Белые розы, белая постель, ты.

      Пиковый Король идёт по коридору в заветную комнату, где ждал его трефовый валет. В руках он держал небольшой букет любимых цветов Зонтика — белые розы.       Восьмой старается сдерживать спокойный вид, при этом зная, что когда увидит валета не сможет сдержать хмурого лица. На душе станет неспокойно, будет чувствоваться горечь и вина за то, что не был с ним тогда рядом. В то тяжкое время. Не уследил за тем, что творится с любимым.       Он осторожно, как можно тише поворачивает ручку и приоткрывает дверь. Заглядывает в комнату и видит лежачего шестого в кровати. Вид мягко говоря ужасный. Грустные печальные глаза, при этом видна натянутая улыбка. Под глазами синяки и мешки от бессонницы и недосыпа, а также красные следы от слёз. Почти весь младший укрыт покрывалом, обнимает его и сжимает в руке. Пустой и мёртвый взгляд устремлён куда-то в потолок.       Глаза, которые были похожи на васильки в те светлые дни, обратились в тусклые, почти серые камни. Ту счастливую, благодарную, милую улыбку увидеть было почти невозможно, только совсем редко. Чаще всех её видел Пик, даже можно сказать только он.       Король проходит в комнату, останавливаясь у рабочего стола, закрывает за собой дверь со скрипом и вновь смотрит на любимого. Тот устало поворачивается в сторону пришедшего. На лице натянулась лёгкая улыбка, когда взор бросается на мрачного пикового и на белый букетик цветов. На душе стало не так тускло, более-менее тепло.       Валет слегка поднял руку и потянул к восьмому. Лёгкое движение кистью руки и Пик уже рядышком садится на кровать. Он немного поёжился, чтобы присесть в более удобную позу и послышался скрип кровати. Негромкий, но его хватает чтобы нарушить тишину комнаты.       Пиковый Король взял протянутую руку и поднёс к своему лицу. Он чуть повернул запястье и поцеловал его. Такой лёгкий, мокрый, приятный поцелуй, от которого по телу началось расплываться тепло и нежность, что помогали пережить эту мучительно-долгую смерть.       Восьмой бережно отпустил бледную руку на белую помятую постель. Зонтик тяжко вздохнул и глянул в янтарные глаза и восстановил зрительный контакт. Началась игра в гляделки. Обычно она длилась максимум десять минут, но в основном игра заканчивалась на пятой или седьмой минуте.              Сейчас Пик смотрел в вялые и засохшие васильки, снова в попытках уничтожить это тонкое, но прочное ледяное покрытие в них. Зонтик же вглядывался в янтарные глаза короля, ища в них поддержку и сочувствие. На вид ничего такого найти нельзя было, но он знал, что если всмотреться в самую глубь этих глаз, то можно отыскать много чего тёплого и нежного.       Игру как обычно прервал первый Пик. Он осторожно, без резких движений наклонился к лицу шестого. Ладонью приложился к его щеке и прислонился к покусаным холодным губкам. Это было больше похоже на простое прикосновение, чем поцелуй, при этом дорогое. Каждое могло стать последним. Да и меланхолика трогать и затруднять с движениями не хотелось.       Пик отстранился от слабых губ валета и подсел ближе. Он взял его ладонь и как можно осторожно стянул её с щёки, вновь укладывая на постель.       — Ты как сегодня? — Пиковый тяжело выдохнул, не разрывая зрительного контакта с трефовым.       — Ничего не поменялось. Также как вчера. — Голос был тихим, подавленным. Будто бы сейчас это последние слова, а после его не будет слышно. Никогда.       — Куромаку давал тебе таблетки?       Для ответа хватило лёгкого кивка. Король пару раз медленно моргнул и вспомнил про очередной подарок от себя валету. Он быстро глянул на белые цветы. Повертел букет в одну сторону, в другую. Несильно, но всё же один лепесток упал на ковёр.       Солнечный чистый свет пролезает в комнату, заполняя почти каждый предмет в ней, кроме шестого клона. Это заметил и Пик. В последнее время его стали привлекать такие мелочи, которые и в принципе никому неинтересны.       Он ещё раз осмотрел взглядом розы и протянул букет к лежачему. Бережно, стараясь ничего не повредить и ничего не разрушить. В глазах младшего засияли крохотные огоньки радости и некого счастья.       — Это тебе.       Букет уложился почти под боком голубовласым и стал отдавать приятным ароматом. В душе будто пробудились маленькие певцы и музыканты, играя музыку и подпевая.       — Спасибо, Пик.! Люблю тебя.!       Последние два слова попали прямо в сердце восьмого, в то самое время, когда оно обливалась кровью. Он не мог смотреть на измученного трефа, не мог. Но должен. Он понимал и знал, что его взгляд, он сам необходимы для шестого.       — И я тебя… — Пальцы осторожно зацепили прядь волос и чуть погладили её. Всё же волосы остались такими же мягкими и нежными, приятными для рук.       И снова, снова он выдавил тяжёлую для себя, но тёплую улыбку для короля. Можно было растаять от такой нежности и искренности голубоглазого. Для старшего это был факт.       — Почему солнце попадает почти в каждый угол комнаты, даже на меня, но тебя пропускает? — Янтарноглазый смотрит в окно и снова задаётся этим вопросом.       — Знаешь… Видимо не всем суждено попасть под тёплые лучи солнца. И мне похоже тоже. Всё-таки не смог стать достойным… Так бывает…       В глазах Пика сквозило удивление. Не впрямь такое сильное, даже с каким-то интересом. Ведь, Зонтик никогда не отвечал на данный вопрос. Похоже не мог придумать чего ответить и просто помалкивал, пожимая плечами. Король хмыкнул и нахмурил брови.       — Достоин, — Грубо отозвался старший смотря на пол. Не любил он, когда к его излюбленный валет говорил что-то подобное. За это мог дать хороший подзатыльник или легонько шлёпнуть по губам. Но сейчас младший совсем был слаб и хрупок. Одно небрежное движение или прикосновение в его сторону, на теле появятся царапинки, шрамы, изъяны. Всё рухнет. — Ты достоин быть под этими чёртовымы лучами. И даже не вздумай ляпнуть что-нибудь подобное.       — Тогда… Тогда можешь посадить меня к себе на колени.? Может быть солнце так попадёт и на меня? — Шестой чуть ли не дрожащим голосом попросил трефовый и с надеждой посмотрел на пикового.       — Уверен? Если я дотронусь не там и сделаю больно, то всякое может быть… Не собираюсь делать тебе больно. — В сердце ёкнуло. Будто игла туда воткнулась. Он ужасно беспокоится за здоровье и состояние меланхолика. Особенно если считать то, что он ничего почти не ел, совсем исхудал. От одного его вида и еле-еле выходящих слов с тихим голосом сжималось сердце.       — Всё будет хорошо. Я тебе доверяю, и знаю, что больно ты мне не сделаешь. Пожалуйста, Пик.       Обладатель фиолетовых волос вздохнул. Он осторожно стянул белое одеяло с валета и бросил куда-то на её край. Пододвинулся ближе и бережно посадил Зонтика на постель, белую и помятую. Пик делая как можно меньше резких и возможно доставляющих боль движений, взял того на руки и усадил к себе, придерживая и несильно прижимая к телу.       На голубоволосого сразу упал солнечный свет. На его лице расцвела благодарная и милая улыбка. Дрожащая рука потянулась к пиковому лицу и дотронулась до щеки, начиная её поглаживать. Король любил такую ласку. Да и сейчас любит, но только нет времени ему гладиться о ладошку трефа. Казалось, каждая минута, каждая секунда на счету. Вот что травило его душу, разум, сердце.       Сейчас же, размышляя над всем этим, Пик и не заметил, как ладошка опустилась и улеглась на животе валета, а сам он задремал. Слышались тихие сопения. Как бы они не превратились в тишину…       Он также аккуратно положил возлюбленного в постель и накрыл одеялом. Голова смирно лежала на мягкой белой подушке, а тело прикрывало такое же белое одеяло. Оно тяжело поднималось к верху, когда шестой «забирал» к себе в лёгкие воздух.       В таком спокойствие восьмой наблюдал за Зонтиком минут сорок. Но когда сопение прекратилось, всё поглатил мрак, волнение, страх. Он быстро и резко пододвинулся к младшему, небрежно переложил букет на другую сторону кровати и наклонился ухом к его груди. Зрачки сузились, сердце бешено забилось, и, в конечном итоге разбилось. Разбилось на тысячи маленьких осколков. Он не услышал биение сердца. Ни единого стука. Совершенно тихо.       По комнате, коридорам, квартире раздался душераздирающий крик. В нём смешалась вся боль, которую испытал Пик за время неизвестной болезни трефового валета. Через пару секунд послышались громкие и торопливые шаги, которые приближались к комнате.       Пиковый дал волю эмоциям. Слёзы покатились из глаз чуть ли не ручьём. Он упал на колени на пол и взял в свою грубую ладонь мёртвую ладошку меланхолика, сжимая её. А безмолвное тельце продолжило бездыханно лежать в белой постели, с белыми цветами. В дверь стали бить кулаками и просить открыть её.

«Белые розы, белая постель, ты.»