Я приглашаю тебя на танец

      Бальный зал внезапно оказался погружён в ошеломлённую тишину, отражающуюся от стен и застывших изящных фигур аристократов.       Музыка замолкла также внезапно, как и приглашённые на праздник люди — музыканты в испуганной растерянности взирали на центр всеобщего внимания.       Происходили поистине удивительные для общества вещи.       Лю Цингэ стоял напротив своего негласного для общества соперника: в изящном бело-сером костюме, без привычного верного меча, с прямой напряжённой спиной и вытянутой в немом приглашении ладонью.       Шэнь Цинцю замер напротив.       В его ногах блестели осколки выроненного бокала, а капли вина расплылись на белом начищенном мраморе.       Толпа напряглась от назревающей ссоры.       — Молодой герцог Лю? — Шэнь Цинцю медленно натянул насмешливую ухмылку, дрожащую под пронзительным взглядом своего невольного собеседника. Привычные едкие слова сорвались с его языка в какой-то растерянной и удивлённой форме, невольно смягчившись. — Зачем ты протягиваешь руку? Если ты что-то хочешь, обратись к слугам, я тебе не помощник.       — Ах, молодые герцоги, не следует затевать спор на празднике, — Наследный принц Юэ доброжелательно улыбнулся, медленно неотвратимо подходя.       — Я приглашаю тебя на танец, — Лю Цингэ упрямо продолжил стоять, не отводя ни руки, ни взгляда от Шэнь Цинцю.       Шёпот прошёлся по толпе, удивлённой волной разбегаясь по всем уголкам зала.       Два вероятных соперника за положение будущего Императора-консорта стояли в тишине напротив друг друга, позабыв про возможного супруга.       Это было нежеланное место для Лю Цингэ. Нежеланный человек. То, за что он не хотел бороться хоть с кем-то.       То, за что он не хотел бороться с Шэнь Цинцю.       Он продолжил стоять: ровный, как трость, не шевеля рукой; наполненный противоречиями, уверенный, но замерший изнутри от нахлынувшего непривычного испуга. С холодом и жаром в груди и на щеках. С лёгкой несвойственной дрожью в ногах, что слишком непослушно вели его к желанной цели.       Он подгонял их раздражением от ненавистной приближающейся фигуры, которую он пожелал забыть хотя бы на этот вечер.       — Не ждал от тебя подобной насмешки, — губы Шэнь Цинцю сложились в ухмылку, глаза сверкнули холодом, пока он неспешно принялся протирать руку со следами вина платком.       Лю Цингэ продолжил стоять на месте, хмурясь столь отчётливо, что его красивое лицо потемнело.       — Если ты не хочешь, так и скажи, — резко бросил он, не убирая руки. И сегодня он не уберёт её, пока не получит внятного ответа: «да» или «нет».       Пора перестать бежать от самого себя и своих чувств.       Шэнь Цинцю медленно моргнул. Поднял глаза, внимательно всматриваясь в лицо воина. И тот, поймав подобный взор, медленно краснел, сводя брови в переносице от смущения.       — Цинцю, не стоит начинать ссору из-за небольшой шутки, — Юэ Цинъюань спешно приблизился, мягко, чуть криво или нервно улыбаясь.       Однако Лю Цингэ не было свойственно шутить. Об этом знали все.       — Ты приглашаешь меня на танец? — недоуменно переспросил Шэнь Цинцю, немного кривясь.       Лю Цингэ отвёл взгляд в сторону, кивнув.       — Это безумие…       Шэнь Цинцю тихо растерянно рассмеялся. Взгляд невольно упал на Юэ Цинъюаня. Мерзавец, невольно сделавший его изгоем всего общества. Настырный прилипала, от которого нельзя было избавиться, но чьё внимание приносило лишь настоящий вред.       Шэнь Цинцю уже пытались убить из-за его внимания, считая будущим Императором-консортом, что не могло быть правдой.       Однако правда в глазах людей была другой: отчаянно влюблённый Наследный принц, покровительствующий молодому герцогу в течение нескольких лет. Становление этого герцога супругом принца было лишь делом времени.       Конечно же, были недовольные подобным положением дел. Такие, как Император.       Нынешний правитель в насмешку из тени выдвинул в обществе другую кандидатуру для слухов — Лю Цингэ. Его люди пускали шепотки на балах, вечерах и встречах, разнося придуманное дальше небольшого круга, делая это правдой в чужих глазах. Его руки поднимали кверху Лю Цингэ — достойного правильного человека, смелого и храброго, превознося его в умах аристократов. И в то же время его руки роняли репутацию Шэнь Цинцю на дно, предписывая грязные умыслы и грехи, чему охотно верили из-за скверного характера самого герцога.       Шэнь Цинцю уже был в проигрыше, попав в немилость правителя. И всем было глубоко плевать на то, что Шэнь Цинцю никогда не хотел выходить замуж за Юэ Цинъюаня, никогда не желал его власти.       Он ненавидел даже возможность получить эту власть, каким бы жадным его ни считали другие.       Однако общественность, Император, Наследный принц и их действия разразили бурю над головой всего государства и Шэнь Цинцю в частности.       Лю Цингэ был тем, кем восторгалось общество. Далёкой фигурой, образом добродетели, чести и достоинства. Умелый воин, хороший человек, красивый юноша, богатый герцог.       И тот, с кем у него ещё до всей истории висели напряжённые враждебные отношения.       Лю Цингэ мог легко его уничтожить. Всё, что он добился потом и кровью, шаталось под весом слухов, разносившихся по Империи. Лю Цингэ оставалось только пожелать место консорта и перейти на сторону Императора — общество смело добило бы Шэнь Цинцю.       К счастью, тот был слишком честен и не слишком заинтересован, чтобы окончательно испортить жизнь Шэнь Цинцю.       За это он был ему даже благодарен, что никогда не озвучит.       В то же время Шэнь Цинцю был полон изъедающей его душу ненависти. Но не к Лю Цингэ. К главному виновнику этого недоразумения — Юэ Цинъюаню.       Шэнь Цинцю медленно поднял глаза на удивлённого Императора. Тот замер на своём месте с нелепой усмешкой на губах. Император ненавидел его до глубины души из-за помешанности своего сына на столь низменном человеке. Император ненавидел его успех, его происхождение, его возвышение и место в обществе. Ненавидел его приёмного отца — человека, что блистал в обществе подобно бриллианту, когда сам ещё тогда юный правитель оставался в тени его успеха.       Он перевёл взгляд на принца — человека, с которым они разделили детство на улице, с которым боролись с голодом и долгими зимами. Человека, который его предал — оставил на улице в одиночестве, отогреваясь в мехах в Императорском замке. Человека, который его не искал, хотя обещал вытащить его из этого бесконечного ада.       Человека, у которого не было оправданий его предательству.       А после взглянул на глупого красивого юношу напротив — молодой герцог Лю, с которым они низменно подрались при первом выходе Шэнь Цинцю в свет. Лю Цингэ, который всегда охотно сходился с ним в споре или драке, никогда ни перед кем не лебезил, говорил прямо и всегда правду.       Лю Цингэ был надёжным противником. Сильным, крепким, тем, с кем можно было отпустить весь гнев в простом мордобое. И с кем потом нести наказания от отцов.       Глупый, помешанный на драке и войне, красивый упрямец, сейчас стоящий с красными щеками и ушами и бегающим взглядом.       Он вложил ладонь в протянутую руку с мелко дрожащими пальцами, неожиданно тёплыми и непривычно мягкими.       — Не оттопчи мне ноги, — он насмешливо хмыкнул от того, как неловко и мягко Лю Цингэ сжал ладонь, вскидывая сияющий взгляд на его лицо. И невольно смягчился, уронив тихую улыбку.       Лю Цингэ неспешно провёл его к середине зала, и, мягко обхватыватив за талию, неспешно повёл в вальсе, отчаянно краснея. И в ответ загрохотал смех герцога Лю, его отца, который стоял в отдалении, в окружении семьи рядом с приёмным отцом Шэнь Цинцю. Тот лишь вздохнул на смех приятеля и взмахнул рукой в сторону музыкантов, большинство из которых были его учениками.       И, словно очнувшись, заиграла музыка, пронёсся вихрь шепотков и смешков, пока сотни жадных взглядов впивались в столь неожиданную пару, разнося новые слухи.       Юэ Цинъюань остался на том же месте, продолжая слабо улыбаться. Однако его кулаки сжались до побледнения.       Император молча покинул бал.