Один шаг назад

Не отрекаются, любя, Ведь жизнь кончается не завтра. Я перестану ждать тебя, А ты придёшь совсем внезапно. © В.М. Тушнова

      Я до сих пор помню, как в детстве мы с Джемином строили песчаные замки и мечтали в одном из таких жить. Мы выросли, песчаные замки давно рассыпались, а мечты угасли, как огоньки на ёлке после нового года. Мы с ним слишком выросли, мы с ним слишком разные теперь, но мы слишком друг друга одно время любили, слишком сильно друг друга желали и это вылилось в бесконечную тоску, наполняющую сердце.       Мы с На Джемином встречались в старшей школе, и пускай я была китаянкой, которая переехала в Корею ещё в далёком детстве, всё равно порой ловила на себе странные взгляды. Да, я хорошо говорила по-корейски, была мила и дружелюбна, но важнейшим фактором того, что меня приняли в общество, был мой возлюбленный. С ним мы сидели долгими вечерами в школьной библиотеке, с ним же посещали один самых непосещаемых кружков — рукоделие. Конечно, было странно видеть парня, вяжущего крючком или же вышивающего, но он воспитывался матерью и бабушкой, и вместо инструментов в детстве взял спицы и пытался повторять за старшим поколением. Делать было нечего, его обучили тому, чему он меня потом обучал, и я поражалась, сколько всего можно сделать обычными спицами и нитками. Я даже связала на праздник Джемину свитер, и пускай он сел после стирки, Нана пообещал, что передаст его нашему сыну.       Ничего «нашего» не случилось после окончания школы. Он уехал из крохотного городка с населением в сто тысяч человек учиться в Сеул, а потом пропал. Я училась в местном университете, получала профессию учителя китайского, чем неимоверно гордилась, но как только стала работать в школе, отчаялась полностью. Я осталась одна, совсем одна в этом мире, полном недоброжелательных ко мне людей, и рядом не было его, На Джемина, способного подбодрить в особо лютые морозы, в особо плохое настроение. Профессия, так трепетно мною любимая, не приносила много денег, ученики хоть и старались, выписывали иероглифы, но я чувствовала, что и они уже устают от меня, от того, как я преподаю.       Если бы у меня была возможность, я сделала бы один шаг назад, в тот год, когда Джемин думал, куда бы ему поступить — со мной или же в другой город, и смолчала бы на его вроде бы шутку про переезд. Возможно, тогда бы он не уехал, а я не осталась в крохотном городе одна, без поддержки, курящая горькие сигареты, лишь бы отвлекаться хоть на мгновение от воспоминаний о настоящем и прошлом.       К двадцати шести я перестала его ждать окончательно, сменила телефон, переехала от родителей, связь с которыми продолжала поддерживать, и взяла небольшой отпуск, чтобы развеяться. Я никуда не поехала в тот раз, просто бесконечно сидела в квартире, занималась домашними делами, работала удалённо репетитором и знала, что в моей жизни нужно что-то поменять. Я не живу полноценной жизнью, я просто существую, такая молодая, а в городе для меня нет развлечений, нет молодых людей, способных заинтересовать меня так же, как мой любимый Нана.       Я пыталась заводить хотя бы общение с другими парнями, смеялась над их шутками, позволяла держать себя за руку, но не могла их целовать в те моменты, когда они ласково убирали с лица мои волосы и наклонялись. Я не могла себя заставить, просто отворачивалась, говорила, что не могу, и тогда, будто плетью, меня ударяли их слова: «Будто бы для кого-то себя бережёшь». Это было грязно, отвратительно, нестерпимо больно, и тогда я окончательно погрязла в своих мыслях, в своей депрессии и сигаретах. Я сожалела о сказанных много лет назад словах, сожалела о том, что сделала свою судьбу именно такой, потому что мы сами — творцы своего будущего, и знала, что у меня даже собственного настоящего нет. Никому не нужная, разбитая китаянка, не своя на чужбине, я окончательно потеряла себя, когда умерла моя мать, женщина, что всегда меня поддерживала и понимала.       И наверно, только такое событие могло дать толчок Джемину, который без уведомления меня вернулся в город.       Я не знала об этом событии неделю — именно столько времени ему понадобилось, чтобы выяснить через каких-то общих знакомых, с кем я до сих пор общалась, где я живу и чем занимаюсь. Он потратил это время на небольшие подарки для меня, чтобы я не кинулась на него с криками и обвинениями, слезами и выплёскиванием на него содержимого пепельницы. Нет, кажется, я переросла уже истерики, перестала ненавидеть, любя, и любить, ненавидя, потому что, когда прозвенел дверной звонок, моё сердце уже поняло, кто стоит на лестничной площадке. Я и не стала прихорашиваться, исправлять растрёпанную причёску-пучок, даже лифчик не надела под тонкую майку, а просто открыла дверь, открывая рот и не понимая, что передо мной — свидетель моей слабости или же моя слабость.       — Привет, Е Шухуа, я наконец-таки вернулся к тебе, — в его глазах сияли слёзы, мои наполнились ими точно так же, и я поняла, что все эти прожитые раздельно годы только укрепили наши чувства, сделали нас теснее и любимее, и когда уста слились в первом поцелуе, я уже знала — этот парень будет моим навсегда.       А я буду его навсегда.       Может, один шаг назад, в наше двадцатилетие, и не нужно было делать, потому что иначе бы На Джемин не вернулся ко мне в тот момент, когда я особо сильно в нём нуждалась.