Свадебные дары Чжэнь Яня

На утреннем сборе старшие мальчишки переглядывались и испуганно посматривали на Чжоу-цзе. На его Шу-цзе. Чжэнь Янь тяжело вздохнул. Право называть её по имени, как любимую сестру, он потерял прошлой осенью. Попробовал, и язык не повернулся. Дело было дрянь, потому что в нем, Чжэнь Яне, что-то прогнило… — Не может быть, — прошептал сзади кто-то из младших. — Она же некрасивая, кто стал бы ее рисовать… — Да что ты понимаешь… — не согласились с ним голосом постарше. Раздался треск и тихое ойканье. Кому-то из говоривших прилетело по уху. Чжэнь Янь не видел — поворачиваться? Вот ещё. Но сделал себе мысленную пометку выяснить, что же опять будоражит умы в ученических спальнях. С приезда столичных бездельников там почти неслышно томилось какое-то варево. Оставалось дождаться, когда оно закипит, чтобы вмешаться. Чжэнь Янь нашёл глазами Линь Цзюэ. Вид у того был помятый, а одежда требовала стирки: на рукаве красовалось чёрное пятно, подол потемнел от грязи, — но сам министерский сынок цвел и пах. Словно ночь напролёт переписывал заданный Чжоу-цзе трактат — и ему все понравилось. Небывалое событие. Линь Цзюэ глянул на старшую сестру, улыбнулся какой-то скользкой улыбочкой и, наклонившись к соседу, что-то прошептал ему на ухо. Чжэнь Яню он не нравился. Линь Цзюэ и два его товарища приехали в Усадьбу зимой, накануне болезни Наставника. И сразу же поехали бы домой, но в дорожной сумке Линь Цзюэ лежало письмо от принца Цзина, в котором тот просил за сына своего старого друга — имперского военного министра. Наставник не стал отказывать, только спросил у приехавших: подходит ли им неприхотливый быт его школы, — и дождавшись пространного вежливого подтверждения от всех троих, согласно кивнул. Линь Цзюэ был самодоволен и избалован, как человек слишком задержавшийся на женской половине дома, но не глуп и хорошо обучен. Обычного столичного бездельника Чжэнь Янь превратил бы в отличную цель для оттачивания собственного остроумия, но — и это особенно бесило — Линь Цзюэ умел повернуть ситуацию себе на пользу. Об этом стоило хорошенько подумать. Его столичные учителя знали свое дело — из того, что Линь Цзюэ сейчас сказал своему соседу, Чжэнь Янь не услышал ни слова. Чжоу-цзе будто тоже не слышала разговор и не увидела неприятной улыбки, с отсутствующим видом прошлась мимо шеренги учеников, развернулась и пошла обратно. — Утреннюю тренировку сегодня возьмёт на себя брат Цзюсяо, — сказала она негромко, но услышали её, конечно, все. В шеренге послышались облегчённые вздохи. После весенней болезни Наставник редко выходил во двор, и Чжоу-цзе гоняла их до изнеможения, а если кто-то не справлялся, не стеснялась припечатать крепким словом. Иногда она была так изобретательна, что новые прозвища прилипали к ученикам насмерть. Острый язык Чжоу-цзе когда-то Чжэнь Янь прочувствовал и на своей шкуре, хотя ему обычно доставались насмешки, не зря он был вторым учеником Усадьбы. Но все это было раньше — теперь, проверяя его тренировки, Чжоу-цзе больше молчала. И все из-за Чжэнь Яня, его длинного языка и дурной натуры... Цзюсяо нравился ученикам гораздо больше, потому что был тряпкой. Добряком, сказал бы Наставник. Но если ученики вьют из тебя верёвки, растянутая нога считается достойной причиной, чтобы посидеть в теньке, а вечером остаются силы посплетничать в спальнях, ты не добряк, а самая что ни на есть тряпка. После тренировок Чжэнь Яня все спали мёртвым сном. Старшая сестра проводила с Цзюсяо вечерние часы, хотя раньше делила это время между ним и Чжэнь Янем. Цзюсяо, без сомнения, был надоедлив, туп, слабоволен и не стоил внимания. Этим утром Чжэнь Яня раздражало все. Он скорчил гримасу, словно укусил незрелое яблоко. — А ты, брат Чжэнь, — сказала Чжоу-цзе совсем рядом ничего не выражающим голосом. Чжэнь Янь сразу же скромно опустил глаза, она подошла неслышно, — будь добр, займись аптекарской грядкой, время убрать с неё первые сорняки. И сделай это с лицом попроще, — добавила она все также невозмутимо. Отвернулась и пошла в дом. Чжэнь Янь, не поднимая головы, посмотрел ей вслед и от досады до боли закусил губу. Как всегда, он её обидел. Но хуже было то, что даже чувство вины не могло ничего сделать с его гнилой натурой. Ткань ученического платья колыхалась вокруг широких бедер старшей сестры, а под подолом можно было различить тонкие лодыжки в стоптанных тапочках. Чжэнь Янь не мог позволить себе пропустить это зрелище — целый день она проведёт у Наставника, и увидятся они только на следующее утро. Волнующее тепло мягко коснулось низа живота, сердце пропустило удар… Чжэнь Янь с силой сжал кулаки, ногти больно вошли в кожу. Он был ужасен, ужасен, так ужасен! *** Послеобеденное солнце мягко касалось луга. Чжэнь Янь лежал на травке, грелся в его ласковых лучах и жевал травинку. — Я сейчас же уничтожу эту мерзость! — громко сказал Цзюсяо за молодыми клёнами. — Это не она! — Но, старший брат, я поклялся, что верну его… — жалостливо заголосил другой голос, который Чжэнь Янь сразу узнал. Это был расстеряха Кун Ши, или попросту Дубовые Коленки. — Этого не будет! — в сердцах вскричал Цзюсяо. Чжэнь Янь ужом скользнул под низкие ветки клёна и вынырнул с другой стороны. Цзюсяо стоял к нему спиной и чуть ли не дрожал от ярости, а у Кун Ши, заметившего, что их стало не двое, а трое, от растерянности вытянулось лицо. — Этого никто не должен видеть! — вскричал Цзюсяо и скомкал лист бумаги, который держал в руках. Чжэнь Янь вскочил на ноги и быстро подошёл. — И что же такого никто не должен видеть, брат Цзюсяо? — вкрадчиво спросил он, становясь за его плечом. Цзюсяо вздрогнул и обернулся. То ли от ярости, то ли из-за неожиданного появления Чжэнь Яня его лицо побледнело. Он испуганно отшатнулся. — Ну же, брат? — повторил вопрос Чжэнь Янь и потянул лист бумаги из его рук. В глазах Цзюсяо мелькнула какая-то мысль, он быстро-быстро заморгал. — Ничего важного, это наши дела, я сам со всем разберусь, — он крепче перехватил смятый лист и потянул его к себе. Глупыш Цзюсяо совершенно не умел делать три вещи: злиться, врать и настаивать на своём. Если что-то довело его до такого состояния, вряд ли он смог бы с этим достойно разобраться. Чжэнь Янь прищурился и рванул лист на себя. Раздался звук рвущейся бумаги. Кун Ши громко ахнул. — Только не смотри! — взмолился Цзюсяо, прижимая свой кусок к груди. — Брат Янь, тебе не надо это видеть, ну пожалуйста! Поверь мне хоть раз! Чжэнь Янь торопливо развернул бумагу… И зажмурился. Ему и правда не стоило это видеть. Он смотрел на разорванный рисунок одно мгновение и точно знал, что не сможет забыть то, что увидел. Больше — даже не захочет. — Откуда это у вас? — сдавленно спросил он, на ощупь сворачивая лист и открывая глаза. Цзюсяо смотрел на него не мигая, на лице Кун Ши застыл ужас. Все молчали. Чжэнь Янь непременно должен был рассмотреть каждый штрих этого рисунка, долго, во всех подробностях… Но сколько человек уже успели сделать это до него? В ушах загрохотала кровь, а взгляд заволокло розовой дымкой подступающего бешенства. — Кто это сделал? — хрипло прошептал он, наклоняясь вперёд. Кун Ши вздрогнул и сделал шаг назад. — Я поклялся… — проблеял он. Перед глазами Чжэнь Яня ещё стоял исполненный в три четверти портрет — знакомые высокие скулы, нос с едва заметной горбинкой, открытая линия шеи и… Чжэнь Янь задохнулся. — И ты нарушишь клятву, иначе я переломаю тебе ноги! — прошипел Чжэнь Янь, нависая над Кун Ши. Тот задрожал как осиновый лист. — Старший брат… — он тихонько позвал Цзюсяо. — Брат Чжэнь преувеличивает, — сказал тот ровным голосом, подходя ближе. На лице Кун Ши явственно проступило облегчение. Чжэнь Янь презрительно сжал губы. Тряпка! Какая же тряпка! — Но клятву тебе нарушить придётся, — продолжил Цзюсяо, становясь бок о бок с Чжэнь Янем, — и смириться со своим бесчестным поступком. Это не шутка, младший брат — речь идет о чести нашей сестры. Тебе придётся ответить на вопросы. Не всем людям можно давать клятвы. Это будет твой урок. Кун Ши опустил голову и безутешно зарыдал. Лицо Цзюсяо смягчилось, но он сдержался и остался стоять рядом с Чжэнь Янем, ожидая ответа. А вот это было уже интересно — Чжэнь Янь удивленно смерил его взглядом и одобрительно хмыкнул. Как бы ни хотелось найти виновника и растерзать его с особой жестокостью, дело действительно было не шуточным и требовало холодной головы. Чжэнь Янь сделал несколько вдохов и выдохов, чувствуя, как сердце начинает биться ровнее. — Эй, Дубовые Коленки, хватит ныть, — фыркнул он. От его голоса и издевательской клички Кун Ши вздрогнул и заплакал громче. Рукав Чжэнь Яня едва заметно потянули, он обернулся — Цзюсяо смотрел на него с мягким упреком. Чжэнь Янь недовольно поджал губы, но кивнул, и продолжил: — Давай я помогу тебе, что ты обещал? Не говорить, кто тебе дал эту мерзость? Ты и не скажешь. Кун Ши поднял заплаканное лицо и с отчаянной надеждой посмотрел на Чжэнь Яня. В сущности он был неплохим малым, послушным, старательным и верным. Только не умел разбираться в людях. Вряд ли он взял рисунок из праздного любопытства. А вот кто был настоящим виновником, Чжэнь Янь мог сказать и без этих пыток. С приезда столичных бездельников он не раз видел Кун Ши в их компании. Но урок все же стоило преподать, как и развеять последние сомнения. — Я назову тебе имя, а ты кивнешь, если я прав? Подходит? — Но я же все равно выдам… — возразил Кун Ши слабым голосом. Чжэнь Янь раздраженно всплеснул руками. — У тебя есть предложение получше? Без имени мы тебя не отпустим. — Брат Кун, это правда важно, — подтвердил Цзюсяо. — Этот рисунок нельзя оставлять просто так. — И ты будешь должен мне услугу, — влез Чжэнь Янь и снова получил от Цзюсяо полный упрека взгляд. Кун Ши опустил голову и слабо кивнул. — Линь Цзюэ? — быстро спросил Чжэнь Янь. Кун Ши напряженно замер, выдохнул и снова кивнул. — Но зачем?! — Вот засранец! Вскричали они с Цзюсяо одновременно. Кун Ши только сильнее втянул голову в плечи. — Так, брат Кун, а теперь расскажи, как было дело? Зачем ты вообще его взял? Ведь не просто так? — оживился Чжэнь Янь. Его догадка оказалось верной, и теперь кажущиеся случайности, неприятности и слухи, которыми так богаты были ученические спальни в последние месяцы, собирались в его голове в единое полотно событий. Кун Ши поднял на него испуганные глаза. — Но как?.. — его вопрос повис в воздухе. — Разумеется, без имён, — досадливо отмахнулся Чжэнь Янь, как будто это было само собой разумеющимся. Кун Ши задумался. — Вчера в спальнях заговорили о девушках, о красоте, кому какие нравятся, — смущенно заговорил он, — и как-то так получилось, разговор перешел на старшую сестру… — Как-то так! — воскликнул Чжэнь Янь, воздев руки к небу. — Как-то так! Да кое-кому не терпелось похвастаться своей подделкой! Кун Ши бросил на него настороженный взгляд, но Чжэнь Янь не увидел в нем испуга. — Подделкой? — спросил Кун Ши с осторожной надеждой. — Брат Янь, успокойся, — вмешался Цзюсяо. — Пусть младший брат нам все расскажет, а потом ты поделишься своими соображениям. Кун Ши, продолжай. — Разговор перешёл на старшую сестру… — повторил Кун Ши, замялся и резко закончил: — Что без одежды она красивее. Чжэнь Янь еле сдержался, чтобы не зарычать — как они посмели говорить о Шу-цзе так! Как они посмели превратить в слова те мысли, что Чжэнь Янь не позволял себе даже думать, а когда не справлялся, казался себе самым грязным человеком на земле! Вечерний разговор в спальнях! — Тогда и появился рисунок. Точнее, нам рассказали, что он есть и что старшая сестра дала так себя нарисовать, — Кун Ши открыто посмотрел на Чжэнь Яня. — Я потребовал доказательств. — Только ты? — быстро спросил Цзюсяо. Его голос звучал тихо, но было слышно, что он в ярости. — Не только, — твёрдо сказал Кун Ши. — Но старшие братья разрешили мне не называть имён, и я не буду. Скажу так — большая часть усомнилась. Он опустил голову и добавил: — Но сегодня я получил рисунок… — Кто ещё его видел? — напряжённо спросил Чжэнь Янь. — Пока только я, и сразу пошёл к брату Цзюсяо. "Потому что Цзюсяо — тряпка, — добавил про себя Чжэнь Янь и сразу же поправил себя: — Не тряпка. Потому что Цзюсяо — добряк". — Мы уничтожим эту бумагу, и больше никто его не увидит, — Цзюсяо облегчённо выдохнул. — Это хорошо. — Мы уничтожим рисунок, а слух останется. Так не пойдёт, — отрезал Чжэнь Янь. — Ты предлагаешь его вернуть? — озадаченно спросил Цзюсяо. — Но как сестра позволила кому-то… Чжэнь Янь повернулся к нему всем телом. — Конечно, она не позволяла! Только дурак поверит в эту глупую подделку! Теперь с надеждой на него смотрели две пары глаз. — Вы что, верите в это?! — Чжэнь Янь потряс скомканным листом. — Я решил, что кто-то был так бесстыден, что подсмотрел за старшей сестрой… — неуверенно начал Цзюсяо. — О Небеса! Она бы не позволила! Чжэнь Янь лихорадочно расправил лист, с силой провел по нему ладонью — между пальцами мелькнула нежная линия плеча и подкрашенный розовой краской острый возбужденный сосок… Чжэнь Янь сглотнул и сомкнул пальцы, оставляя на виду только безопасное — лицо с опущенными ресницами, гордо выпрямленную спину, расслабленные руки. — Смотрите! — Он отрывисто кивнул на мятую бумагу и быстро заговорил: — Листок аккуратно вырван их книги, краски на нем потемнели, но на лице свежие штрихи. Чтобы подчеркнуть скулы, сузить подбородок и сделать похожими глаза! В волосы пририсовали заколку, а на шею добавили родинок. Родинок! Если художник так хотел быть точным… Вы же оба помните, как прошлой весной сестра лечила руку, когда на них с учителем напал медведь-людоед? — Шрамы на руке! — ахнул Цзюсяо и его лицо посветлело. — Именно! Их не просто свести, и когда станет совсем жарко, сестра сменит одежду на летнюю, их увидят все. Их видел каждый прошлым летом! А художник нет. Но родинки он нарисовал… Чжэнь Янь замолчал на полуслове — долгими днями Линь Цзюэ исподтишка рассматривал его Шу-цзе. Рисовал её в своём воображении, снимал с неё одежду, думал о ней, изучал, накладывал на старый рисунок из пошлой книжонки… Чжэнь Янь задохнулся от ярости. — То есть нам нужно только подождать? — через грохот крови в ушах услышал он голос Кун Ши. — Чего подождать? — непонимающе поморщился Чжэнь Янь. — Чтобы старшая сестра надела летнее платье? — Нет, слишком долго, — медленно сказал Чжэнь Янь, снова пытаясь привести дыхание в порядок. — Этот слух нужно разрушить сегодня-завтра, пока он не окреп. Мне пришлось объяснять детали даже вам, не будем же мы делать это для каждого. Жалко и неубедительно. — Мне сказали, что этот рисунок не единственный, — подал голос Кун Ши. — Не единственный… — протянул Чжэнь Янь и быстро пошёл вглубь сливового сада. — Брат Янь, ты куда? — крикнул ему вслед Цзюсяо. — Разрушать слух. — Тогда я с тобой. Чжэнь Янь оглянулся — Цзюсяо шёл к нему, и лицо у него было решительное. Слишком решительное. — Ну хорошо, — ухмыльнулся он. — Давай попробуем. — А что делать мне? — догнал их растерянный вопрос Кун Ши. — Иди в аптекарской огород и прополи там пару грядок, — кинул Чжэнь Янь, не оборачиваясь. — Брат Янь! — с упреком воскликнул Цзюсяо. — Это безответственно! Чжэнь Янь остановился по-настоящему, обернулся и весело сказал: — Брат Кун, будь так добр, прополи сорняки на западной стороне огорода и не суйся на восточную, там ты принесешь больше вреда, чем пользы, — Чжэнь Янь поклонился. — И, будь добр, ни с кем не разговаривай, пока мы не вернёмся. "Хотя туда никто и не сунется, — подумал он с усмешкой. — Ведь грядки должен полоть я". Сначала они шли в тишине, но когда Чжэнь Янь свернул с протоптанной тропинки вглубь сада, пролез через живую изгородь из колючего шиповника, на котором уже начал наливаться алые бутоны, Цзюсяо не выдержал: — Куда мы идём, брат Янь? Чжэнь Янь подавил сново всколыхнувшееся раздражение. Сейчас оно было неуместно. — Кун Ши сказал, что рисунок не единственный, — начал объяснять он, отводя от лица шипастую ветку и не утруждая себя придержать её подольше. Ветка улетела назад, Цзюсяо болезненно вскрикнул и Чжэнь Янь внезапно пожалел о своём поступке. — Так получилось, что однажды я наткнулся на тайник Линь Цзюэ, — продолжил Чжэнь Янь, стараясь скрыть сожаление. — У него есть тайник? — удивился Цзюсяо. — У каждого ученика есть тайник. У некоторых даже не один. Находить их очень весело и иногда полезно, — усмехнулся Чжэнь Янь. — Так вот, пару недель назад я полакомился вином из тайника Линь Цзюэ и потом проследил, как он перепрятывает свои запасы, теперь я знаю оба его тайника. Судя по звукам, Цзюсяо остановился, Чжэнь Янь обернулся, чтобы узнать, что с ним. Тот стоял с пораженным видом, на его щеке кровила тонкая царапина, в растрепавшейся прическе застряли листья, а над головой звонко кружил пушистый шмель. — Ты пьёшь вино? — неверяще спросил Цзюсяо. Чжэнь Янь утомленно закатил глаза. — Тебя изумляют какие-то глупости, брат. Все пьют вино, — Чжэнь Янь бросил короткий взгляд на Цзюсяо и хихикнул, вид у того был донельзя дурацкий. — Ну, может, кроме тебя. Цзюсяо махнул рукой, отгоняя шмеля. — Но?.. — Я пью вино в одиночестве и не приношу его в общие спальни. Как некоторые, — пояснил Чжэнь Янь. — Я знал, что Линь Цзюэ угощает наших учеников, но мне казалось, в этом нет опасности. Они знали меру, — Чжэнь Янь помялся. — Возможно, я был неправ. Не на трезвую же голову они заговорили о старшей сестре... Пойдем. Чжэнь Янь снова начал пробираться через кусты, и на этот раз ветки он придерживал — все-таки Цзюсяо был не безнадежен, его стоило поберечь. — Брат Янь, — задумчиво начал Цзюсяо за его спиной, и у Чжэнь Яня появилось предчувствие, что сейчас тот все-таки скажет что-то очень глупое. — Ты ведь тоже не сразу во всем разобрался? У меня было мгновение, когда, увидев рисунок, я поверил в рассказ Кун Ши… Всё-таки безнадежен. Тупой, как деревянная пробка, как прибрежный, стесанный водой камешек… Чжэнь Янь резко остановился, и Цзюсяо чуть не налетел на него. — Я похож на человека, который может в такое поверить? — прошипел Чжэнь Янь, не оборачиваясь. — Как ты мог! Это же Шу-цзе! — На одно мгновение! — закричал Цзюсяо, в его голосе послышались слезы. — Рассказ был такой убедительный, а рисунок похож. Я не настолько внимателен, как ты… — Я не поверил даже на мгновение, — твёрдо сказал Чжэнь Янь и обернулся к Цзюсяо. — Но почему ты решил, что я могу это сделать? Цзюсяо опустил глаза и покраснел. — Рассказывай! — прикрикнул на него Чжэнь Янь. Цзюсяо поднял на него глаза побитой собаки. — Брат Янь, прими мои извинения, я был неправ. — Ну же! Я жду! — Не заставляй меня... Цзюсяо что-то скрывал — Чжэнь Янь надвинулся на него как грозовая туча. — Сестра что-то сказала тебе? — спросил он с подозрением. — Нет! Нет! Не говорила, — этот балбес замахал руками. — Она грустит без тебя, а ты не хочешь её видеть, и я подумал… — Я не хочу её видеть? Грустит? — не понял Чжэнь Янь. Перед глазами встало непроницаемо холодное лицо Шу-цзе, с которым она последнее время всегда с ним говорила — только в горячке он мог бы подумать, что она грустит. — Ты перестал приходить к ней по вечерам, дерзишь, не слушаешь её, — начал перечислять Цзюсяо, — смотришь так, будто она тебя обидела, словно не она заботилась о тебе и учила с детства. Конечно, она грустит. Глаза у Цзюсяо бессмысленно блестели как две плошки с дождевой водой. Чжэнь Янь сглотнул, он никогда не думал, что его попытки держать себя в руках — не выдать, не сделать ничего лишнего, — выглядят именно так. — Она сама это сказала? — неуверенно спросил он, но Цзюсяо, погруженный в свои мысли, словно не услышал вопрос. — Я решил, что ты… — замялся он. — Я решил, что ты сказал ей что-то не то… Чжэнь Янь все ещё пытался осознать мысль о грусти Шу-цзе, но слова Цзюсяо заставили его очнуться. — Что такого я мог ей сказать? — спросил он. Цзюсяо посмотрел на него внимательно. — В этом году тебе исполнилось восемнадцать, ты перерос всех учеников, и я решил, что ты думаешь о ней… — Цзюсяо мог пожалеть Чжэнь Яня и не договаривать, все и так было яснее ясного, но тот рассудил по-своему: — Что ты думаешь о ней неправильные вещи. Чжэнь Янь прикрыл глаза — то, что казалось ему тайной за семью замками, что он так ревностно охранял и боялся озвучить даже себе, глупыш Цзюсяо разгадал, облек в слова и теперь вываливал на его растерянную голову. — Ты отгоняешь любого мальчишку, который начинает заглядывать ей в рот… — говорил расцарапанный Цзюсяо, стоя по пояс в каком-то кусте, покрытом мелкими белыми цветами. "Конечно, — думал Чжэнь Янь, — потому что я сам был таким мальчишкой и заглядывал ей в рот, и где я сейчас? Думаю о ней неправильные мысли. Меня одного вполне достаточно". —...Ты следишь за каждым её шагом, но как только она обращает на тебя внимание, отговариваешься или прячешь глаза и молчишь, а потом смотришь ей вслед, как будто хочешь за ней пойти… "А как я должен смотреть, если вижу её раз в день и она мне не улыбается. Никогда не улыбается". — А когда зимой к ней приехали свататься, ты ходил белый как покойник. Этот день Чжэнь Янь помнил хорошо. Слишком хорошо. К Шу-цзе сватался сын местного князя. Может, прельстившись её родственными связями при дворе, или мифическим приданным, которое её отец оставил в кладовых Усадьбы, — так думал Чжэнь Янь. Но все оказалось проще, княжеский сынок купился на неземные прелести Шу-цзе. Встретил её в городе, то ли она поймала за руку вора, который хотел срезать его кошелёк, то ли скрутила незадачливого убийцу, покусившегося на священную шею. Неважно. Важно было то, что княжеский сынок имел приятную внешность, был высок ростом и широк в плечах, и смотрел на Шу-цзе такими влюблёнными глазами, что Чжэнь Яню хотелось перегрызть ему горло. А когда во двор стали вносить дары — все эти бесконечные тюки, сундуки и мешочки — Чжэнь Янь вдруг как никогда ясно понял, что он бедный сирота и никогда не сможет предложить Шу-цзе хоть что-то сравнимое. Эта мысль его оглушила. И она же поставила все на свои места. Он ушёл в сад и бродил там до темноты. Все, что его мучило с осени, когда после месяца отсутствия он с Наставником вернулся в Усадьбу, и, не думая о каких-то приличиях, соскочил с коня, чтобы обнять вышедшую навстречу старшую сестру, обрело смысл. Тогда он чуть не споткнулся, впервые увидев сверху, как расположены нефриты на её кожаной заколке. — Дети растут, правда, родная? — сказал Наставник, подходя к ним и обнимая за плечи. — Надеюсь, и в твоей голове тоже стало побольше места, А-Янь, — проворчала старшая сестра. Чжэнь Янь обнял её, точнее попробовал обнять — руки сами собой легли на талию. Большие пальцы на бока, а указательные с запасом сошлись на пояснице. Он ладонями почувствовал ладный прогиб под тонкой тканью ученического платья — волнующий, головокружительный переход к бедрам. Что-то в нем зазвенело, заныло, что-то тёмное, жадное и неуместное. Чжэнь Янь отпрянул. Шу-цзе глянула на него с весёлым недоумением и презрительно хмыкнула. — Кто-то вырос из того, чтобы обниматься со старшей сестрой? С весёлым недоумением из-под пушистых ресниц, мягких, как мех чёрного соболя. С презрительной улыбкой на губах — пухлой нижней и маленькой тонкой верхней. Воспоминания последовательно выстраивались в цепочку, словно Чжэнь Янь под присмотром Наставника выставлял зеркальца для слежки - он стоял в зарослях распускающегося шиповника и вспоминал себя, бессмысленно шатающегося по саду в день помолвки и прокручивающего в голове свое осеннее возвращение в Усадьбу. Сейчас он понял, что ни разу в день помолвки Шу-цзе не улыбалась — ни ласково, ни с насмешкой, никак. Она словно не понимала, что вокруг происходит, ей было неловко. И когда княжеский сынок пытался подойти к ней поближе и взять за руку, её взгляд метался по толпе учеников, словно искал поддержки и не находил. Бродя в тот день по саду, он об этом не думал. И когда в темноте подошел к дверям центральной залы, за которыми двигались неясные тени, тоже не думал. Двери приоткрылись, Шу-цзе в синем шелке с широким, украшенным серебряной вышивкой поясом выскользнула наружу. Цепочки на её длинных шпильках нервно поблескивали. Она встала на верхней ступени, и Чжэнь Янь на мгновение представил, что стоит внизу в одеждах из красного парадного шёлка с белой нефритовой заколкой в волосах и позади него дары, которые он готов ей преподнести, чтобы только коснуться, снова почувствовать, как пальцы перекрещиваются на её спине. Чтобы это было открыто, явно и достойно. Шу-цзе заметила его, в её взгляде зажёгся лукавый огонек. — А-Янь, — сказала она, — я сбежала! Что за день! Кто вообще придумал эти дурацкие ритуалы? Чжэнь Янь не успел себя остановить. — Наверное, тот же, кто придумал ярмарки скота. Вымыть и расчесать товар, а потом ждать, кто предложит за него лучшую цену. Улыбка на лице Шу-цзе замерла, поблекла и исчезла вовсе. — Хорошо, что в нашем загоне, — сказала она медленно, — у скота есть право голоса. Развернулась и ушла по галерее, так и не спустившись в сад. На следующий день Чжэнь Янь узнал, что Шу-цзе вернула дары и отказала сыну князя. Тот уехал ни с чем. С того дня Чжэнь Янь знал, о чем не должен думать, и старательно не думал, а Шу-цзе перестала ему улыбаться. Этого нельзя было скрыть, и все же Чжэнь Янь надеялся, что для всех их разделила обида. Мало ли что могло случиться между старшей ученицей и вторым учеником — соперничество, несовпадение взглядов, неосторожные слова. Но глупыш Цзюсяо, не слишком внимательный, тупой и наивный — знающий их много лет, — с лёгкостью сделал правильные выводы. "Может, он прав и в этом, — подумал Чжэнь Янь, стоя в колючих зарослях, здесь и сейчас, — я просто сказал ей что-то не то?" — Брат Янь, — позвал его Цзюсяо и отмахнулся от догнавшего его шмеля, — ты же понимаешь, что она не будет твоей женой? Чжэнь Янь сухо сглотнул. В груди стало горячо и тяжело. Конечно, он понимал. Вечерами, когда сопротивляться темным мыслям уже не хватало никаких сил. Он был так ужасен, что думал о её руках: пальцах, сжимающих золотую рукоять Байи, и ладони, замершей над его лезвием. Чжэнь Янь бы поспорил, что из этого красивее — чудесный клинок, выкованный бессмертным монахом, или сильная живая плоть, застывшая рядом, чтобы вложить в холодное железо ци. Он думал о стремительных легких шагах, которые удавались ей лучше всех среди молодого поколения. Замирал, заметив съехавший в пылу тренировки край выцветшего воротника и тонкие как птичьи кости ключицы под ним. Он пересчитывал родинки на ее шее; умирал от своей испорченности, представляя, как ткань платья скользит по ее гордой спине, обнажая все больше и больше белой кожи. Что-то незнакомое, жадное требовало от него сложить ладони лодочкой, чтобы вообразить тяжесть мягкой плоти, ложащейся в них сверху… И всегда наступал момент, когда он понимал, что не сможет почувствовать этого наяву. Оставалось только укрощать свою гнилую натуру. И все же — слышать свои безнадежные мысли из чужих уст было невыносимо. Произнесенные вслух, они превращались в реальность, лишали последних надежд и бесили. — Это почему же, брат Цзюсяо? — спросил Чжэнь Янь вкрадчиво. — Потому что я безродный сирота? А у нее в родственниках принц? Цзюсяо покачал головой. — Я знаю, что ты не безродный сирота, брат Янь, — сказал он, и это прозвучало намёком. "Неужели он действительно знает? Откуда?" — мельком подумалось Чжэнь Яню. Он сохранял происхождение в тайне, чтобы когда-нибудь потом использовать как козырь в своей мести… Но сейчас Чжэнь Янь был слишком зол, чтобы обращать на эту оговорку внимание. — Ты один из лучших учеников нашей школы, — продолжал Цзюсяо, — и достоин кого угодно. Дело не в этом… И знаешь, брат Янь, — вдруг сбился он, — твоя зловещая улыбка меня ничуть не пугает. Я знаю, что ты невысокого мнения обо мне. Не страшно. Я никогда тебя не боялся. И твоих насмешек тоже. — А чего же ты боишься? — с показной мягкостью спросил Чжэнь Янь и сделал шаг к нему. Цзюсяо выпрямился, поднял подбородок. — Ты знаешь, что Наставник назвал старшую сестру своей наследницей? Чжэнь Янь пораженно замер, нахмурился. — Нет. Откуда? Не ты, не она — вы оба со мной не разговариваете. Но почему сейчас? — Я не знаю, — Цзюсяо покачал головой. — Он сказал это старшей сестре, а она говорила со мной… Брат Янь, я по-настоящему боюсь, что ты уйдёшь. Ухмылка сползла с лица Чжэнь Яня. Казалось, больше удивляться было некуда. В самые чёрные часы Чжэнь Янь действительно думал уйти, в Цзянху у него остались неоплаченные долги, когда-нибудь их стоило потребовать. Но эти мысли всегда были сиюминутным отчаянием, он не задумывался об этом всерьёз. — Я никогда не собирался уходить, брат, — растерянно сказал он. Взгляд Цзюсяо прояснился, губы медленно и неверяще расползлись в доброй сияющей улыбке. Чжэнь Янь чуть не улыбнулся ей в ответ, а потом с грустью подумал: "Как же легко его было бы обмануть". — Это очень хорошо, — выдохнул Цзюсяо с благодарностью, от которой по коже Чжэнь Яня побежали мурашки. — Очень-очень хорошо. Втроём нам будет легче. Он точно знал больше, чем говорил. Чжэнь Янь хотел спросить, что он имеет в виду, как Цзюсяо снова заговорил. — Если старшая сестра возглавит школу, у неё не должно быть мужа. Иначе все решат, что школой руководит именно он. Поэтому, брат, я думаю, тебе стоит сдержать свои желания. Нам нужно подумать о старшей сестре. Это "нам" укололо Чжэнь Яня, ему не хотелось ни с кем делиться. Но Цзюсяо, с серьёзным видом размышляющий о политике, репутации, положении, был слишком смешон, хотя и говорил дельные вещи. Глупыш и добряк, который тоже заботится о старшей сестре. С этим стоило смириться, ревнивые мысли могли подождать более достойного повода. Чжэнь Янь прыснул. — Хорошо, я понял тебя, — сказал он, а потом наклонился к Цзюсяо и скороговоркой прошептал: — Но не думай, что согласился. Знаешь, брат, чтобы обладать женщиной, не обязательно брать её замуж — достаточно просто соблазнить. Чжэнь Янь развернулся и нырнул под ветку, продолжая путь вглубь сада. — Бесстыдник! — вскричал Цзюсяо ему вслед, и, судя по звукам, поспешил за ним. — Ты же не всерьез? — спросил он чуть позже, когда Чжэнь Янь осматривал корни затерянного в зарослях одинокого каштана. — Ты не сделаешь ничего, чтобы ей навредить. В его последних словах не было вопроса, и Чжэнь Янь решил промолчать, слишком занятый тем, чтобы увернуться от отцветающих розовых каштановых свечек, так и норовивших ткнуть его в нос. Очевидные вещи не требовали подтверждения. — А вот и он! — воскликнул Чжэнь Янь, наконец. — Какое дилетантство… Даже камень не замаскировал, его найдёт любой наш младший ученик, если ему обозначить примерное место. Цзюсяо присел рядом, рассматривая углубление между корнями, с которого Чжэнь Янь только что снял плоский камень. В выстланной сухим мхом ямке лежала стопка книг и пара мешочков, похожих на те, в которых лекари хранят свои снадобья, под корнем выстроилось несколько винных бутылок. — Ты бы сделал тайник лучше? — спросил Цзюсяо. — Нет, я сделал даже хуже, — усмехнулся Чжэнь Янь и весело покосился на него. — Чтобы его точно нашли. Нет лучшего способа контролировать неприятеля, чем создать ощущение, что он знает о тебе какую-нибудь тайну. Цзюсяо покачал головой и потянулся к книгам. Судя по названиям, все они были неприличного содержания. Чжэнь Янь открыл первую и сразу же наткнулся на картинку — престарелый мужчина с острой бородкой устроился между ног полуодетой танцовщицы и ублажал её ртом. Глаза танцовщицы были блаженно прикрыты, а на губах играла довольная улыбка. Рисунок был сделан мастерски. "Любопытно, — подумал Чжэнь Янь, — женщинам и правда это нравится? А понравится ли это?.." — Какая пошлость! — выругался над его плечом Цзюсяо. — Не могу на это смотреть! — Эй, брат, ты там что глаза закрыл? — хохотнул Чжэнь Янь, возвращаясь к книге. — Да. — Ну и дурак, — беззлобно осудил его Чжэнь Янь. — Смотри и учись, как ты будешь ублажать свою женщину, если ничего не умеешь? Она с тобой заскучает — это раз. А во-вторых, мне нужны твои глаза, мы здесь для дела — нужно найти рисунки, которые Линь Цзюэ хочет использовать против сестры. Вдвоем у нас получится лучше. Цзюсяо вздохнул и сам перевернул страницу. — Небеса! Он же её сломает! Разве можно так обращаться с женщиной? На картинке тот же самый мужчина, перекинув танцовщицу животом через туалетный столик и широко разведя её ноги, пристроился между них с вполне понятной целью. Чжэнь Янь перевернул страницу сам. И приоткрыл рот. На синих как морская вода простынях раскинулась девушка с разведенными ногами. Её изогнувшиеся в страстном напряжении руки были заведены за голову, лицо запрокинуто, а на глазах повязан чёрный платок. Полные бедра и отведённые назад ягодицы, высоко поднятая грудь… Пара штрихов на щеки, россыпь родинок, добавить цвета, чтобы сделать талию тоньше — и это была бы Шу-цзе. Чжэнь Янь одним движением вырвал рисунок из книги, яростно скомкал и спрятал в рукаве. — Спокойнее, брат, мы только начали, — сказал Цзюсяо рядом. — Я его убью, — пробормотал Чжэнь Янь. — Это будет неразумно. — Да знаю я! — раздражённо отмахнулся Чжэнь Янь и стал листать книгу дальше. Страницу за страницей, стараясь рассматривать картинки с профессиональным интересом, высматривая нужную модель с высокими скулами и носом с горбинкой. Чжэнь Янь вырвал очередную страницу и уже собирался ее скомкать, но вдруг остановился, положил лист на землю и разгладил рукавом. — А вот этот мы, пожалуй, оставим, — задумчиво произнес он. Нарисованная девушка сидела на пышных подушках лицом к зрителю. Полностью одетая и аккуратно причесанная, ворот белого платья был слегка спущен, обнажая плечи и уютную ложбинку между пышных грудей, из-под подола выглядывала маленькая ножка в вышитой туфле. Рисунок завораживал мягкой красотой и спокойствием, застыв на самой грани приличия. Цзюсяо бросил на Чжэнь Яня озадаченный взгляд и снова посмотрел на девушку. — Этот рисунок мы отдадим Кун Ши, пусть показывает его, кому захочет, — пояснил Чжэнь Янь, любуясь работой художника. — Без доработки ни у одного нормального человека не повернется язык сказать, что на нем нарисована сестра. Хотя сходство безусловно есть. Он дразнит фантазию, но не вызывает никаких непристойных мыслей. Идеальное сочетание, чтобы выставить Линь Цзюэ обманщиком, клевещущим на Шу-цзе. Ну как? — Чжэнь Янь повернулся к Цзюсяо. — Хорошо я придумал? На лице того отразилась недюжинная работа мысли — Чжэнь Янь снова чуть не рассмеялся, ему нравилось, как все складывалось, оставалась мелочь. — Дай свой кошелек, — приказал он. Цзюсяо, все еще пытающийся осознать сказанное, без вопросов отстегнул кошелек и вложил в протянутую ладонь. Чжэнь Янь оценивающе его подкинул — внутри солидно звякнуло. Деньги ученики Усадьбы видели очень редко, обычно Наставник дарил каждому пару монет на праздники и иногда тем, кто особо отличился. Похоже, Цзюсяо был аккуратен во всем и умел копить. Конечно, он же не пил вино, хмыкнул Чжэнь Янь, бросил кошелек в тайник и начал собирать изрядно похудевшие книги, чтобы вернуть их на место. — Зачем ты это сделал? — Цзюсяо подозрительно посмотрел вслед своему кошельку. Чжэнь Янь нехорошо усмехнулся. — Ты хочешь, чтобы этот столичный засранец и дальше жил в Усадьбе? Я — нет, — он вытащил из тайника мешочки со снадобьями, развязал один, принюхался и чихнул. — Этой гадости тоже не место в моем доме. Вдруг она окажется в чьем-то супе… Чжэнь Янь высыпал снадобье в траву и начал набирать в мешочек землю. — Не сбивай меня с мысли, — замотал головой Цзюсяо. — Зачем ты бросил мой кошелек в тайник Линь Цзюэ? Чжэнь Янь вздохнул с притворной печалью. — Нам нужно избавиться от него, брат, — сказал он и завязал мешочек кокетливым бантиком. — Мы обвиним его в воровстве. Глаза Цзюсяо возмущенно распахнулись. — Но это бесчестно! — вскрикнул он. — Мы солжем! Чжэнь Янь опасно прищурился и кивнул в сторону книг. — А это не бесчестно? Думаешь, Линь Цзюэ на этом остановится? Нет, — Чжэнь Янь раздраженно дернул плечом и пропел издевательским голосом: — Сын столичного вельможи приезжает в славную школу боевых искусств на краю земли. Учиться тайным техникам? — он фыркнул. — Наставник никогда не доверит их человеку со стороны, даже если ему прикажет император. Раскрой глаза, Цзюсяо! Они приехали следить за нами и найти наши слабые места. Цзюсяо отшатнулся. — Но зачем? — Ты сам сказал, что Наставник назвал старшую сестру своей наследницей. Пока тайно, но скоро он скажет об этом во всеуслышание. И тогда честь Шу-цзе будет связана со всеми нами. А мы, брат, хорошие воины, — Чжэнь Янь почувствовал, как от волнения у него начинают дрожать губы. — Тихо живем в глуши, довольствуемся садами, продаем лекарства и отгоняем бандитов от соседних деревень. Хороший меч, который бесполезно лежит в сельской кладовке. Боль для рачительного хозяина — такое добро пропадает! Взять меч, пока он принадлежит Наставнику — себе дороже, он легенда. А если меч окажется в руках молодого преемника, неопытного, никому неизвестного? Если этим преемником будет женщина, запятнавшая себя распутством? Плечи Цзюсяо поникли, словно под тяжестью услышанного, он опустил голову. И Чжэнь Янь внезапно успокоился. — Мы легкая добыча, — заключил он. — И все же, мы можем побороться. Стало тихо, среди ветвей каштана тоскливо затрещала какая-то птица. Цзюсяо, не поднимая глаз, тихо сказал: — Давай поборемся. Только, брат… — он на мгновение замолчал, словно подбирая слова, — …давай сделаем это по нашим правилам. Чжэнь Янь слабо улыбнулся и кивнул. — Ладно. Если ты так хочешь, — он наклонился, выудил со дна тайника кошелек и положил Цзюсяо на колени. — Я верю, ты сможешь придумать другой способ, — сказал тот, не торопясь привязывать кошелек к поясу. — А я уже придумал, — ответил ему Чжэнь Янь. Они еще раз осмотрели тайник, Чжэнь Янь откупорил бутылки с вином, попробовал каждое на язык, одно из них вылил под куст, а в бутылку налил воды из своей фляги. Книги и мешочки были возвращены на место, в том порядке, как они там лежали до их прихода. — Надеюсь, нас раскроют не сразу, — кивнул Чжэнь Янь, возвращая камень на свое место. — Нам нужен один день, всего лишь один день… Может, ты придумаешь для Линь Цзюэ какое-нибудь задание? — Я отправлю его мыть полы на кухне, — кивнул Цзюсяо, поправляя ветви каштана над тайником. — В одиночестве. Чтобы это было долго, утомительно, и его товарищи не смогли сделать это за него. И они переглянулись как два заговорщика. Посреди аптекарского огорода их ждал понурый Кун Ши. В одной руке он держал длинный, похожий на мёртвую змею сорняк, второй пытался незаметно отряхнуть подол от налипшей грязи. Перед Кун Ши возвышалась строгая Шу-цзе… Чжоу-цзе. Высокая, статная, ладони сложены перед собой и спрятаны в длинные рукава. Богиня возмездия, не меньше. Чжэнь Янь приготовился дерзить. — Я тебя прикрою, — шепнул идущий рядом Цзюсяо. — Смотри, как бы мне не пришлось прикрывать тебя, — шепнул Чжэнь Янь ему в ответ. В гневе Чжоу-цзе была ужасна и не скупилась на ругательства, а Чжэнь Янь нарушил прямой приказ и заставил младшего ученика выполнить за себя свою работу. А то, что у Чжэнь Яня были дела поважнее, и не объяснишь. — Старшая сестра, ты так редко приходишь ко мне, что я, признаться, не ждал тебя, — весело сказал Чжэнь Янь, подходя к ней и кланяясь. Она медленно повернулась к нему. Чжэнь Янь чуть не споткнулся — перед глазами сами собой нарисовались связанные золотым шнуром и заведенные за голову руки. Изломанные страстью и удовольствием… — Я заметила, — сказала Чжоу-цзе ничего не выражающим голосом. — Я могу все объяснить… — влез Цзюсяо, выходя вперёд и будто заслоняя Чжэнь Яня от ее неминуемого гнева. — Сначала объясни, кто вместо тебя занимается сейчас с нашими учениками, — не дала ему договорить Чжоу-цзе. Цзюсяо застыл с открытым ртом, до него медленно доходило, что он тоже нарушил приказ старшей сестры. До этого в его законопослушную голову эта мысль не приходила. Чжэнь Янь хмыкнул. Похоже, им обоим придётся защищать друг друга. Только от чего? Чжоу-цзе стояла перед ними спокойная и величавая, как даосский монах, познавший саму суть жизни, смерти да и всего вообще. Чжэнь Янь хорошо её знал. Мог уловить на лице, в позе, жесте, по начальному приёму в боевой связке — малейшее чувство, даже если она хотела казаться невозмутимой. Он не всегда мог понять природу этих чувств, но довольствовался тем, что она не была к нему равнодушна. Сейчас лицо Чжоу-цзе походило на стоячую воду. В нем не было ничего. Она даже не злилась. — Но ведь огород прополот, как ты и просила. Как я это сделал, не так уж и важно, — Чжэнь Янь сделал ещё одну попытку. Но Чжоу-цзе осталась безучастной. — Я подумаю, как вас наказать, — сказала она и пошла к дому какой-то тяжёлой, совершенно несвойственной ей походкой. — Я поговорю с ней и попробую успокоить, — сказал Цзюсяо и побежал за нею следом. — Ну удачи, — задумчиво сказал Чжэнь Янь. Они с Кун Ши остались стоять среди пахнущих свежей зеленью наполовину прополотых грядок и жужжащих пчёл. Чжэнь Янь мотнул головой, отгоняя тревожные мысли. — Ну что ж, брат Кун, — сказал он с преувеличенной бодростью и хлопнул в ладоши, — а мы займёмся по-настоящему важными делами. Я буду полоть огород, а ты внимательно меня слушать, тебе много чего предстоит сделать за сегодняшний день… Солнце перебралось на западную сторону неба, Чжэнь Янь удовлетворённо выдёргивал из земли сорняки и представлял на их месте Линь Цзюэ. Кун Ши, следовавший за ним с корзиной, то краснел, то бледнел от открывающихся перспектив, а в конце серьезно кивнул, поставил корзину на землю, забрал протянутую бумагу и ушёл. Чжэнь Янь боролся с сорняками почти до заката, и ему все не давала покоя одна мысль. "А зачем Шу-цзе вообще приходила?" — спрашивал он себя. *** В своей комнате Чжэнь Янь оказался поздно вечером, пропустив ужин. Сначала его не отпускали сорняки, потом мысли, а на закате он здраво рассудил, что и так сделал сегодня все, что мог — нужно дать огню немного воздуха, чтобы он получше разгорелся, и не попадаться никому лишний раз на глаза, пусть думают, что он наказан. Солнце он проводил, сидя на удобной ветке в саду и заедая вчерашнюю лепешку хорошим цветочным вином. Затем в темноте немного побродил по саду, посидел в тени ив у пруда, пока не увидел, точнее не услышал, как через кусты к воде ломится раззадоренный Линь Цзюэ. В темноте тот чуть не наступил на него, Чжэнь Яню пришлось подтянуть ноги и сдержать рвущийся наружу хохот. Несмотря на приличные боевые навыки, Линь Цзюэ как был, так и остался полным профаном в том, чему учили в Усадьбе. Но всё шло по плану. Отдельно Чжэнь Яня радовало, что самыми интересными тайнами Линь Цзюэ не делится даже со своими столичными дружками. Именно сегодня это казалось Чжэнь Яню большой ошибкой. И только когда дело было сделано, а мысли пошли привычной неспешной чередой, Чжэнь Янь, наконец, вернулся к своей комнате за аптекарским огородом. Комната была маленькой, зато полностью принадлежала Чжэнь Яню и находилась в отдалении от большого дома и общих спален. Временами Чжэнь Янь даже не запирал её — среди учеников ходили слухи, что если кто-то войдёт в неё без ведома хозяина, у него сами собой отсохнут ноги, или руки, или что-то поинтереснее. Чжэнь Янь холил и лелеял этот слух, поэтому ему и не нужен был тайник. В его комнату мог влезть только сумасшедший. Чжэнь Янь зажёг на столе свечи, распустил волосы и с блаженным стоном расчесал их рукой. Ослабил пояс верхнего платья и сел на узкую постель. Он, наконец-то, остался один. Окруженный защитой из четырёх стен, где никто не сможет за ним подсмотреть. Чжэнь Янь облизнулся. С трепетом вытащил из рукава смятые бумажные листы. Расправил первый из них, тот самый, вырванный утром из рук Цзюсяо. Осторожно, стараясь не смотреть — чтобы, О Небо, ни в коем случае не увидеть раньше, чем все будет идеально, — сложил два куска в один, разгладил их. Кажется, все это время он не дышал. Чжэнь Янь закрыл глаза и резко их открыл. — Ах… Шу-цзе сидела на постели спиной к нему, поджав под себя ноги и сложив руки на коленях. Ученическое платье голубой волной лежало под её полными ягодицами. Она была абсолютно нага. Прикрыв глаза, смотрела на него из-за плеча, губы едва изогнулись в лукавой улыбке. Мягкая высокая грудь выглядывала из-за руки — в комнате было прохладно, сосок напрягся и стоял торчком. Чжэнь Яню очень хотелось дотронуться до него кончиком указательного пальца. Он испуганно огляделся — в комнате никого не было, — и нерешительно потянулся к манящему алому пятну. Шу-цзе опустила ресницы ниже, полукружья тени легли на щеки, её лицо порозовело, а улыбка стала нерешительной и смущенной — она словно звала Чжэнь Яня к себе, в себя. Его бросило в жар, на лбу выступили капли пота. Низ живота давно кружило тёплым неявным пламенем. Он опустил руку вниз, с силой провел по груди, животу — привычное ощущение ученического платья под пальцами слегка отрезвило, — Чжэнь Янь сжал себя внизу через одежду… и стало легче. Ярче, лучше. Так, как надо. Он лихорадочно задергался, одной рукой придерживая рисунок, а второй пытаясь проникнуть под нижний халат, задирая и комкая подол, не думая, как будет выглядеть завтра… Стук в дверь он услышал не сразу — кровь грохотала в ушах, а сердце частило как ненормальное. Сквозь зубы выругался, тело жаждало удовольствия и освобождения. Чжэнь Янь ускорился, касался себя быстро и яростно, чтобы успеть потушить разгоревшееся желание. Стук повторился тише. Чжэнь Янь зашипел, отдернул от себя руки и быстро, как смог, поправил одежду. Злой и возбужденный вскочил с кровати и распахнул дверь. В сумраке двора на его пороге стояла Шу-цзе… Чжоу-цзе. Её волосы были сложены в дневную прическу, а строгая одежда, запахнутая и крепко перевязанная поясом, словно щёлкнула Чжэнь Яня по носу. Он охнул и отступил — Небеса, какое он животное… — Я увидела у тебя свет, — сухо сказала Чжоу-цзе, словно не замечая его растерянности. — Мне нужно поговорить с тобой. Выйди. И отступила в теплую черноту двора. Чжэнь Янь обернулся к свету, быстро оглядел себя ещё раз и пошёл за ней. Чжоу-цзе стояла посреди двора — её лицо было так же спокойно, как в последнюю встречу. Она сложила руки перед собой, прислушалась и кивнула — Чжэнь Янь, взвинченный и растерянный, тоже не чувствовал вокруг себя чужого присутствия. — Наставник хочет, чтобы вы с Цзюсяо побратались и перед всеми назвали меня своей сестрой, — сказала она без предисловий. Глаза Чжэнь Яня изумленно расширились, он хотел не этого. — Нет! — крикнул он, прежде чем успел подумать. Лицо Шу-цзе дернулось, словно его ответ камешком упал в стоячую воду и по ней пошли круги. Но она сразу же взяла себя в руки. — Хорошо, я услышала тебя, — сказала она ровным голосом. — Иди отдыхай. Развернулась и пошла в сад. Также, как зимой уходила от него по галерее, одетая в синий шёлк и украшенная богатыми заколками. Чжэнь Янь прижал руку к губам. Мысли были в беспорядке. "Она грустит, — всплыли в памяти слова Цзюсяо, — может быть, ты сказал ей что-то не то?" "Ну же, влюбленный дурак, включи голову!" — прикрикнул на Чжэнь Яня внутренний голос, очень похожий на голос Цзюсяо. Чжоу-цзе уходила к дальним садам. Не в сторону большого дома и своей комнаты. Словно шла, не разбирая дороги, просто чтобы уйти. Чжэнь Яня как магнитом потянуло за ней. Её тень уже растворялась в сумраке сада, и он, боясь потерять её из виду, побежал. Догнал у самой кромки сливовой рощи и, не раздумывая, дёрнул за каменное плечо. Но оно не поддалось. — Иди спать, — приказала Чжоу-цзе безжизненным голосом. Он дёрнул плечо ещё раз. Так, словно это был вопросом жизни и смерти. — А-Шу… — позвал он без надежды и снова потянул за плечо, медленно разворачивая её к себе. Её лицо белело в темноте, бесстрастное, как у фарфоровой статуэтки. — А-Шу… Он не увидел, услышал, как мелко стучат у неё зубы. — Что случилось?! — вскрикнул он, лихорадочно пытаясь найти ответ на её лице и не находя его. Она — тот камень, за который он привык цепляться, основа его жизни, — была не в порядке. Шу-цзе открыла рот и, кажется, подавилась воздухом. — Наставнику совсем плохо, — сказала она медленно. Каждое слово давалось ей с трудом. По её неподвижному лицу словно пошла рябь. Глаза загорелись злостью и отчаянием и повлажнели. Ещё мгновение, она заплачет, с ужасом подумал Чжэнь Янь, и внутри стало так пусто. Он схватил её за плечи и потянул к своей комнате. Никто не должен был видеть слез старшей сестры. — Сегодня утром было совсем плохо… Я думала это все, но обошлось… — говорила она, пока он вёл её через ночной двор. Речь была быстрой и сбивчивой, словно прорвавшая плотину вода. — Он отправил меня спать… Но, А-Янь, я не могу спать! — почти закричала она. Ласковое прозвище, которого он не слышал несколько месяцев, обожгло кипятком. Но сейчас было не до него — Чжэнь Янь завёл её внутрь, выпустил из рук и отвернулся, чтобы закрыть дверь. Она механически сделала пару шагов вперёд и без сил опустилась на его кровать, больше в комнате сидеть было не на чем. Чжэнь Янь облегчённо выдохнул — они были в безопасности — под прикрытием стен. И увидел всю картину целиком — расстроенная Шу-цзе сидела в его комнате, на его постели, на перекрученных им совсем недавно одеялах. Как невеста, приведенная в спальню в первую брачную ночь. Чжэнь Янь задохнулся и не сразу понял, что она говорит. — Остался? — переспросил он. Шу-цзе посмотрела на него сухими решительными глазами. — Я говорю тебе это все не для того, чтобы ты остался. Я знаю, что в Пятиозерье тебя ждут дела, которые ты не можешь отложить. Я просто… Она отвернулась, пряча лицо. К столику у постели, на котором горели свечи и лежал расправленный, аккуратно сложенный из двух кусков проклятый рисунок. Чжэнь Янь почувствовал, как по его спине пробежал холодок паники. Он бросился к рисунку, но Шу-цзе опередила его, положила ладонь на мерзкую бумажку и оттеснила Чжэнь Яня. — Это я? — спросила она, и по её голосу решительно ничего нельзя было понять. — Это не ты! — с горячностью ответил Чжэнь Янь. Шу-цзе погладила лист, как если бы он был тканью, которую она выбирала для нового платья. — Да, вижу, это не я. Эта бумага сделана, когда я ещё не родилась, а голубая краска на платье дешевле туши, которой нарисовано лицо. Остальное, думаю, ты и сам заметил. Шу-цзе задумчиво провела пальцем по обнажённой спине нарисованной девушки. - Так вот о каких рисунках шептались сегодня на каждом углу и прятали от меня глаза. Я хотела заняться ими завтра… Она подняла лицо и впервые осмотрелась — расправленная постель, свечи, бережно собранный из кусков бумажный лист, расплетенные для сна волосы Чжэнь Яня, наспех запахнутое платье. Уголки её губ дрогнули. — Но ты смотрел на него и думал обо мне? Лёгкие разрывало от недостатка воздуха. Чжэнь Янь с трудом удержал себя, чтобы не задрожать. — Накажешь меня? — выдавил он и попробовал с вызовом усмехнуться. Она высоко подняла подбородок, фыркнула. Фыркнула ещё раз. Её губы разошлись в широкой радостной улыбке, и она захохотала. Громко, заливисто, от души, вытирая все-таки выступившие слезы. Чжэнь Янь стоял как пораженный громом. Он не хотел быть для неё маленьким смешным влюблённым братиком! Это было унизительно! Он кинулся к дверям, по дороге задев какую-то полку со склянками. Они покатились по полу, под ногами что-то хрустнуло. Чжэнь Янь уже открывал дверь, чтобы выскочить на улицу, когда его с силой схватили за плечи и впечатали животом в дверь. — А-Янь, перестань, — сказала Шу-цзе за его спиной. — Я смеюсь не над тобой… Он развернулся в её руках, увидел сияющие глаза, посветлевшее лицо, влажный ласковый взгляд и улыбающийся рот так близко, что… Она сдавленно охнула ему в губы и попыталась увернуться, но он не собирался отступать так просто — впился сильнее. В пошлых книжках как-то использовался язык, но сейчас Чжэнь Янь не мог сообразить как и по наитию лизнул её зубы, прошёлся по губам, чувствуя, как она расслабляется, обмякает в его руках. Он обнял ее талию, притиснул к себе так крепко, что почувствовал всё — высокую упругую грудь, твёрдый живот, ложбинку между ног. — Теперь ты понимаешь, почему я не хочу быть твоим побратимом, — яростно зашептал он ей в губы. — Как я могу быть тебе братом и мечтать о таких вещах? Я никуда не собираюсь, я хочу остаться здесь, с тобой или около тебя… У Чжэнь Яня задрожали колени. Не разрывая поцелуй, он подтолкнул Шу-цзе к разворошенной постели, и она послушно, пораженно сделала шаг назад. Ещё один, и её ноги коснулись набитого твёрдой соломой матраса. Чжэнь Янь поставил на кровать колено и, ожидая сопротивления и готовясь уговаривать, начал медленно опускаться. — Не слишком ли ты наглеешь, малыш Янь? — спросила Шу-цзе, когда её спина уже коснулась смятых одеял. Чжэнь Янь выпрямился. Она лежала на его постели — раскрасневшаяся, довольная и по-настоящему спокойная. В мятой одежде, с растрепавшимися волосами, живая и близкая. Разрешала себя касаться и целовать. — Я вырос и моя наглость стала больше, — улыбнулся он, и быстро соскользнул на пол, садясь на колени между её ног. Дотронулся до подола платья и потянул вверх. — И я знаю, если тебе что-то не понравится, ты с лёгкостью меня остановишь. Шу-цзе приподнялась на локтях и наблюдала за ним с веселым удивлением. “Как там было в книжке, где у танцовщицы от удовольствия закатывались глаза?” — старательно вспоминал Чжэнь Янь. — Пытаешься поразить меня своими умениями? — спросила Шу-цзе. Он поднял на неё глаза и честно кивнул. — Да. И заодно проверить некоторые предположения, — ухмыльнулся он. — Я рада, что ты со мной снова разговариваешь, — вдруг сказала она с затаенной болью. — Рада, что узнала причину. Я сломала голову, пытаясь понять, чем тебя обидела. Чжэнь Янь виновато прислонился лбом к ее колену, потерся об него как кот. — Ты же никогда не думала обо мне в таком смысле? — спросил он, чувствуя под губами мягкую ткань платья. — Нет. Я вообще об этом не думала, — ответила Шу-цзе, взяла его за руку, словно боялась, что он снова уйдёт, и потянула к себе. — Не будем торопиться. Чжэнь Янь покладисто лег рядом, положил ладонь на ее живот и уткнулся носом в шею. — Можно я тебя еще поцелую? — попросил он. Получилось так жалостливо, что он чуть не рассмеялся. Она зевнула и несильно ткнула его локтем. — Ты помнишь, что наказан? Он отчаянно замотал головой. — Ну, А-Шу… — Наконец-то, я нашла на тебя управу, — довольно сказала Шу-цзе. — Я буду пользоваться новыми знаниями с большим удовольствием, во благо Усадьбе и, возможно, даже слишком часто. Мне уже все нравится. Ее голос звучал все тише и неразборчивей. — А-Янь, — позвала она неожиданно ясным голосом. — Да? — Чжэнь Янь поднял голову. Глаза Шу-цзе были закрыты. — Я никогда не думала о тебе так… — от усталости у нее заплетался язык. — Но я подумаю… О чем здесь думать-то, у меня нет никого тебя ближе… Она потерлась щекой о его волосы и отрывисто вздохнула. — Я так устала, А-Янь, так устала… — прошептала она и, не договорив, уснула. *** В садах уже пели птицы, но солнце ещё не встало. Чжэнь Янь представлял себе, как Шу-цзе спит в его постели, будто ожидая, когда он вернётся. От этой картины он блаженно прищурился и продолжил вскрывать комнату Линь Цзюэ. Весной он не стал возражать, когда тот потребовал себе пустующую спальню, и сегодня это сыграло Чжэнь Яню на руку. Расслабленный и довольный он сел в изголовьи кровати Линь Цзюэ, одним сильным движением обхватил его за шею и заткнул рот. — Доброе утро, — ласково пропел в распахнувшиеся глаза. Линь Цзюэ попытался освободиться, но Чжэнь Янь удержал его. — Не дергайся, сегодня я слишком счастлив, чтобы тебя убивать. Лучше поговорим о твоих талантах художника, — Чжэнь Янь добродушно улыбнулся и прижал ладонь покрепче ко рту Линь Цзюэ. — Превосходно. Чудесно. Выше всяких похвал. Я бы похлопал, но руки заняты. Чжэнь Янь чуть-чуть придушил мерзавца, и продолжил, когда во взгляд того вернулась осмысленность: — Ты умный малый, поэтому я скажу тебе кое-что, а ты над этим подумаешь. Кивни, если готов слушать. Линь Цзюэ зло на него зыркнул и отрывисто кивнул. — Моя рука очень нежно лежит на твоей сонной артерии. И я найду способ представить все как несчастный случай. Кивни почтительнее. Линь Цзюэ потупил глаза и кивнул спокойнее. — Так-то лучше, — обрадовался Чжэнь Янь. — А теперь слушай свою историю. Она будет короткой и поучительной. В одной славной школе в Цзянху умирает глава, а преемник вроде бы всем хорош, но молод и неопытен. А еще кажется слабаком, которого легко взять тепленьким и заставить себе служить, ведь она — Небеса! — женщина. Чжэнь Янь наклонился к уху Линь Цзюэ и разъяренно зашептал: — Как просто уничтожить доброе имя женщины, правда? Возьми её тело, и вот она уже не так хороша! Не можешь добраться до тела — распускай слухи. Если говорить долго и настойчиво, в конце концов, кто-то поверит! Все так?! Линь Цзюэ под ним задергался — забывшись, Чжэнь Янь слишком сильно сдавил его горло. — Кому она предназначалась? Отвечай! Кто должен был спасти её честь и забрать подпорченный товар? Ты? Кто-то из твоих бесполезных друзей? Чжэнь Янь убрал руку. — Говори! Линь Цзюэ мрачно глянул на него. — На этот вопрос я тебе не отвечу, — сказал он серьёзно. — От этого зависит жизнь моей семьи, можешь сразу задушить. Чжэнь Янь удивлённо распахнул глаза и широко улыбнулся. От этой улыбки Линь Цзюэ передернуло. — Даже так… Неужели твоему отцу? Или самому принцу? В наложницы? Что же ты хмуришься, я угадал? Какая честь! Чудесный план! — Ты безумец! — выплюнул Линь Цзюэ. — Настоящий безумец, если я не вернусь, вас всех перережут, как скот. Никто не поверит в несчастный случай! Чжэнь Янь ткнул его в бок и, когда тот обмяк, повернул к себе лицом. — А в неизлечимую болезнь? — поднял брови Чжэнь Янь. — Длительную неизлечимую болезнь, от которой ты месяцами будешь лежать в постели, сначала у тебя откажет зрение, потом слух, потом голос. Затем заболит каждая частичка тела, а ты даже не сможешь попросить прекратить твои страдания. Как тебе такой исход? Тебе же сегодня сказали, что я купил у торговца новое вино? Ты не смог удержаться и сходил к моему тайнику, чтобы его попробовать? Линь Цзюэ побледнел. — Но таких ядов не существует… — Вот поэтому тебе никто и не поверит, если ты укажешь на меня. Таких ядов не существует, — хохотнул Чжэнь Янь, потому что таких ядов действительно не существовало. Он наклонился к Линь Цзюэ и, наслаждаясь своей игрой, прошептал: — Их не может знать безродный сирота, воспитанный из жалости в школе боевых искусств. Но его могли знать родители сироты, потому что они были не последними людьми в Долине Целителей. Чувствуешь, куда я клоню? Чжэнь Янь сел перед ним ровно, аккуратно разложил рукава и с улыбкой поклонился. — Позволь представиться. Меня зовут Чжэнь Янь, мои родители герой Чжэнь Жуюй и Гу Мяомяо из Долины Целителей, и я последний, кто знает их секреты. Это ты можешь рассказать своим хозяевам. Пусть знают, с кем имеют дело. Мы сильная школа и можем за себя постоять. — Чжэнь Янь придвинулся и заговорил тише: — А вот то, что я скажу дальше, ты оставишь при себе. Несуществующий яд существует. И состоит из двух компонентов, один из них ты вчера выпил в моем вине. Если ты позволишь себе еще хоть одно неосторожное слово о нашей старшей сестре, или не дай бог поступок, то второй компонент окажется в твоем супе, куске мяса, лепешке, случайно сорванной у дороги сливе… На случай если я внезапно и необъяснимо умру, это сделает кто-нибудь другой. Попробуй узнать кто. Чжэнь Янь встал. Еще утром признаваться в своем происхождении из Долины Целителей не входило в его планы. Когда эта новость дойдет до Пятиозерья, эти навозные жуки закопошатся с удвоенной силой. Но лишняя сильная фигура на доске, играющая за Усадьбу, принесет Шу-цзе пользу. Шу-цзе, спящей в его постели — Чжэнь Янь солнечно улыбнулся, и ему показалось, что у Линь Цзюэ трясутся руки. — Вот теперь действительно все, — вздохнул Чжэнь Янь, вставая. — Желаю тебе спокойной жизни и хорошенько думать о том, что ты собираешься положить в рот — в жизни всегда есть место случайностям. Я попробую не забыть рецепт противоядия… А сейчас у меня есть дела поважнее, скоро утро — в огороде, наверное, выросли новые сорняки.