Ты выиграл

Роскошные колонны, золотые лестницы, алмазные люстры над головами, шелест дорогого шёлка от платьев дам, трель нежной хрустали, тёплый свет от молочных свечей, который обдавал каждый широкий коридор, благоухание алых роз, бутылки драгоценного, самого старого и самого изысканного вина, которые опустошались, оркестр, который играет захватывающую дух, музыку. Каждая стена, каждая картина, висящая на стене, каждый сантиметр пола, стоили миллион слитков чистого золота. Каждый шаг в этом особняке стоил, как Луна. Каждый глоток вина обжигал человека своим изяществом и дорогими цифрами, которые сразу лезли в голову. Лёгкий спирт ложился на язык, разжигая тысячи огней внутри. Мягкий, чуть приторный вкус охватывал каждую фибру души, заставляя любого покрыться мимолетными мурашками. Сладкий шоколад тёк из фонтана. Спелая сочная клубника превращалась в совершенство вкуса, как только тонула в сладком шоколадном сиропе. Загадочность дам и джентельменов, их настоящая сущность скрывалась под блестящими, яркими масками. Пышные платья, элегантные костюмы, окружающая роскошная обстановка, и лишь сладостная интрига внутри. Этот азарт в каждом взоре пожирал, как голодный лев на охоте, как убийственный покер. Всем эти зрелищем, забавой и пылом в груди владел Фёдор Достоевский. Этот мужчина был признанным аристократом. О нем никто не знал правды, лишь обложку и знаменитую эру его биографии. Он был молчалив, спокоен и следовал только за собой, владел высшим интеллектом, помогая многим советами, которые казались ему лёгкими и лишь «быстрым течением в жизни». Сбежав из своей страны, Достоевский начал играть в покер с местными алкоголиками и выигрывал мелочь, а позже перешёл к людям с более высоким статусом, забирая много денег. Фёдор поднялся на азарте и своём великолепном уме, который поражал всех, что сам член государства решил сыграть на жизнь. Тот мистер был безусловно глуп. Он совершенно не хотел верить знакомым, что Достоевский победит быстро и подобно совершенству. Как и оказалось, Фёдор одержал победу, забрав жизнь и все, что есть: богатство, звание «короля». Юноша был безупречен. Его холодный взгляд с фиолетовым отливом, то, как он подбирал себе образы, как мыслил. Это было образцом для социума, как нужно жить. С тех пор, он был чем-то высшим для людей, выше человека. *** Жизнь казалась серой. Именно в этот лунный вечер Фёдор решил очаровать всех своим дорогим и огромным балом-маскарадом, где он сам прятался в силах золотой маски. Он написал письмо каждому аристократу, не обращая никакого внимания на то, что все находятся в разных концах страны. Достоевский знал, что все, кого он позвал—немедленно приедут, чтобы получить слухи. *** Солнце обдавало кипятком асфальт и головы людей. Толпы народа, невыносимая жара и слишком восклицающие реплики. —Вы слышали?? Сам Фёдор Достоевский меня пригласил на бал!! Меня!!!—кричит мужчина, всем видом хвалясь событием. Неприятные слова в ответ полились рекой. —Что за Достоевский?—хватает за плечо хвастуна парень одетый в чёрный костюм. —Оххх, это прекрасный человек! Фёдор-мой пример жизни! Мое величество!! —Забавно,—усмехается юноша и желает удачно отдохнуть на маскараде. Его звали Дадзай Осаму. Работает обычным детективом, расследует иногда даже кровавые дела города. —Посмотрим, кто ты такой, Фёдор,—спрятал пригласительное письмо в карман своей накидки. Славно, что дождь решил показать свою красоту в солнечный день. Люди скопились в разных тёплых местах, попивая горячие напитки. —Гончаров…самое главное не произнести своё настоящее имя, а этого чудака,—смотрел Осаму на бумагу, выпивая из стакана последние капли виски. —Ну что ж, пора развлечься! Вечер уходит, приходит прохладная, волшебная ночь. На каждой улице включились фонари, кареты ездили в одну и ту же сторону—особняк Достоевского. Белая рубашка, длинный шелковый галстук, длинный пиджак, который уходил практически до колен, облегающие брюки, аромат грейпфрута распылился из хрустального флакона, садясь на кожу шеи и запястий. Осаму никогда не ходил на светские мероприятия, никогда не ходил на бал и понятия не имеет как нужно одеваться, и вести себя. Но он с точностью был уверен, что соответствовал образу аристократов. —Милая дама! Остановитесь!! Прошу!!—ехать было нужно далеко, а у него, обычного детектива нет ничего, чтобы доехать до особняка. —Я прошёл половину пути! Моя лошадь сейчас болеет, я прошу Вас, можете ли провести меня туда же, куда едете и Вы!! —Ох, конечно! Садитесь, а то не успеем! Карета внутри была обита красным ковром и золотом, свечи были источником света и тепла. —Вы тоже к Фёдору? Как вас можно назвать?—спросила молодая девушка. —Да, он меня пригласил. Я Гончаров Иван,—улыбнулся Осаму, показывая всю свою уверенность в словах. —Я слышала о Вас! А мне говорили, что Вы уже в зрелом возрасте…какие только слухи ходят.. —Это уж точно,—усмехнулся. Беседовать с доброй дамой было и вправду приятно. Она оказалась тоже молодой и заканчивала университет. Карета прибыла на место. Особняк был огромный, яркие огни полыхали со всех сторон. Множество фонтанов светились и плескались, как синхронное плавание. Повсюду были высажены белые и красные розы, которые сводили с ума своим прекрасным запахом. Уже с золотых ворот был слышен оркестр. Казалось, на улице тысяча людей, а в доме Достоевского ещё пару. —Благодарю Вас, вы спасли меня,—протягивая руку и одновременно целуя сказал Дадзай девушке и медленно удалился ко входу. Достав своё приглашение и победно пройдя в «настоящее богатство», его дух схватило. Никогда в жизни он не видел такой роскоши и золота. В груди приятно ныло от перелива стольких эмоций. —Молодой Лорд, у нас маскарад. Без маски, к сожалению, мы не сможем вас пустить дальше,—проговорил ещё раз охраняемый мужчина, перегородив путь Осаму. —Ох, да, конечно, прошу прощения,—достал из кармана Дадзай серебряную маску с золотыми перьями. —Приятного вечера. —И вам! Миллионы людей пели, распускали сплетни, выпивали. Подойдя к столу, где стояли бутылки самого дорого вина из погреба Фёдора, Шатен взял один бокал и медленно вкушал этот желаемый вкус алкоголя. Его ноги чуть подкашивались от одного взгляда на алмазные люстры или на золотые, отливающие блеском, лестницы, или же от одной музыки. Каждая струна внутри Осаму была задета и намного времени. Да, он безусловно словил рубиновый билет в роскошь, имея лишь высокие навыки грабежа. И его сейчас никак не ела совесть. Он лишь был восхищён и под огромным впечатлением. —Доброй ночи, мистер Гончаров!—сказал кто-то за спиной шатена. —А вы и въявь красив и молод!— улыбается мужчина. —Благодарю! Можно ли знать Ваше имя? —Я Мори Огай. —Мне до жути приятно, господин Огай! —Взаимно, Иван,—допивая бокал Белого вина сказал Мори. —Я тут подумал, не хотите ли Вы сыграть с нами? Только джентельмены. Но, конечно же после того, как станцуем с прекрасными дамами! —Я не против!—улыбнулся Дадзай. —До встречи, Иван. Обьявили первый загадочный танец. Осаму протянул руку даме с русыми волосами. Она была нежна и аккуратна в танце, также как и Дадзай. Лишь румянец на щеках появлялся с каждым новым движением. Девушка улыбалась сквозь маску. Вдруг ее плеча коснулась холодная бледная рука. Ее взгляд был наполнен волнением, когда парень сказал ей пару слов. Она удалилась к столу с вином. —Приветствую, господин Гончаров. Как вижу, Ваша пара удалилась. Можем ли мы станцевать?—протягивая руку, сказал парень. Осаму смутился, но взглянув по сторонам, можно было понять, что мужчины без девушек танцуют с парнями. Также можно было заметить это и с девушками. —Безусловно, можно,—улыбается Дадзай. —Нас никто ни в чем не обвинит. Позвольте,—обхватил молодой человек талию Дадзая своими руками, маня в танец. —Что же вы молчите, Иван. Нечего сказать?—прошептал парень на ухо шатену. —Я восхищаюсь искусством. Какое великолепие! —Я очень благодарен,—сверкнул юноша улыбкой. —Вы украли приглашение у бедного Ивана, чтобы посмотреть на роскошь жизни, не так ли? Вас зовут господин Осаму Дадзай. Вы работаете детективом. Люблю раскрывать карты, Дадзай,—прижал ещё больше Осаму тот к себе. —А я Фёдор Достоевский. Я безмерно рад нашему знакомству. Рад, что пришли. Хочу подметить, Вы умеете врать. Господин Мори пригласил Вас сыграть в покер с нами. Надеюсь, Вы согласились. —Раскусили! Мне нравится!—смеется Дадзай в ответ на правду —А теперь, мне нужно удалиться. Буду ждать Вас. И кстати, танцуете Вы потрясающе. Как тень в мрачную погоду, Фёдор удалился, лишь оставляя холод от рук и запах ели, который прожигал рассудок. После первого танца все начали разделяться и вести аристократичные переговоры, перешёптываясь. Винтовая лестница вела на второй этаж. Каждая ступень была сделана из Белого мрамора, а перила были разрисованы золотом: жар-птицы, дикие розы, тропические цветы. Все это четко и изумленно было выделено, что восхищение брало верх всех чувств. А уж дотронутся было и вовсе страшно. Второй этаж прямо-таки был переполнен азартом и напрягом, на все это указывали, в интриге богатые лорды, приятная тишина, запах крепких виски и огромный стол, где были расставлены карты. Безусловно, тут много кто терял жизни, ставя их на кон. От осознания Осаму бросило в холодную дрожь, ведь играть в покер он играть и вовсе не умеет. —А вот и мой долгожданный гость!—встал из-за стола Фёдор, разводя руки. —Лорд Гончаров,—приклонился Дадзай перед всеми присутствующими людьми. Достоевский одарил шатена едкой ухмылкой и подозвал к столу касанием по спине. —А знаете, дорогие мои гости, сегодня я хочу сыграть в мою родную игру. В ту, что играют у меня на родине! Покер мне безмерно надоел. Хочу взглянуть, как вы научились играть в неё после того раза!— из Достоевского вышла истеричная улыбка, что показывала издёвку и иронию над всеми сидящими за столом, ведь остальные понятия не имеют как играть в «Дурака», а точнее, просто призирают её, по причине блестящего выигрыша Фёдора. —Не делайте кислых физиономий! Будет славно. Нас четверо. Играем двое на двое. Я в паре с господином Гончаровым. Выиграете Вы—отдаю свой особняк,—поглощая стакан алкоголя, проговорил хозяин маскарада. —Но я не дам стать нам дураками, дорогие. На лице Дадзая можно было увидеть шок, как при сильной и пронзающей боли. Он ничего не понял. —Ах да, Иван, мы играем в «Дурака», кто проигрывает—остаётся дураком. Принцип я объясню. Думаю, Вы все предельно поймёте,—улыбался Фёдор, наливая в стакан Осаму виски. —Постойте, Фёдор. Вы ставите на кон своё достояние, а что же ставил господин Гончаров?—возразил один из играющих. Повисла тишина. У Дадзая ничего нет кроме его ума с высочайшими навыками детектива. —Я ставлю свою жизнь,—ухмыляется Осаму. —Слышали? Думаю больше не стоит вопросов. Начинаем. Я раздаю,—взял в руки карты Достоевский. Шесть карт раздано каждому. Козырь выпал на крести. —Как говорится, крести—дураки на месте!—высмеял брюнет. —Смотря кто,—добавил Мори. —Все очень даже просто, Дадзай. Покрываем карты одной масти если они больше которую кинули или же козырем. У нас это крести. Если же дают козырь выше, чем у тебя, покрыть ты не сможешь. Также можешь подкидывать и давать парные, в независимости от масти. Следи за картами. Их по четыре. Удачи,—прошептал Достоевский и обратно сел на своё место. На стол упала карта червовой шестерки. Господин Огай удачно покрыл ее восьмеркой. Две восьмерки мгновенно подлетели от Дадзая и Фёдора. Из этой хватки Мори выбрался, покрыв Дамой и Вальтом. В веер карт Осаму прилетел козырной туз. Лорд Накахара ходит под Осаму. Десятка. Не успев покрыть, на стол прилетели ещё две такие же карты. Покрыть не удаётся только одну. С горечью и волнением, Дадзай берет все три карты. Взор падает на Фёдора—тот широко улыбается. Ход Огая. Две дамы. С легкостью, хозяин дома кроет их. —К сожалению, бито,—уныло бормочет господин Накахара. Козырная девятка. —Ходим с золота, Фёдор?—спрашивает Чуя. —Разве это золото? —Вы слишком уверенны. —Может быть, у меня только один козырь,—развозит руками Достоевский,—вся надежда на дорогого Ивана. Руки в чёрных перчатках собираются взять козырь, но к нему же прилетают ещё две девятки. —А вы сидите с одним уж точно богатством, Иван, что сбрасываете мне!—смеется Накахара. Два вальта. Кроет дамами. —Вы любитель дам, Огай,—протягивает Достоевский и бросает ещё одну даму. —Думаю, Вам нужно с ними провести времени чуть больше, чем два хода. С жалость во взгляде, Мори берет карты. Ход Фёдора. Козырная десятка. —Выкинули последний козырь? —Кройтесь, Чуя. Фиолетовый отлив глаз проник полностью в Осаму, ожидая верного решения. Как точно. Дадзай кидает три злосчастных десятки, зная, что у Накахары только девятки, дама, семерки и туз бубней. —Вы богаты, Чуя!—победно ухмыляется Осаму, прожигая Достоевского азартом, на что получает в ответ бархатный смех. —Берите вальта, господин Мори,—иронично клонится брюнет, показывая чистоту рук без карт. —Ход Ивана будет блестящим, мои дорогие гости. Плавные движения руки положили на стол козырной золотой туз, заколдовывая всех своей уморой. —Это было и впрямь волшебно, Господа,—задвигает Дадзай стол и низко склоняется перед гостями, принося благодарность и уважение. —Жду белокурую лошадь от вас, Господа Мори и Накахара. Длинные пальцы Осаму скользили по огромным перилам, словно наводя свои чары в этот особняк. Несколько минут назад он ставил на кон свою же судьбу, а теперь разоряет ещё один бокал ядреного вина. —Нравится?—шепчет Достоевский на ухо, беря бутылку алкоголя в бледные руки. —Дурак игра на удачу,—начал Фёдор. —Я понял в миг у кого какие карты. Я согласен с Вами,—перебил Дадзай. —Вижу, пыл только загорелся в тебе,—сверкнул хозяин таинственным взглядом на гостя —Пройдёшь со мной, господин Осаму? Холодная рука коснулась плеча Дадзая, а фигура с тенью вела на самый верхний и мало кому доступный третий этаж дома. Два силуэта плыли меж обширных коридоров, оценивающих лиц в масках. Последний этаж особняка был пуст, вход туда перекрыл сам Фёдор,—этот этаж был его личным. Чёрная дверь отворилась одним касанием Достоевского, приглашая в свои просторы. —Я приглашён на другой бал?—игриво язвит Осаму. —Смышленый ты,—берет брюнет того за руку и захлопывает прочную дверь, зажигая лишь одну свечку в комнате. От малого источника света был виден лишь комод, который свеча освещала и маленькое зеркало на бело-красной стене. —Ты любитель роскошного красного,—ухмыляется Дадзай. —Я любитель всего роскошного,—закуривает сигарету Достоевский и садится на мягкое велюровое кресло. —Это игра в прятки?—интуитивно поворачивается Осаму в сторону аристократа. —Тогда кто из нас кошка, а кто мышка? —Включи свой блестящий ум, Дадзай,—пускает в воздух Фёдор свинцовый дым. —Поймай меня. Если сможешь,—ехидно скалится хозяин и тихо встаёт с мягкого кресла. —Обещаю,—надвигается Осаму к Достоевскому, чувствуя его уход с другого угла комнаты. Тихое движение влево,—снова шатен следует правильно; Тихое движение вправо,—и снова верно; Рука Дадзая чуть касается талии, но тело ловко ускользает, не давая схватить. —Не так быстро, мистер детектив,—шепчет Достоевский на ухо. —Как прикажешь. Осаму уходит направо, к тёплому свету, видя в зеркале тень другой изумленной фигуры слева от него. —Ловко подловил,—в голосе Фёдора слышится пикантность. Его пальцы быстрым движением руки развязали узлы маски, раскрывая полностью внешнюю натуру Дадзая. —Стоп игра. Руки Достоевского развязывают красный галстук на своей груди, прислоняя шёлк к шоколадным глазам Осаму. —Так будет честно,—шипит брюнет,—продолжай. Фёдор удаляется с того места к колоннам своей кровати. Уверенно и без какого либо опасения, Дадзай шагает в нужную сторону, хватая лорда за холодное и худощавое запястье. —Я поймал тебя,—щерит зубы шатен, прижимая Достоевского к своей груди, ослеплённый мраком. Сильная хватка не стала преградой для Фёдора и он резким движением оттолкнулся от Осаму. —Не так быстро, Дадзай,—греет хозяин своим трепетным шепотом шею. —Как только снимешь с меня маску,—тогда поймаешь. Сейчас я поймал тебя. Достоевский тянет шатена за собой, указывая лишь прикосновениями на путь. Тело Осаму почувствовало мягкое сидение и приятное на ощупь, что и совсем расплываешься. Бледные руки во мраке судорожно бродят по костюму Дадзая, и наконец, сыскав шелковый галстук у горячей груди, быстро стягивают вещь с шеи. —Поймай меня. Если сможешь,—повторяет брюнет и связывает запястья Осаму его же галстуком. Ловкие кисти рук запустились, словно корни у дерева, в мягкие волосы Дадзая, делая сладкую боль подтягиванием. Спустившись ниже, руки щекотно гладили нежную кожу шеи, забирая аромат грейпфрута к себе. Пуговицы с лёгкой рубашки открылись в мгновение для рук Фёдора. Хозяин особняка изучал каждый миллиметр Осаму, заставляя его нервно дышать. Хладные пальцы гладили выпирающие ребра, заканчивая у сладкого паха. Верхней одежды не осталось и вовсе после нескольких тёмных афер, которые провернул Достоевский с Дадзаем, слыша с каждым разом больше сладкие, для ушей, вздохи. Фёдор медленно провёл кистью руки по худым ключицам своего личного гостя, ухмыляясь во все лицо. Стеклянная бутылка, стоявшая у свечи все ещё больше стреляла в глаза Достоевского, и наконец, полностью убив, он поддался сладчайшему искушению. Обхватив хрупкое горло бутылки, брюнет подошёл к Осаму, открывая сильными движениями руки вино. Холодная струя полилась от ключиц до самых ног, вынуждая глухо простонать Дадзая и прогнуть спину. Его нутро горело и терзалось в муках изнутри, выжимая из него все соки и сжигая все органы. В тощих ключицах от изгибов образовались ямы, куда залился холодный алкоголь. Фёдор с груди начал обжигать своим дыханием тело шатена, добираясь до заветных ключиц. Тёплый язык медленно пробовал вкус вина из изгибов фигуры Осаму, как из спасательной поилки, когда человек вовсе умирает в страданиях и нуждается в помощи. Может, именно это было сейчас спасением Фёдора. Нежные влажные скольжения языка вырисовывают много узоров, которые заставляют глухо томиться Дадзая в ломке загадочности и желания. Да, Осаму разжигался с каждым новым прикосновением Достоевского, как фитиль и ошпаривал хозяина своими звуками души. Бледные губы обдавали кожу жгучими поцелуями, и впрямь оставляя ожоги. Ноги сжимались в сладких нервах, а руки так и жаждали разорвать шёлк. Глаза жаждали взглянуть на нахальный взор Фёдора. Тело жаждало Фёдора. Руки Достоевского гладили внутреннюю часть бедра Осаму, точно играя на гитаре, слыша мягкие мелодии. И музыкой был Дадзай. Все его струны в недрах духа были задеты, разбиты вдребезги. Приятная ткань была снята с ног шатена, оголяя его полностью. —Славно выглядишь, Дадзай,—встаёт на колени Фёдор, прожигая Осаму взглядом, который, к сожалению, не может лицезреть гость. Глас аристократа заставлял дрожать от Тихой бархатности. Приятно было слушать лишь беспокойный глоток слюней по горлу Дадзая. Холодная рука, будто ветер прошла по паху детектива , чувствуя пожар и неудержимое влечение. Указательный палец щекотал бёдра, в то время, как левая рука прикоснулась к твёрдому члену. Громкий стон. Это то, что хотел услышать Фёдор в данный момент. Тело Достоевского само ныло в конвульсиях, поддавая себя в цепи соблазна, который ввёл в него Осаму. Каждый звук Дадзая пагубно влиял на нутро, склоняя ещё больше к темному греху. «Простите ж мне соблазны и грехи И вольные и тайные обиды»* Рука медленно скользила верх-вниз по члену Осаму, пока из уст сыпались, словно блеск и золото, тягостные стоны блаженства. Темно-фиолетовые очи прожигают насквозь своим ярким лоском в ночи. Казалось, этот взор само олицетворение убийственного азарта, грешного желания, сладкого зла. Тело Дадзая робело, покрывалось миллионами мурашками, которые приятного зудели по коже. Его рассудок был, словно под опиумом, словно он растворяется в свинцовом тумане, будто он выкурил тысячу сигарет. Он, словно испробовал наркотик. Движения руки Фёдора ускорялись с каждой секунды, выслушивая громкие жалобы, наполненные возбуждением. Тёплый язык нежно прикоснулся к головке полового органа, одаривая влажными и горячими поцелуями. Спустя нескольких минут мучительных грязных махинаций, Достоевский взял полностью член, жадно захватывая каждый сантиметр. И снова горькая пытка, не дающая возможность раскрепостится полностью Осаму. Мышцы ног приторно тянули, поддавая Дадзая на блаженный оргазм. Безусловно, Фёдор выглядел сексуально и страстно между ног у такого же детектива. Движения уст ускорились. Осаму достиг пика удовольствия, отдавая всего себя Фёдору. Его ноги нервно задрожали, а руки сжали подлокотники кресла. Соленый пот капал с лба, а шоколадные волосы были насквозь мокрыми. Пальцы резко развязали узел и выпустили из плена руки шатена. —Ты выглядишь славно, Дадз..,—его перебило резкое прикосновение на запястье, которое превратилось в схватку. Его прижали к себе так сильно, что сейчас и у него не было ни единого выхода. Золотая маска отлетела куда-то в глубокий мрак. Наконец, блестящие, словно аметист, глаза сверкнули в отливе тёмных глаз Осаму. —Выглядишь славно, Фёдор,—хитро улыбается Дадзай, поглощая хозяина своей речью. —Мы выиграли,—шепчет Достоевский на ухо и резко вырывается из заточения детектива, оставляя лишь ветер и своё благоухание в воздухе. Осаму Дадзай один в тошной комнате Фёдора Достоевского. Разум все ещё не может прийти в себя, но то, что с ним произошло-было идеально и где-то далеко за планетой. Тяжелый вздох и мышление снова трезвое. —Пора уходить. Растрепанные волосы, мятая рубашка, у которой оторваны пуговицы возле груди, все ещё дрожащие колено и руки, мысли наполненные шаловливыми картинами, и кажется, давление слишком повышено. Ступень из мрамора кажется такой же прелестной, золотые колонны ласкали взгляд и лишь послевкусие этой ночи оставалось в душе. —Подождите, Господин!—кричит слуга в сторону Дадзая —Вам передали. Кофейная бумага, на которой написано лишь два слова кривой каллиграфией. «Ты выиграл.»