся, ставя одну тарелку супа на тумбочку, а Эйден продолжил тихо сверлить его взглядом, но через пару десятков секунд разорвал тишину. — Есть что-то ещё из одежды? Потому что в таком виде мне не очень комфортно. — Одежда-то есть, но я всё же надеюсь, что надевать её ты не будешь. Так мне удобнее обрабатывать швы и менять повязки. — Ладно, — буркнул Эйден, переведя взгляд на руки, куда старший аккуратно вложил глубокую миску с наваристым супом. — Ну и, конечно, смотря на тебя в такой одежде у меня глаза радуются. Сексуальненько, не находишь? Мужчина тихо посмеялся, когда поймал молнию, отправленную взглядом парня, после чего сел рядышком, беря в руки свою тарелку супа, что стояла на тумбе. — Серьёзно, если бы не твоя рана, я, наверное, уже б накинулся на тебя и не выпускал из кровати неделю, не меньше, — заговорил старший, когда Эйден только положил первую ложку супа в рот и на ней, собственно, и подавился. — Хакон, ты придурок, — в перерывах между кашлем прохрипел парень. — Но ты меня таким и любишь, разве нет? — наигранно вскинув брови, спросил он. — Ух, знал бы — сто раз подумал, — отвернув лицо, скрывая слабую улыбку, и наконец прокашлевшись, ответил Колдуэлл, после чего в очередной раз посмотрел на возлюбленного, что тепло улыбался, смотря на него в ответ. — Но всё равно бы полюбил.