Возвращение и знакомство

В Мэнсфилд-парке, в храме изысканности и благовоспитанности, было немного страшно говорить громко или переходить на слишком быстрый шаг. И все же, когда Сьюзен сняла капор, который так предупредительно приняла горничная, и прошла следом за сестрой, она не могла сдержать нахлынувших чувств – восхищенного изумления и неомраченной радости о том, что сбылась ее сокровенная мечта, до того тайная, что она и себе боялась в ней признаться. Пусть другое перо опишет, как изысканно была обставлена каждая из комнат, которые миновали сестры, а также то, как широко распахивались глаза Сьюзен и даже, надо признать, открывался ее рот. Я же опущу эти строки, которые иной словоохотливый автор превратил бы в страницы, и перейду сразу в гостиную к леди Бертрам. Она радостно обняла свою старшую племянницу, свою помощницу и утешительницу, и залилась слезами. И пока Фанни и Эдмунд говорили ей слова ободрения, Сьюзен с присущим ее возрасту простительным эгоизмом не могла удержаться от того, чтобы погладить мопсика, ведь он с таким интересом изучал новую гостью, очаровательно вилял хвостиком и увивался вокруг ее башмаков. Когда на Сьюзен обратили внимание, она смутилась, но гораздо менее, чем могла бы в подобном положении смутиться Фанни. Младшая Прайс сконфуженно улыбнулась и сказала: - Прошу прощения, он такой милый, здравствуйте. - Тетушка Бертрам, это моя сестра Сьюзен, сэр Томас пригласил ее погостить в Мэнсфилд-Парке. Сьюзен, это тетушка Мария Бертрам. - Здравствуйте, - снова сказала Сьюзен. Мопс обнял ее щиколотку лапками, и девушка засмеялась. Леди Бертрам улыбнулась в первый раз за много дней. - Да, да, дитя мое, он очень милый и большой умница. Если ты ему понравилась, значит, ты хорошая девочка, он не любит злых людей. Но ты сядь на диван и возьми его к себе на колени, так тебе будет удобнее. Но ненадолго, потом спусти его, иначе он не даст тебе есть. Ты ведь хочешь поесть с дороги? - Это было бы очень любезно с вашей стороны… - начала Сьюзен. - Да, да, конечно, Фанни, и ты присядь, ты совсем бледная, верно измучилась, думая про Тома и кузин. Хотя нет, кто-то должен распорядиться насчет чая. Тебе нужно подкрепить силы, правда же? Фанни, еще не присев, уже собиралась позвонить, но в дело вмешался Эдмунд. - Я распоряжусь, маменька, - сказал он, - а потом ненадолго оставлю вас и пойду к Тому. Он, верно, спрашивал обо мне? - Да, спрашивал и тревожился, мой бедный мальчик… Да, сходи, Эдмунд, ты так добр, но садитесь же, мои дорогие, садитесь. Она села рядом со Сьюзен, помогла ей усадить на колени мопсика и стала расспрашивать о всяких пустяках. Фанни чувствовала себя слегка позабытой, но не слишком огорчалась. Она видела, что леди Бертрам ожила и общество нового человека, пусть и не украшенного светским тонким воспитанием, но благожелательного и сердечного, полезно для ее души и нервов. Принесли чай, печенье, сэндвичи и пирог с крыжовником. Фанни вспомнила, как именно это блюдо она ела в первый свой день в Мэнсфилд-парке. Точнее, не ела, а поливала слезами. Сьюзен же с удовольствием отдала ему должное и поблагодарила леди Бертрам. - Только не давай мопсику сладкое, Сьюзен, - сказала Фанни, - иначе он будет себя дурно чувствовать и может напачкать. - Но ведь он просит, ему так хочется, - заметила Сьюзен, глядя на песика, который умильно сопел и смотрел умоляющими глазами. - Нам часто хочется того, что нам совсем не полезно. Правда же, тетушка, Грумпи нельзя давать сладкое? - Да, да, конечно, нельзя, не стоит. Фанни наскоро выпила чай, но все же получила немалое удовольствие, ибо напиток был хорош, горничная, которая принесла поднос, расторопна и предупредительна, а все тарелки и приборы безупречно чисты. После чая она приступила к рукоделию тетушки, которое было в еще большем беспорядке, чем всегда, Сьюзен полюбопытствовала, что там за рисунок, предложила добавить к фиалкам чуть больше темного шелка, а леди Бертрам охотно ее поддержала. Они увлеклись почти забыли о горестях и позоре, которые обрушились на Мэнсфилд-парк, но в коридоре послышались шаги и горестные вздохи. Явилась та, кого никто не желал видеть в их маленьком обществе, то есть миссис Норрис. И сразу Фанни притихла, Сьюзен опасливо напряглась. - Право, сколько несчастий постигло наш несчастный дом… - начала она. В другое время она разразилась бы монологом о том, как ей нелегко и как она выбивается из сил, но сейчас, когда она действительно была сломленной и бессильной, она почти не могла говорить. Фанни, с которой забыли поздороваться, промолчала, ибо привыкла, что ее не замечают. Однако она успела научить Сьюзен, что, если кто-то ведет себя неподобающе, следует самой вести себя очень и очень учтиво, чтобы собеседник устыдился. Ее понятия о том, что есть учтивость, пока не сделались достаточно ясны, однако Сьюзен была наделена некоторым чутьем, которое и подсказало ей встать с места, слегка склонить голову и сказать: - Здравствуйте, тетушка Норрис. - Тетушка… - скажите, пожалуйста, - пробормотала миссис Норрис. – Подумать только, какая наглость… Назвать меня тетушкой! - Но ведь не дядюшкой же, - заметила Сьюзен в простоте душевной. Леди Бертрам слабо улыбнулась, Фанни стала делать Сьюзен знаки, и та замолчала, не понимая, в чем ошиблась. Она же просто поздоровалась и немножко пошутила! - Впрочем, справедливости ради, ты действительно моя племянница, и племянница, что еще важнее, сэра Томаса. Тебя пригласили в приличный дом, так что тебе нужно ценить это и вести себя подобающе. Помни, кто твои родные и кто ты. - Я буду стараться, - коротко ответила Сьюзен. Но эта осторожная реплика не помогла. Тетушка Норрис после многих дней печали и скорби ощутила себя в своей стихии – за все пережитое она могла отыграться. - Будешь стараться так же, как Фанни? – ехидно вопросила она, отчего старшая из сестер Прайс покраснела. – Право слово, я ее стараний так и не заметила. Невоспитанная, не слишком сообразительная, для всякого дела ее нужно понукать, пока десять раз не попросишь, она и пальцем не шевельнет. - Право, сестра, ты не совсем справедлива, Фанни так помогала мне… Но вялая фраза леди Бертрам осталась без ответа. Ведь даже для защиты своей верной наперсницы она не соблаговолила заговорить в полный голос. - И вдобавок еще и своевольна как никто другой! В рукоделии постоянно все делала по-своему, читала не те книжки, которые советовала мисс Ли, а те, какие самой захочется, убегала гулять, когда она мне нужна… Если бы ты, Фанни, не отказала мистеру Крофорду, этого ужасного скандала бы не было! - Ох, сестра, не надо про это говорить! У меня болит голова, чуть я вспомню про все, что случилось… – Леди Бертрам слабо потерла рукой лоб. – Фанни, милая, куда же я задевала одеколон… и платок. Фанни и Сьюзен начали хлопотать вокруг тетушки. - Вот! Любуйся на дело рук своих! – изрекла тетушка Норрис. – До чего ты довела свою бедную тетушку. - Просто такие вещи нужно говорить с глазу на глаз, а не при посторонних, - пробормотала Сьюзен, и ее тон, справедливости ради, и менее пристрастному собеседнику мог показаться дерзким. - Да что же это такое! – Тетушка Норрис возвела глаза и руки к потолку. – Это же просто… возмутительное нахальство. Я одно слово, а эта девчонка в ответ десять. И если бы она хотя бы была хороша собой! Красавицам простительна некоторая свобода поведения, но тебе, Салли… - Я Сьюзен, - и рука девушки, которая обмахивала тетушку Бертрам веером, чуть дрогнула. - Постоянно дерзит, а ведь даже не красива, - продолжала миссис Норрис. – Ни малейшего проблеска породы, она похожа на своих кузин даже меньше, чем Фанни. - И слава Богу! – словно гром небесный, раздался голос Эдмунда. Тетушка взглянула на него с изумлением и некоторым гневом, в той степени, в какой гостья может испытывать его по отношению к одному из хозяев дома, пусть и младшему. - Слава Богу, что кто-то в этом доме не похож на моих сестер. Это значит, что они понимают, что такое скромность и благоразумие. А вы, вместо того, чтобы оценить Фанни по достоинству, браните ее, хотя она измучена дорогой и треволнениями. То, что сделал мистер Кроуфорд, разбило ей сердце. - При чем тут сердце, она, кажется, никогда не ценила мистера Кроуфорда. Просто Фанни совсем не имела моциона, хотя я всегда говорю, ей надо или ходить, или кататься верхом. - Хотел бы я знать, как бы она каталась верхом в Портсмуте. Вот что, моя почтенная тетушка. Я вас глубоко уважаю, но даже тем, кого чту, не позволю обижать тех, кого люблю всем сердцем. Фанни – вовсе не глупая и не дерзкая, она была мудрее и строже к себе, чем мы все, когда отказала мистеру Крофорду. - Да если бы она приняла предложение, он бы не сбежал с Марией! - А если бы сбежал? Что бы тогда было с Фанни? Как бы она себя чувствовала? Уж верно, хуже, чем теперь. - Да она та еще хитрая втируша! Всегда сумеет найти для себя выгоду! И теперь уж она наверняка радуется, что осталась в стороне от скандала и не так сильно замаралась общим позором. - Ну знаете ли, тетушка! Это уж и вовсе нестерпимо слушать. Фанни, сжавшись в комочек и прижав к груди пахнущий одеколоном платок, трепетала на диване, Сьюзен смотрела и не знала, что ей делать, понимая только, что никак невозможно сделать то, что она хочет. А леди Бертрам снова вздохнула и простонала: - Сестра, пожалуйста, не надо говорить об этих ужасных событиях… Племянницы опять принялись ей помогать, а тетушка Норрис фыркнула и выскочила из комнаты. - Право, Эдмунд, это было слишком резко, - осмелилась сказать Фанни. - Слишком резко, потому что поздно, - ответил Эдмунд. – Тетушке давно следовало бы объяснить, как можно с тобой обращаться, а как нельзя. Она не знает тебе цену, Фанни, и очень жаль, что она так слепа. Простите меня, маменька, если я вас напугал и огорчил. - Нет, нет, сынок, я уже в порядке. Я знаю, ты очень благоразумный и всегда поступаешь правильно. Эдмунд покачал головой. Его память подсказывала, что были события, когда он поступал вовсе не правильно. - Я хотел сообщить, что Том чувствует себя лучше, но немного устал. Он боится задремать сейчас, потому что тогда его замучает бессонница. Поэтому он просит, чтобы Фанни зашла к нему и поболтала, немного рассказала о Портсмуте. Ты ведь сильно устала с дороги, кузина? - Нет-нет, я буду рада побыть с Томом, но как же тетушка? Ей так нужна моя помощь. - Мы со Сьюзен позаботимся о маменьке, не беспокойся. - Тогда хорошо, я пойду к Тому. Фанни рада была услышать, что он настолько здоров, что имеет некоторые желания и проявляет свою обычную натуру, пусть и слегка тронутую себялюбием. Том не был и вполовину так внимателен к ней, как Эдмунд или так сердечен, как тетушка Бертрам, которая при всем своем ленивом эгоизме понимала, что Фанни нуждается в ласке. Однако старший кузен не страшил ее и не унижал, а лишь иногда подтрунивал, как взрослый над ребенком. Все же он иногда говорил Фанни добрые слова и часто делал маленькие подарки, скорее ради удовольствия тратить деньги и выбирать красивые вещицы, чем ради самой Фанни. И ее доброму сердцу этого было достаточно, чтобы привязаться к кузену и теперь искренне ему сострадать. Что же до Сьюзен, она не могла искренне тревожиться о человеке, которого покуда даже не видела воочию. Однако нрав ее был таков, что чужое благополучие после бедствия ее радовало, а чужое бедствие после благополучия огорчало. Эта сторона ее натуры с самого начала способствовало расположению к ней всех обитателей Мэнсфилд-парка, а другие качества сделали ее в этом роскошном поместье нужной, полезной и своей.