Older, plainer, saner

When you get older, plainer, saner Will you remember all the danger We came from? Burnin' like embers, falling tender Long before the days of no surrender years ago And well you know? So smoke 'em if you got 'em 'cause it's going down All I ever wanted was you I'll never get to heaven 'cause I don't know how Let's raise a glass or two To all the things I've lost on you.

Это было в самом начале. Хану казалось, что это было в самом начале — шумная кантина на Татуине, просьба довезти до Альдераана без лишних глаз, первая сделка и первое рукопожатие, которое сплавило их вместе и поставило чеканное клеймо где-то на ладонях, какие ставили на старинном оружии. Все его теоретические знания о том, что он когда-то родился, где-то рос и как-то прожил почти три десятка лет, конечно, остались в его памяти, но он был уверен: его история началась именно с Люка Скайуокера. И, Крифф, Хан Соло был беззаветно влюблён в то время и в том времени. Это было начало всех начал. Они оба были живыми, весёлыми и смелыми до безрассудства — они были там, где и должны были быть, и вся их жизнь напоминала хорошо срежиссированное космическое приключение, логически завершённое, но смотрящее в бесконечность так же, как Скайуокер смотрел за горизонт. Хан упивался этим, и он чувствовал: Люк — тоже, вопреки или благодаря всем своим джедайским идеям. Но время, время... Хан не знает точно, когда это случилось и не знает, смог бы он это предотвратить; смог бы спасти, и если не вернуть, то продлить хоть на минуту ту историю, в которой жили они с Люком, с Леей, с Чуи, с дроидами — со всеми, кто стал их семьёй. Вместо Империи, простой и понятной в своей классической жажде власти, — загадочный Первый Орден, непонятно зачем существующий и чего пытающийся добиться. Вместо бравого Восстания с мальчишеской волей к жизни — ошмётки Сопротивления во главе с мудрой и спокойной Леей — Леей, которая никогда не могла и не хотела быть спокойной, хоть лидер из неё и вышел — лучше пожелать нельзя. Вместо банальной ясности джедаев и ситхов — невнятные россказни про диаду в Силе и душевные метания (он никогда не простит себе того, что стало с Беном). Ну а вместо них с Люком... Вместо Хана Соло с Люком Скайуокером — только Хан Соло. Несчастный, одинокий, потерявший веру, разочарованный и отчаявшийся Люк Скайуокер — такое Хану и в страшном сне не могло присниться, в основном потому, что Хану Соло вообще редко снятся глупости. Хан даже сам себе не сразу признался, насколько худо ему было без Люка. Он привычно шёл на сделку с самим собой, говорил, что может отпустить его бродить по тернистым, запутанным и ему самому по большей части непонятным джедайским путям, что ему достаточно знания, что Люк жив, здоров и занимается тем, что приносит ему счастье — первое время это даже работало. Хан навещал его в его школе (на самом деле, вскоре он остался одним из немногих, кого Люк ещё подпускал к своей святая святых) но когда из-за Бена, или из-за его собственных порывов — "Чёрт их там разберёт", — думал Хан, хотя в глубине души всегда знал, что́ именно стало тому причиной — Люк скрылся от мира и обрёк себя на медленное и бессмысленное самоубийство — тогда Хан не выдержал. Он и сам чувствовал, что затухает на глазах, осознавая, что не имеет права тревожить Люка (тем более, даже найти его было той ещё задачкой), он с каждой новой операцией, с каждой новой сделкой чувствовал, что выгорает. Живой огонь, который он считал неотделимой своей частью, вдруг оказался не просто не вечным, а слабым и хрупким. И когда даже верный Чубакка, Чуи, без которого Хан не помнил себя, стал замечать, что давно уже не было дня, в который он не стал бы ещё смурнее, чем был, Хан понял, что надо что-то делать. Хан говорил, что ему нет дела до Сопротивления — он лгал, потому что человеку, который с самых истоков времён и вот уже несколько десятков лет безнадёжно влюблён в Люка Скайуокера, не может не быть дела до повстанцев любого толка. Он ходил в должниках у половины галактики (вторая половина ходила в должниках у него), он побывал, наверное, на каждой планете в каждой звёздной системе и сделал для Сопротивления столько, сколько рядовые пилоты и не мечтали сделать за всю свою службу, но оправдывать себя тем, что он делает это всё ради продолжения дела Люка, уже не получалось. Это всё было суррогатом, подделкой, жестокой и глумливой пародией на то, что они прошли вместе со Скайуокером, и воспоминания о былом величии невольно цеплялись за каждый порожек в коридорах Сокола тысячелетия. Хан помнил всё. Главный вопрос — помнил ли Люк? Помнил ли Люк Скайуокер, сколько гиперпространственных прыжков сделали они вместе с Ханом? (Хан помнил — 285, если не считать того раза, когда, убегая от имперцев, они попали под обстрел и едва не лишились гипердвигателя, из-за чего вышли на субсветовую скорость, но не смогли преодолеть барьер и чуть не застряли в искривлённом пространстве, и только невообразимое полётное мастерство Соло дало им те жизненно необходимые полторы минуты, за которые Люк привёл движок в действие и заставил Сокола вывести их на нужные координаты. Хан не был уверен, что такое вообще возможно физически, но форсъюзерство (а он был уверен, что без джедайских фокусов там не обошлось) в сочетании с контрабандными примочками с Мра'арвиса творят чудеса.) Помнил ли Люк, сколько солнц было у той крохотной планетки, на которой они угнали имперский челнок и несколько часов рыскали по орбите за остатками вейдеровских истребителей просто из любопытства, а потом сели на край скалы и смотрели на самый потрясающий в их жизни тройной рассвет? Помнил ли Люк те быстрые, всё мельком, украдкой поцелуи на мостике флагмана Сопротивления, когда они искали компромисс между "не быть найденными" и "коснуться хоть на секунду, хоть в темноте, хоть у всех за спинами, потому что ты, Скайуокер, слишком принципиальный, а я не могу держать себя в руках, когда ты стоишь настолько близко"? Помнил ли те терпкие, иглами под кожу поцелуи "на удачу" перед каждым вылетом и медвяные, полные ликования и предвкушения — после каждого возвращения? Помнил ли Люк, что он чувствовал, когда они с Ханом и Соколом (а ещё с Чубаккой, он он сам собой разумеется) становились одним целым, когда синхронизировались, как вошедшие в резонанс радиоволны, в разгаре жарких сражений, и Хану казалось, что он был и кораблём, и всеми орудиями, и самим Люком сразу, что это его руки лежали одновременно и на штурвале, и на рычаге наведения? Люк чувствовал то же самое, Хан знал это, как знал, что звёзды горячие, монеты звенят медными колокольчиками, если играть ими в ладонях, а на Соколе барахлит затвор левого шланга подачи окислительной смеси. Помнил ли Люк те холодные дни на Хоте в обнимку в укрытии, спасаясь от бури, и жаркие ночи на Татуине, сразу после того, как он в этой своей невозможной чёрной робе сначала пообещал обо всём позаботиться и играючи взорвал, мать вашу, целый корабль Джаббы Хатта, а потом на полушутливый подкат Хана "помочь ему отогреться" опустил глаза с таким невинно-смущённым видом и в то же время с такой гаммой лукавых эмоций на лице, что Хан чуть не сгорел прямо на месте? Помнил ли, как он в тот их первый раз обижался на восхищённое, нежное "принцесса", которое Хан жарко выдыхал ему прямо в ухо? Помнил ли, помнил ли, помнил ли? Нет, даже не так. Считал ли важным помнить? Считал ли важным помнить или давно про себя назвал это ребячеством и забросил в самый дальний угол памяти, отпустив всё то, что было им дорого? Хан бы этого не перенёс, потому что это бы значило, что он больше не нужен Скайуокеру. Хан Соло безупречно знал самого себя и ещё лучше он знал Люка, которого подобрал наивным мальчишкой с забытой богом планеты и который с ним рука об руку прошёл весь свой джедайский путь. По крайней мере, ему так казалось: он знал Люка Скайуокера. Правда, ещё он всегда знал, что ничем хорошим это рыцарство не кончится, и если он научился относиться к приверженности Светлой стороне Силы хотя бы без снисходительности (сложно не начать уважать то, что бессчётное количество раз спасало тебе жизнь), то джедайский запрет на любовь так и остался для него жестоким и диким обычаем. Люк всегда хотел поступать правильно, и ему это удавалось как никому другому, но всё же вот они здесь: легендарный Скайуокер оставил от всего благородного учения только ту его часть, что составляла отречение и чёрную меланхолию и сбежал в параноидальном страхе перед самим собой, а Хан Соло, тот, для кого Люк стал самым дорогим, что случалось с ним за долгую и насыщенную жизнь, продолжает быть отвязным контрабандистом, лучшим в своём деле, но с такой жестокой тоской, перекрывающей воздух, что радости найти не удаётся уже ни в чём. Хан не верит в рай — и даже если бы верил, то точно знал бы, что его туда бы не взяли: его единственная судьба — вечно скитаться где-то в дальних закоулках одинокого космоса. Единственный рай Хана Соло — рядом с Люком Скайуокером. Хан свесив ноги сидит на крыше Сокола на окраине какого-то глухого космопорта, безразлично тянет из фляги нагревшуюся на солнце местную бадягу то ли из грибов, то ли из водорослей, и привычно погружается в воспоминания о Люке с такой отчаянной серьёзностью, что как будто начинает по-настоящему чувствовать его рядом с собой. Люк — какая ирония — сидит точно в такой же позе, только на краю скалы над беспокойной водой, и не может ничего сделать со своими мыслями. Корит и ругает себя, что не достоин быть джедаем, раз не способен даже выкинуть из головы старого... друга и позволяет эмоциям брать верх, но Хан Соло — единственное, что ещё греет его пылящуюся без дела уставшую душу. Люк — не Энакин и даже не Бен, но его сил хватает, чтобы Хан протянул вперёд руку и потрепал его по волосам, как тогда, много-много лет назад на Соколе, а потом оставил воздушный поцелуй на щеке. Хан думает, что его жизнь — это, пожалуй, такая штука, которую лучше даже не пытаться понять. — Принцесс, ты знаешь, что ты — безнадёжный придурок? — Хан, прости меня. Знаешь, я так и не смог тебя... вас забыть. — А я-то, дурак, думал, что у тебя хотя бы с возрастом прибавится мозгов. Улыбка Люка, передаваемая через Силу, ощущалась, как чистое счастье, растёкшееся по космическим струнам внутри грудной клетки. У Люка остались те же глаза. Чуи высунулся из корабля и крикнул, что только что кто-то передал им незнакомые координаты без названия и комментариев, и впервые за много лет Хан понял, почему говорят, что пока жив последний джедай, жива и надежда. Двигатели Сокола были готовы к гиперпрыжку.