на краю земли

Дилюк любит теплые летние вечера на винокурне. По вечерам владения Рагнвиндров стараниями кристальных бабочек приобретают загадочные, голубовато-серебристые очертания. По вечерам виноградники в мягком свете фонарей отбрасывают лохматые тени на примявшуюся за день зелень. По вечерам из кухни всегда приятно пахнет жареным мясом с морковью или рыбой, выловленной в озере с утра. По вечерам они с Кэйей частенько сбегают от надоевшей суеты в предзакатную дымку, прихватив со старой телеги одно на двоих яблоко. Расположившись на кучке поленьев за домиком прислуги, они вытягивают уставшие от тренировок в ордене ноги и стаскивают сапоги. Прохладная трава приятно ласкает ступни. Спелое яблоко поочередно мелькает то в одной паре рук, то в другой, пока не исчезает, оставив после себя лишь хвостик. Кэйа выбрасывает его в кусты не глядя и вздыхает: — Сейчас бы еще одно… На губах у него фруктовый сок. Сладкий. Одна смелая капелька устремляется вниз, к подбородку, но Кэйа ловит ее языком. Дилюк следит за этим движением чуть дольше, чем позволяют правила приличия. — Принести тебе? Кэйа смотрит удивленно. — О? Какая честь. И сидр захвати. Дилюк смеется и поднимается на ноги, но тут же пальцы Кэйи дергают его за рукав шелковой рубашки. — Я передумал. Не уходи. Какое-то время они сидят молча, разглядывая неспешно плывущие по розовому небу причудливые облака. В траве шуршат белки. Кэйа двигает ногой, и его голая лодыжка касается лодыжки Дилюка. Будто бы невзначай. Легкий ветерок аккуратно колышет белые бутончики растущих рядом с поленницей цветов; Дилюк бездумно срывает один и неловко вплетает в небрежную прическу Кэйи, чуть повыше уха. — Мне идет? — шутливо спрашивает тот и вертит головой из стороны в сторону. Спускающиеся на левое плечо локоны отливают фиолетовым в лучах уходящего солнца. — Идет, — улыбается Дилюк. Как там говорят? Подлецу все к лицу. Кэйа удовлетворенно кивает. — Мастер Дилюк! — кричит вдали служанка, и ее голос эхом разносится по винокурне. — Мастер Дилюк, господин Кэйа, где вы? Должно быть, время ужинать. Дилюк совсем не голоден. Он прикладывет палец к губам и тихо просит: — Пойдем со мной. Левая бровь Кэйи приподнимается в изумлении, а сам он расплывается в шальной улыбке. — Да что с тобой сегодня? Дилюк не знает и сам. Крадучись и сдерживая хохот, они босиком пробираются к стойлу, где тихонько пощипывают сено их кони. Несколько мгновений спустя — мчатся галопом по дороге, ведущей к Мондштадту. Солнце вот-вот спрячется за горизонтом: теплые оранжевые лучи сменяются сумерками. Кэйа предлагает остановиться в городе и пропустить по стаканчику в «Доле ангелов», но Дилюк качает головой и указывает на их голые ступни: — Не в таком виде. — Да, пожалуй, Мондшадт еще к этому не готов. У тебя слишком красивые лодыжки, нельзя, чтобы их кто-нибудь увидел. Дилюку очень хочется смеяться — опять, — и в этой радости он себе не отказывает. Как и во многом, когда рядом Кэйа. — Поехали к морю, — предлагает он. Пик Буревестника могуче возвышается над Мондштадтом, провожая закатное солнце. Дилюк и Кэйа привязывают коней к дереву у подножия и к вершине взбираются пешком, гадая, что скажет Крепус по их возвращении. Последний раз они так сбегали, сверкая пятками, еще в детстве — когда Кэйа разбил дорогущий сервиз, присланный в подарок торговой гильдией Фэйюнь. У дозорной башни спокойно — как и всегда. Бескрайнее синее море о чем-то перешептывается с ветром, в сумраке тускло поблескивают кругленькие бока ароматных валяшек. Ноги утопают в мягкой, чуть влажной зелени. Давно не бывший у побережья Кэйа с видимым удовольствием подставляет лицо свежему бризу, вслушивается в шум прибоя, слышный даже на такой высоте, прислонив ребро ладони ко лбу, вглядывается в неизвестные дали с видом опытного мореплавателя. — Вот вырасту — стану пиратом, — деловито сообщает он Дилюку, закинув руку ему на плечо. — Сколочу здоровенный корабль и загляну в каждый уголок Тейвата. Инадзума, Ли Юэ, Натлан… это ж сколько сокровищ! И тебя с собой возьму. Юнгой будешь. Кэйа сжимает плечо Дилюка чуть крепче на миг. Пальцы перебираются к шее, скользят за воротник развевающейся рубашки. Каждое прикосновение, контрастируя с его холодной натурой, отзывается горящим пламенем, сжигающим Дилюка изнутри. Не дотла — но до дрожи в каждой клеточке тела, до невозможности дышать. До нестерпимого желания в ответ коснуться так, как никто другой. Ни до, ни после. — Ты же поплывешь со мной? — уточняет Кэйа. Дилюк на море не смотрит. Ветер выдувает из головы все мысли. По линии горизонта медленно плывет вереница торговых судов. Алые глаза встречаются с ледяным голубым, что сияет ярче любой звезды на ночном небе. Как одинокий мотылек тянется к яркому фонарю, как корабль — к морю, так и Дилюка тянет к Кэйе. Бледные руки касаются смуглых щек. Соприкасаются лбы, темные пряди волос застилают взор, еле слышные вдохи путаются с чужими выдохами. Дилюк целует Кэйю то нежно, словно пробуя на вкус, то жарко, будто впереди — долгая разлука. Целует со всей страстью, стирая между ними все невидимые преграды, все комплименты, замаскированные под шутки, все тайные взгляды и невысказанные слова. От ощущения близости, от горячего дыхания и теплых прикосновений подгибаются колени, и Дилюк тянет Кэйю в мокрую траву. Несколько секунд он смотрит на него сверху вниз, не сумев — не пытаясь — скрыть во взгляде то, что пылающими волнами расходится по всему телу. А затем вновь целует, прижимая к себе так крепко, насколько хватает сил. Пальцы Кэйи расстегивают его рубашку, развязывают ленту, обвивающую рыжие волосы, проскальзывают под пояс его штанов. С губ Дилюка срывается тихий стон. Валяшки тихонько посмеиваются и отворачиваются, покраснев. Над пиком Буревестника всходит луна, круглощекая и яркая. Винокурня в поздний час и не думает спать: и слуги, и сам мастер Крепус с беспокойством ищут юных господ, не зная, что они вернутся лишь к утру — раскрасневшиеся, неподобающе одетые, с травинками в волосах и с набитыми валяшками карманами, но донельзя счастливые. Дилюк любит шум моря, бьющегося о камни далеко внизу. Любит ощущение свободы, что дарит ему гуляющий в горах ветер. Дилюк любит прикосновение мягких губ к своей шее, изящных рук, спускающихся от его плеч к талии. Любит внимательный взгляд и легкую хитринку, спрятавшуюся в четырехугольной радужке. А еще Дилюк любит Кэйю. И Кэйа, кажется, любит его в ответ.