Правила игры

— Я не буду ничего делать. Если ты чего-то хочешь, сделай это сам. Хибари говорит так, словно его заставили нянчиться с ненавистным ребёнком. Хотя ведь сам когда-то сделал первый шаг, не дав и шанса на отступление, при этом прекрасно зная, каким несдержанным порой бывает Ураган Вонголы. Впрочем, кто ж знал, что Гокудера ни капли не сбавляет своей несдержанности в постели. — Издеваешься? — хмыкает Хаято, складывая руки на груди. — Ты нарушил правила. Считай это наказанием. — Я только выпустил Ури из коробочки! — в сотый раз повторяет Гокудера. — Я не виноват, что она любит охотиться на птиц! — Ответственность за животное несёт его хозяин. — Хибари взглянул на Хаято исподлобья. Пора бы уже тому запомнить, что глава дисциплинарного комитета очень не любит, когда его отвлекают от чтения. — Да даже если так, уже две недели прошло! Сколько ещё планируешь строить из себя монашку? — Я не буду ничего делать. — В руке словно по волшебству появилась тонфа, на которую Гокудера только фыркнул. — Заставишь повторить ещё раз — забью до смерти. — И это будет первый и последний раз, когда мне уделят внимание, — не без раздражения и щедрой доли сарказма вздыхает Хаято, плюхаясь рядом с Хибари на диван. — Впрочем, раз уж ты ничего не будешь делать… Хищная улыбка не предвещает ничего хорошего. Зелёные глаза сощуриваются, нарочито театрально пробегаясь по телу партнёра, как будто проверяя того на выдержку. Что ж, в выдержке Хибари мог посоревноваться с кем угодно. Книгу из рук забирают лёгким движением, Хаято вмиг оказывается на коленях партнёра, и Хибари тянется за тонфа, но его руку сразу перехватывают тонкие, но на удивление сильные пальцы. — Забыл? Ты ничего не делаешь. Гокудера не дурак, да и умирать пока не особо хочется, поэтому он ждёт, пока Кёя не перестанет сопротивляться хватке. К счастью, его пока не вышвыривают из окна и не избивают — значит, можно продолжать. Ухмылка становится лишь хитрее и самодовольнее, когда рука так по-собственнически проводит линию от самой шеи партнёра до ширинки штанов и неслабо сжимает чужой член. Резкий выдох через нос выдаёт себя лишь звуком, больше ни одна часть тела Кёи не двигается. Хорошо. Хаято и так ждал слишком долго. Не видя смысла в дальнейших церемониях, Гокудера резко расстёгивает ширинку чужих штанов, так развратно облизывает собственную ладонь и забирается рукой сразу под бельё. Хибари держится, не издаёт ни звука, только выдохи становятся короче, а серые глаза с каждым движением руки по члену всё больше наливаются цветом грозовых туч. Хаято в какой-то степени нравится такая незапланированная игра, он даже может собой гордиться — поймал японца на слове, хотя для самого японский язык не родной. Он слезает с колен партнёра, разводит его ноги шире и устраивается между ними, не пряча разбушевавшихся бесят во взгляде. Хибари в лице не меняется, но отчего-то выглядит донельзя довольным, а Гокудера не с первой секунды понимает почему. — Приподнимись, — говорит он, хватаясь за ремень штанов Кёи, но тот и не думает двигаться — таковы правила игры. Хаято облизывается, тихо усмехается: — Сукин сын, — а после, крепко ухватившись за бёдра партнёра, резко тянет его на себя, заставляя сползти с дивана как раз настолько, чтобы можно было преспокойненько снять с него всё лишнее. — Понравилось? — хмыкает Хаято, осматривая довольно-таки необычную для Хибари позу. Вздохнув, он всё же поднимается с пола и, подхватив Облако Вонголы под мышки, усаживает на диван. — Чёртова принцесса. Хибари не особо волнует, в какую позу его усадят, гораздо интереснее наблюдать, как Хаято сначала творит какую-то дребедень, а потом, не получив реакции, возвращается в реальность и ставит всё на свои места. В данном случае Кёю — на диван, а себя — на колени. — Будешь меня потом на руках носить за такое, — полушёпотом говорит Гокудера куда-то в пах и проводит по члену Хибари языком. Резко, сильно надавливая и тут же отстраняясь — так Кёе нравится больше всего, пусть он никогда в этом не признаётся. Его до этого плотно сомкнутые губы приоткрываются, и слух Хаято ласкает едва свистящий выдох — прямое доказательство правильности его действий. Покрыв член партнёра слюной со всех сторон, Гокудера берёт в рот, не щадя ни себя, ни Кёю. Он поднимает глаза, не отрываясь от своего занятия, и представшее взгляду зрелище стоит двух недель сексуального бойкота. Хибари любит минет и ненавидит: любит, потому что ни от чего больше не получает столько удовольствия; ненавидит, потому что во время него совершенного не может сдерживаться. Пальцы скользят по чёрной коже дивана, волосы липнут к вспотевшим лбу и вискам, от напряжённого дыхания губы сохнут так быстро, что приходится постоянно их облизывать, а это, он знает точно, заводит Гокудеру до чёртиков. И Хибари не может удержаться от глухого стона, когда глаза фокусируются на партнёре. Свободолюбивый и непокорный Хаято стоит перед ним на коленях с членом во рту, растрепавшаяся светлая чёлка спадает на глаза, затемняя их, делая взгляд ещё более возбуждающим, одна рука держит член у основания, а вторая резкими движениями расправляется с пряжкой ремня и залезает в собственное бельё, чтобы подарить хоть малое облегчение. Гокудера замечает, как рука Кёи сжимается в кулак, вбирает в себя член до самого основания и задерживается так ровно на две секунды — именно столько ему нужно, чтобы положить руку Хибари себе на голову и сжать за него пальцы, путаясь в длинных волосах. Более жирного знака невозможно себе представить, и теперь Кёя задаёт свой ритм, двигая лишь одной рукой. Это всё ещё игра, и он не собирается проигрывать. Лишь подыграет немного, чтобы обоим было интереснее. Гокудера напрягает шею, останавливаясь против воли Хибари, и снимает с себя его руку. Он мог бы продолжить, но терпеть уже нет сил. Ему нужно больше здесь и сейчас. И никакие отсрочки не принимаются. — А я смотрю, ты соскучился по мне за эти две недели, — сквозящим самодовольством тоном говорит он, вытирая губы тыльной стороной ладони. — Давненько не видел тебя… таким. Кёя неприязненно морщится и заставляет свою грудную клетку успокоиться — уж слишком резво она задвигалась в последние минуты. В ответ на молчание Хаято усмехается и стягивает с себя пиджак, следом за ним на подлокотник ложатся штаны и бельё, и Гокудера остаётся в одной тонкой рубашке и с кучей украшений на запястьях и шее. — Тебе стоит подготовиться, — говорит Кёя самым безразличным на свете голосом, и это лучшее его проявление заботы. — Я всегда готов, — скалится Гокудера, устраиваясь на коленях партнёра. — По крайне мере, когда прихожу в твой кабинет. Одна бровь Хибари приподнимается, но тут же опускается. Всё-таки удивил, внутренне радуется Хаято и достаёт из кармана джинсов флакончик смазки. Он действительно подготовился заранее, поэтому сейчас ему не нужно много времени: нескольких движений хватает, и Хаято выливает щедрую порцию смазки на член Кёи, даже не задумываясь о том, что бессовестно пачкает диван. Дожидаться помощи от Хибари бессмысленно, и Гокудера лишь берёт его плечи за опору. Коротко мазнув губами по его губам, Хаято начинает насаживаться на член партнёра, выдыхая сквозь зубы. Первое движение всегда неприятное, и Гокудера утыкается лбом в лоб Кёи, заново привыкая к ощущению заполненности. Хочется съязвить, но сил на слова не остаётся, и он лишь горделиво выпрямляет спину, полностью оседлав никому не подвластного Хибари. Ухмылка вновь появляется на его губах, одной рукой он убирает чёлку с лица и смотрит на Кёю сверху вниз, по полной наслаждаясь этим моментом. Он надавливает на его плечи, Хибари понимает, слегка сползает вниз по сидению, чтобы дать партнёру возможность двигаться, и Гокудера больше не медлит. Слегка приподнимаясь, он вновь и вновь опускается на член Кёи, не сдерживая редкие стоны, и неотрывно смотрит на Хибари, что откинул голову назад, на спинку дивана, полностью отдаваясь происходящему. Не только для Гокудеры последние две недели были испытанием, не только он заждался. Член Хибари попадает по простате, и Хаято изгибается, откинув голову и издав неестественно высокий протяжный стон. Он прекращает двигаться, опускает голову, смотрит на Кёю долго-долго, после чего обнимает за шею и целует — медленно, глубоко, так, как может только он, и так, как это любит Кёя. Впервые за игру его зелёные глаза закрываются, он уже не думает, выиграл или проиграл, когда сильные ладони сжимаются на его бёдрах, и он снова поднимается лишь для того, чтобы после ещё раз опуститься. Они не разрывают поцелуй, когда Гокудера продолжает двигаться. Только когда в следующий раз всё тело Хаято словно прошибает током, он отстраняется, смотря на лицо Хибари задурманенным взглядом, до того развратным и желанным, что Кёя рычит, насаживая Хаято на свой член снова и снова, попадая по простате ещё раз и ещё раз. Гокудере так хорошо, что глаза начинают слезиться, ему кажется, что он больше не вынесет, но уже не может остановиться. Стоны срываются с его губ с каждым движением, и он не замечает, когда Хибари успевает расстегнуть его рубашку. Он почти что воет, когда влажные губы обхватывают его сосок, и этот звук заставляет пальцы на ногах Кёи поджиматься, а таз — толкаться навстречу движениям Хаято, что с каждой минутой становятся всё быстрее и отчаяннее. Хибари теребит второй сосок пальцами, утопая в стонах и собственном несправедливо громком дыхании, чувствует, как подрагивают ноги Гокудеры, и вновь подхватывает его под бёдра, приподнимая и грубо толкаясь внутрь, пока губы оставляют у бледной ключицы наглядное доказательство происходящего. — К-кёя… — хрипло выдыхает ему на ухо Хаято, из последних сил не сбавляя темп, и Хибари решает сжалиться. Ему хватает несколько раз провести по члену Гокудеры, чтобы тот кончил, пачкая спермой рубашку и собственный живот, и весь он сжимается так сильно, что Кёя не выдерживает и кончает вместе с ним, насадив Хаято на себя до самого конца. Лоб Гокудеры утыкается ему в плечо, и Кёя не сдерживается — тратит остатки сил на то, чтобы поставить засос на беззащитно подставленной шее, и в награду получает последний стон. Игра закончилась без победителя и проигравшего, и это даже не ничья. Хибари хочется вернуться в свою обычную ипостась, спихнуть с себя тяжёлое тело и избить до смерти за всё хорошее, но ещё больше хочется растянуть мирную истому, и он прижимает тёплое тело к себе, а Гокудера едва заметно усмехается самому себе — соскучился всё-таки.